***
— Ну вот, — продолжал Осни, — он, значит, начал орать, «Моя рука! Моя рука!», а я поднимаю её с пола и говорю, «Так вот же она!». Они залились смехом. Это было чертовски славно — гулять под палящим солнцем Королевской Гавани со своими братьями, тратить направо и налево королевские денежки. Как будто Станнис Баратеон, неведомым образом избавившийся от мятежного брата, не грозил городу своей огромной армией то ли в шестьдесят, то ли в сто тысяч голов. Как будто улицы не были пустынны, а редкие прохожие не бросали вокруг мрачные, испуганные взгляды, словно каждый миг ожидая снаряда из требюшета, падающего с неба прямо на их головы. Да, скоро эти улицы зальёт кровь, но то будет потом. Сегодня они гуляли. Братья разоделись в самое лучшее. Осмунд надел свой любимый винного цвета дублет из дорогой ткани и кроваво-красный плащ с колючим гербом Кеттлблэков, стянутый на плече массивной цепью. Этот костюм Осмунд заказал по прибытии из Эссоса пять лет назад, и успел сильно прикипеть к нему. Осфрид на деньги королевы обзавёлся строгим дублетом из чёрного бархата, подчёркивающим его стройную фигуру. Его борода и усы были аккуратно подстрижены замковым брадобреем. Как всегда гладко выбритый, Осни, самый младший из братьев, щеголял в ослепительно белом костюме с чёрным и багровым шитьём. Покрытая чёрной эмалью брошь в виде котелка скрепляла на его груди короткий белый плащ. Красивую картинку портили розовые пятна от вина, к бутылке с которым братец периодически прикладывался. Они уже миновали один бордель, другой, третий, и, наконец, остановились перед гордостью Шёлковой улицы. — Это здесь, — объявил Осмунд. Осни с интересом оглядел здание. — Был здесь, — сказал Осфрид, — Очень дорого. Ты уверен, что когда она давала тебе деньги на слежку за борделем, она имела в виду «Завалитесь туда втроём и перетрахайте половину девок»? — Ну, братец, — Осни оторвался от бутылки, — Я совершенно уверен, что именно это она и имела в виду! — Ты всегда был занудой, — Осмунд решительно пошёл вперёд, — Мы теперь не жмёмся, забыл? — Я не забыл, как мы жрали овсянку на Перстах… да пошли вы, я в деле, — он принялся нагонять братьев. Они прошли под позолоченным фонарём, висящим над дверью, и терпкая вонь Королевской Гадости резко сменилась сладким запахом каких-то дорогущих специй. Всё вокруг было в шелках, бархате, позолоте. Под их ногами две мозаичных девицы ласкали друг друга губами и руками. — Охренеть! — воскликнул Осни и приложился к бутылке, — так вот в какие места денежные мешки ходят ебаться! — Теперь мы — денежные мешки! — громогласно объявил Осмунд. Усмехнувшись, Осни обнял старшего брата за плечо и отсалютовал полупустой бутылкой стройной крутобёдрой летнийке, которая и была хозяйкой этого милого места. — Оп-пределённо! И мы здесь, чтобы ебаться! Катайя дежурно улыбнулась, обнажая зубы такие же белые, как у королевы, но выделяющиеся ещё больше на фоне её гладкой тёмной кожи. — Я и моё скромное заведение к вашим услугам, милорды!***
Он помнил жаркий день, когда сир Роберт Стоун привёл своего юного оруженосца послушать речь одного рглорианского проповедника. Толпа зевак словно сговорилась с солнцем, чтоб прикончить его при помощи жары. Осмунд потел как собака и постоянно прикладывался к фляге с водой. — И зачем мы здесь? — проворчал он, глядя, как худой старик в красном одеянии поднимается на деревянный помост. — Рыцарь, юный Осмунд, должен упражнять своё тело не только в умении убивать. Духовная пища не менее важна для твоего воспитания. Осмунд вздохнул. Он бы охотней завалился в кабак с Беном Пламмом и парнями, а к концу гулянки подхватил бы парочку девиц, летнийку и валирийку, и заперся бы с ними на ночь. Однажды настанет тот день, когда ему больше не придётся слушать старых козлов. Однажды… — Говорю вам, — блеянье рглорианца разносилось на всю площадь, — Когда Р’хллор вложил в человека частицу своего пламени, он даровал ему свободу выбирать и нести ответственность за свой выбор. Но не всё так просто. Фляжка опустела. Осмунд вздохнул и поймал на язык крупную каплю пота, скатившуюся по лицу. — И как у тебя язык ещё ворочается, — пробурчал