Видения Васениной

      Ночь была холодной, но благодаря постоянно горевшей печке никто не замерз, и ночевка в целом была сухой и теплой. Неля даже умудрилась выспаться за дежурство и при этом не увидеть никаких снов, что тоже радовало ее в нынешней ситуации. Они с Рустиком подняли ребят так же рано, как и вчера — даже продлив себе контрольный срок, Глеб видел, что они отстают от графика, и теперь было не до поблажек. Быстро позавтракали, собрались и уже в десять часов вышли со стоянки.       След манси снова помогал им, и поначалу они шли бодро и весело. Вчера вечером и сегодня утром Вадя Шакунов успел соорудить свое новое изобретение — сколотил сани из запасных лыж и палок. «Это гениальное решение! — говорил он. — Больше никакого рюка под сорок кило за спиной!» Но никто не спешил ему завидовать. Сани с рюкзаком ехали медленно, сбивали лыжню и уже через пять минут опрокинулись в сугроб.       Вадик старался не показать, как его задела неудача, но все видели эту недовольную мину. Чудо-изобретатель мог расписывать поистине удивительные вещи, мог строить самые четкие схемы и понятные инструкции. Но почему-то на практики все его идеи терпели неудачу — за этот поход таких было уже две. Неля искренне надеялась, что однажды он станет великим изобретателем, потому что создаст действительно удивительную и важную вещь, которая будет работать. Но также она надеялась — втайне — что за этот поход экспериментов больше не будет.       Когда они еще не ушли далеко от Малика, то устроили спонтанный привал — место было открытое, снег — неглубокий, а погода теплой. Казалось, что они заслужили небольшой перерыв, потому что идут без проблем, быстро и наверняка доберутся до Раупа затемно.       Перекусив, все поначалу лениво восседали на рюках и вели светскую беседу. Но затем Броня кинул в Рустика первый снежок, и это положило начало настоящей баталии.       Во всеобщее веселье не вмешивались только Вася, Глеб, да Неля держалась рядом с ними. Получить в лицо снежок ее не прельщало, но нравилось наблюдать за ребятами. Пока Рустик и Броня валяли Шакунова в сугробе, Норкин фотографировал их, а Люся пыталась расшевелить миролюбивого Юрку Дорошенко, закидывая его снежками. Неле было почти жалко смотреть на то, как он безуспешно пытается защититься от Коломийцевой, но при этом не мог скрыть улыбку и смех.       Неля случайно услышала, что говорил Глеб, и после уже не могла дальше смотреть на ребят. Она не хотела подслушивать, но так и замерла за спинами парней, не в силах ни уйти, ни подойти ближе.       — Настоящий руководитель такого бы не допустил, — говорил Глеб, и Неле мнилась какая-то незнакомая прежде боль в его голосе. — Я не должен, не имею права показывать слабину перед группой. Следовать только плану, ни шагу в сторону, ни шагу назад!       — Но они понимают, что ты не механический, — подумав, ответил Вася. — Что ты тоже можешь допустить ошибку…       — Я не имею право на ошибку! Высшая категория трудности, дикая местность, восемь человек в группе, из них две девочки. Как тут можно допустить ошибку? Я отвечаю за всё! — Он снова тяжело вздохнул. — Наверное, поэтому каждую секунду жду, что с кем-нибудь случится беда, и не могу иначе.       Неля до рези в груди захотелось подойти к нему, сказать, что она в него верит, что он напрасно сомневается, и у него все получится. Может, даже обнять, чтобы он наверняка почувствовал ее поддержку.       Но она оробела, не подошла. И Глеб ничего из этого не узнал.       И Вася, конечно, не стал говорить ничего такого. Только крякнул и потянулся.       — Не бери в голову. Ребята в тебе души не чают. Да и мне нравится ваша группа. Одна из лучших, в которых я бывал.       Неля видела, что ему хотелось подбодрить Глеба, на свой маневр, но его это утешило мало. Он так и сидел, хмуро наблюдая за ребятами, и вряд ли замечал, что Нели среди них не было.

