Сквозь барьеры

      Этот месяц оказался для меня путешествием в самые затаённые уголки своих самых ужасающих страхов. Я словно плутала по тёмным туннелям, осветить которые мне было просто нечем. Я провела там столько дней, что с каждым новым забывала дорогу назад.       День сменялся днём. Ночь ночью, и так по кругу. Но я не могла позволить себе несколько месяцев страданий. Я провела в них всего несколько недель.       После возвращения из Детройта для меня настало нелёгкое время. И не сказала бы, что дело было в нём, но... что-то было во мне. Что-то изменилось.       Я лежала на постели в своей комнате. В раме окна солнце прямо у меня на глазах утопало за линией горизонта.       Уклад жизни за это время немного изменился.       Я сдала все тесты в академии и теперь без проблем могла податься на работу в наш местный участок, где меня уже с нетерпением ждали Мейсон и Альберта Петрова, наш шериф, она же подруга моей матери. Но я не хотела. Я ничего не хотела.       За это время я виделась с друзьями всего несколько раз. Встречаться с ними мне тоже сейчас не приносило никакого удовольствия. Своим присутствием я лишь портила общую атмосферу. Потому что я буду не я, если не испорчу настроение всем остальным, когда у меня самой оно было паршивым.       Меня часто навещал Кристиан, он пытался поговорить и выяснить, что со мной произошло, я же лишь отмазывалась и сваливала всё на какую-нибудь очередную болезнь. Разумеется, он понимал, что я ничем не больна. Когда живёшь с сестрой медиком, это практически невозможно. Тем более Лисса никак не подтверждала моих слов. Но и она не знала всех причин. Она старалась не давить на меня, но каждый день общалась со мной как с ребёнком, но и на это мне было плевать.       Сблизившись в последнее время, они начали встречаться. Свои же отношения я выкинула в помойку. Я всегда знала, что Джесси не тот самый, но почему-то держала его при себе. Наверное, это было одной из ипостасей моей эгоистичности.       Эйб, увидев изменения в нас обеих, засчитал нам этот «эксперимент» и оплатил полную стоимость обучения, пообещав больше не перекрывать нам бюджет, пока хоть одна из нас в нём нуждается. Нет лучшего доказательства, что у него всё получилось, чем одна страдающая из-за своих чувств дочь, и другая, сильная и уверенная. Вот только ещё совсем недавно всё было наоборот.       Наверное это жестоко со стороны отца — заставлять так страдать свою дочь. Но чем он провинился? Тем, что позволил мне превратиться в тряпку? Пожалуй. Тем, что я наконец не стыжусь и не скрываю перед людьми своих чувств и они видят, что они у меня есть? Определённо. Даже отношение матери ко мне изменилось. Она не стала ходить вокруг меня на цыпочках, но она стала больше прислушиваться ко мне, и больше я не слышу в свой адрес тех замечаний и упрёков, которые слышала ранее.       Волонтёрство я тоже забросила, это не приносило мне никакой радости.       Я взглянула на стол. Там, среди прочего барахла, запылившихся фотографий, ноутбука и колонок лежала роза.       Последняя роза, что я купила, до сих пор хранилась у меня. Она уже давно высохла, так как я и не старалась её сохранить после всего. Но и выкинуть не решилась. Она напоминала мне о тех странных испытанных мною чувствах.       Снова нахлынули воспоминания, а в воображении всплыл его образ. Тот вечер в ресторане, когда я наткнулась на него и наконец взглянула в глаза.       Они были карими, если кому интересно, почти такими же как мои, но немного лишь светлее, словно сверкающие от ощущений всей прелести этой жизни. Увидев их, я так испугалась, до сих пор не совсем готова была признаться себе из-за чего, но я помню, как тогда бешено билось моё сердце.       Я помню тот вечер в деталях. Я часто прокручивала его в своей голове, лёжа на кровати и обхватив подушку.       Тогда, увидев меня, он рассматривал каждую деталь моего лица. Наверное после такого периода в коме для него всё открывалось по новому.       Я стояла, замерев от ожидания. Было страшно и волнительно находиться так близко, когда он может смотреть на меня и что-то сказать.       Боже. Его голос. Услышать его было даже приятней, чем тонуть в его тёплом взгляде.       Забавно, что раньше я не думала об этом.       Он спросил меня:       — С вами всё в порядке?       И лишь эта фраза была наполнена целым букетом чувств и эмоций. Я пыталась распознать каждую нотку, вообразив, что он заботится обо мне. Вот только с чего это?       Не сразу, но до меня дошло, что я всё ещё стояла в куче битого стекла, вся мокрая от пролитых на меня коктейлей.       Я не решалась произнести хотя бы одну фразу, боясь, что он может узнать мой голос, что конечно было глупо. Тогда я лишь отрицательно помотала головой и сбежала. Последним, что я увидела, был его странный, задумчивый взгляд, направленный на меня.       