Три чёрных котелка

      Солнце палило немилосердно.       День был ясным и жарким в садах Красного замка. Лазурный свод неба пятнало лишь одно крохотное облачко, белое и полупрозрачное. Если не знать, куда смотреть, его можно было и не заметить. Несомненно, для большинства людей оно терялось в нестерпимом сиянии золотого солнца, огромного, горячего, будто яростное жадное божество. Пот лился ручьями под его тяжёлыми доспехами, сияющими в свете солнца эмалевой белизной. Пот стекал по его лицу, словно бурная река, начинающаяся под чёрными волосами, никогда не иссякающая. Пот струился по его взопревшей спине, будто тысячи насекомых, спасающихся от лесного пожара, обезумевших от страха, вниз, вниз. Ему хотелось содрать с себя эти доспехи вместе с кожей, нырнуть прямо с высокого утёса в спасительную прохладу Черноводного залива. Исчезнуть.       Но он был королевским гвардейцем, и его долгом было охранять королеву.       Королева Серсея Ланнистер полулежала в бархатном кресле, вынесенном слугами в сад. Её тонкий стан облегало белое платье из тончайшего шёлка, и его золотое шитьё, а также золотые пояс, браслеты, кольца и другие украшения, да даже её золотые волосы, увенчанные изящной маленькой диадемой, также золотой с бриллиантами — всё это слепило глаз, заставляя жмуриться и отводить взор каждый раз, когда женщины касались солнечные лучи. Сир Лансель держал над ней какую-то широкую плоскую штуковину, бросавшую на королеву милосердную тень, пока Сенелла и ещё одна служанка без устали трудились, опахивая её веерами из павлиньих перьев. Принц Томмен сидел рядом на украшенной золотом скамеечке и очевидно скучал.       Лорд Тирион Ланнистер сидел рядом, отделённый от королевы столиком с вином и фруктами. Одет десница был в дублет, штаны и маленькие сапожки бежевого цвета, разве что на груди был вышит багровый лев Ланнистеров, чтоб просители не забывали, с кем имеют дело. Опахало над ним держал мальчишка лет десяти, не поднимавший глаз от земли. По какой-то причине он явственно боялся Осмунда, и, кажется, если бы не лорд десница, уже давно удрал бы из сада без оглядки. За спиной лорда стояли всегдашний Бронн, с рукой на рукояти кинжала, и двое лохматых, насупленных горцев, страдавших от жары не меньше Кэттлблэка.       Дни выдались жаркие. Так как внутри замка люди чуть не помирали от духоты, королева и её брат держали аудиенции для своих подданных на свежем воздухе. Впрочем, для человека в доспехе это не было большим спасением. Хорошо уже то, что ему разрешили не надевать шлем.       Сир Лансель также был весь в белом. Белый дублет, короткий белый плащ, накинутый на плечи, белые штаны и белые сапожки из мягкой телячьей кожи. Даже его волосы в ярком солнечном свете казались почти белыми. Мальчишка украдкой бросал злобные взгляды на Осмунда, и природа его недовольства была ясна. Осмунд упивался бы этой ненавистью.       Раньше.       Он чувствовал себя будто на дне огромной ямы. Что-то было сломано, что-то существенное, и это что-то уже нельзя починить. Осмунд, мне было так одино… Несколько дней прошло. Прошло как в тумане. На всём будто лежал пепельный налёт, пепел скрипел у него на зубах, когда он вкушал дворцовые явства.       Это сделал ты.       Радости жизни потеряли свой вкус и цвет. В разгар солнечного дня, как бы он ни потел под весом доспеха, он не чувствовал ни солнечных лучей, ни завистливых взглядов, ни голодных прикосновений.       Это сделал ты.       