***
Аудиенция, если это вообще можно так назвать, с герцогом Оденбергом началась странно: Одетт просто подловила его в безлюдной части коридора, похлопала Андромеду по плечу и исчезла с глаз. Та даже осознать не успела, как осталась один на один с человеком, который с высокой вероятностью мог подвести её к разгадке хотя бы одной тайны. — Ваша Светлость герцог Оденберг, мы можем поговорить? — спросила она, ступив ближе. На этот раз без поклонов. Не после прошлого раза. — Леди Стернбилд… — протянул герцог Оденберг, окинув её взглядом. — Вы, вероятно, влюблены в меня, раз так отчаянно ищете встречи. — Что? Андромеда замерла, озадаченно приоткрыв рот и широко распахнув глаза. Неужели все её действия со стороны выглядели именно так? Словно она глупая девчонка, влюбившаяся по уши в герцога Оденберга. Она, правда, похожа на влюблённую? Может поэтому Одетт Оденберг вела себя так странно? Может она считала, что Андромеда хочет открыть её брату свои чувства? Аурум, это провал! — Не то чтобы я вас не понимал — в меня и вправду сложно не влюбиться, — тем временем продолжал герцог Оденберд. — Не счесть, сколько женщин — и мужчин, чего таить, — признавались мне в любви. Однако, как бы больно это ни было, я вынужден сказать вам «нет», леди. Надеюсь, вы меня поймёте. — И, словно последний, добивающий удар, добавил: — К тому же, у вас есть жених. Вам стоило бы подумать о чувствах принца Сиона. Андромеда в отчаянии искала способ исправить ситуацию, подбирала слова, чтобы её ответ не походил на оправдание. Сотни вариантов фраз пронеслись в голове, как вдруг она заметила кое-что, вмиг остудившее её панику — герцог Оденберг ухмылялся так, словно видел нечто забавное. Он насмехался над ней. Над тем, что она восприняла его слова всерьёз. Над тем, что паниковала, что выглядела, словно выброшенная на берег рыба. Он с самого начала знал, что она хочет с ним поговорить. Знал, но всё равно игнорировал её. Всё равно устроил этот ни кому не нужный спектакль. Она надеялась, что найдёт в нём союзника, а в итоге узнала о существовании ещё одного врага. Гнев заклокотал в груди. Этот человек снова и снова испытывал её выдержку, смел топтать её гордость. Всё дело в её отце? Или дело в ней? — Я надеялась поговорить с герцогом Оденбергом, величайшим волшебником в империи, но похоже я повстречала шута. Какая досада. — Она сокрушённо покачала головой. Герцог Оденберг приподнял тонкие острые брови. — В таком случае, шут рад больше не раздражать леди своим присутствием. — Он театрально низко поклонился, чиркнув кончиком хвоста по полу. — Одетт, мы уходим! — позвал он, распрямившись. Дёрнув уголками губ, он отвернулся от Андромеды и расслабленно зашагал к выходу. — Я не мой отец, запомните это, герцог, — бросила она ему в спину. — Разумеется, леди, вы совершенно не похожи на вашего отца. Он — великий человек, вы же — глупая девчонка, — не обернувшись и не замедлившись, ответил герцог Оденберг. Его слова неприятно резанули по сердцу, затронули нежеланные струны. Знал ли он её отца, чтобы так говорить о нём? Знал ли он её, чтобы так говорить о ней? От непоправимой ошибки, от совершено идиотской, брошенной в порыве чувств фразы, от продолжения бессмысленного спора её спас звук открывающейся двери. В коридор вышла Одетт Оденберг с покрытыми румянцем щеками. Она замерла, прочертила глазами между Андромедой и герцогом Оденбергом невидимую нить. Андромеда не знала, что та увидела, что заметила в их с герцогом фигурах, но её взгляд, до этого наполненный искренней благодарностью, участием, стал враждебным, настороженным. Она перестала быть для Одетт другом раньше, чем им стала. Почему? Упрямо поджав губы, Андромеда присела в реверансе. Злость всё ещё пылала в ней, пожирала её всю. Если бы герцог Оденберг сказал что-нибудь ещё, если бы съязвил ещё раз, несмотря на присутствие Одетт, она бы не сдержалась. Высказала бы всё, что думала о нём, о его полном превосходства взгля… На Андромеду словно ушат ледяной воды вылили. Буря эмоций вмиг утихла, уступила место растерянному осознанию. Его глаза — красные. Глаза герцога Оденберга больше не окрашивал величественный изумруд, его сменил королевский рубин. Невероятно, невозможно, но из его облика стёрлась основная, отличительная черта всех Оденбергов. Что за Тенезмовы происки?! Андромеда задумчиво последовала к банкетному залу. Что это могло значить? В памяти вспыхнули