***

      «Пока шли по Малику, погода окончательно испортилась. Ветер был теплый, но очень сильный, приходилось идти, пригнувшись и крепко налегая на палки. Но мы продолжали подъем в гору — пусть и медленно — без остановок.       Сначала кончились ели. Затем березы, и мы вышли на границу леса. Здесь, у кривых деревцев, сделали последнюю, быструю остановку, чтобы натянуть на себя вторые рукавицы и маски от ветра и снега. Уверена, все мальчишки сейчас мысленно благодарили заботливую Люську, которая перед каждым походом смотрит, у кого прохудились рукавицы или носки и вяжет новые, следит, чтобы никто ничего не забыл. Тогда, в теплом общежитии, все посмеиваются над ней, но только сейчас, при таком ужасном ветре, они могут оценить ее заботу.       Запасных рукавиц не оказалось только у Васи, потому что Люся не знала, что он идет с нами, а Саша забыл отдать те, что были у него. Кто-то предложил ему свои, но Постырь гордо отказался и заявил, что такой легкий ветерок ему нипочем. Как бы потом не пришлось растирать обмороженные руки этого пижона!       Юра предлагал натянуть между нами веревку, чтобы никто не потерялся, но Глеб отказался. Ветер такой сильный, что будет раздувать шпагат, а следить еще за ним в такую погоду — пустая трата сил и времени. Он поначалу собирался идти замыкающим, но потом поразмыслил и, видимо, решил, что никому не может доверить место головного.       — Будешь последним, — бросил он Норкину, вглядываясь в перевал перед нами, который был почти неразличим из-за метели.       Коля развел лыжными палками.       — Спасибо, что так деликатно указал мне место!       В последний раз вздохнув, мы отправились вперед, в снег и ветер.       Я занимала место в середине, сразу за Васей, но наша цепочка так растянулась, что я едва ли могла разглядеть его темный рюкзак. Когда ветер швырял снег в лицо, и небо, земля — все смешивалось в одну ослепляющую, белоснежную массу, я особенно сильно боялась сойти с лыжни и остаться в этой пустоте навсегда, одной, точно выброшенная в открытый космос. Но в такие моменты я оглядывалась назад и каждый раз видела за спиной Юру, который старался идти как можно ближе ко мне. Возможно, я поступаю неправильно, что пишу это, но мне ничего больше было не надо в эти минуты, и я была благодарна Дорошенко за его присутствие.       Со стороны раздался протяжный гул, словно выступив поверх бесконечного воя ветра. Я приостановилась, прислушиваясь. Неужели волки?..       — Васенка! Ты чего? — прокричал Юра, быстро добравшись до меня.       Я обернулась к нему, и в этот же миг гул раздался снова — ближе, громче, отчаяннее.       — Юра, что это такое? Кто воет?       Я стояла, забыв, что нужно идти дальше, чтобы не отстать от ребят, забыв, что нас девять человек, и мы можем справиться с чем и с кем угодно. В эти минуты я забыла обо всем этом. Были только метель, вой и Юра рядом со мной.       — Не знаю, — честно ответил он, дергая «уши» своей шапки, чтобы лучше расслышать. — Но это вряд ли опасно. Может, ветер так гудит. Пойдем дальше. Устала?       Я быстро помотала головой и удобнее перехватила палки, собираясь идти дальше. Ветер, конечно, что же еще. Был бы со мной Шакунов, он бы наверняка постарался объяснить это явление с точки зрения физики, разобрав по атому и гул, и ветер, и снег.       