Неучтённый фактор

      Я был уже на подступах к, как я предполагал, городу Ямагата ‒ центру провинции и одному из крупнейших городов страны. По крайней мере, об этом говорил дорожный указатель, встреченный мной несколько километров назад. Вообще географию Нагато знал посредственно, известно ему было лишь то, что страна Дождя состоит из трёх провинций с тремя областными центрами — городами и Ямагата самый близкий из всех. Собственно, я и не шёл никуда конкретно, лишь надеясь, что дорога меня куда-нибудь приведёт, и вот, спустя три дня пути я оказался здесь. Буквально через двести метров уже начнутся первые пригороды, а вдали виднеются ещё не виданные Нагато высотные строения и даже что-то вроде земных многоэтажек. Не знаю почему, но именно здесь, почти у цели, мне захотелось сделать привал, всё-таки дорога была не самой лёгкой.       Привычно отойдя от заметно сузившегося тракта на некоторое расстояние, я присел у небольшого деревца в редком лесу и достал свой оставшийся свиток с провизией. А хорошо, всё-таки, живут ниндзя в Конохе, среди уже привычных мне рыбы и риса, в рационе обнаружились овощи, сыр и говядина. И когда у меня в первый раз получилось правильно подать чакру и распечатать содержимое свитка, я крайне обрадовался мясу, ибо сидеть на одном рисе с маленькими кусочками окуня, для меня, то есть Сергея, было трудно и непривычно, а Нагато мясо в принципе видел редко. Помимо этого, нашёлся некий порошок, который, видимо, надо было добавлять в воду, но я решил обойтись без него, а также металлическая плита на ножках с наклеенной печатью. Это разогреватель для еды, которым оказалось очень просто пользоваться, подаёшь чакру и плита греется. Красота, одним словом.        Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, закончится и мой единственный свиток с едой. Надеюсь, что война не особо взвинтила цены на продукты в городе и моих потрёпанных четырёх тысяч хватит хоть на что-нибудь. Ладно хоть не догадался их в сумке таскать, а то по прибытии в город сразу бы пришлось учиться воровать или искать себе место, где удобно просить милостыню.        Одно неаккуратное движение левой рукой и я опять морщусь от боли. Всё-таки здорово меня тогда этот Татсуми приложил, на плече красовался огромный синяк, а само оно до сих пор ноет. Но главное, что не перелом, как я опасался в начале, максимум сильный ушиб.        После того, как я немного оклемался и пришёл в себя в том разрушенном доме, то первым делом принялся за уже привычное для себя занятие — мародёрка. Этот шиноби с тёмно-красными татуировками на щеках, похожими на перевёрнутые треугольники, отправил все мои вещи и еду в небытие и я считал, что я в своём праве. Тут либо поступаешься своими принципами, либо умираешь с голоду на деревенской дороге под проливным дождём, всё просто. Да и не сказать, что я чувствовал тогда вину, сейчас, сидя под деревом, я вообще не могу точно сказать, что я ощущал за последние дни, кроме апатии и пробивающегося сквозь неё животного желания выжить. Они смешались для меня в, по сути, один огромный день с короткими и нерегулярными перерывами на сон и наполненный нуждой, страхом и постоянным бегством, так что многие действия я совершаю на автомате, словно робот. Эмоциональное выгорание, точно оно, родимое. Поразительно знакомое ещё с прошлого мира безразличие к окружающему миру не оставляет других вариантов, похоже, оно настигло меня и здесь. Это и не удивительно, слишком многое на меня свалилось в последнее время.       