Arms wide open, I stand alone, I'm no hero and I'm not made of stone. Right or wrong, I can hardly tell, I'm on the wrong side of Heaven And the righteous side of hell. — Five Finger Death Punch — Wrong Side of Heaven
Поверхность стола была обшарпанной, неуютной, уродливой. Она не просила остаться здесь ещё ненадолго, как потемневшие от копоти столы в трактирах, где грудастые девицы подают сытную похлёбку и горячий мягкий хлеб, где не смолкают беззаботный пьяный смех и весёлые разговоры. Она не обещала спокойствие и отдых после долгой дороги, как знакомая наизусть поверхность стола в родительском доме. Эта поверхность говорила: «Тебе здесь не рады». Таргор стукнул кулаком по столу, привлекая внимание Осмунда. — Ты, верно, не понял, мальчик. Мне нужны мои деньги, и прямо сейчас. Мерзкая физиономия со шрамом. К такому ты бы не повернулся боком на базаре, если ценишь свой кошелёк. Но Таргор давно перестал быть карманным воришкой. Теперь его злое, жестокое лицо дышало какой-то волчьей уверенностью, уверенностью человека, наделённого властью причинять боль. Осмунд поёжился, и Таргору это понравилось. Они находились на базе его банды в Нижнем Волантисе. За окнами была разлита чернилами непроглядная ночь. В центре помещения, больше всего напоминающего склад, стоял уродливый и неуютный стол, за которым и обливался потом Осмунд Кэттлблэк. Таргор сидел напротив него на длинной скамье. По правую сторону от него сидел неприлично огромный бандит с короткими светлыми волосами, по левую — толстяк в капюшоне, с невыразительными маленькими глазками и большим уродливым носом на широком лице. Ещё двое бандитов сидели на такой же длинной скамье по обе стороны от Осмунда, а остальные развалились на беспорядочно сваленных вокруг ящиках. Не сбежишь. Осмунд сглотнул. В горле пересохло. В углу стояла открытая бочка с каким-то пойлом. Осмунд знал, что люди Таргора имели обыкновение прикладываться к ней время от времени, но ему никто освежиться не предложил. Осмунд с усилием отодрал от поверхности стола взгляд, будто прилипший к ней, и заставил себя взглянуть прямо в круглые волчьи глаза Таргора. Сердце колотилось, и Осмунд знал, что опасность реальна. Если он не договорится, выйдет отсюда по частям, и сразу на корм рыбам. «Не отворачивайся. Так выглядит зло без маски, так выглядит жестокость, видишь? Она уродлива». Осмунд содрогнулся, на миг увидев в этом лице отражение своей души, и это Таргор тоже записал на свой счёт. — Так и будешь рот разевать, солдатик? У меня кончается терпение. Сейчас я велю принести кувалду, и мы пересчитаем твои зубы. Осмунд пожалел, что ушёл из наёмников. По крайней мере, в строю ты не один. Он выдохнул. «Сейчас». — Нет нужды, Таргор, — он улыбнулся фамильной кэттлблэковской улыбкой, — Мы оба деловые люди. Убить или покалечить меня ты можешь запросто, но в этом нет выгоды, правда? — он развёл руками, — Я думаю, ты сам понимаешь, что у меня нет денег. И если ты позвал меня, значит, у тебя что-то на уме. Какое-то дело, которое ты хочешь мне поручить. Я ведь прав? Мысленно он давал обещание самому себе, что, выйди он отсюда живым, навсегда завяжет с преступностью. Эх, не вбил в него старый хрен сир Роберт достаточно разума, не вбил! Где он был, когда нужно было отговорить Осмунда от этого дерьма? Конечно же, он знал ответ. «Осмунд, что ты натворил?». Таргор молча смотрел на него своими крупными, круглыми, голубыми волчьими глазами. Позади Осмунда кто-то закашлялся. — П-помнишь Айгона и мирийца, Таргор? Шустрые малые, — он нервно рассмеялся, — Я и их могу позвать. Хочешь? Если он выберется отсюда живым, уедет из Волантиса вместе с Данаей. На край света, к Великому Иному на рога, домой в Вестерос, в конце концов. Начнут новую жизнь, будут зарабатывать тяжёлым, но честным трудом, настрогают кучу детишек. Таргор задумчиво провёл по щетине своими грубыми толстыми пальцами. Затем повернулся к светловолосому верзиле. — Неси кувалду. Сердце Осмунда упало и лишь каким-то чудом не вывалилось из задницы. Он сидел, парализованный животным страхом. Мог лишь наблюдать, как белокурый безучастно взглянул на него, как змея на мышь, поднялся со скамьи, пошёл вдоль стола. Закашлялся. Верзился остановился, подняв руку к груди. Кашель не смолкал, напротив, становился лишь сильнее. Что было ещё более странным, другие присоединились. Осмунд повернул голову направо, налево: бандиты по обе стороны от него хрипели, сипели, хватаясь за горло, как и другие, сидящие на