Три чёрных котелка

      Когда он открыл глаза, тьма не исчезла.       Осмунд присел, ощупывая голову, пытаясь понять, в каком мире он находится. Перед глазами всё расплывалось, грудь сдавливала гнетущая тяжесть. Рядом, судя по шуму, плескалась река. Кажется, он встал: Осмунд уже не был уверен даже в самом себе, но какой-то частью своего сознания он понял, что нужно идти к реке. Авось, там прояснится. Осмунд медленно побрёл туда, пытаясь найти опору, но опоры нигде не было. Только тьма, и тихий плеск реки, и беззвёздное небо.       — Осмунд! — позвал чей-то шёпот.       Он огляделся. Смутные силуэты выступали из тумана, будто тысячи его воздушных струек сплетались в человеческие фигуры. Чувство чего-то знакомого защекотало Осмунда, смутная тревога захлестнула его, сердце заколотилось. Он ускорил шаг, но силуэты не отставали, будто Осмунд стоял на месте. Он потянулся за ножнами, но обнаружил, что их не было. Фигуры проступили из тумана. Осмунд выпустил сдавленный, жалобный стон.       Он узнал их. Впереди всех шла грузная фигура в ржавой кольчуге, с мясистым носом на уродливом, но добродушном лице. Осмунд узнал в человеке сира Роберта Стоуна, своего учителя. «Но сир Роберт мёртв!», вопила какая-то часть его сознания. И правда: сюрко рыцаря на груди было покрыто кровавыми ножевыми ударами, а чёрный порез на горле зиял, как второй рот.       Спазм задушил крик Осмунда в глотке. Он повернул голову туда, сюда, но со всех сторон уже стояли другие. Бактана со скрюченными пальцами, с головой, криво сидящей на сломанной шее, и с ухмылкой ещё более мерзкой, чем при жизни. Проповедник, которого он сдал на смерть, с лоскутами кожи, слезающими с обгорелой плоти.Сенелла и Бернадетта, протягивающие к нему обрубленные культи рук. Была тут и Даная, в белом платье с мирийским кружевом, с лицом, превратившимся в кровавое месиво. Но самое страшное Осмунд увидел, опустив глаза. Перед ним рядком стояли обугленные, почерневшие детские фигурки. И они двигались, следя за Осмундом впадинками на месте несуществующих глаз.       Осмунд схватился за голову. Хотелось убежать, исчезнуть, выпрыгнуть из собственной кожи. Он застонал, будто раненый зверь, и ринулся прочь, не разбирая дороги. Но, пробежав несколько пару шагов, он остановился как вкопанный.       Она была совсем как живая: так же вертелась беспокойно, так же дёргалась, спутанные волосы так же падали на плечи без какого-либо порядка. Но при всё этом, какое-то неземное свечение при этом исходило от её бледной, почти прозрачной кожи, от светлой рубашки, от белокурых волос. Увидев Осмунда, она радостно, по-детски улыбнулась и бросилась ему навстречу. Он отшатнулся в ужасе, закричал, потерял равновесие и грохнулся на спину. Она оказалась над ним, на нём, оседлала его, прильнула к нему лицом, плюща нос об его нос. Её глаза сияли холодной голубизной, но улыбка выражала искреннюю радость.       — Осмунд! — воскликнула Ари, — Мне было так одиноко!       Он заорал, замахал руками, пытаясь сбросить жуткую наездницу, и она растаяла, растворилась как дым. Каким-то образом Осмунд оказался на четвереньках. Сил подниматься уже не было, остались только страх, панический страх и стремление поскорей убраться отсюда. Вожделенная река была уже видна, и он пополз к ней, всё вниз, вниз.       Скоро он был уже рядом. У берега стояла лодка, в которой кто-то сидел. «Он спасёт меня», понял Осмунд, волоча своё тело вперёд, «Он вытащит меня отсюда». Лодочник повернул голову к Осмунду. Под капюшоном его плаща сияли два голубых огонька.       — Я ждал тебя, — сказал он голосом тихим, как кошачья поступь, и гулким, как далёкий звон колокола в предрассветный час, — Время пришло. Возьми мою руку, дитя.       Осмунд заколебался. Он встал на колени, неуверенно поднял руку, но подать её неведомому лодочнику не решался. Тот заметил это, слегка наклонил голову, будто размышляя.       Разум Осмунда наполнился образами. Он зажмурился, стиснул голову руками. Картинки теснились друг на друга, напирали, били в глаза яркостью красок. Тесное боевое построение толкает его на вражеские пики. Беснующая толпа тянет к нему руки, пытаясь разорвать его на части. Огонь пожирает королеву Серсею, превращая в уголь мягкую плоть, которую он так любил ласкать. Реки крови заливают пиршественный чертог под замогильный, жуткий старчески смех.       — Подумай, — голос незнакомца был спокоен и тих, но перекрывал любые крики, — Разве я могу быть хуже их?       Видения перед его глазами сменяли одно другое, и теперь уже Осмунд перестал их узнавать. Каменные башни тают в драконьем пламени. Ряд трупов уходит вдаль, распятых и освежёванных, с лицами, искажёнными в страдальческих гримасах. А дальше, дальше… Армия марширует по заснеженным равнинам, армия, страшнее которой никогда не видел человеческий взор. Осмунд застонал, заплакал, трясясь всем своим великанским телом.       — Стой!       Осмунд почувствовал лёгкое, едва заметное прикосновение к своему плечу, к спине. Невесомые кончики длинных волос слегка щекотали его кожу сквозь одежду. Он отнял руки от лица, открыл глаза, чтоб увидеть два силуэта, возвышающихся над ним. У обоих были перерезаны глотки.       — Эта душа не принадлежит тебе, — строго сказала Ари.       Как и при жизни, она была одета в мужскую одежду, слишком большую для её маленького тела: светлую рубаху и тёмные штаны. Порез на боку её шеи был маленьким и аккуратным, но хлынувшая из него кровь запятнала шею широкой тёмной полосой, прилепила к телу рубашку на плече и груди мокрым чёрным клеем.       