Волантис… Волантис… Годы прошли, а ты не меняешься, Осмунд Кэттлблэк. Ты думал, что можешь сбежать от самого себя? Ты головорез, бандит, и ничего больше, какие бы сияющие доспехи ты на себя не натянул. Он зажмурился, вдохнул, выдохнул. Открыл глаза.       Приём тянулся бесконечно.       Лорд Винсент Стонтон был представительным мужчиной средних лет. Его коротко подстриженные волосы и аккуратная бородка будто специально были в равной степени чёрными и седыми, под цвет его строгих чёрно-белых одежд. Пред взорами королевы-матери и десницы он предстал с чёткой целью: поклянчить.       — Мой дед, лорд Роберт Стонтон, — заявил он, поднимаясь с колена, — был женат на леди Сесилии Уэнт, дочери тогдашнего лорда Уэнта. Таким образом, из верных короне Домов моя семья является ближайшими наследниками замка Харренхол и прилежащих к нему земель.       — И вы хотите, чтобы корона даровала его вам? — с любопытством спросил лорд Тирион и закинул в рот финик.       Лорд Винсент покачал головой.       — Я человек не жадный, милорд десница, и прошу лишь о справедливости, не более. Мой старший сын Норберт унаследует земли Стонтонов. Но у меня также есть младшие сыновья Харберт, Осберт, Роберт, Альберт и Дагоберт, а также дочь Далла, девица шестнадцати лет. Я прошу вас, Ваше Величество, и вас, милорд десница, даровать замок Харренхол моему сыну Харберту. Либо же, если вам угодно даровать замок кому-либо из своих родичей, — он выразительно взглянул на сира Ланселя, — Я готов рассмотреть брачный союз между нашими Домами, дабы ваши притязания на Харренхол не могли быть подвергнуты сомнению.       К концу речи лицо лорда покраснело, голос охрип. Горло у него явно пересохло, но ни королева, ни десница и не подумали предложить ему вина.       — Всё это очень занимательно, милорд, — сказал наконец лорд Тирион, — Но вы довольно выборочно представили нам свою генеалогию. Насколько я помню, ваш отец, лорд Саймонд Стонтон, был одним из ближайших советников короля Эйриса, и именно он указывал королю на «предателей», которых потом преследовали, а иногда и казнили? Или моя память подводит меня.       Лорд Стонтон стиснул зубы.       — Мой лорд отец, — пот ручьями струился по его лицу, — совершил определённые… ошибки… Милорд десница, вы знамениты своей мудростью, но разве это мудро — заставлять детей платить за ошибки отцов?       — Ваш отец должен был думать об этом, когда прислуживал Безумному Королю, — отрезала королева Серсея, — В каком мире вы родились, милорд? Дети всегда платят за ошибки своих родителей. Вы, в свою очередь, будете иметь это в виду и вести себя соответствующе, чтоб за ваши ошибки не платили Бамберт, Бумберт… — она притворно наморщила лоб, — Гумберт и девица Лолла, двенадцати лет, так?       Королева и десница рассмеялись, усмехнулся и их кузен сир Лансель. Стражники расхохотались во всю глотку, служанки захихикали, прикрывая руками рты. Лицо лорда Винсента позеленело. Поднимать на смех собственных знаменосцев никогда не было хорошей идеей, но Ланнистеры считали себя неуязвимыми.       — Значит, это правда, — процедил сквозь зубы лорд Винсент, — Вы обещали Харренхол лорду Бейлишу, этому безродному выскочке?       — Лорд Бейлиш человек полезный и верный, — осадил его лорд Тирион, хотя, безусловно, сам понимал, что прав в лучшем случае наполовину, — И я не потерплю, чтоб его оскорбляли в присутствии королевской семьи. Не говоря уже о том, что он дожидается своей аудиенции неподалеку отсюда.       Лорд Винсент лишь коротко кивнул в знак покорности, но вся его стройная фигура выражала гнев. Осмунд покачал головой, глядя ему в спину.       Ланнистеры нашли себе нового врага.