ящиках вокруг. Позади раздался страшный грохот. Осмунд обернулся: головорез, сидящий прямо за его спиной, тот, что начал кашлять самым первым, лежал на полу лицом вниз. Всё его тело дёргалось в жутких конвульсиях. Другие разваливались прямо на ящиках, обессилено сползали на пол, иные ползали по полу, судорожно выблёвывая свой ужин. Какафония хрипов и стонов, стоящая на складе, была настолько жуткой, что волосы на груди Осмунда встали дыбом. Осмунд повернулся обратно… и вздрогнул. Таргор по-прежнему сидел напротив его. Лицо вожака приобрело густо-пурпурный оттенок, рука цеплялась за горло, царапая его ногтями, а налитые кровью глаза глядели на Осмунда со звериной ненавистью. Свободная рука Таргора вытянулась вперёд, трясущийся палец указал на Осмунда, будто в немом укоре. Из обеих ноздрей вожака хлынула кровь. Он потянулся вперёд всем телом, пытаясь достать Осмунда, налёг грудью на стол. Искривлённые судорогой пальцы тянулись к горлу Кэттлблэка. Он отпрянул. Таргор в последний раз дёрнулся всем телом и обмяк, замерев на обшарпанной, неуютной, уродливой поверхности стола. Разинутый рот Осмунда издал непроизвольный стон ужаса. Вокруг него в неестественных позах замерли тела. Все люди Таргора были мертвы. Кроме одного. Бесформенный толстяк в мешковатом плаще остался сидеть там же, где сидел. Происходящее вокруг безумие его, казалось, совсем не тронуло. Он просто сидел здесь, сложив пухлые ручки, и смотрел на Осмунда. Его близко посаженные глаза-бусинки не излучали ничего, кроме равнодушной доброжелательности. Они сидели и смотрели друг на друга. Ни один звук не нарушал тишину бандитского логова, ставшего склепом. В свете масляных ламп Осмунд мог ясно разглядеть лицо толстяка, широкое, бледное, рыхлое, пористое будто пирог. Такое ожидаешь увидеть у торгаша, нахваливающего товар на рынке, или у мелкого чиновника, которому никогда не суждено будет пробиться в начальники. Сейчас же, спокойное и безмятежное среди посиневших от яда трупов, оно нагоняло на Осмунда жуть. Толстяк просто сидел и смотрел, не двигаясь, и всё так же смотрел на Осмунда, а Осмунд всё так же смотрел на него. В этом было что-то нереальное. Кэттлблэк чувствовал, как тишина давит на его барабанные перепонки. Ещё немного, и он начнёт кричать. — Кто ты? — выпалил он наконец. Осмунд не мог припомнить этого человека среди головорезов Таргора. Если так подумать, Осмунд в принципе не мог припомнить его. Незнакомец развёл пухлые ручки в извиняющемся жесте. — Имена для друзей, — его толстые губы сложились в маленькую мягкую улыбочку, — поэтому у меня его нет. Осмунда прошиб холодный пот. Он думал, что испугался, когда Таргор приказал принести кувалду. Он думал, что испугался, когда лицо вожака прямо перед его глазами налилось лиловым, и люди вокруг него умерли в страшных муках. Нет. Тогда он не испугался. Он испугался сейчас. В горле пересохло, будто он не пил целую неделю. Язык прилип к нёбу и задеревенел. Всё его тело затряслось, как в лихорадке, от макушки до пят. Он боялся дышать, будто звук его дыхания мог привлечь ненужное внимание, выдать его… будто отсутствие дыхания могло спасти его. Толстяк сидел и смотрел. Тут что-то будто щёлкнуло в голове Осмунда. Будто мимолётная искра во тьме. будто соломинка, за которую хватается утопающий. Какая-то глупая байка, услышанная за костром, почти забытая. Осмунд поднял трясущуюся руку, неуверенным пальцем ткнул себя в грудь. — Осмунд Кэттлблэк, — выдавил он, — М-меня зовут Ос-смунд Кэ-кэ-кэттлблэк. Толстяк кивнул, степенно и серьёзно. — Я запомнил тебя, Осмунд Кэттлблэк. С этими словами он поднялся и ушёл. Оставшийся в одиночестве Осмунд ещё долго сидел на жёсткой скамье на складе, заваленном мертвецами. Их общество страшило его куда меньше, чем то, что могло поджидать снаружи.***
Проблеск света возник в кромешной тьме. Неверный свет факела выхватывал из темноты только лицо и обрамлявшие его волосы, сами будто сотканные из пламени. Глаза, непривычные к свету, болели и слезились, но лицо это всё равно показалось Осмунду самым прекрасным зрелищем в его жизни. После дней, проведённых в утробе тёмной пещеры, в этом не было ничего удивительного. Леди Санса положила факел наземь и передала бурдюк с водой сквозь железные прутья решётки. Осмунд с усилием поднял скованные кандалами руки, сделал несколько больших, жадных, судорожных глотков, поперхнулся, облился. Задумался, опустил бурдюк, передал его во тьму. Там длинные бледные пальцы схватили