Лодочник перевёл на Ари взгляд спокойных голубых глаз. Его голос был похож на шипение змеи в траве.       — Все души принадлежат мне.       — Время ещё не пришло! — упрямо сказал она.       Кто-то дотронулся до плеча Осмунда. Кто-то, чьи пальцы были холоднее льда. Осмунд вздрогнул. Подняв глаза, он увидел возвышающуюся над ним фигуру своего старого учителя сира Роберта. Ножевые удары на его груди и животе распускались чёрными поцелуями, а уродливый разрез на горле раззевался широкой кривой бездной.       — Мальчик мой, — старик покачал головой, — Как же глубоко ты завяз в дерьме.       — Но ещё не слишком поздно, — Ари служила на груди худые ручонки.       Сир Роберт обернулся к ней.       — Думаешь, он ещё заслуживает спасения?       Ари задумчиво наморщила маленькую мордашку.       Видения снова заплясали перед глазами Осмунда, воспоминания о прошедшем. Вот он бросается в обезумевшую толпу, чтоб спасти беззащитного мальчишку. Вот он хватает Бактану за плечи, трясёт её, пытаясь привести в чувство. Сидит напротив Ари, пока она жадно уплетает купленную им пищу, давясь словами. Объясняет что-то тому же мальчишке, пока избитая девчонка корчится на полу, прислушиваясь к его словам с затаённой надеждой. И позже он, с той же девчонкой, в тёплых объятьях ночи. Ласковый шёпот, голые плечи, сплетающиеся пальцы, и рыжая коса, щекочущая его кожу. От этих воспоминаний даже в этой ледяной бездне Осмунду стало теплей.       Чья-то маленькая ручка нежно коснулась его лица. Осмунд вздрогнул. Ари стояла на коленях рядом с ним, такая, какой она была при жизни. Исчезла кровь, затянулась рана. В её глазах блестели слёзы, а личико выражало сочувствие и понимание. Подняв пальчики чуть выше, она осторожно вытерла влагу у его глаз.       — Тихо, — прошептала она, — Тихо. Это ничего, что ты плачешь. Поплакать иногда можно даже таким большим и сильным людям, как ты. Так ты вычищаешь зло из своего сердца.       — Я не сильный, — тупо проговорил он, всё ещё дрожа.       Белая ручка Ари погладила его чёрные волосы.       — Ты был всем, что держало меня в мире живых. Скажи мне, если ты не сильный, как же ты был моей единственной опорой?       Он мотнул головой.       — Ты ухватилась за тень.       Ари слегка улыбнулась.       — Но эта тень вытащила меня на свет.       — Пха! — фыркнула изувеченная фигура сира Роберта над ними, — Не морочь себе голову, девочка! Он погубил тебя так же, как и других!       Ари опустила взор. Лицо её было жалким.       — Я хотела… Я всего лишь…       — Он прав, — прохрипел Осмунд, — Я разрушаю всё на своём пути, — он вспомнил слова, сказанные вечность назад, — «Тот, кто носит смерть в себе, превращает весь мир в кладбище». Помнишь? Ты была права.       Ари начала плакать. Её узенькие плечики затряслись, и вскоре она ревела, бесстыдно и беспомощно, как ребёнок.       — Ари…       Осмунд смутился. Всезнающий призрак, жалобно рыдающий перед ним — это не та ситуация, в которой он мог себя вообразить.       — Ари… — он дотронулся до её плеча; она продолжала рыдать.       — О, вид женских слёз, — проскрипел призрак Стоуна, — Терпеть его не мог. Никогда на думал, что и тут он меня достанет.       — Ари… — прошептал Осмунд потерянно, и внезапно решился. Он сгрёб девчонку в свои объятия, прижал к себе, трепещущую, словно испуганная птичка, — Прости меня. Прости, — Эмоции переполняли его, разрывали его грудь, — Если бы я мог… Ари… Если бы я мог… Я бы отдал свою жизнь, чтоб исправить… чтоб исправить то, что я сделал с тобой. Прости.       Постепенно всхлипывания утихли, Ари успокоилась. Отняв голову от плеча Осмунда, она взглянула ему прямо в глаза, и её глаза были ясными и спокойными.       — Осмунд, ты любишь её?       Он понял, что она имела в виду. Понял и отвёл взгляд, стыдясь.       — Люблю, — сказал он глухо.       Ладошка Ари скользнула в его смоляно-чёрную бороду, подняла его лицо. Осмунд увидел, что в её глазах нет осуждения, нет зависти или обиды.       — Она нуждается в тебе сейчас, — сказала Ари серьёзно, — Как я нуждалась в тебе когда-то. Иди к ней. Спаси её. Ты ещё можешь помочь. Ты ещё можешь… исправить всё.       — Ты серьёзно, деточка? — Стоун покачал головой, но Осмунд заметил блеск в его старых, усталых, добрых глазах.       — Он мой! — прогудел лодочник требовательно, но бессильно.       Ари поднялась на ноги, взглянула на сира Роберта.       — Один шанс? Один ма-аленький шанс? — вопросительно сказала она, держа два пальчика на небольшом расстоянии, будто показывая, насколько он маленький.       Рыцарь кивнул.       — Ну хорошо, — он повернулся снова к Кэттлблэку, — Мальчик мой, ты всё понял. Другого шанса тебе уже не представится. Не просри его. Когда ты вернёшься, ты будешь знать, что нужно делать.       — Пустые хлопоты, — голос лодочника был похож на рокот далёкого обвала, — Вам не спасти его. Он всё равно перейдёт эту реку.       Не обращая на него никакого внимания, Ари подала Осмунду свою маленькую белую ладошку.       — Прощай, Осмунд, — она грустно улыбалась, — Дай ей то, что не досталось мне.       Её ручка была холодной, но на удивление крепкой, и поднимала его на ноги безо всякого усилия. В тот миг, когда Осмунд вставал, Ари неожиданно наклонилась и подалась вперёд, встречая его лицо своим. Их губы слились, и всё исчезло. Осмунд почувствовал, как сгинула тяжесть в его груди, а в лёгкие хлынул воздух.       Вместе с ним пришла боль.