Собственно, тогда я ушёл от приснопамятной деревни совсем недалеко. Чакроистощение, а это было именно оно, показало мне свой звериный оскал, когда я прошёл примерно метров пятьсот, после чего упал прямиком в грязь, не способный двинуться. Казалось, что вся тяжесть мира тогда упала на мои плечи, хоть я и шёл налегке. Прибавьте к этому озноб, как при температуре и странное чувство внутри, похожее на голод, но ощущаемое не желудком, а очагом чакры, и получите незабываемый коктейль из ощущений, который ни за что не захочется испытать вновь. Так я и лежал в грязи под дождём в свете луны, пока не смог более-менее прийти в себя и со слабыми стонами отползти недалеко в лес. Было понятно, что идти дальше я не смогу, а значит, остаётся одно — лежать, свернувшись клубочком на мокрой траве под деревом и пытаться медитировать, восполняя резерв чакры. Татсуми именно так это и делал, но настолько жёсткого чакроистощения, как у меня, он никогда не испытывал, так что сколько времени это займёт, я не знал.       Но что-то у меня явно получалось, пользуясь опытом шиноби, я всё делал точно так же, как он, и это давало свои плоды: через какое-то время очаг чакры, ранее ощущавшийся, как слабо пульсирующая точка, теперь больше стал напоминать тёплый костёр. Почти потухший, правда, ему едва хватало сил разгонять по каналам чакру. Я бы тут же развёл панику, если бы не знал, что это временное явление, после больших нагрузок очаг должен отдохнуть и восстановиться. Чакросистема ощущалась слабее, чем раньше, за исключением тех каналов, что идут к глазам, так как ринненган постоянно потребляет чакру, причём всегда одинаковое её количество, независимо от состояния очага. И это довольно-таки большой объём. Если в нормальном состоянии мне это совершенно не мешало, то сейчас я даже предсказать не берусь, как это повлияет на моё восстановление. Не удивительно, что Нагато был болезненным ребёнком, если глаза принудительно тянули из мальчика не-шиноби чакру в таких количествах, то в пору задаваться вопросом, как он вообще выжил. Но нет худа без добра, выяснилось, что таким варварским вторжением в чакросистему ребёнка, глаза прокачивали очаг, заставляя его работать на износ до тех пор, пока тот не научится вырабатывать нужное для ринненгана количество чакры, что заметно его, очаг этот, увеличило. Также небольшим бонусом шли хорошо разработанные чакроканалы, ведущие к глазам.       Не смотря на мокрую и холодную землю, боль в плече и падающие с листьев капли дождя, усталость, помноженная на чакроистощение взяла своё и я незаметно для себя уснул, проснувшись на следующий день ближе к вечеру. Знатно так поспал, всю ночь и почти весь день. Пожалуй, что не стоит больше так перенапрягаться и впредь следить за тем, сколько чакры я использую. Сомневаюсь, что в следующий раз, когда я решу прилечь на дороге, мне придут на помощь Конан с Яхико, как в каноне. Я вообще теперь не уверен, что встречу их. И ведь продержал-то я ту технику всего каких-то пятнадцать минут, а слёг почти на сутки, и мне страшно было даже представить, что бы со мной было, попытайся я применить ту технику, которой Пейн разрушил Коноху. До таких высот мне, конечно, ещё далеко, по скромным прикидкам, это годы и годы тренировок.       Плечо всё ещё ныло, но уже терпимо. Прислушавшись к себе, замечаю, что очаг уже наполовину полон, а значит, что жить можно. Чакра, конечно, удобная штука, но то, что организм человека из этого мира не может жить без неё, большой минус.       Принимаю сидячее положение, привалившись спиной к дереву, параллельно осматривая себя. Видок у меня, мягко говоря, непрезентабельный, к дырам на одежде после знакомства со взрыв-печатью прибавилась ещё и засохшая грязь, так что если и дойду до людей, то шарахаться от меня будут, как от прокажённого. Может, вернуться к ручью? Нет уж, назад мне идти не хочется, просто подожду ещё один дождь, который, судя по всё ещё висящей на небе туче, должен в скором времени пойти.       