его. — Спасибо, — прохрипел Осмунд девушке, пока его братья утоляли жажду. Она смолчала, глядя в каменный пол пещеры. — Вам, наверное, нравится видеть меня в цепях, миледи, — его собственная вонь была удушающей. — Вы ужасный человек, сир, — она не подняла глаз. — И всё же вы здесь. — Меня бы не было здесь без вас. Из темноты кто-то хмыкнул. — И что будет с нами дальше? — смиренно спросил Осмунд. Сколько дней он провёл за решёткой на дне этого каменного мешка? Пять? Десять? Может быть, рыцари-оборванцы надеялись, что Кэттлблэки просто сдохнут в их тюрьме под холмом, и тем не придётся с ними возиться. Два раза в день угрюмые мужчины приносили им еды и воды, иногда молчаливая Санса спускалась с бурдюком, который им оставалось лишь с благодарностью принимать, но всё остальное время они торчали в абсолютной темноте, дыша спёртым пещерным воздухом. Пахло, между прочим, крысами и дерьмом. Сильной волей Осмунд никогда не обладал, но эта темница сломила бы любого. Если бы сейчас Санса сказала, что их поведут на казнь, Осмунд бы лишь кивнул. — Вы отправитесь в Риверран к моему брату вместе со мной. Он даст вам то, чего вы заслуживаете. Осмунд протянул скованные руки к решётке, словно пытаясь дотронуться до лица Сансы. Она отпрянула. — И чего же я заслуживаю, милая Санса? Ответа не последовало. Туннель, ведущий наверх, донёс голоса и звук шагов. Санса замерла, прислушалась. На стенах заплясали отблески нескольких факелов. Глаза Сансы расширились, она поражённо выдохнула, приоткрыв рот. Затем схватила факел и резко поднялась навстречу голосам. Показались люди. Осмунд зажмурился от такого количества света. Приоткрыв один глаз, он смог различить силуэты пришедших. Жрец Торос, здоровяк в жёлтом плаще, которого называли Лим, и несколько других членов Братства. Вместе с ними были двое грязных мальчишек. Один повыше, с мощными грудью и руками, другой совсем маленький и худой. Этот второй замер, вперив взгляд в леди Сансу. Та тоже замерла. — Арья!!! Осмунд поморщился от этого пронзительного визга, несколько раз отразившегося в извилистых коридорах пещеры. Каждое эхо будто царапнуло его уши ржавым гвоздём. Леди Санса стояла на одном колене, крепко сжимая в своих объятьях худого мальчишку. Мальчишку ли? Осмунд вгляделся в исхудалое личико. На память медленно пришли обрывки фраз. Санса бросила на него взгляд через плечо, что-то зашептала на ухо ребёнку. С маленького исхудалого личика смотрели на Осмунда глаза внимательные, серьёзные, совсем не детские. Может ли это быть правдой? Осмунд не мог не оценить горькую иронию. Столько разговоров об этом было в Королевской Гавани, и вот она здесь, прямо перед ним, во плоти. Мёртвая девочка.***
Впереди две весёлых голубых линии рек сливались в одну, и в месте их слияния из земли поднимались стены и башни красного каменного замка. Дорога бежала прямо к нему, петляя меж зелёных рощиц, холмов и лужаек. Осфрид подъехал к брату, наклонился. — Мы всё ещё можем сбежать, — прошептал он. Всадники Братства окружали их спереди и сзади. Оковы с братьев Кэттлблэков сняли, но охраняли их по-прежнему зорко. Лучник Энгай и ещё двое стрелков ехали прямо позади, готовые в любой момент нашпиговать их стрелами. В том, что стрелять они умеют, Осмунд уже успел убедиться за время похода. Это ещё не говоря о том, что после пары недель в тёмной яме братья были исхудавшими, бледными, ослабевшими и не вполне уверенно держались в седле, не говоря уже об открытом бою. — Безумие, — пробормотал Осмунд, не поворачиваясь к нему. — Подумай. Они получат солидный выкуп за двух девчонок. На нас им наплевать. Мы — лишняя обуза. Если вздумаем бежать, нам дадут уйти. Преследовать уж точно не будут. Осмунд скользнул взглядом по девицам Старк, скачущим во главе колонны вместе с лордом Бериком и жрецом. Санса ехала боком, как настоящая леди, осторожно придерживая поводья и о чём-то беседуя с лордом Дондаррионом. Арья, младшая, всё ещё похожая на мальчишку и одетая в мужскую одежду, то и дело порывалась ускакать вперёд, и сестре то и дело приходилось возмущённо покрикивать на неё. — И вся наша награда достанется им, да? Если тебе охота ловить стрелы задницей на стенах Королевской Гавани, дерзай. Я туда не вернусь. — Я не говорил про… — А куда? Куда нам податься, братец? В столицу и Долину нам путь заказан, Станнис снимет с нас шкуры за наши приключения, а всем остальным на нас плевать. У волков, по крайней мере, перед нами должок. — Если Дондаррион проговорится о тебе и леди