***

      Мизинцу разрешили не преклонять колено. Он по-прежнему ходил с тростью, да и в целом выглядел довольно паршиво, хоть он и привёл себя в порядок, и нарядился в новую хорошую одежду.       — Тиреллы были у меня в кармане! — объяснялся он, — Если бы Станнис не напал… Никто не мог предположить!       — Но он напал, — карлик-десница почесал бритый подбородок, — И наше положение без поддержки Тиреллов выглядит… удручающе.       Для этого разговора всех слуг и лишних людей удалили из сада, но Осмунд знал, что здесь даже у деревьев есть уши. Знал это и лорд Петир Бейлиш, даром что многие из этих ушей были его собственными. Он замялся. Королева поняла, потому что тоже любила выгуливать в саду своих шпионов.       — Милорды, мы переместимся в мои покои, — объявила она.       Осмунду пришлось поддерживать лорда Бейлиша, пока он карабкался по крутой лестнице. Когда-то Мизинец летал по замку, как та птица, которую он поместил на свой герб, а теперь он представлял из себя зрелище едва ли не более жалкое, чем лорд Тирион Ланнистер на своих кривых ножках. Достигнув цели, Бейлиш с облегчением рухнул в обшитое золотом кресло.       — Прошу простить, Ваше Величество, милорд десница, — он выдавил из себя улыбку. — Ничего, милорд. Вы получили эти увечья, служа государству, — десница сам уселся рядом, — Сир Осмунд! Кликните, чтоб принесли вина!       Бейлиш осмотрел покои королевы не слишком довольным взглядом. Очевидно, ему здесь нравилось не сильно больше, чем в саду, но сил спорить с королевой у него уже не осталось. Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.       — Итак, лорд Бейлиш, — спросила королева немного погодя, — Есть ли у нас надежда вытащить Тиреллов из их гнезда?       — Надежда, может, и есть, Ваше Величество, но толку это не даст. Тиреллы разбиты, их позиции в Просторе шатки как никогда. На их месте я бы заперся в Хайгардене и пересидел остаток войны, не показывая и носа. У меня нет сомнений, что они поступят именно так.       — Значит, милорд, — протянул десница, — Не видать вам Харренхола. И не видать нам наших голов, — его рука потянулась к вину и налила до краёв.       — Неужели… Неужели ничего нельзя сделать? — королева вскочила и принялась мерить шагами комнату, будто встревоженная львица. Её глаза встретились с глазами Осмунда, будто ища в них поддержки. В ответ он лишь пожал плечами.       — Ваше Величество… — Бейлиш поднял на неё взгляд, — Есть одна мысль… — Говорите!       Бейлиш оглянулся направо и налево, будто мог увидеть невидимых шпионов. Подавшись вперёд, он заговорил тихим голосом.       — Я имею определённое влияние на вдовствующую леди Долины. Думаю, я мог бы убедить её.       — Так отправляйтесь! — вскричала королева, — Отправляйтесь немедленно!       Мизинец поморщился от её крика, будто он причинял тому боль.       — Моё нынешнее состояние, Ваше Величество…       — Харренхол и Дарри, — вставил лорд Тирион.       — Помнится, милорд, вы уже давали мне подобные обещания.       — На этот раз он их сдержит, — заверила его королева Серсея.       Бейлиш оживился.       — Я отправляюсь на рассвете.       На том и порешили. Осмунд помог мастеру над монетой встать. Тот улыбнулся, подняв на него глаза.       — Королевство может спать спокойно, пока его хранят такие верные и исполнительные рыцари, — он похлопал Осмунда по плечу, — Я уверен, дай ему задачу, и он никогда не подведёт. Так держать, сир Осмунд!       В горле пересохло. Осмунд застыл на месте, как вкопанный, и мог лишь смотреть Мизинцу вслед. В голове бушевала буря.       Королева облегчённо вздохнула, когда они остались вдвоём.       — Конца им нет, — проворчала она, с стаскивая с головы тяжёлую диадему. Затем подошла к маленькому столику и принялась наливать вино, — и всем чего-то надо. Осмунд лишь кивнул. Серсея появилась перед ним в своём лебедином платье, с двумя бокалами вина в руках, и протянула один ему.       — Осмунд? В последнее время ты сам не свой. Что случилось?       Осмунд помотал головой. Королева уселась в кресло, смакуя вино. Он лишь прикоснулся к бокалу губами. Пить не хотелось. В последние дни всё было одинаковым на вкус.       — Не хочешь говорить?       — Харренхол, — брякнул он наконец, — Зачем лорду Стонтону эта развалина?       Королева удивлённо подняла бровь.       — Теперь тебя интересуют дела королевства? — она усмехнулась, — Может, я поставлю тебя своим десницей вместо братца, как король Джейхейрис поставил сира Райама Редвина. Харренхол сожжён драконьим пламенем, это правда, но это всё ещё самый большой замок в королевстве, и его укрепления способны выдержать любую осаду. Земли на берегах Божьего Ока обильны и плодородны… были, пока мой отец не сжёг все поля вместе с крестьянами.       Осмунд почесал макушку.       — Он не боится проклятия?       — Проклятия? — она рассмеялась, — Сколько тебе, два годика? Я думала, ты мужчина, а не маленький ребёнок, — она резко встала и приблизилась к нему, — Ну же, сир, — Её узкая белая ладонь легла на его промежность, — докажите мне, какой вы мужчина.       Осмунд отстранился. Трахать золотую львицу — последнее, что ему сейчас хотелось. Он смотрел в её глаза и видел тонущие корабли. Зелёное пламя над Ройной…       Серсея застыла, будто её ударили. Её белое лицо окаменело.       — Идите в свои покои, сир Осмунд, — сказала она, не глядя на него, — Отоспитесь. Это приказ. И позовите сира Мендона Мура охранять мои покои.       Запах горелого мяса.

***

      Ты никогда не изменишься.       Тебе не убежать от самого себя. Память режет как нож, опускающийся снова и снова. Ты думаешь, что идёшь вперёд, но каждый раз выходишь на один и тот же перекрёсток. Ты никогда не изменишься.       Человек это животное, обречённое помнить.       Лишь огарок свечи освещал его тесную каморку в Башне Белого Меча. Выбеленные известью стены будто светились в темноте. Он оскалил зубы, будто пытаясь напугать сами сумерки. Ударил кулаком по столу. Легче не стало.       Человек это животное, обречённое помнить.       Даная Блэкторн была танцовщицей, представительницей вестеросского дворянского рода. Её предок был бастардом короля, боевым соратником Чёрного Дракона и Горького Клинка, и вместе с ними бежал за море. Всё светское общество Волантиса рукоплескало Данае, десятки мужчин добивались её руки, но её сердце принадлежало одному.       Из груди Осмунда вырвался полузадушенный стон, и он снова опрокинул бутылку в стакан. Дорогое вино обожгло его горло, словно нищенское пойло. Осмунд зажмурил глаза до боли, и перед его взором белокурая голова Данаи превращалась в белокурую голову Ари. Осмунд, мне было так одино…       — Ты уверен? — Осмунд с сомнением смотрел себе под ноги.       Мириец рассмеялся.       — Я тебя уверяю, этого хватит, чтоб пустить на воздух увеселительную баржу магистра. Я читал об этой херне. Очень… горюча. Нам её сбагрил один воротила из Королевской Гавани, бывший пиромант. Он-то разбирается! Эх, если бы хозяин корабля знал, что мы везём, нас бы выкинули за борт с перерезанными глотками! Но это стоило того. Подумай о том, как мы разбогатеем после этого дельца! Это тебе не любовников чьих-то жён кромсать. Ха-ха, Осмунд, только подумай, крупная рыба! Мы будем богаты! ты сможешь жениться на своей этой Данае!       На большом чугунном подносе рядками стояли непримечательные глиняные сосуды. Двадцать штук, насчитал он.       — Значит, нам нужно будет спрятать их на барже и поджечь шнур?       — Да подлиннее, Осмунд! Ты не захочешь оказаться рядом, когда этот шнур закончится, ха-ха!       Они сидели в своём тайном месте на берегу, наблюдая за плодами своей работы. Столб зелёного пламени поднимался над остовом деревянной баржи, плывущей по реке. Ветер доносил жар, и мерзкий сладкий запах горящей человечины, и крики, в которых ничего человеческого не было. Огромный город сходил с ума, но ничем не мог помочь. Айгон появился, весь запыхавшийся. На его лице был написан страх.       — Красиво горит, а? — подбодрил его мириец, — Не дрейфь, малец, — он демонстративно принюхался, — так пахнут деньги!       Айгон мотнул растрёпанной головой, пытаясь найти слова. У него не вышло. Осмунд нахмурил чёрные косматые брови.       — Малыш, что-то случилось?       Рот юноши беспомощно открывался и закрывался. Его лицо было бледным.       Осмунд схватил его за плечи, взглянул ему прямо в глаза, потряс.       — Малыш… — повторил он, медленно и отчётливо, — что-то случилось?       Глаза Айгона обрели осмысленное выражение. В какой-то мере.       — Ма-магистр… Магистр успешно сошёл на берег в порту.       — Что?! — закричал Осмунд, — Мы… Мы сожгли его! Мы только что сожгли его! — он указал дрожащей рукой на чудовищный столб зеленого пламени, растущий прямо из реки, как необъятное демоническое дерево.       — Там… Они…       Осмунд грубо сунул ему деревянную флягу. Почему-то он очень чётко запомнил это ощущение деревянной поверхности в своей ладони. В этот момент. В этот конкретный момент.       — Магистр… — Айгон будто сглотнул громадный комок в своём горле, — Там было две одинаковых баржи. На одной плыл магистр… На другой катали детей.       Осмунд медленно покачал головой.       — Айгон, ты же не можешь иметь в виду, что мы только что сожгли кучу детей?       Айгон лишь смотрел на него своими огромными, круглыми, почти детскими глазами. У Осмунда пересохло в горле.       — Ты же… не можешь… иметь этого в виду???       Зелёное зарево было видно из любого конца города. Чудовищные столбы зелёного пламени танцевали над Ройной, дёргаясь, словно обезглавленные змеи, и вся просторная комната была залита бледно-зелёным светом, придавая мертвенный оттенок и изысканной мебели из чардрева, и белым мраморным стенам, и платиновым волосам девушки, стоящей у широкого окна, и её лёгкому шёлковому платью, по белизне которого вились чёрные ветви, унизанные острыми шипами. Осмунд не видел её лица: она застыла у окна, глядя на зелёное безумие над городом.       — Это сделал ты, — произнесла Даная, не оборачиваясь на звук его шагов.       Осмунд заставил себя рассмеяться.       — Даная, я не понимаю, о чём ты…       — Это сделал ты.       Осмунд застыл с разинутым ртом. Девушка повернулась. Отсвет зелёного огня на стенах очертил её высокие скулы, маленький нос, упрямую линию рта. Фарфоровая кожа приобрела трупный зеленоватый оттенок. Большие пурпурные глаза теперь зияли колодцами черноты.       — Уходи.       Осмунд хотел что-то сказать, но наткнулся на её взгляд. Слова застряли у него в горле большим комом.       Он сел на корабль до Вестероса в тот же день. Сам себе не мог сказать, от чего именно бежал: от волантийского правосудия, или от этого взгляда. Только год спустя в случайном разговоре он узнал, что вскоре после его отплытия она упала со скалы и разбилась насмерть. Но во снах это преследовало его: белый силуэт у окна в мертвенном свете. Чёрные колодцы её глаз. Зелёное зарево над Ройной.       Запах горелого мяса.       За окном синел вечер. Перекрикивались стражники на стенах, им вторили чайки. Королевская Гавань. Полгода тому назад они в очередной раз прибыли сюда по зову лорда Бейлиша — прибыли, чтоб вскарабкаться на вершину. Теперь Осмунд служит в Королевской гвардии, братья работают на королеву, и к Осфриду уже сватают благородную девицу. Быстрый взлёт для внуков походного повара.       И что же?       Режим, которому они служат, трещит по швам. Станнис Баратеон стоит у ворот с огромной армией, а с Севера давит Робб Старк. Бейлиш пообещал королеве привести армию Долины, но Осмунд подозревал, что это был лишь предлог, дабы поскорее убраться куда подальше. Да и самому ему опротивел этот город. Кажется, за эти полгода Осмунд тщательно разрушил всё, до чего только смог дотянуться. В лучшем борделе города его более не желают видеть. В среде наёмников он получил репутацию человека, который бросает товарищей на смерть, и находить новых бойцов было всё трудней. Даже старик Ворона, узнав о его вступлении в гвардию «мальчишки-узурпатора», решил, что Кэттлблэки его провели, и разорвал с ними всякие связи. А то, что ещё уцелело, обречено сгореть в огне новой веры лорда Станниса и его асшайской ведьмы. Здесь нечего больше ловить. Белый плащ стал слишком непомерной ношей. Он подумал о Серсее и её золотых косах. «В мире полно баб с золотыми косами». Пускай горит, а он останется наёмником, что умудрился трахнуть королеву. Пускай горят они все а Кэттлблэкам пора трогаться в путь. Он улыбнулся тьме. Тебе не убежать от самого себя.       Но ты никогда не изменишься.