Пошарив по карманам, достаю единственный свиток с едой и, развернув его на влажной траве, прикасаюсь к овитому непонятными символами центру печати и, вспомнив, как это делал шиноби, выпускаю чакру. Точнее, пытаюсь это сделать, но с первого раза, даже с опытом чакропользователя, это не получается. Повозившись с ним ещё какое-то время, у меня, наконец, вышло распечатать содержимое, но поскольку я не знал, что именно там находится и не послал мысленной команды, распечаталось всё, что было в свитке. Настроение моё тогда резко скакнуло вверх, стоило увидеть мясо, да и запас риса был нехилым. Мне, по прикидкам, хватило бы его недели так на две, за это время я бы в любом случае встретил людей, а значит, что за еду впервые не стоило беспокоиться. Позавтракав, мне пришлось учиться запечатывать вещи обратно, в карманах ведь всё не унесёшь, да и мясо может пропасть. На это ушло ещё минут десять, после чего я всё ещё нетвёрдой походкой вышел из подлеска и отправился дальше в путь.       Дальнейшее путешествие прошло скучно и однообразно, хотя лучше так, чем с погоней на хвосте. Как я и предсказывал, когда солнце скрылось за горизонтом, вновь начался мелкий дождь, под которым я, как мог, оттёр свою одежду и хотя бы немного привёл себя в порядок, но насколько хорошо, не позволял сказать ночной сумрак. Раздобыть бы фонарик, если они тут существуют, конечно, ведь учитывая то, что бодрствую я теперь только в тёмное время суток, такие ночные прогулки могут войти в привычку, а гулять лишь в неверном свете луны опасно.       Следующая мысль заставила меня остановиться на месте. Да, включать глазки пока не хотелось, по хорошему следовало подождать, пока очаг не заполнится, но любопытство очевидно родилось раньше меня и я, теперь уже привычно ощутив центр чакры, воздействую на него, усиливая ток к глазам. Каналы вокруг них зажигаются, как новогодняя ёлка и мир перед глазами слегка меняется. Будучи ранее окутанным ночной темнотой, сейчас он приобрёл дополнительные цвета, в основном различные оттенки серого, но этого оказалось достаточно, чтобы я различил дорогу перед собой и контуры леса по бокам, чьи макушки выделялись на фоне угольно чёрного неба. Если не ошибаюсь, то этот режим нужен, чтобы видеть чакру вокруг, Пейн с помощью этого смог засечь барьер вокруг Конохи, но никто не отменял незадокументированные возможности.        Дни сменялись, я всё шёл по пустой дороге в одиночестве, иногда встречая старые, заброшенные домики и удивлялся, неужели всё движение в стране парализовано? Шиноби-то вряд ли пользуются дорогами, но разве на них не устанавливаются посты или кордоны во время войны? Не то, чтобы я горел желанием встречаться с ниндзя, но то, что я шёл уже второй день и не встретил ни одной живой души, напрягало. Может быть, впереди опасность и все отсюда уже давно сбежали, один я иду, как дурак.       Не желая тратить время в дороге впустую, я тренировался в ручных печатях, заодно развивая моторику рук. Самая главная и простая печать — печать концентрации, была освоена мной быстро и помогала она, как ни странно, концентрироваться и лучше чувствовать свою чакру. Она была отправной точкой для изучения тех техник, которые давали в академии Конохи. Что замена, что хенге, что иллюзорные клоны — всё это можно было выполнить на голом контроле с одной печатью или вообще без неё. Вернее, это Татсуми их так выполнял, но он чунин, а я даже не шиноби, поэтому решил начать с малого, а именно с трёх печатей для хенге, так как это самая полезная для меня сейчас