Сансе, — возмущённо шипел Осфрид, — должок они вернут хорошо если плетьми. За это тебе вполне могут хер отрезать, да и нам за компанию. Ты знаешь этих высоких господ с их дворянской честью. Пиздёнка маленькой Сансы может перевесить её ёбаную жизнь. — Заткнись! — шикнул Осмунд, нервно озираясь вокруг. Кажется, никто ничего не услышал. Он облегчённо вздохнул. Будто мало того, что самого Осмунда эта мысль изводила тем чаще, чем ближе они подъезжали к Риверрану! Ну вот надо было ещё Осфриду сунуться со своими тревогами. Осмунд сердито пришпорил лошадь, оставляя брата позади. — Сир Осмунд! — радостно поприветствовал его жрец, когда Осмунд оказался в начале колонны, — Прекрасная погода, не правда ли? — он отхлебнул вина из бурдюка. Погода и правда была чудесной. На лазурно-голубом небе светило солнце, овевея их всех приятным теплом. На лужайках было слышно жужжание пчёл, мелькавших тут и там в изумрудной зелени трав. Даже зачерствевшая душа Осмунда умилилась бы этой картиной, если бы не смутная угроза кастрации, четвертования и повешения. Как мало надо человеку, чтобы не быть счастливым! — Погода что надо, — вежливо согласился он. — Очень грустно быть повешенным в такую хорошую погоду, — заметил одноглазый Дондаррион. В ярком дневном свете его измождённое лицо с вмятиной на лбу было ещё более уродливым. Осмунд будто смотрел на обтянутый кожей череп с единственным глазом, хитро глядевшим с этого в остальном неживого лица. Несмотря на тепло, неприятный холодок словно забрался ему под одежду. Осмунд поёжился. — Я точно об этом знаю, — продолжал лорд, — Я многих повесил за последние месяцы. Осмунд не ответил. Он взглянул на Сансу. Та будто не замечала его присутствия. Её рука отвлечённо погладила морду лошади, скользя маленькими изящными пальцами по грубой шкуре. Что-то в этом жесте взволновало душу Осмунда. Он отвернулся. — Я и сам, — лорд Дондаррион оттянул воротник, показывая след от верёвки на шее, — был повешен в точно такой же тёплый солнечный день. Осмунд сглотнул. — Но вы здесь. Лорд Берик улыбнулся. — Меня спасли. Жрец бросил ему бурдюк, и лорд поймал его на лету. — Никто не будет спасать тебя, — жизнерадостно пообещал жрец. — От чего его никто не будет спасать? — вмешалась девчонка Арья, буравя Осмунда своими не по детски серьёзными глазами, — Санса сказала, он спас её. Торос из Мира и лорд Берик Дондаррион расхохотались. — От его чёрных дел, — провозгласил жрец, — коим нет числа. На это Осмунду нечего было возразить. — Арья! — воскликнула вдруг Санса, — Там не матушка ли? Впереди над дорогой реяли белые знамёна с серыми волчьими фигурами. Под ними стояли всадники в железе и варёной коже. Среди них выделялась фигура женщины в синем платье, сидящей на рыжей лошади во главе группы. — Да, это ваша матушка, — подтвердил член Братства по имени Харвин, бывший гвардеец Старков. Арья повернулась к сестре. В её глазах появились шаловливые искорки. — Кто последняя, та ест грязь! — Арья! — воскликнула Санса ей вослед, заливаясь смехом. Пришпорив коня, она бросилась догонять сестру.***
В ожидании своего приговора Осмунд Кэттлблэк прогуливался в одиночестве по богороще Риверрана. Деревья окружали его, вязы с широкими зелёными кронами, толстые секвойи со стволами цвета ржавчины. В глубине рощи стояло мелово-белое чардрево с грустным, задумчивым лицом. Ветер шептал что-то в листве, журчал ручей, пели птицы, и это были единственные звуки, которые ему хотелось слышать сейчас. Осмунд присел у ручья. Земля была мягкой и тёплой, храня тепло уходящего лета. Он взглянул на своё отражение. Грива чёрных, цвета вороного крыла, волос свешивалась на длинное лицо с прямыми скулами и фамильным крючковатым носом. Его находили красивым, но красота эта была грубой и злой: глаза из-под кустистых бровей глядели угрюмо и недобро, губы были поджаты и бледны, отросшая за время похода по лесам борода торчала вперёд, жёстко курчавясь по краям. «Как у бандита», говорила Даная, дотрагиваясь до неё пальчиками. Даная любила эту бороду, и эти злые глаза, и этот горбатый нос. Да что там, женщины всегда его любили, бандита и перекати-поле, мерзавца, каких поискать. И он подвёл их всех, каждую, не пропустил ни одной. Осмунд внезапно почувствовал этот груз вины на своих плечах, всё зло, всю боль, что он причинил. Придёт ли к нему расплата в красных каменных стенах Риверрана? Он вспомнил Ари, чумазую и заплаканную. Девчонка была влюблена в него, это ясно как день. Понял ли он это только