С тех пор я его не видела. Хотя в мыслях моих он был постоянно. Я так и не узнала его имени, хотя вообще-то могла сделать это через Кристиана. Но мне больше нравилось мучить себя догадками и предположениями, надеясь, что однажды мне снова представится возможность это узнать. Тогда в его голосе я уловила еле заметный акцент. Я долго гадала относится он к русским или румынским.       Что стало со мной за этот месяц? Честно, я не знаю. Я просто устала. Такое чувство, что из меня выкачали всю энергию и радость вместе взятые, а может быть я просто пересмотрела Гарри Поттера и бредила дементорами. Но в любом случае, я чувствовала, что мне нужно провести какое-то время наедине с собой, словно в энергосберегающем режиме, накапливая новые эмоциональные ресурсы.       Сначала я хотела уехать куда-нибудь, попутешествовать наедине с собой, как я и хотела когда-то. Но любое путешествие — это такой же стресс и растрата энергии. И в качестве подзарядки я избрала свою кровать, просмотр фильмов с сериалами, поедание еды и периодические необоснованные моменты нытья.       Можно подумать: «Она стала нытиком», и вы окажетесь правы. Но на самом деле в этом не было такой уж проблемы.       Разве в жизни каждой девушки не происходит такой момент, когда всё кажется просто ужасным и безвыходным. Когда любовь не взаимна, в школе всё по-настоящему дерьмово, а на лице лезут подростковые прыщи, и ты считаешь каждый лишний грамм на весах, а менструальный цикл позволяет плакать тебе с новыми силами и возможностями каждые пятнадцать минут? Так вот, со мной сейчас происходило нечто подобное, разве что по другим причинам, и не в двенадцать-четырнадцать лет, а в двадцать один. И в гораздо бóльшем объёме!       Просто я научилась давать волю чувствам. Словно эта дверь всегда была под замком, и чтобы перейти на ту сторону, мне всегда требовалось лезть через то маленькое отверстие для собак. А теперь я случайно отыскала ключ, и по собственному незнанию и глупости смогла распахнуть её. Но из-за всего того, что за нею таилось... Дверь просто снесло к чёртовой матери и поток было невозможно остановить, пока всё не кончится само собой. Пока за дверью не образуется пустота.       Это грело мне душу. Мне на самом деле стало лучше. Никогда не подозревала, что слёзы, настоящие эмоционально приправленные слёзы, такой хороший способ избавиться от стресса, раньше всё было не так. Всё воспринималось неправильно.       Вот только другие всё равно думали что что-то не так. Для них было непривычно такое поведение Розмари. Эйб пытался поднять настроение всякими покупками, а Лисса старалась узнать причину и как-то развлечь.       — Там поставили что-то новенькое, я ещё не видела, но Кристиан сказал, что от страха можно наложить в штаны.       — Посмотрим, — коротко ответила я.       Она вела меня в парк аттракционов. На днях предстоял летний фестиваль, и потому в городе было ярче, громче и веселее обычного. Она думает, весёлая обстановка приободрит меня, а я в тайне надеялась на то же самое. За пустую дверь же нужно теперь снова что-то прятать.       В парке было много людей, но к ночи, когда мы и явились, было по крайней мере меньше пищащих и вечно раздражающих детей.       Лисса настояла на том, чтобы я прокатилась на каждом из аттракционов хотя бы по одному разу. Представляете только, как унизительно мне было на детской карусели с лошадками? На некоторых аттракционах было действительно страшно, настолько, что приходилось кататься по несколько раз, потому что в первый я так и не открыла глаза. За этот вечер я съела столько сахарных ват и тако, что мне должно было стать плохо.       Напоследок, сестра уговорила меня сесть на колесо обозрения, и мы потихоньку, не торопясь, помчали вверх.       — А вон там, в том направлении наша бывшая школа, — я тыкала пальцем в пространство, указывая, где и что находится. Было не особо видно, так как почти весь наш пейзаж сейчас состоял из деревьев и уличных фонарей, но делать всё равно больше было нечего.       — А больница где?       Я запнулась, и улыбка моя увяла, Лисса это заметила.       — Эй, что не так?       Я подняла на неё взгляд.       — Да брось, мы обе прекрасно знаем зачем ты меня сюда вытащила. Ты хочешь знать, что со мной «не так», — я изобразила кавычки.       Лиссу начали покрывать лёгкие красные пятна, и она опустила взгляд, явно не настаивая на откровениях. А я подумала, что пора бы хоть кому-то действительно сказать вслух обо всём, что я чувствую. Сказать это человеку, который...        «Чёрт».       — Я влипла, — начала я, а Лисса приняла заинтересованный и чуткий вид. — Началось всё месяца... два назад?       Сестра не была глупой, и должно быть в её голове роилось тысяча предположений, и некоторые из них несколько очевиднее прочих.       — Ох, — ахнула она, прикрывая ладонью рот от удивления. — Джон Доу?       Я же сказала, что она не глупая. Возможно, она догадалась обо всём даже раньше меня.       Я медленно и удручённо закивала, подтверждая её слова.       — Всё началось безобидно, я разговаривала с ним обо всём, читала глупые книги, иногда рассказывала что-то о себе, — колесо всё поднимало и поднимало нас вверх. — Потом я поняла, что уже не могу прийти в больницу не навестив его, не поговорив с ним, знаю, глупо.       — Вовсе нет, — она взяла меня за руку, чего я раньше никогда не позволяла делать, но в этот раз не сопротивлялась, а наоборот сжала в ответ. — Только представь каково ему, месяцы одиночества, разбавляемые только собственными мыслями и моими периодическими визитами. Это же можно свихнуться, — она посмеялась. — А тут появляешься ты, и он уже понимает, что не один. Ну или что кукуха в край съехала, — моё хмурое выражение лица немного повеселело.       — Я так ждала, что он очнётся и...       Я не знала, что я хотела сказать.       — Что?       Лисса сохраняла осторожный тон, редко мы так откровенничали друг с другом, и она боялась нарушить идиллию момента.       — Я не знаю, Лисс. Я словно надеялась на что-то. Может на то, что он откроет свои прекрасные карие глаза, когда я буду рядом, и посмотрит на меня с такой благодарностью во взгляде, или может даже... любовью. Будто я была той, кто не бросала попыток вернуть его, и ждала несколько лет, понимаешь? Будто мы давным-давно знаем друг друга, — я помолчала какое-то время. — Но в то же время, я так этого боялась. Что он откроет глаза и узрит перед собой жалкое создание, человека, историю которого знает практически досконально. Мне страшно, когда кто-то знает все мои... мысли, переживания, страхи. А ему я рассказывала всё это, понимаешь?       Не знаю, чего такого я сказала, но сестра смотрела на меня самым, что ни на есть тёплым взглядом и мягко улыбалась.       — Что?       — Ты влюбилась, — заключила она и улыбка её расползлась ещё шире.       — Что? — возмутилась я, и в этот момент нас качнуло. — Что за бред? Как можно влюбиться в человека, которого не знаешь? Я ведь и имени его не знаю, абсолютно ни че го!       Улыбка не сходила с её лица, разве что теперь она приобрела тень ехидства.       Мы оказались на самом верху колеса и весь город простирался под нашими ногами. Я знала в каком направлении находится наш дом, больница, пустошь, бар, в котором мы зависаем с друзьями, даже в каком направлении находится печальный алкогольный магазин, в который я заходила один раз и то по случайности. Но сердце неумолимо тянуло только в одном направлении. В направлении, которое безотчётно угадывалось даже с закрытыми глазами. По направлению к Детройту, туда, где жил мой «Товарищ».       Я глубоко вздохнула, прекрасно понимая, что сестра ни капли не поверила моим неправдоподобным отрицаниям.       — Ну ладно. Допустим. И что? Это ужасно глупо, ведь факты остаются фактами. И к тому же у него есть невеста, Лисс! Понимаешь? Невеста! Я запала на почти женатого незнакомого мужика!       — Не такой уж он и незнакомый. Ты провела с ним много времени, ты просто не знаешь парочки фактов о нём.       Она явно старалась подбодрить меня, но по её голосу я поняла, что она искренне верит в свои слова.       Колесо медленно начало спускать нас ближе к земле.       — Сомневаюсь, что там обойдётся парочкой фактов, — фыркнула я, разводя руками. Слегка успокоившись, я добавила: — Иногда я думаю... Что, может, это просто какая-то привязанность? Из-за того, что я ему рассказала и прочего.       — Не узнаешь, пока не проверишь.       Я косо посмотрела на неё.       — Что ты имеешь в виду?       — Лишь то, что лёжа в своей кровати ты этого не узнаешь. Я не говорю, что ты должна помчаться к нему и прояснить свои чувства, лишь то, что ты должна вернуться к своей жизни. Ох, но только не к своему прежнему поведению, умоляю, — рассмеялась она. — Такая, более открытая, откровенная и даже ранимая Роуз мне нравится больше.       Я улыбнулась ей. Мне тоже нравилось говорить начистоту и не бояться проявлять свои чувства. Я по-прежнему чувствовала некие барьеры, мешающие мне это делать, но я также чувствовала силы, помогающие мне преодолевать их. И, о боги, какое же приятное чувство сопровождало всё это и заливало меня изнутри.       — Думаешь, — я лукаво посмотрела на неё, — в больнице примут меня обратно, когда я так некрасиво перестала ходить туда и отвечать на звонки?       Лисса убрала свою руку и виновато потёрла ей шею.       — Ну, там на тебя точно никто не в обиде. Когда я поняла, что возвращаться ты не намерена, я наплела всем, что ты теперь занята на работе, а твоё прощальное письмо больнице видимо не дошло, и извинилась перед всеми за тебя...       — Вот это да, — я открыла рот от удивления. — Василиса Хэзевей-Мазур умеет врать! Я в шоке! — засмеялась я.       — Это твоё дурное влияние, — поддержала мой смех сестра.       Когда наш круг на колесе был почти закончен, а мы неторопливо приближались к земле, поводы для смеха у меня уже кончились:       — М-да. А с работой ведь и правда надо что-то делать.