техника. Собака, свинья, коза, вроде бы несложно и я, едва научившись их правильно складывать, попытался тут же применить технику, что, ожидаемо, не вышло с первого раза. Все знания и опыт Татсуми, касающиеся ручных печатей, были у меня в голове и каждый раз, когда я пытался сложить эти фигулины, руки всегда уверенно тянулись друг к другу так, будто я сам не один год складывал эти печати, но спотыкались о собственную неразвитую моторику и из-за этого техника запарывалась. Довольно забавные ощущения, на самом деле. Так я и шёл под накрапывающим время от времени дождём, тренируясь в печатях, гоняя чакру, чтобы было не холодно и размышляя о всяком.       Из воспоминаний меня вырвал далёкий раскат грома. Туча наконец-то ушла куда-то на запад, впервые за последние дни являя на небе солнце. Вот уж не думал, что буду по нему когда-нибудь так скучать, нехватка солнечных лучей явно давит на ту часть меня, что привыкла к совершенно другой погоде. Закончив трапезу, я запечатал еду в свиток, поднялся на ноги и впервые за всё своё пребывание в этом мире, подставил довольно жмурящееся лицо тёплым лучам. Всё-таки, как мало нужно человеку для счастья, всего-то знания о том, что он не умрёт от голода в ближайшее время. Но вот про смерть от других причин я не уверен.        Кидаю задумчивый взгляд на город вдали. Будучи в прошлой жизни человеком сугубо гражданским, я мало что знаю про ведение войны(год ровняния сугробов в армии не в счёт), но когда она идёт, вот такие вот крупные города должны кем-то контролироваться, ибо они есть важные опорные пункты. Наилучшим вариантом для меня будет, если там сейчас шиноби Аме, всё-таки родная деревня и доверия у меня к ней побольше. Но вот если город держит Ива или Коноха, то тут для меня уже всё не так однозначно. Судя по недавнему инциденту с шиноби Конохи можно сделать вывод, что с гражданскими они не церемонятся, но что же тогда получается, весь город живёт в терроре? Отдельные люди могут быть сколь угодно мразями и подонками, но вот собрать полностью из таких боеспособную армию может разве что величайших талантов главнокомандующий с не менее одарёнными офицерами. Возможно, что я просто успокаиваю себя, потому, что не хочу переться за тридевять земель в Нагосиму или ещё куда-нибудь, где не факт, что будет лучше, но биджу меня задери, там же должно быть что-то вроде военной администрации, которой невыгодны бунтующие горожане, а значит, хоть какое-то видение порядка.       Как бы то ни было, на входе в город наверняка стоит усиленная шиноби стража, что может решить обыскать даже такого оборванца, как я. С сожалением вытаскиваю кунай из-за пояса и отшвыриваю его подальше в кусты. Так и не пригодившееся мне оружие явно меня скомпрометирует и вызовет у стражи закономерные вопросы. Думаю, в городе можно будет сделать заточку, если что. С тяжёлым вздохом нащупываю в кармане запечатывающий свиток. Да, у бедного сиротки не может быть таких вещей, разве что у шпиона, который под него маскируется, а это значит, что со свитком придётся попрощаться. Почти всё скоропортящееся, включая говядину, я предусмотрительно съел в первую очередь, оставив себе две коробочки с рисом, похожие на упаковки от бенто, немного овощей и рыбу. Распечатав нужное, рассовываю всё это по карманам, после чего хорошо послуживший мне свиток отправляется вслед за кунаем. Жалко, конечно, туда ведь можно всё, что угодно поместить, не только еду, но делать нечего. Всё, больше тянуть нет смысла, я готов.       Выхожу из гостеприимного подлеска на дорогу, ведущую прямо ко входу в город, и решительно шагаю вперёд. Что бы не ждало меня в нём, надеюсь, что там мне будет лучше, чем здесь.