другие глаза — красно-зелёные. Были ли они такой же формы, как у герцога Оденберга? А что насчёт бровей? Если задуматься… Андромеда смежила веки, поднимая из глубин сознания образы. Да, и вправду — те же ресницы, та же узкая, лисья форма — наследие от матери линхуанки, — те же брови с красивым изгибом-галочкой. Это определённо он. Она не ошиблась, решив отправиться на день рождения Адель Алекто, чтобы разузнать о маге, вернувшем в её в прошлое — она смогла найти ответ. Вот только вопросов вместе с тем стало только больше. Если он спас её, то почему вёл себя так? Почему делал вид, что не знал о резне на её свадьбе? Почему ничего не предпринимал столько времени? Почему, в конце концов, его глаза изменили цвет? Андромеда помассировала виски. И книги, и лорд Николас говорили, что за подобную магию взимается плата. Тогда что, если глаза — это плата герцога Оденберга? Это казалось логичным: после её перемещения во времени оба его глаза стали красными. Но тогда… Андромеда сбилась с шага. Тогда выходит, что в том времени герцог Оденберг уже истратил на что-то одну попытку. Что это, ради Тенезма, значит? Голову сковало болью. Андромеда зашипела и сжала виски. Она подумает об этом позже. Когда отдохнёт. А пока она достигла лимита.***
— До меня дошло интересное известие, — издали начал отец, неторопливо шагая от двери к столу. — Объяснишь? Андромеда поёжилась — пусть на дворе лето, в поместье всё равно недостаточно тепло, чтобы разгуливать в одном нижнем платье. И как только отец узнал о событиях бала настолько быстро? Она сомневалась, что прошло многим больше часа с её возвращения: она только и успела, что приготовиться ко сну, как ей сообщили, что отец срочно зовёт к себе. И вот она стояла на пороге освещённого тусклым светом маленького огненного эфира кабинета и собирала всю свою выдержку, чтобы пережить предстоящий разговор. Первый один на один с того случая два месяца назад. — Что именно вас интересует, отец? — вежливо поинтересовалась Андромеда. Хотелось закончить разговор побыстрее и, наконец, отдохнуть. Головная боль вновь принялась пожирать мозг. Так что не оставалось иного выбора, кроме как подчиниться отцу во всём — спорить, как следует она всё равно не в состоянии. — Я слышал, что между герцогом Алекто и герцогом Оденбергом возник конфликт. И что ты принимала непосредственное участие в его разрешении, — пояснил отец. — Меня интересуют подробности, Андромеда. Причины, аргументы сторон, к чему пришли в итоге и, в особенности, что ты говорила. Хочу быть уверенным, что утром ни одна из сторон конфликта не будет топтаться на моём пороге из-за твоей ошибки. Андромеда молча проглотила очевидную шпильку и, расправив плечи и прочистив горло, принялась пересказывать отцу сегодняшний — или вчерашний, она не знала, который час — вечер. Отец слушал её, то и дело кивая каким-то своим мыслям, и лишь изредка прерывал её, чтобы уточнить какую-то деталь. Этот разговор далёк от нормальных, семейных бесед, но на контрасте с остальными, казался на удивление спокойным, мирным. Это настораживало, и Андромеда инстинктивно напрягалась, ожидая подвоха, словесного удара. Но ничего не происходило. Быть может, отец, как и она, слишком устал для споров и нравоучений. В конце концов, за стенами глубокая ночь. Присмотревшись повнимательнее, Андромеда заметила слабый след щетины на обычно гладком лице отца, складки на одежде, которые никогда не найдёшь днём, мешки под глазами и тень сонного тумана в зрачках. Он хотел спать не меньше неё, но почему-то решил не ждать утра. Впрочем — она подавила неуместную ухмылку — это и к лучшему. Если, чтобы не топить друг друга в негативных эмоциях, нужно всего лишь встречаться посреди ночи, когда желание спать почти невыносимо, она готова заплатить эту цену. — Финикс Оденберг и вправду ответил подобным образом? — Мне нет смысла врать, отец, — смиренно ответила она. Отвечай он нормально, всё решилось бы куда быстрее. Отец облокотился на спинку стула и поднял лицо к потолку. — Несносный мальчишка совершено не умеет держать язык за зубами, — всё тем же, совершенно незнакомым Андромеде тоном, произнёс он. Впрочем, на периферии мелькнула какая-то ассоциация, словно она слышала подобное от кого-то другого, но усталый мозг упустил её из виду. Что же, с этим она разберётся позже. — Продолжай, — скомандовал отец, после небольшой паузы. Андромеда чуть торопливо