***

      Чувство было дерьмовое.       Когда сознание пришло к нему в достаточной степени, он понял, что лежит на илистом берегу реки. Волны накатывали на него мягким одеялом, залезали под одежду, липли к коже. Вокруг шелестели заросли камыша, кричали какие-то птицы. Где-то в невыразимой дали стоял гул, будто составленный из множества маленьких шумов, но Осмунд ещё не мог распознать его.       Стоял день. Небо было облачным, но дождём не грозило. Судя по всему, Осмунда вынесло на северный берег Зелёного Зубца. Поворачивая голову, он видел нависающий над ним небольшой деревянный причал, а меж столбов причала, в отдалении, мог разглядеть Близнецы, стянувшие реку каменным ремнём моста. Не так уж и далеко он уплыл, видно — ну, или Близнецы просто очень большие.       Осмунд не знал, сколько времени он лежал так в грязи, будто выброшенная из воды рыбина, но в какой-то момент он услышал голоса чуть выше по течению реки. Грубые голоса, солдатские. Двое воинов спустились к реке за водой, да заодно и отлить. Вода доносила их слова до Осмунда с кристальной ясностью, сам же он был надёжно скрыт от их глаз прибрежными зарослями.       — Все северяне мертвы, вся армия? Слишком брат, просто.       — Просто, потому что без нас разобрались. Фреи дождались, когда они перепьются на свадебке, да всех и вырезали.       — Вот и ходи теперь на свадьбы!       Оба загоготали.       — Нет, а всё же, — спросил немного погодя первый, — что лорды Флоренты теперь делать будут? Нахер мы сюда попёрлись, в грязь, если без нас разобрались?       — Без нас разобрались, и без нас решат, и не нашего это ума дело. Захотели нас по болотам поводить, значит, так господам угодно. Давай, запрятывай свой хер, да уматываем. А то ворчать будут.       Они ушли.       Небо медленно темнело. Осмунд окреп настолько, чтоб привстать и ощупать себя. Кажется, ничего не было сломано или повреждено. Борода и волосы были мокрыми насквозь, в них впутались водоросли, а новый нарядный костюм его превратился в тряпьё, но это было не тем, о чём стоило жалеть.       Дождавшись наступления темноты, Осмунд вскарабкался вверх по берегу и осторожно выглянул из зарослей. У реки вырос целый военный лагерь; знамёна Баратеонов и Флорентов реяли повсюду, но там и сям мелькали и другие: Осмунд узнал Бисбери, Варнеров, Феллов. По количеству палаток Осмунд прикинул, что людей было тысячи полторы-две, все конные. И правда, зачем они сюда попёрлись? Пересчитать мёртвых Старков? И выехали явно до резни, хотя… сколько времени Осмунд провёл без сознания? На этот вопрос он уверенно ответить не мог.       Его размышления были прерваны, когда он заметил группу людей с факелами, направлявшуюся в его сторону. Осмунд поспешно скрылся в кустах, вернулся на своё место под причалом и затаился.       — Ждите здесь, — сказал ворчливый командирский голос, затем обратился к кому-то более услужливо, — Миледи, не угодно ли вам пройти на эту пристань? Здесь нас никто не услышит.       Осмунд чуть не рассмеялся, но смех застрял у него в горле, когда женщина, к которой были обращены эти слова, начала говорить.       — Если вам угодно, лорд Акселл, — равнодушно произнесла леди Мелисандра из Асшая. Осмунд узнал этот голос мгновенно, из тысячи узнал бы. До сих пор воспоминания о красной жрице заставляли его вздрагивать.       Три фигуры зашли на пристань на фоне ночного неба. Красная женщина шла впереди в своих развевающихся шелках. Рубин на её горле блестел в свете звёзд. Далее шли двое, толстый и худой, в которых Осмунд узнал Акселла и Алестера Флорентов, доверенных людей короля Станниса. Они не могли видеть его в зарослях в темноте, зато он прекрасно видел их.       — Уверяем вас, миледи, — начал Акселл Флорент извиняющимся тоном, что мы ничего, решительно ничего не могли с этим поделать! Когда это случилось, мой брат сразу поскакал в Солеварни, где я стоял, а оттуда мы со всей скоростью отправились сюда, к вам. Нет, это ужасно! Уму непостижимо…       — Я предупреждала его, — прервала излияния Флорента жрица, — Я говорила ему неоднократно, что третий раз убьёт его. И именно вы, лорд Акселл, вы убедили его, что это единственный путь! Меня снова никто не послушал.       — Н-но, миледи, — Акселл звучал испуганно, — это и был единственный путь! Старки побеждали! И Фреи были перепуганы их победами! Мы отступили после битвы с ними, да ещё и Простор, и Долина могли присоединиться к Роббу Старку в любой момент! Я смог убедить лорда Уолдера только тогда, когда намекнул на смерть лорда Ренли. Когда я пообещал им, что на их стороне будет выступать непобедимая сила, которой вы обладаете. Иначе они бы не согласились!       