Нас уже настиг Броня, и мы все втроем поспешили догнать ребят, пока лыжню не замело. Я представляла себе, как Глеб первый продвигается вперед, с трудом прокладывая путь в мерзлом, твердом снеге, по которому скользят лыжные палки, и есть риск сломать лыжи. Представляла, как он слышит этот ужасный вой, но тут же говорит сам себе что-то вроде: «Это из-за низкой температуры воздуха» или: «Обычное явление на такой высоте в горах Урала» или что-то еще, простое и понятное. Представляла, как он идет дальше и думает о том, что он отвечает за каждый вздох каждого человека в группе и не имеет права даже на самую маленькую ошибку. Представляла, и мне хотелось быть рядом с ним как никогда сильно.       Мы догнали Васю и остальных возле скалы. Я поначалу изумилась: неужели мы успели взобраться на Рауп? А затем поняла, что это всего лишь останец, который одиноко торчал на перевале.       Ребята, которые шли впереди, поджидали нас здесь, сняв лыжи и укрывшись за скалой от ветра. Когда я наконец-то увидела Глеба, который до сих пор был в маске и сам на себя не походил, я решила, что теперь мне не о чем волноваться. И тогда вой раздался снова.       Громкий, протяжный, душераздирающий. Он прокатился над нашими головами, словно рядом стоял старик-великан. От неожиданности я выронила одну палку, втянула голову в плечи, а сама смотрела наверх — не иначе, как старалась рассмотреть лицо этого ужасного старика.       — Это останцы, — конечно, кроме Вадика никто больше не мог это сказать. — Видишь, как выветрились? Вот-вот рухнут. Это они из-за ветра так стонут. Правда жутко?       Нет, все же Шакунову стоило объяснить это с точки зрения науки — атомов, молекул и формул, это бы меня успокоило куда больше.       Пока я оглядывалась, пытаясь рассмотреть другие останцы, Глеб вышел вперед, стянул с лица маску и громко спросил:       — Все здесь?       И тут мы осознали, что высматривать нужно было не скалы, а друг друга.       Мы потеряли Люсю и Колю.       — Лю-ся-я!       — Ко-ля-я!       Крики на разный лад на время заглушали даже вой скал. Глеб и Вася отправились на поиски, и оставшиеся Вадик, Юра, Броня и Рустик во все горло звали ребят, глотая ледяной воздух. Я поначалу тоже звала, но у меня быстро сел голос, и теперь я беспомощно напрягала глаза, смотря вперед, в белизну, в пустоту, в ветер и снег.       Как они могли потеряться? Что с ними произошло? У меня сердце ныло от тревоги, особенно за Люську.       Подошел Рустик и заботливо стряхнул снег с моих плеч.       — Не переживай, найдутся, — чуть хриплым голосом произнес он. — Отстали просто немного, сейчас Глеб с Васей их быстро приведут…       Я хотела кивнуть, но мышцы словно окаменели, и я могла лишь неподвижно стоять, как еще один останец (оказалось, что их было пятеро, так что я была бы шестым) и смотреть вперед.       В белизну.       В пустоту.       В ветер и снег.       А если кто-то из них ранен? Упал в какую-нибудь яму, как Шакунов недавно. Или сломали себе что-нибудь? Что тогда мы будем делать, на этом продуваемом всеми ветрами перевале?       Глеб никогда себе не простит, если с нами что-нибудь случится.       — Лю-ся-я!       — Ко-ля-я!       — Лю-ю-ська-а!       И Вася с Глебом до сих пор не вернулись — а если они тоже заблудятся и уже не смогут найти дорогу назад?..       — Ребят, нужно что-то делать! — проорал Шакунов, жмурясь от ветра. — Здесь оставаться нельзя! Пойдем по их следам, пока лыжню совсем не замело? К Малику?       Никто ему не ответил. Здесь не было ни Васи, ни Коли, которые могли оспорить решение Глеба и предложить свой вариант. Все остальные просто привыкли следовать четким указаниям. И сейчас они были.       «Ждите нас здесь!» — приказал Глеб, прежде чем уйти вперед.       В белизну.       В пустоту.       В ветер и снег.       