подвела рассказ к концу, упустив разговор один на один с герцогом Оденбергом. Он никак не касался конфликта, да и отец обязательно стал бы расспрашивать, почему она вообще к нему обратилась. Не нужно ему об этом знать. — Ты на удивление неплохо справилась, — заметил отец в конце. — Однако ты должна была понимать, что это невероятно рисковая затея. Ты понимаешь, какую бы тень это бросило на герцогство и принца, если бы ты сделала что-то не так? — наставительно спросил он. — К тому же в финале всё свелось к тому, что ты пригрозила им отцом. — Не отцом, — не удержалась и возразила Андромеда. — Я, как вы выразились, пригрозила Верховным Судьёй. Человеком, в чьи обязанности также входит разрешение конфликтов высших аристократов. Отец склонился к столу и, сощурившись, произнёс: — Сделаю вид, что я этого не слышал. Считай подарком за неплохую работу. Андромеда широко распахнула глаза от шока. Ей же не послышалось? Она взглянула на отца, но он уже сосредоточился на изучении каких-то бумаг. Безмолвное сообщение, что разговор окончен. Андромеда, поклонившись, последовала к выходу. У неё нет ни причин, ни желания оставаться. Впрочем… Она замерла на пороге. — Отец, как вы так быстро узнали, что произошло? — спросила она, не надеясь на ответ. Просто ухватилась за возможность решить ещё одну загадку. Не развязанных задач и так слишком много. Она услышала, как отодвинулся ящик стола, и с интересом присмотрелась к действиям отца. Он достал какой-то шар и поставил перед собой. — Это новая разработка Магической Башни и Союза Профессоров Академий. С её помощью можно связываться на расстоянии. Это экспериментальные образцы и есть они пока только у императора и герцогов, — неожиданно стал объяснять отец. — Значит, с вами связался герцог Алекто? Отец издал звук, напоминающий фырканье и, спрятав шар обратно, продолжил говорить: — У герцога Алекто достаточно такта, чтобы дождаться утра, а не трубить среди ночи, рискуя нарушить мой сон. А вот наглому мальчишке, герцогу Оденбергу, точнее, такта недодали — разбудил меня, ничего толком не объяснив. Сказал только, что поссорился с герцогом Алекто и что, цитирую: «Конфликт удалось замять, благодаря семейной привычке Стернбилдов лезть не в своё дело», — эту фразу он едва не прошипел из-за переполняющего его раздражения. Что же, хоть в чём-то они с отцом солидарны — герцог Оденберг невыносим. — В конце концов, он намекнул узнать подробности у тебя. И теперь, Андромеда, мне хочется верить, что ты рассказала мне всё о сегодняшнем вечере. Не хочу впоследствии узнать, что задолжал Оденбергу. — Я рассказала вам всё, что только смогла вспомнить, отец. К тому же у меня нет причин таить что-либо от вас, — без тени сомнения соврала она. — Надеюсь на это. А теперь прочь из моего кабинета. И больше никакой самодеятельности — в следующий раз я не буду столь благороден. — Разумеется, отец, — согласилась она и покинула кабинет. Дышать стало легче. Этот разговор был странным, признала Андромеда, возвращаясь в покои. А уж то, что отец ответил на её вопрос — ещё невероятнее. И что на него нашло? Андромеда прикрыла глаза и помассировала виски — она подумает обо всём позже. Возможно завтра. Или после. Как только разберётся со всей той кучей свалившихся на неё проблем. Этой ночью и без того недолгий сон полнился кошмарами. Она как никогда остро ощутила, как сильно не хватало присутствия Асмодея и его музыки.***
Андромеда распахнула двери своих покоев в императорском дворце — с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать, ей позволили проводить время здесь, а не возвращаться в столичный особняк — и торопливым шагом направилась к столику, на котором оставила заметки для Анны. Она отчаянно опаздывала, у неё раскалывалась голова, да ещё и на улице, как назло, всё заволокло тучами и моросил противный дождик. Андромеда сгребла бумаги в охапку и поспешила к выходу, на ходу приводя их в порядок. Вдруг внимание привлёк незнакомый сложенный вчетверо пожелтевший лист. Не останавливаясь, она вытянула его из общей кипы, развернула и быстро прочла. Настроение, словно по щелчку, поднялось. Это письмо от Асмодея с такими заветными словами:«Полночь седьмого числа месяца аметистуса. Третий проулок осколка полумесяца в трущобах. Там тебя ждёт информатор. Ты её сразу узнаешь. И не беспокойся, ей можно доверять. Я в этом уверен.
Твой дорогой и горячо любимый брат, Асмодей».