Жрица пожала изящными плечами.       — Будь по-вашему, — её голос звучал устало и потерянно, — Я считала короля Станниса Азором Ахаем, избранным, которому суждено… Ах, какое это теперь имеет значение?! Он мёртв, и мои чаяния умерли вместе с ним.       — Но, миледи, — сказал елейным голоском лорд Алестер Флорент, худощавый старик с длинными седыми волосами и щетиной, — Я слышал, что слуги Владыки Света способны возвращать к жизни мёртвых. Не могли бы вы…       — Нет, — голос жрицы звучал глухо; Осмунд едва разобрал его, — Дары Владыки исчерпали его до дна. Там нечего воскрешать.       Какое-то время все молчали. Осмунд слышал лишь ночные переклички солдат в лагере да кваканье лягушек. Наконец, лорд Алестер прервал тишину.       — И что же нам теперь делать? — жалобно воскликнул он, переводя взгляд с брата на жрицу и обратно.       — По всей видимости, — задумчиво сказал Акселл, — Да здравствует королева Ширен? Нам нужно как можно быстрее двигаться в столицу, пока никто другой не прибрал девчонку к своим рукам.       — Попутного ветра, — жрица пожала плечами, — Настаёт время перемен и трудных решений. Время тяжёлых выборов, — при этом она взглянула сверху вниз прямо на то место, где прятался Осмунд. Ему показалось, что он разглядел на её лице тень улыбки, но сказать было трудно.       — Полагаю, вы поддержите нас при возникновении проблем, миледи? — спросил Акселл.       Леди Мелисандра глянула на него с плохо скрытым презрением.       — Я пересекла море, чтоб подготовить Азора Ахая к предстоящей битве с порождениями тьмы. Мне нет дела до какой-то девчонки-королевы и копошащихся под её троном червей. Я возвращаюсь в Волантис.       — Подождите-подождите! — возвысил голос толстый Акселл, — Вы не можете нас оставить! Кто сказал вам, что мы вас отпустим?       Двое братьев встали поперёк причала, преграждая жрице путь. Та в ответ лишь усмехнулась.       — И кто из вас двоих меня остановит?       Пару мгновений они ещё стояли на её пути, затем, будто по щелчку пальцев, молча расступились. Леди Мелисандра прошла межу ними, шелестя красным шёлком, и растворилась во тьме, навсегда исчезая из жизни Осмунда.       — Акселл, — жалобно протянул лорд Алестер немного погодя, — и что нам теперь делать?       — Обожди ты, — отмахнулся от него Акселл, будто от назойливой мухи, и сел на какой-то ящик, — мне нужно подумать.       Ночь была прохладной и свежей, пели сверчки. Седовласый пожилой Алестер вертелся вокруг младшего брата, будто беспокойный ребёнок. Цепь и брошь десницы, которые он носил, блестели в свете луны. Осмунд сидел в зарослях, терпеливо ожидая окончания разговора, но Акселл Флорент не спешил.       На пристань зашла высокая худая фигура в латах и закрытом шлеме, с факелом в руках. Поклонившись, воин обратился к Флорентам:       — Милорды, леди Мелисандра только что покинула лагерь на лошади. Наши люди не решились её задержать. Будут ли какие-либо указания?       — Всё в порядке, сир Хосман, — проворчал сидящий Акселл, — Пускай себе катится в седьмое пекло. А вы идите и проверьте корм для лошадей. Завтра мы отправимся в Близнецы.       Долговязый воин кивнул и исчез. Осмунд вспомнил его. Сир Хосман Норкросс, присяжный рыцарь Флорентов. Высокий молчаливый малый, который так любил скрывать свою конопатую физиономию под шлемом.       — Так ты решил, что мы будем делать? — беспокойно воскликнул лорд Алестер.       — Не кричи, без тебя тошно. Меня вот что беспокоит. Если бы этот дурак Станнис не вздумал помереть, никакой проблемы бы не было. Теперь весь мир возненавидит Фреев за то, что они сделали, но никто не знает, что они сделали это по нашей указке. Будь Станнис жив, они боялись бы пикнуть. Но девчонку они бояться не станут. В любой момент правда о наших переговорах может выйти наружу, и тогда Фреи утянут нас с тобой в дерьмо вместе с собой.       — Пускай люди думают про нас что угодно, — фыркнул Алестер, — Если вздумают лаять на нас, мы заткнём им глотки.       — Ты не сможешь заткнуть все глотки в Вестеросе! — прошипел Акселл, — К тому же, тогда они станут ненавидеть нас молча, а это ещё хуже. Ты не понимаешь таких вещей, потому что ты безмозглый дурак, хоть и обвешался цацками десницы. А решать всё приходится мне, как всегда! Я говорю тебе, братец, в тысячный раз: всегда закапывай своё дерьмо в песок.       — Как мы сделали с братцем Райамом? — хохотнул лорд Алестер.       — Да, бедный, честный, справедливый братец Райам! Он бы явно не одобрил всего того, что мы тут творим. Хорошо, всё же, что он сделал нам милость и случайно свалился с лошади!       Оба брата залились недобрым хохотом. Алестер от смеха схватился за коленки.       — Так вот, — продолжил Акселл, — Я надеялся, что жрица поможет нам удержать власть, и поэтому помчался сюда. Но она предпочла дезертировать, а это значит, что мы с тобой, братец, сами по себе. Но, кажется, я знаю, что делать. Завтра с утра я нанесу старому Фрею визит, ты же возьми минимум людей и мчи в столицу. Наши люди там не смогут долго удерживать власть без нас. Первым делом нужно будет выпнуть этого вшивого Лукового Рыцаря. Пускай катится в свой Дождливый лес, а то слишком много шума от него. Затем… Впрочем, разберёмся, — он тяжело поднялся с ящика, — Пошли. Нам предстоит много работы.       Алестер Флорент напустил на себя важный вид, напомнив Осмунду об индюках, которым его родители так ловко сворачивали шеи, и оба брата покинули пристань. Осмунд слышал, как они отдали команды своим людям, ждавшим рядом, затем раздались звуки удаляющихся шагов. Всё стихло, и он остался один в темноте.       Осмунд медленно выдохнул. Всё менялось слишком быстро. На него сбросили больше информации, чем он мог переварить за один раз. Некоторое время он сидел, размышляя. Затем потянулся за голенище сапога и обнаружил, что спрятанный там нож был всё ещё на месте.       Осмунд удовлетворённо хмыкнул и осторожно полез из зарослей.

***

      Дорога вилась вперёд вдоль северного берега Зелёного Зубца, мимо полей, садов, лесов и лугов. Тысяча семьсот закованных в железо всадников шли по пять в ряд уверенной рысью, блистая наконечниками копий, плеща на ветру пёстрые знамёна. Десять дней они скакали сюда от самых Солеварен по дорогам, превратившимся в жидкую грязь после осенних ливней. Теперь пункт назначения их был совсем близко. Две каменных башни Переправы вырастали над рекой, будто грибы, больше и больше с каждым ударом копыт.       Он скакал во главе колонны, ноздря к ноздре с лордом Акселлом Флорентом, сжимая в руках золотое знамя с гербом Дома Баратеон. Помимо роскошного голубого плаща, подбитого лисьим мехом, лорд Акселл надел сегодня свой парадный доспех — дорогие чернёные латы с золотой лисьей мордой на груди. Шлем он сегодня надевать не стал, демонстрируя миру маленькие, близко посаженные глазки и двойной подбородок. Его длинные седые волосы развевались на ветру. Огромный чёрный конь под Флорентом нетерпеливо фыркал, раздувая широкие ноздри. Конь знаменосца, серый в яблоках, такой же молчаливый и невозмутимый, как и его всадник, не отставал и не сбивался с дыхания.       Дом Норкросс издревле был вассалом Флорентов из Ясноводного Чертога. Многие поколения предков сира Хосмана Норкросса сражались бок о бок со своими лордами на полях различных сражений: и отец, и дед, и прадед его могли этим похвастаться. Флоренты не забыли их доблесть, и сиру Хосману было позволено породниться с их домом. Не было у владык Ясноводного Чертога более преданного слуги, чем сир Хосман Норкросс.       — Фреи захватили множество высокородных пленников, — заговорил лорд Акселл, — Они нам понадобятся для закрепления победы. Необходимо будет заключить множество брачных союзов, чтоб связать вместе северян и речников с верными нам Домами. Вот Эррен, — обратился лорд Акселл к рыцарю, нёсшему знамя Дома Флорент по другую сторону от него, — ты возьмёшь в жёны одну из дочерей лорда Бракена.       — Да, дядюшка, — угрюмо проговорил Эррен.       Лорд Акселл отвернулся от него, с самодовольной улыбкой предаваясь планированию.       — Лучше, понятное дело, самую старшую. Мужчины-наследники Дома Бракен все погибли на войне, что, конечно, очень удобно, поэтому старшая дочь лорда наследует замок, а её с тобой дети будут наследовать ей. Но я бы предпочёл подстраховаться. Если бы твой брат Имри не додумался сгореть живьём на Черноводной…       Всадник повернул голову к реке, чтоб отвлечься от разглагольствований Флорента. Северный берег Зелёного Зубца полого спускался к реке, образуя песчаные отмели. На воде виднелись рыбацкие лодки, на берегу же какие-то крестьянские дети бегали по песку с собакой, радостно визжа. Чуть дальше в корнях могучего дуба, подмытых рекой, застрял раздувшийся белый труп. Ворона сидела на его сером дублете, клюя лицо.       — …А сир Пармен Крейн возьмёт в жёны дочь лорда Рута, — подытожил лорд Акселл, — Таким образом, Дом Флорент получит контроль над большей частью Севера и Речных земель.       — Но, дядюшка, — лицо юного сира Эррена выражало сомнение, — а если они не согласятся?       — Как это они не согласятся? Ты что, дурак, что ли? — разбушевался толстый лорд, недовольный тем, что в его сложные расчёты пытаются подмешать грубую реальность, — Мы их победили! Мы возьмём их в плен! Мы предложим им щедрые условия! Не говори таких глупостей, мне уже даже перед сиром Хосманом стыдно за тебя. Ведь правильно я всё говорю, сир Хосман?       