Я не сразу поверила своим глазам. Не смогла понять, что движущиеся темные фигуры в метели — это наши ребята, а не останцы или мансийские духи.       — Встаем! — скомандовал Глеб, еще не добравшись до нас. — Возвращаемся к Малику!       Пока все снова натягивали лыжи, поднимали рюкзаки и палки, я добежала до Глеба. Прежде чем он успел осознать хоть что-то, я крепко, порывисто обняла его, стиснув пальцами запорошенную снегом штормовку.       И только в этот момент, закрыв глаза, я почувствовала полное спокойствие. Как будто останцы, ветер и снег пропали, словно это всё, это мучительное ожидание было лишь сном. Кошмаром. И сейчас это прекратилось и осталось в прошлом.       Глеб не отстранился от меня. Но и не обнял в ответ. Лишь выдохнул мне в плечо и пробормотал:       — Лучше помоги Люсе…       Люся! Люся и Коля! Стыдно признаться, но я даже про них забыла на эту дорогую для меня минуту. Я быстро отпустила Глеба и посмотрела за его спину.       Люся и Коля только что подъехали на нашу крошечную, импровизированную стоянку. Оба заметенные с ног до головы снегом так, что и не узнать. Я бросилась к ближайшему из них, кто бы это ни был, и только обняв, услышала оханье Норкина.       — Черт, ну ты и нашла время, Нелли!.. Да отпусти уже, вся в снегу будешь…       После меня к нему поспешили Броня и Юра, чтобы отряхнуть и поправить лямки рюкзака.       — Ну, рассказывай, что с вами приключилось!       — Никто не ранен? Все в порядке?       Я была уже рядом с Люськой. Она стояла, прислонившись к останцу, и переводила дыхание. Рюкзака на ней не было, маски тоже, шапочка надета криво, и золотистые пряди волос трепал ветер. Открыв глаза и увидев меня, она широко улыбнулась и отлипла от скалы. Я крепко обняла ее, и только сейчас обратила внимание, какая же все-таки она маленькая. Когда Люська сердится или наоборот, счастлива, поет, танцует — ее всегда слишком много и даже не задумываешься, что на самом деле она как воробышек.       — Ты как? — выдохнула я и еще не отпустив, начала сметать снег с ее штормовки. — Все хорошо?       Я уже почти наверняка знала, что ответ будет положительный — раз все здесь, и никто не суетится, никто не просит помощи. С Люсей редко происходят неприятности — она не отстает, не жалуется и слишком умна, чтобы лезть во всякие сомнительные места. Поэтому я все же посматривала на нее с долей волнения, хотя подруга улыбалась так счастливо, будто вовсе не терялась.       — Да, все в порядке… Но это я во всем виновата, Васенка! Не удержалась и упала, ударилась… — она потрогала пальцами свой опухший нос. — А еще этот ветер и этот вой! Ты слышала?       Я не успела ответить ей — ребята полностью собрались, и Глеб вновь выдвинулся вперед.       — Ребята, мы не успеем добраться до Раупа затемно! — громко объяснил он. — Возвращаемся к Малику! Смотрим друг за другом! Вперед, за мной!       Наша цепочка немного перестроилась. За Глебом выстроились Юра, Рустик и Броня, затем встала я, а за мной шли уже все остальные.       Ребята были порядком измученные этим бессмысленным подъемом, хоть и понимали, что тащиться сейчас к Раупу — не лучшая идея. Юра что-то кричал насчет этого не то Глебу, не то Рустику, но я не поняла, ответил ему кто-нибудь или нет. За мной тоже слышались обрывки фраз Постыря, который шел следом, но я не хотела отвечать ему и не знала, поддерживал ли беседу тот, кто шел позади него.       Таким образом, мы до сумерек смогли вернуться в долину. Рауп остался недосягаемым, скрытым за снегом и ветром, под защитой воющих останцев.»