***

      Чёрные ветви переплетались над его головой, будто пальцы чудовищ. В вечерних сумерках казалось, будто их грубая кора усеяна бесчисленными чёрными шипами. Осмунд определённо не был своим в этом месте. А она была.       Осмунд знал, что найдёт её здесь.       Леди Санса стояла на коленях перед чардревом, спиной к наёмнику. После вестей о гибели её братьев она уединялась в богороще каждый вечер, по несколько часов кряду молясь богам своего народа. В полутьме она казалось прекрасной статуей из серого камня, лишь волосы, заплетённые в толстую тугую косу, отливали медью.       — Вы молитесь о милосердии или о возмездии? — спросил Осмунд, выходя из обвивающей его тени.       Девушка вздрогнула, повернула голову. Её глаза испуганно сверкнули в полутьме, но, разглядев Кэттлблэка, она тут же успокоилась.       — Король Джоффри всегда в моих молитвах, — леди Санса грациозно поднялась на ноги.       — Это не ответ на мой вопрос, — Осмунд сделал шаг по направлению к ней.       Леди улыбнулась и слегка склонила голову набок.       — Это не ответ на ваш вопрос.       Её глаза блестели. Эта игра её забавляла. Рядом с ним она чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы позволить себе подобную маленькую шалость.       Хорошо.       Он приблизился к ней двумя мягкими шагами. Вечер был прохладным, и изгибы стройной девичьей фигуры Сансы сейчас подчёркивало тёплое серо-белое платье. На её юной груди покоилось ожерелье из белесых опалов, похожих на глаза слепца.       — Давайте я попробую угадать, — он доверительно улыбнулся, сделал шаг вперёд и склонил голову набок, повторяя движение девушки, — Вы молились о благополучии?       Она мечтательно подняла глаза вверх.       — Слуги в замке следят за всеми моими нуждами.       — Вы молились о безопасности? — шаг.       Одна рука в сером кружевном рукаве стиснула запястье другой.       — Стены столицы высоки и крепки.       — Вы молились... — шаг, — о доме?       Санса вздрогнула всем телом и опустила глаза вниз.       — У меня больше нет дома.       Теперь он стоял рядом с ней, возвышаясь над хрупкой девушкой, как башня.       — У вас есть семья.       Осмунд стоял так близко, что увидел, как на её бледных щеках распустился румянец.       — Она далеко.       Осмунд взял девушку за подбородок и поднял её лицо. Их взгляды встретились. Она не сопротивлялась.       — Я могу отвезти вас к ней.       Санса сумела справиться с дикой вспышкой надежды, промелькнувшей в её глазах.       — Вы хотите чего-то взамен, — тихо, но уверенно произнесла она, — Мой брат щедро вознаградит вас…       — Не всё на этом свете мне может дать ваш брат.       Она немного помолчала, обдумывая.       — Так чего же вы хотите… от меня?       Сейчас. Его большой палец прочертил линию её скулы.       — Того, чего хотят все мужчины.       Она отстранилась, отшатнулась, будто ошпаренная. Её глаза были огромными.       — И-извините, я… — пролепетала леди Санса. Её голос дрожал, — Я приняла вас за… — она развернулась и сбежала из богорощи.       — …Рыцаря? — прошептал Осмунд в пустоту, раздумывая о том, не совершил ли он непоправимую ошибку.