Воин утвердительно хмыкнул и перехватил в руке древко знамени, чтоб удобнее было держать.       — Ну, что я говорил?! — торжествующе завопил лорд Акселл.       Сир Эррен пожал плечами, очевидно, не желая продолжать спор.       Они прошли очередной лес, и из-за него будто выпрыгнуло то, что когда-то, очевидно, было лагерем северян. Большое пространство перед въездом в северную башню было ограждено стеной из деревянных повозок, за которой виднелись ряды смятых, поваленных палаток. Весь вид лагеря свидетельствовал о хаосе и разрухе. Пахло гарью.       Сержант Фреев и пара солдат, сторожившие вход, пропустили их внутрь. Проходы между смятыми, ввалившимися, обгорелыми палатками были заполнены трупами людей и лошадей. Все они погибли насильственной смертью. Воин молча оглядывал поле жестокой бойни через узкую прорезь своего шлема. Его серый в яблоках конь осторожно ступал между телами.       Ближе к воротам когда-то стояло три длинных увеселительных шатра, в каждый из которых могли вместиться десятки, если не сотни человек. Сейчас же эти шатры превратились в чёрные прямоугольники на земле, полные пепла и скрюченных обугленных трупов. Вероятно, солдат Старков заманили внутрь, а затем подожгли. Увеселительные шатры стали смертельной огненной ловушкой.       У самого рва, отделяющего северную башню от большой земли, взорам всадников предстали убитые на пиру внутри замка. Речники были разодеты в шелка и парчу, северяне щеголяли в соболях и горностаях. Все они вместе со слугами, оруженосцами и латниками были свалены в несколько кровавых, смердящих куч. Иные трупы сползли к краю рва, норовя свалиться вниз, в воды реки. Воин вспомнил труп в корнях, но промолчал. Мальчишка Эррен с отвращением поджал губы и отвернулся. Лорд Акселл весело присвистнул.       Северная башня Переправы возвышалась над ними мрачным каменным колоссом. Приходилось задирать голову, чтоб разглядеть её верхушку. Они спешились, чтоб перейти мост, и копейщики Фреев расступились, пропуская их. Знаменосец молча сунул знамя Баратеонов одному из воинов и последовал за лордом в широко распахнутые ворота замка.       Внутри уже ждала разодетая девушка, держащая на подносе нарезанный каравай хлеба и солонку. Аликс Фрей, вот как её звали. Дерзкая и смелая шестнадцатилетняя девица. Теперь она улыбалась входящему лорду Акселлу так, будто уже готова была предложить ему себя. Фреи в нарядных одеждах окружали её, сгибаясь в подобострастных поклонах новым хозяевам.       — Добро пожаловать в Близнецы, лорд Акселл! — воскликнула леди Аликс, бойко стреляя глазками, — Да здравствует Станнис, истинный король!       Воины Флорентов в кольчугах и с копьями высыпали в замок с двух сторон, встали у стен, проникли дальше по коридорам. Леди Аликс улыбалась лорду Акселлу во весь рот, показывая крупные белые зубы.       — Робб Старк мёртв, а лорд Талли томится у нас в плену, — похвастался толстый потный сир Риман Фрей, выступая вперёд, — Дело истинного короля победило!       Служка в бело-голубой ливрее выступил вперёд, встал на одно колено, протягивая лорду Акселлу меч Робба Старка, лежащий на куске атласной ткани.       — Оружие поверженного врага! — провозгласил седой сир Уолдер Риверс, бастард лорда Фрея, самодовольно складывая руки на груди, — Теперь оно ваше, милорд.       Лорд Акселл коротко кивнул, взял клинок в руку, поводил им в воздухе. Затем протянул знаменосцу.       — Ну, сир Хосман, как вам?       Тот взвесил клинок в руке, молча кивнул. Затем слегка подбросил, поймал рукоятью вперёд, протянул Флоренту.       — Слава истинному королю! — пропищала леди Аликс очевидно заученные слова, — Смерть предателям!       — Смерть предателям, — согласился лорд Акселл, одобрительно кивая девушке.       И ударил её мечом по голове.       Девчонка рухнула на пол, вереща от боли. Тяжёлое медное блюдо упало на неё сверху. Ломти хлеба были запачканы кровью, брызнувшей из её головы, соль просыпалась. Лорд Акселл Флорент ударил ещё раз, разрубая ей череп.       Передняя замка наполнилась криками. Воины Флорентов вокруг опустили блестящие наконечники копий, разя оторопевших Фреев. Сам молчаливый знаменосец молниеносно вынул клинок, вонзил его в грудь стоящего рядом Уолдера Риверса. Тот упал, судорожно сжимая пальцами рукоять невынутого меча. Риман Фрей полз по каменному полу, одной рукой сжимая кровоточащее бедро. Знаменосец всадил клинок ему в спину.       — Убивайте всех! — кричал лорд Акселл воинам, разбегающимся по замку, потрясая окровавленным мечом Робба Старка, — Не щадите никого! Пленных не брать! Убивать, убивать!