он. — …Ибо, говорю вам, человек не прост. Р’хллор в своей мудрости дал человеку больше, чем скотине, чтоб и спрос с него был больше. Природа человека двояка. Говорю вам, человек подобен всаднику на скакуне. Глупая скотина ведома лишь своей животной природой, но всадник, одарённый Р’хллором, сдерживает её порывы и твёрдой рукой направляет к цели. — Этого нет в их священных книгах, — пробормотал сир Роберт. — Вот и заткнулся бы он со своей хернёй, — огрызнулся Осмунд, от скуки рассматривая стоящих в толпе девиц. Сир Роберт никак не отреагировал на это. Как обычно. — …Но скакун и всадник не могут быть равны. Кто-то один всегда сильнее. Если человеческая натура победит, ты воистину выполнишь волю Р’хллора. Но горе, если в тебе победит безмозглое животное! Смуглая простолюдинка в первых рядах была весьма миловидна. Хотел бы Осмунд, чтоб кто-то смотрел на него такими глазами, какими она смотрела на дурацкого плешивого старика. — …Я говорю вам, обратите свой взор вовнутрь! Взгляни в глубины своего сердца — и ответь самому себе: ты — всадник?.. Пожалуй, сегодня Осмунд поведёт в кабак её. — …или ты — животное?***
Осмунд блаженно растянулся на кровати, закинув руки за голову, пока рыжая головка его осводомительницы скользила вверх-вниз меж его бёдер. Отец говорил ему, что у каждого человека есть свой талант, и истинная добродетель была в том, чтобы раскрыть и развить его. Талант Осмунда был в том, чтобы работать мечом. Мизинец и старик Освелл были рождены для того, чтобы работать головой. Данси тоже. Осмунд застонал, прижимая её голову к себе, погружая всю пятерню в её густые огненные волосы. Наёмник закрыл глаза в сладкой неге. Некоторое время они просто лежали так. Затем его рука соскользнула. Данси приподнялась, встала на колени на роскошной кровати, вся молоко и пламя. Веснушки покрывали белую кожу её небольших упругих грудей, её миловидного личика с маленьким вздёрнутым носиком и большими бесстыжими глазами. Мужское семя стекало с её пухлых губ по точёному подбородку, капало на крепкую грудь. Глаза Осмунда невольно следили за этим мерным «кап-кап». Данси изогнула рот в хитрой улыбке. — Милорд доволен мной? Осмунд лишь вздохнул и блаженно улыбнулся. Их тела блестели от пота после долгой скачки. — Ты очень хороша. Но твой ротик ещё не полностью отработал свои деньги. Она убрала рыжую прядь с глаза и подмигнула. Осмунд почувствовал, что его тело снова пробуждается. — Это Йайя. Маленькая чёрная блядь, мамочкина дочка. Старая сука решила подложить своё отродье под лорда Десницу, — маленькая ручка Данси схватила Кэттлблэка там, где он был более всего уязвим, и принялась безжалостно пользоваться его беспомощностью, — Если она может иметь больше, почему я не могу? — удостоверившись, что седалище отвечает её нуждам, красавица уселась на Осмунда, развернувшись к нему круглым задиком. Алайайю Осмунд знал. Изящная летнийская штучка, которая, казалось, никогда не устаёт. В постели была изумительно хороша: каждое движение, каждое действие было тщательно выверено. Однако, ей недоставало пыла и норова Данси. Алайайя была искусной, но, пожалуй, несколько отчуждённой. Хотя Осни предпочитал именно её. — Если ты хочешь больше, я сейчас позову своих братьев, — пообещал Осмунд, наблюдая, как как роскошная рыжая грива девицы прыгает по гибкой девичьей спине, пока она входит в темп. Данси глянула на него хитрой лисой через плечо. — Обоих? — с надеждой спросила она, и её ресницы затрепетали. «Знает все нужные слова», ухмыльнулся Осмунд, «Если это не тот человек, который наслаждается своей работой, то таких людей не существует». — Всё… для тебя… дорогая, — выдохнул он. — Теперь ты расскажешь про Йайю… тем, на кого работаешь… да? — её голос был иссуплённо-хриплым, её голова была задрана вверх. — Рано. — Тогда… что ты… будешь… делать? — Продолжать… наблюдение! — обеими руками Осмунд резко сжал её пухлые ягодицы, заставив девку весело взвизгнуть. Какое-то время они просто трахались. Осмунд лежал и любовался, пока рыжая шлюшка скакала на нём задом наперёд. С его позиции был виден край её груди, прыгающий в такт любовному