***

      «Наруто» я смотрел не очень-то внимательно и обычные города, если они и были в аниме, не запомнил, поэтому здесь ожидал увидеть какой-нибудь полусредневековый муравейник, окружённый крепостной стеной с мрачной твердыней в центре, и в чём-то я оказался прав. Ямагата действительно была окружена невысокой каменной стеной, которая, впрочем, находилась не в лучшем состоянии, даже издалека на ней были видны повреждения и кое-где прорехи. Будь я градоправителем, тоже не стал бы тратить деньги на её починку, защитой от шиноби она служить не могла, и, скорее всего, осталась с каких-то незапамятных времён, когда феодалы ходили друг на друга с армиями самураев.        Дойдя до главных входных ворот высотой в два человеческих роста, останавливаюсь и смотрю сверху вниз на двух дюжих стражников, уже шагающих ко мне и стараюсь подавить внутреннее беспокойство. А бояться мне было чего, так как первое, что я решил сделать, освоив хенге — это сделать себе нормальные глаза, точнее, их подобие. Вообще, хенге — это тонкая плёнка из чакры, которой шиноби покрывает всё своё тело, а затем меняет её цвет и кое-где форму, но проблема в том, что любой человек, долгое время работающий с чакрой, начинает так или иначе чувствовать её и для него эта плёнка ощутимо «фонит». Поэтому те, кто хочет спрятаться от шиноби, учатся делать частичное хенге, то есть сочетать его с классическими элементами маскировки, чтобы уменьшить фон чакры. Хенге всего лишь на двух глазах это не то, что может засечь среднестатистический ниндзя, не говоря уж о гражданских, но, во первых, никто не говорил, что где-нибудь в засаде не будут сидеть сенсоры, а во вторых, мои глаза получились статичными, и на то, чтобы «двигать» ими, приходится совершать дополнительные усилия. Зато наконец-то срезал эту чёлку, что постоянно лезла в глаза, ибо если меня не примут прямо здесь, то прятать за ней свои ринненганы мне больше не придётся, ведь эту технику я могу поддерживать сколь угодно долго.       — Кто такой? Что нужно в городе?       — Я к-крестьянин, господин, — не забываем поклониться, как младший старшему, проявлять неуважение сейчас не хочется, — мои родители погибли и я искал людей.       Мои родители действительно погибли, что здесь, что там, так что Ками свидетель, в моих словах нет ни грамма лжи. И здоровый детина, кажется, поверил мне, хоть и не растрогался, как я в тайне надеялся, и грубым басом озвучил приказ.       — Выкладывай всё из карманов, — подчиняюсь и, не найдя вокруг ничего, напоминающего столик, ставлю коробочки с едой прямо на землю, после чего вновь поднимаю взгляд на стражника.       — Проверь, — звучит следующая команда и второй стражник лезет немытыми руками прямо в рис, в то время как ещё один, незаметно подошедший откуда-то сбоку, обыскивает меня самого.       Как только они закончили и отрицательно помотали головами, старший, ранее неотрывно смотрящий на меня, повернул голову вправо и вверх и, спустя несколько секунд, вновь подал голос, обращаясь уже ко мне.       — Проходи.       Незамедлительно приступаю к выполнению. На кого бы он там не смотрел, он явно не способен почувствовать галоп моего сердца, страх перед власть имущими всё же берёт своё. Забираю свои вещи и быстрой походкой прохожу в город, оставляя за спиной стражу и неизвестных личностей на стене. Вот биджу а, этот рис теперь либо тщательно промывать, либо выкидывать.        Город был причудливым. Да, причудливый — это именно то слово, что лучше всего описывает это сочетание грязного и мрачного средневековья с восточными нотками и абсолютно обыкновенного провинциального городка на моей прошлой Родине. В общем, выглядел он своеобразно и даже навевал мысли о стимпанке. Тут, конечно, не было неоновых вывесок и небоскрёбов, которые я видел ещё в анимешной Амегакуре, но вот нагромождение труб на домах, уходящих к чему-то вроде водонапорных башен наверху и эти по средневековому тёмные и узкие улочки, изрезанные линиями водостоков, хоть и создавали мрачное впечатление, но всё же выглядели оригинально и имели свою эстетику, до которой местным, очевидно, дела не было. Людей на улицах немного, но в этой жизни я впервые вижу такое их количество в одном месте, и по всем ним можно было сказать, что беззаботно они не живут. Печать усталости на осунувшихся лицах, беспокойные взгляды — всё это то, чего вполне можно ожидать от людей, чья страна ведёт войну на своей территории.       