сейчас? Или знал всегда, но ему было плевать? Поступил бы он иначе? Знал бы, что предаст Мизинца, может, прихватил бы её с собой… но зачем? Слушать её бесконечный бессвязный лепет, глядеть на эти ужимки — сколько бы он вытерпел, прежде чем зарядить по её глупой большеглазой мордашке? Осмунд снова взглянул на своё отражение, на эту угрюмую худощавую физиономию, в которой явственно проступало что-то волчье. Будь у меня сердце, я скормила бы его волку. Всё его тело судорожно дёрнулось. Он думал о людях, которых убил, избил, ограбил. О друзьях и деловых партнёрах, которых предал или бросил на смерть. О мошенничестве и лжи, о нарушенных клятвах без числа. Даже если его прикончат палачи лорда Талли, он утащит за собой на тот свет родных братьев. Можно ли будет считать его братоубийцей? Осмунд поднялся. Талли разрешили братьям свободно перемещаться по замку, но фактически они были пленниками. Ни оружия, ни возможности уйти. Стражники не спускали с него глаз, и только в богороще от их докучливого внимания можно было отдохнуть. Теперь Осмунд понимал леди Сансу, которая, будучи заложницей в Королевской Гавани, провела столько вечеров за одинокой молитвой среди деревьев. В который раз Осмунд задумался, нахмурив брови, рассказала ли она и лорд Берик, что Осмунд лишил её невинности? Или ему придётся отвечать лишь за нарушение обетов? Говорили, что король Робб был настоящим сыном своего отца, а с того сталось бы искать справедливости любой ценой. В конце концов, это его и сгубило. Его нашёл Осни. — Братец, ты обрёл новую веру? — конечно же, он ухмылялся. Осмунд отмахнулся. — Иди нахуй. Осни придержал брата за плечо, когда тот попытался уйти. — Жаль прерывать твою молитву, но тебя ищут. Волчий король вызывает на аудиенцию в Большом чертоге. Осмунд хмыкнул, стряхнул руку брата и ушёл. Только мерзкой рожи Осни ему недоставало. Ещё немного, и вмазал бы. Риверран имел треугольную форму. Две реки, Камнегонка на севере и Красный зубец на юге, сливались в единый поток. В этом самом месте, меж них двоих, была возведена крепость, похожая на каменный корабль, устремившийся на восток. Стены замка были возведены из красного песчаника. Если Красный замок имел оттенок крови, то Риверран был цвета речной грязи, в честь которой получил название Красный Зубец, и которую вышивали Талли на своих знамёнах. Это забавляло Осмунда: из Красного замка он попал в красный замок, только теперь пленным был он, а леди Санса Старк была тюремщиком. И, возможно, судьёй. К восточному острому углу замка, представляющему нос корабля, примыкала треугольная главная крепость, как и крепостные стены, построенная из красного камня. От неё вдоль южной стены тянулась богороща, ограждённая каменным забором с воротами. Вершины растущих в ней громадных секвой были видны далеко за пределами крепости. Тянулась она до Большого чертога, деревянного прямоугольного здания с острой треугольной крышей, также примыкавшего к южной стене. В западной стене находились главные ворота крепости, выводившие на подъёмный мост надо рвом, а там, где эта стена соединялась с северной, был разбит аккуратный садик и стояла септа. Также в северной стене находились так называемые Водяные ворота — подъёмная решётка, выходящая прямо на реку. Этим путём в замок заплывали лодки. По остальной территории были разбросаны башенки и постройки различного назначения. У массивных дверей Большого чертога, вытесанных из красной древесины секвойи, Осмунд застал выходящих Тороса и лорда Берика. Они нехорошо ухмыльнулись ему, прежде чем уйти. Дондаррион усмехнулся ему в спину. Нехорошее предчувствие стекло холодной струйкой по спине Осмунда. Неужели они рассказали? Его охватило сильное желание убежать, залететь на крепостные стены, сигануть в реку, проплыть несколько миль вниз по течению, прежде чем выбираться наружу. Прочь, прочь, подальше отсюда!.. Стиснув зубы, он вошёл. Зал был большим. Вдоль стен стояли длинные деревянные столы. Во время пиров и собраний их выставляли в центре зала, чтоб благородные лорды и леди могли сидеть за ними, предаваясь веселью или решая судьбы своего королевства. Спиной к столам выстроились в ряд стражники в кольчугах, со шлемами, украшенными декоративными форелями на гребне. Конечно же, Осни уже успел прозвать их «членоголовыми». На возвышении в дальнем конце зала стояли два трона. На одном сидел молодой мужчина в мехах и железе. На его тёмно-рыжих волосах покоился обруч из бронзы, окольцованный зубцами из чёрного