***

      Узкие каменные коридоры Близнецов были завалены телами: дворянами, слугами, стражниками. Откуда-то причудливые изгибы этих коридоров приносили крик, плач, мольбы о милосердии. Совсем рядом, прямо за каменной кладкой стен, слышались тихие всхлипывания женщины и грубые мужские стоны.       Одинокий молчаливый воин шёл быстрым шагом, не обращая на это никакого внимания.       Вот он остановился, наклонился. Одна молоденькая горничная, лежавшая у стены, была ещё жива, хотя кровавая рана на животе не оставляла ей шансов. Времени на сантименты не было: воин схватил её за платье на груди, рывком приподнял. Когда он задал вопрос, ему пришлось наклониться, чтоб расслышать её шёпот. Удовлетворённо кивнув, воин отпустил девицу, и та повалилась обратно на землю, как мешок тряпья.       У нужных покоев стояли два перепуганных стражника с копьями, которые при виде великана в забрызганных кровью латах удрали, куда глаза глядят. Он вошёл внутрь.       Комната была богато обставлена, хоть и не очень велика. Посреди неё стоял тяжёлый стол чёрного дерева, подобные которому воин видел уже не раз. Лотар Фрей, одетый в простую светлую рубаху и тёмные домотканные портки, стоял у его дальнего конца, тяжело опираясь на него обеими руками. Между входом и столом стояли ещё двое Фреев с мечами наготове.       — Милорд, стойте! — закричал толстяк, стоило воину переступить порог, — Нет нужды в насилии! Мы можем договориться!       Знаменосец ничего не ответил, лишь слегка наклонил голову. Двое Фреев с мечами тяжело сопели, выдавая свой страх. Лотар, воодушевлённый тем, что неведомый воин его слушает, быстро затараторил:       — Мы-мы готовы обсудить цену… У нас есть деньги, вы не подумайте! Спрятанные деньги, их не найти без нас! — добавил он поспешно и присмотрелся к гербу на сюрко воина, — Милорд… Норкросс? Сир Хосман Норкросс, так?       Не говоря ни слова, воин свободной рукой поднял забрало своего шлема. Трое Фреев застыли, будто окаменевшие. Не было у владык Ясноводного Чертога более преданного слуги, чем сир Хосман Норкросс.       Но сир Хосман был мёртв.       — Кэ-Кэ-Кэттлблэк! — взвизгнул Фрей, отшатываясь к стене. Его широкое лицо было белее молока, — Раймунд, Уэйлен! Убейте его!       Осмунд отбил их атаки с оскорбительной лёгкостью. Тот, что слева, не успел защитить свою ногу, и клинок Кэттлблэка подсёк её, отправляя Фрея на пол. Осмунд отбил второй выпад правого, с силой толкнул его локтем. Тот повалился навзничь на поверхность стола, и тут же лезвие меча вошло в его тело, словно нож в масло. Осмунд медленно вытащил клинок, и Фрей обмяк. Первый ещё лежал на полу, держась за искалеченную ногу и воя от боли. Быстрый укол в затылок прекратил его мучения.       Хромой Лотар Фрей вжался в стену. Оба его подбородка, белые и дряблые как творог, тряслись от страха. Осмунд отшвырнул со своего пути стол вместе с книгами, свитками, письменными принадлежностями и мёртвым Уэйленом Фреем. Красное острие клинка упёрлось в горло Лотара.       — Санса, — прорычал Осмунд, — Где?       — П-пощадите! — рыдал Лотар; теперь его лицо покраснело и тряслось, — Ради моих доченек! Ч-четыре лапочки-дочки, милорд! Жена умерла полгода назад, не оставляйте их сиротками!       — Где. Она?       Фрей разрыдался пуще прежнего, тряся головой.       — Её здесь не-е-ет! Он увёз её! Увё-ё-ёз!       Клинок Осмунда дёрнулся, и Фрей тонко, по-девичьи вскрикнул. По его жирной шее стекла тонкая струйка крови.       — Кто увёз и куда? — спросил Осмунд, стараясь, чтоб голос его звучал ровно.       Лотар не отвечал, продолжая всхлипывать. Осмунд не выдержал.       — КТО? — рявкнул он, заставляя Фрея сжаться ещё больше. На его белой рубахе проступали крупные пятна пота.       — Лорд Болтон утащил её на Север! — пропищал тот наконец, — Он хочет выдать её за своего… своего бастарда, Рамси, чтоб укрепить свою власть! Я клянусь, это пра-авда-а-а! Её здесь не-е-ет!       Рамси Сноу, Дредфортский Бастард. Осмунд был наслышан про его похождения. Он творил беззаконие и хаос на Севере в отсутствие Старков, он изнасиловал и убил вдову лорда Хорнвуда, а перед самой свадьбой лорд Русе передал королю Роббу подарок от бастарда — кусок кожи изменника Теона Грейджоя. Верный традициям своего Дома, выродок обдирал людей живьём. Если Санса попадёт в его руки… Осмунд стиснул зубы, усилием воли заставляя себя держать клинок ровно.       — Когда они выехали?       — Сразу после… торжества, — пролопотал Лотар, скосив глаза на щекочущий его горло клинок, — Четыре дня как. Они все конные, ехали быстро…       Четыре дня. Выходит, он провёл четыре дня, валяясь бревном? Осознание шокировало Осмунда, но, к счастью, Фрей был слишком перепуган, чтоб заметить это.       — А вторая? — процедил Осмунд, — Арья?       — У нас её нет! Её не поймали! Клянусь! Пожалуйста, милорд, пощады…       — Пощады? — выплюнул Осмунд — То, что вы натворили… Немыслимо.       — Это не я! — хныкал Лотар — Я невиновен! Это всё они! Флоренты и красная жрица! Она заставила!       Ну конечно. В голове Осмунда будто что-то щёлкнуло, и картинка сложилась. При дворе в Королевской Гавани он много слышал про любовные похождения короля Эйгона Недостойного, и про его любовницу из того же рода Блэквуд, что и мать Лотара. Мисси… Мелисса…       Мелисандра.       — Мисси! — фыркнул он, обдавая Фрея слюной, — Умно.       Лотар зажмурился, будто признавая поражение.       — Это всё она! Она была тут и… Я боялся её! Я боялся, мой добрый лорд Осмунд! Мы все боялись! Она меня заставила! Я невиновен!       Осмунд расхохотался ему в лицо, затем покачал головой. Его улыбка была волчьей. Лотар понял, что ему не поверили. Он сглотнул слюну, снова бледнея на глазах.       — Пожалуйста, милорд, я рассказал всё, что вы хотели! Прошу, милости! — он ловил взглядом глаза Осмунда, силясь найти в них намёк на эту самую милость, — Вы же рыцарь, милорд! Вы не убьёте беззащитного калеку!       Осмунд убил его.