танцу. Идеально. — Из-за Йайи я проиграла Марее ожерелье из чёрного жемчуга! — пожаловалась она вдруг, — Я придумала спор, чтобы проверить, будет ли лорд Десница спать с другой девочкой, — она снова бросила взгляд через плечо, — Я очень умная, правда? Я очень-очень умная? — с каждым словом она насаживалась всё яростней на его разгорячённую плоть. Осмунд утвердительно простонал. Это всё, что он мог сделать. — Я ненавижу Йайю! Если я буду очень-очень-очень хорошей девочкой, ты убьёшь её ради меня? — Данси всё наращивала и наращивала темп. — Я убью… весь мир… ради тебя… — прохрипел Осмунд и взорвался внутрь неё. Данси рухнула на него спиной. Он схватил руками её груди, принялся тискать их. Они лежали, тяжело дыша. Девица, не теряя времени, принялась окунать пальцы в семя, стекающее по её бёдрам, и слизывать его, погружая пальцы в рот во всю длину. — Пощади, — взмолился Осмунд в её миниатюрное ушко. Данси захихикала. — Эта штука у тебя между ног превращает тебя в моего раба! — внезапно став серьёзной, она отстранилась от него и села на край кровати, — Но конечно, стоит тебе кончить, и тебе плевать. Маленькая шлюшка Данси не стоит того, чтоб ради неё убивали, — её белые веснушчатые плечики ссутулились. Вздохнув, Осмунд также поднялся, обхватил её сзади, уткнулся носом в её ухо. Она пахла полевыми цветами. Полевыми цветами и им. — Когда люди, на которых я работаю, решат, что карлик прыгает через собственную уродливую голову, Алайайю схватят за чёрную шейку. — Отрежь этой горделивой спермоглотке нос, — попросила она, — Отрежь ей нос, чтоб она не могла его задирать, — сперма засыхала на её губах, но её глаза были серьёзными. Осмунд спрятал лицо в её пламенных волосах. — Я посмотрю, что можно сделать. Данси замолчала. — Купи мне ожерелье, — сказала она наконец. — Куплю, — у королевы много денег. Её растерянность исчезла, как ветром сдуло. — Готов? — в глазах Данси снова был озорной огонёк. — Продолжим с момента, на котором мы остановились, — решил он. Только Данси насадилась на него, дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился Осфрид, голый и готовый. — Я хочу её, — заявил он, указывая на Данси.***
Осмунд вскочил с кровати. Была глубокая ночь, и весь дом спал. Весь, кроме… Малявка стоял в дверях, глядя на брата этими своими не по возрасту серьёзными глазами, так пугавшими отца и мать. — Чего тебе? Уйди, — буркнул Осмунд. Губы малявки сжались. — Я хочу сказку, — заявил он. Осмунд вздохнул. Свесив ноги на пол, он похлопал по пустому месту рядом с собой. — Ладно уж. Садись.***
— Милашка Осфрид! — завизжала Данси, прыгая на Осмунде, — Ты соскучился по мне! — Ладно уж, — усмехнулся старший Кэттлблэк, — в этой девице места хватит на всех! — он от души шлёпнул девушку по ягодице, побуждая её двигаться быстрее. Едва младший братец успел подойти к кровати, как ловкая маленькая ручка Данси тут же схватила его и крепко сжала. — Ты любишь меня? — требовательно спросила она, обращаясь скорее к члену, чем к самому Осфриду, — Скажи, что ты любишь меня! Хищно ухмыльнувшись, Осфрид схватил одной рукой маленькое личико Данси, а другой сгрёб в охапку огненно-рыжие волосы и вытер семя своего брата с её губ и подбородка. — Я люблю тебя, Данси, — объявил он, грубо насаживая её головку на себя. Осмунд откинулся на подушку, зажмурив глаза от удовольствия. — Старые добрые семейные ценности, — провозгласил он. Данси захрюкала от смеха с набитым ртом.***
Ворота Красного замка медленно поднялись перед ними. Они въехали внутрь. «Наконец-то», подумал старший Кэттлблэк. Королева всё же приказала им вместе с наёмниками поселиться в Красном замке. Пока что всё идёт по плану Мизинца… но нужен ли Осмунду Мизинец? Процессия состояла из троих братьев, Крагга Краснозубого, огромного бородатого железянина, получившего прозвище за свою любовь к кислолисту, и Джона Хилла, опытного наёмничьего капитана. Стоял вечер, но во дворе замка всё ещё сновали туда-сюда люди. Всадников встретил тот же самый франт, который так брезгливо смотрел на Осмунда какую-то пару месяцев назад. Он низко поклонился. — Прошу милордов спешиться. Я покажу милордам их покои.