Первое, что я хотел получить от этого города — место для сна. На отели, конечно, не замахивался, моих потрёпанных четырёх тысяч там наверняка хватит ненадолго, поэтому искал бюджетный вариант — ночлежки, которые тут по любому должны быть. Побродив по улицам и не заприметив среди вывесок ту, что была мне нужна, решил поспрашивать у наименее защищённого слоя населения тут — бедняков, уж они-то должны были знать, а возможно, что и примут меня за своего и не будут просить денег, учитывая мой вид и плачевное состояние одежды. Искать их не пришлось, так как все два часа, что я бродил по городу, я наблюдал нужных мне людей буквально везде: рынок, площади, бульвары, мне казалось тогда, что Ямагата состоит из них минимум на половину. Ну, вряд ли, конечно, это так, но вот прохожие, явно принимая меня за бродяжку (каким я, в принципе, и являлся), не воротили носы, как я вначале предполагал, а значит, что такие здесь, как минимум, привычны.       — Эм, извините, — подхожу я к помятого вида мужичку, сидящему на тротуаре около какой-то наливайки, который, как мне казалось, ещё может поддерживать диалог.       — Хммм… — от поднявшего голову мужика пахнуло таким перегаром, что казалось, я могу опьянеть прямо на месте. Ничего не выражающий мутный взгляд говорил о его обладателе лучше всяких слов, и я оставил своего неудавшегося собеседника, принявшись ходить по городу дальше.       Чем больше я тут находился, тем меньше мне нравился этот город: грязные улицы, толпы бродяг и беспризорников, спящих в узких переулках, в лучшем случае под самодельными навесами, а на центральном рынке, где торговали, в основном, крупами и рыбой, я своими глазами видел, как паренёк немного старше меня стащил кошелёк у какой-то хмурой тётки. И что-то говорило мне, что вскоре мне придётся к ним присоединиться, так как койка в ночлежке, на которую мне указал один прохожий, стоила сто пятьдесят рьё в неделю, что, конечно, недорого, однако мне нужно ещё и еду покупать, да и незапланированные расходы никто не отменял. Если меня ещё не зарежут там во сне из-за моих несчастных четырёх тысяч, ибо видел я местный контингент и доверия он мне не внушал.       Из хорошего, я ещё ни разу не заметил на улице шиноби. Это, конечно, не показатель, хороший ниндзя должен быть незаметным, но всё же. В любом случае, если людей здесь и терроризируют, то делает это, скорее, преступность, а не чужеземные захватчики, а значит жить можно.       Солнце уже клонилось к горизонту, улицы, освещаемые скорее слабыми огнями в окнах, чем редкими керосиновыми фонарями, заметно опустели и сейчас по ним ходили, в основном, пьяные гуляки. Так что и мне было пора заканчивать здесь шататься и идти спать, пока не нашёл неприятностей. Назвать даже мысленно ту ночлежку домом у меня так и не вышло, слишком неуютная она была, как и весь город в целом. Он даже при свете солнца выглядел опасным, так что я с неохотой поплёлся в бедняцкий квартал, где и находилось моё временное пристанище. Идя туда и смотря на всё это великолепие, я как никогда скучал по своему кунаю, что сейчас остался где-то в кустах, ибо в этом городе я никогда не смогу почувствовать себя в безопасности, а стоило увидеть очередного хлопчика, который с нехорошим, хищническим взглядом оглядывает прохожих, рука сама тянулась к поясу за чем-нибудь острым, но ничего там не находила.       — Да уж, — думал я, спускаясь в ничем не разгоняемую темноту ночлежки, — мне всё же придётся сделать заточку.