железа. Очевидно, это и был король Робб, повелитель Севера и Трезубца. На троне по левую руку от него, там, где положено было находиться его королеве-жене, сидела миловидная девушка лет шестнадцати, с чистой белой кожей и пышными каштановыми кудрями волос. Это заставило Осмунда нахмуриться: он не знал, что Робб Старк был женат. По обеим сторонам от них сидели скуластый мужчина в геральдических цветах Талли и рыжеволосая женщина, средних лет, но всё ещё привлекательная. Их Осмунд уже знал как лорда Эдмура Талли и его сестру леди Кейтилин. Наконец, леди Санса сидела рядом со своей матерью, одетая в платье из нежного серого шёлка, с кружевными манжетами и корсетом, вышитым жемчугом. После заточения в Красном замке, в течение которого леди пыталась быть настолько незаметной. насколько это возможно, она изрядно принарядилась. Очевидно, наконец почувствовала себя как дома. Осмунд завидовал ей. Худощавую девчонку Арью он заметил не сразу. Та сидела с самого краю помоста, в тени. Вот волчонок: даже в платье она выглядела дикой, голодной и злой! Даром что её вымыли и причесали. Осмунду хозяева замка тоже нашли новую одежду: красный стёганый дублет, грубые домотканые штаны и пара ношеных чёрных ботинок. Правда, красный этот был скорее цветом речной грязи, как на гербе Талли, нежели кроваво-красным Кэттлблэков или Ланнистеров, но выбирать не приходилось: трудно было найти тряпки его размера. Одёжка эта, как Осмунд узнал, ранее принадлежала гвардейцу по кличке Дылда. Когда король Робб снимал осаду Риверрана, лорд Титос Блэквуд возглавил вылазку в лагерь врага с целью освободить пленного лорда Эдмара Талли. Затея удалась, но гвардеец Дылда оказался среди погибших. И, если ботинки оказались среди вещей в его каморке, то дублет и штаны сняли прямо с трупа. Они бы и ботинки Осмунду с мертвеца отдали, но кто-то из северян подсуетился и стянул их прямо на поле брани. Осмунд не мог его винить: хорошие ботинки дорого стоили. Он преклонил колено. Один из стариков-придворных, стоящих у подножия возвышения, зачитал титулы высоких особ. Осмунд знал всех, кроме маленькой королевы. Как оказалось, её звали леди Джейн из Дома Вестерлинг. Король Севера женился на дочери знаменосца Запада? Это было очень странно, но у Осмунда сейчас не было времени об этом думать. — Встаньте, сир Осмунд, — голос юного короля гулко разнёсся по зале. Он подчинился. Заставил себя взглянуть прямо в лицо Робба Старка, разгадать его мысли и намерения. — Вы спасли мою сестру из лап Ланнистеров. Ловушка? Осмунд склонил голову в поклоне. — Это то, что я сделал, Ваше Величество. — Интересно. Вы признаёте мой титул, сир Осмунд? — Ваше Величество, я лишь маленький человек, которого вы можете раздавить одним приказом. Не мне решать, кого каким титулом именовать. Это заставило Старка усмехнуться. — И всё же, вы тесно спутались с сильными мира сего. Вы добрались до вершины, — в этот момент лицо короля помрачнело, — но то, что вы сделали потом… Какой-то придворный презрительно фыркнул. — Расскажите нам. Осмунд поднял голову, заморгал. — А? — Расскажите нам, сир, — возвысил голос король, — О тех неподобающих вещах, которые вы совершили. Я хочу, чтоб мы все услышали это из ваших уст. Я сжёг корабль с детьми, убил своего наставника и выебал твою сестру. Осмунд прочистил горло. — Я присягнул королю Томмену, — объявил он, гордо подняв голову, — Я принял обет и плащ королевского гвардейца. Я нарушил клятву и покинул своего короля. По ряду придворных прошёл гневный шёпот. Голос юного короля был ледяным. — Это всё? Всё или ничего. Осмунд гордо выпятил грудь. — Я также убил своего брата по обету, сира Мерина Транта. Я вонзил нож в его горло и сбросил его на колья крепостного рва, — он перевёл взгляд на леди Сансу, — Я думаю, он нанизался на кол, как огромное насекомое на шпильку. Леди Санса усмехнулась в ладошку. От неожиданности все уставились на неё. Лорд Эдмар разинул рот. Леди Санса оглядела их. — Каждый раз, когда Робб одерживал очередную победу, — тихо проговорила она, заставляя каждого в чертоге напрягать слуг, — Джоффри созывал свой двор. Затем он приказывал сиру Мерину избивать меня. Перед всем двором. Леди Кейтилин ахнула и положила руку ей на плечо. — Доченька… — Сир Осмунд, — девушка повернулась в его сторону, — защитил меня. Он убедил короля прекратить избиение, пока весь двор стоял и смотрел. Больше меня никто не бил. Некоторое время все молчали. — Сир Осмунд, — нашёлся наконец король, — это