***

      Он сидел на берегу, глядя, как неспешно несёт река свои тяжёлые волны. Со стороны глухих громад Близнецов ветер и вода всё ещё доносили крики: воины покойного короля Станниса предавали мечу мужчин, женщин и детей дома Фрей, чтоб навеки похоронить правду о свадьбе лорда Эдмара Талли.       Осмунд остался до конца представления. Он убил несколько членов семьи Фрей. Он смотрел, стоя в украденных доспехах, как солдаты Акселла Флорента поразили своими мечами отчаянно визжащего лорда Уолдера. Это принесло Осмунду чувство глубокого удовлетворения: всё же, он служил Старкам несколько месяцев, пил их вино и ел их хлеб, и гнусное деяние Фреев затрагивало и его тоже.       Когда стало понятно, что всё свершилось, Осмунд покинул лорда Акселла Флорента, оставив кинжал покойного сира Хосмана в его глазнице. Несомненно, они будут искать убийцу, но последний раз Флорента видели в обществе своего рыцаря Норкросса, а того будет не так уж просто найти, ибо тело его уже должно было проплыть изрядное расстояние в водах Зелёного Зубца. Так последний и главный виновник свадебной бойни покинул этот мир, навсегда избавляя его от своих интриг и амбиций. Осмунд смеялся в душе, думая о том, как власть Флорентов в столице развалится в руках безмозглого слизня Алестера. Впрочем, Эррен казался не таким уж плохим парнем, может, при его участии срок королевы Ширен не закончится так быстро и трагично. Но Осмунда Кэттлблэка всё это уже не касалось.       Он должен был решить, что делать дальше.       Какая-то полузабытая тревога медлила в душе Осмунда, будто дым от выгоревшего костра. Был какой-то… сон? Где-то в глубинах его памяти мелькали обрывки образов, но исчезали, стоило ему напрячься, чтоб ухватить их. Что-то… что-то снилось ему, пока он лежал без сознания после падения в реку. Но, как и любой другой сон, этот растаял после пробуждения. Осмунд помнил лишь, что он связан с Сансой… Была ли там Санса? Щемящее чувство щекотало его грудь изнутри, что-то будто просилось наружу. Предостережение? Он не помнил. Но сон убеждал его отправиться вслед за Сансой, в этом Осмунд был уверен.       Он бросил взгляд на захваченную Переправу. Над дальней, южной башней, развевалось знамя Баратеонов: чёрный олень, сгорающий в огне. Там, на южном берегу, лежала дорога на Харренхол. Там ждали братья. Там Осмунд сможет отсидеться, зажить наконец жизнью лорда, о которой он всегда мечтал, в своём собственном замке, полном верных людей. Перейти охраняемый южанами мост не составит труда: сорви он с трофейных доспехов гербовое сюрко, и никто не признает в них латы покойного сира Хосмана. А неведомого рыцаря упоённые победой вояки легко примут за своего.       С другой стороны, он мог остаться на северном берегу. Здесь, на ближней башне, Флоренты поместили свой собственный флаг: рыжую лисицу в венке из голубых цветов. Отсюда Осмунд может направиться на север, вслед за вероломным лордом Болтоном и своей похищенной невестой. Там лежала неведомая земля, чужая и дикая. Там рыскали болотные жители с отравленными стрелами, лихие люди в мехах и коже и лорды, что обдирали людей живьём и скармливали богам, живущим в деревьях. Там никто не ждал Осмунда, разве что близкая зима и ранняя смерть. Но там была Санса, милая дорогая Санса, что так отчаянно нуждалась в его помощи.       Перейти реку, или нет? На каком берегу ждёт Осмунда его судьба? Он знал наверняка, что, пойдя по южной дороге, уже не отправится на север. А если он повернёт на север, доберётся ли когда-нибудь до Харренхола живым? Увидит ли снова братьев? Нет, он не мог получить всё, это было ясно. Так Осмунд и сидел у берега, задумчиво глядя на волны великой реки.       Он должен был сделать выбор.