правда? Он пожал плечами. — Она сказала то, что сказала. — Если это правда… — поражённо проговорила леди Кейтилин. — Это не смывает клятвопреступления, — убеждённо сказал король. «Они не знают». Осмунд испытал такое облегчение, что чуть не повалился на пол. «Им не сказали». — На пути сюда, — продолжала леди Санса, — на нас напала группа дезертиров. Они хотели обесчестить меня. Сир Осмунд убил их. В одиночку. — В одиночку? — стоящий под возвышением воинственного вида старик в чешуйчатой броне смерил Осмунда взглядом, — Неплохо. Король пребывал в задумчивости. Осмунд видел, как на его лице отражалась борьба противоположных чувств. Наконец, он заговорил снова. — От имени Дома Старк и Севера я выражаю вам благодарность за спасение моей сестры, сир Осмунд Кэттлблэк. Полагаю, вы рассчитываете на награду? Осмунд скользнул глазами по леди Сансе. Та смотрела прямо на него, пока мать обнимала и гладила её. Он перевёл взгляд на короля. — Ваше Величество, когда я помог вашей сестре, я выбрал сторону. Позвольте мне присягнуть вам. Позвольте стать вашим вассалом. — Вассалом? Вы хотите земли, сир? — спросил старый вояка. Теперь Осмунд разглядел на его панцире эмблему в виде прыгающей рыбы, чёрную на чёрном. — Ваше Величество, — продолжал Осмунд, проигнорировав его, — Кто сейчас правит Харренхолом? Король Робб взглянул на него недоумённо, наморщив лоб. — Леди Шелла Уэнт? — Леди Шелла умерла недавно, — поправила его леди Кейтилин. Осмунд перевёл взгляд на неё. — Леди Шелла оставила наследников, миледи? Та покачала головой. — Значит, Харренхолом никто не владеет? Король поджал губы. — Это та цена, которую вы требуете, сир Осмунд? Самый большой замок в королевстве? Осмунд очаровательно улыбнулся. — Со всеми землями и доходами. — Ты просишь слишком много за предательство! — воскликнул молодой лорд Эдмар Талли. «Я знаю». — Я прошу слишком много за вашу племянницу, милорд? — Моя племянница не мешок редьки! — Она тяжелее, — буркнул в ответ Осмунд, и тут же мысленно обругал себя за дерзость. — Вы очень… смелы, — ледяным тоном произнёс король. Осмунд вздохнул. Эта перепалка его утомила. — Так отрубите мне голову, Ваше Величество. Юноша стиснул зубы. Осмунд заметил искорки гнева в его глазах. — Ваше Величество… В пылу спора все позабыли про леди Сансу. Сейчас же они с удивлением воззрились на её раскрасневшееся, заплаканное лицо. Леди Санса подняла мокрые глаза, оглядела свою семью. — Мой царственный брат, я должна признаться вам кое в чём. Король выглядел напряжённо и неловко. Он поправил корону на голове. — Конечно, миледи. Я внимательно слушаю. — В Королевской Га… Гавани… — она опустила взгляд к нервически сцепленным пальцам, — Я… Ваше Величество, прошу меня извинить: я… я лишилась невинности, — она заново разрыдалась. Осмунд почувствовал, как под его ногами исчезает пол. Сука. Маленькая сука. Он почувствовал знакомое дыхание смерти на своём затылке, зловонное, терпкое, удушающее. Всё его тело против воли задрожало. Нет. Нет, нет, нет, нет. Я не могу умереть. Семейство Старков застыло, будто громом поражённое. Леди Кейтилин привлекла дочь к себе и обняла. Король, побледневший, сидел некоторое время будто в ступоре, затем решительно встал, подошёл к сестре и заключил в свои неловкие мужские объятия. Леди Санса негромко всхлипывала, король гладил её по голове. Осмунду казалось, что все глаза в чертоге устремлены на него. Ну вот и конец. Стоило пройти такой большой путь, чтоб закончить на риверранской плахе. Или в Ночном Дозоре, если король проявит милосердие. Его охватила горькая злоба. Надо было придушить девчонку в лесу! Осмунд зажмурился, будто этого было достаточно, чтоб риверранский двор вокруг исчез. Чтоб не пришлось нести ответственность за то, что происходит. За то, что он натворил. Какая-то часть внутри него понимала, что это глупо, но тело отказывалось верить. «Беги», будто говорило оно, «Беги, спрячься!». Скольких стражников он сможет прикончить, прежде чем его убьют? Трёх? Он был не в лучшей форме сейчас, но лучшей может уже не быть. — Скажи мне, кто это сделал, — донёсся до него строгий, ровный голос короля, — Скажи мне, кто этот мерзавец. Допрыгался. Осмунд глубоко вздохнул, выдохнул. Приговор должно встречать с открытыми глазами. Хоть умрёт мужчиной. Хрупкие плечики леди Сансы судорожно дёрнулись. Она отвела глаза от брата и разрыдалась с новой силой. — Я… Прости меня пожалуйста-а-а! Теперь меня никто не возьмёт замуж! Я подвела тебя! Я должна была… Я… Король с нежностью гладил плечи своей сестры. Его лицо было непроницаемой маской. — Не бойся, Санса, не бойся. Не надо бояться. Ты ни в чём не виновата. Мы обязательно найдём тебе мужа, доброго, сильного, и из хорошей семьи. Любой из моих вассалов будет счастлив взять тебя в жёны. А сейчас, прошу тебя, назови мне имя того, кто это сделал. Горло Осмунда будто сдавили невидимые руки. Дыхание спёрло. Дрожь не унималась. — Дж-Джоффри был таким жестоким… — выдавила она наконец, — Я… Я-я-я… Прости, меня, Робб! Пожалуйста, прости меня! Он… он-он-он… Он заставлял меня… — Достаточно, — король привлёк голову сестры к своей груди, — Я тебя понял. Не бойся. Ничего не бойся. Ты с нами. Ты в безопасности. Всхлипывания девушки утихли. Осмунд стоял, как громом поражённый. Он боялся шевельнуться. Ему казалось, что дёрни он хоть пальцем, всё вокруг развалится, повалится прямо на него. Король обернулся к Осмунду, и тот ужаснулся от его взгляда. — Сир Осмунд, — медленно отчеканил Робб Старк, — Я дарую вам в наследственное владение замок Харренхол со всеми землями и доходами. Даю вам своё королевское слово. Принесёте присягу позже. Мать короля устало закрыла глаза. Придворные глухо ворчали. Старик в броне сплюнул на пол. Маленькая Арья смотрела прямо на Осмунда своими не по детски серьёзными серыми глазами, пристально, прищурившись. Почему-то этот взгляд заставил его поёжиться. Аудиенция была закончена. Хозяева замка покидали Большой чертог через дверцу слева от возвышения, пока придворные и стражи уходили через главный вход, обтекая Осмунда. Король Робб тесно прижимал к себе сестру, пока их мать и юная королева Джейн шептали ей слова утешения. Осмунд по-прежнему стоял на месте, один, не в силах двинуться, будто попавший под колдовской морок. Уже в дверном проёме леди Санса бросила взгляд через плечо, и на миг Осмунд снова увидел её заплаканное лицо. Девушка подмигнула ему, и дверь за ней закрылась. Из Осмунда будто вышел весь воздух. Ему хотелось смеяться, или кричать, или всё вместе. Он будто вынырнул из-под лавины и… и… Маленькая сука.***
Ему выделили тесную каменную клетушку в одной из замковых башен. От ночного холода она защищала, и в углу на каменном полу лежал тюфяк, а большего Осмунд и не требовал. Через узкую бойницу проникал лунный свет, а наверху слышались шаги ночных стражей по каменной кладке. Осмунд готовился ко сну. Прошедший день истощил его. Если быть предельно честным, он просто перестал что-либо понимать. Осмунд готовился к пыткам, к казни, к увечьям и ссылке в Ночной Дозор. Вместо этого он в один миг стал крупным землевладельцем в одном из самых плодородных королевств Вестероса. Самым смешным было то, что Осмунд понятия не имел, кому этот хренов Харренхол сейчас принадлежит. Северянам? Ланнистерам? Осмунд не удосужился спросить. Он сидел на тюфяке в одних портках и исподней рубахе, когда в дверь постучались. — Войдите. Девушка в сером платье служанки внесла горящую свечу и небольшой кулёк. Только когда она, опустившись на колени рядом с тюфяком, развернула кулёк и начала выкладывать содержимое, Осмунд узнал её. — Что вы делаете? — поражённо прошептал он. Ему казалась, что стражники наверху могут услышать его шёпот даже сквозь толщу каменной кладки. — Вам никто не удосужился принести поесть, — объявила она, — Вот, тут хлеб, баранина и вода. Мясо уже остыло, но… — Тише! — испуганно шикнул он. Девушка рассмеялась. У Осмунда ёкнуло сердце. Она присела на тюфяк, устроилась поудобнее. — Они не сказали вам, — прошептала девица, — У стен столицы была битва. Лорд Станнис пошёл на штурм, но лорд Тайвин напал на него с тыла. Были большие потери с обеих сторон. Ланнистерам удалось отбиться и прорваться в столицу, но теперь лорд Станнис блокировал город и организовал осаду. Ланнистеры в ловушке. Осмунд осоловело кивнул. Вовремя он удрал. — Значит, я поступил правильно. Но всё же, вам не стоило так рисковать, только чтобы… Девушка не ответила. Привстав на колени, она распустила волосы. В крохотном свете свечи тяжёлые рыжие локоны рассыпались по её хрупким плечикам. Осмунд смотрел, как заворожённый. Подушечками маленьких, почти детских пальцев она затушила огонёк свечи, снова утопив его комнатушку в сумерках. Осмунд сглотнул, затем медленно выдохнул. — Вы не боитесь темноты, миледи? Девушка взглянула на него, и что-то задорно блеснуло в его глазах. Одним плавным движением она поднялась на ноги. — Вы защитите меня, сир. Её серое платье соскользнуло на пол.