***
Поздним вечером, перед сном, Хром помогает Мукуро сесть на кровати, пока пара медсестёр водятся с переносной ванной. Она не очень физически подготовлена, но ослабевшее тело не представляет для неё труда. Она вскарабкивается на кровать, чтобы зафиксировать его со спины, и берет мягкую расчестку для волос. Поясница мужчины опирается на её колени и переднюю сторону бедер, а плечи — на предплечье левой руки. Его волосы все ещё слегка влажные, грязные и нещадно спутанные, так что она принимается медленно их перебирать. — Расслабьтесь, Мукуро-сама. Я буду осторожна. Его мышцы не работают, но на ощупь как камень, словно он вообще не способен не напрягаться. Тем не менее, он кивает на её слова коротко. Пальцы Докуро начинают предельно аккуратно и нежно распутывать узлы из длинный синих волос, стараясь сохранить максимальное количество без необходимости обрезать под корень. Но внимание Мукуро отнюдь не на ней, а на медсестрах, которые готовят полотенце и набирают небольшую переносную ванную тёплым травяным отваром. Он чувствует себя грязным и неухоженным. Принимать посетителей невыносимо, когда тебя воротит от собственного тела, и полотенца, расчёски, щипцы для ногтей и увлажняющий крема выглядят невероятно кстати. На самом деле, он ужасно благодарен за такую заботу. Никто никогда не уделял ему так много внимания, даже если это самый стандартный медицинский уход. Он благодарен, но так же его начинает тошнить от этого. Это ощущение появляется словно из ниоткуда. Вроде бы все было так же, как и два последних дня, и вдруг его начинает мутить. Это небольшое головокружение перерастает в полноценную тошноту. На нем кислородная маска, он не ест и не пьёт через рот, но ему кажется, что он чувствует на языке смесь воды, формалина и химикатов. Совсем как в его тюремной капсуле. — Всё готово, — говорит старшая медсестра, окуная одном полотенеце в тёплый раствор. Это не идеальное мытье, но ничего другого он не получит, пока не научится держать спину ровно самостоятельно. Влажная ткань ощущается на коже странно, как будто чужеродно. Её движения просты и эффективны, без излишеств — совсем не как у чрезмерно заботливой Хром. Иллюзионист позволяет обрабатывать свою кожу, пока его ворочают, как шарнирную куклу — он всё не может поднять руку выше, чем на пару дюймов. Влажная кожа начинает мерзнуть даже в теплом помещении, и ему становится не по себе. От холода у него начинает болеть голова. Ему уже объясняли это раньше — изоляция привела к гиперчувствительности по всем фронтам, так что минимальная сенсорная перегрузка может вызвать необычную реакцию. Поэтому он не сильно удивлён и просто терпит, стискивая зубы. Рокудо ненавидит просить о помощи — и не просит. Ощущения сводят его с ума, пока три человека тщательно работают над каждым участком его тела. Когда его кожу полностью обмывают, его почти трясёт, но на вопрос о самочувствии он просто отвечает «холодно», словно ничего не происходит. Карма срабатывает против него чертовски быстро. Следующим делом на кровать ставят маленькую ванночку для ног, собираясь заняться уходом за ними, но стоит его стопам оказаться в воде — всё меняется. Тошнота и головная боль усиливаются. Мукуро слышит собственное учащенное сердцебиение набатом в ушах. Его только помыли, но он снова чувствует запах собственного пота. Его требуется меньше четырёх секунд в воде, чтобы потерять контроль. Всплеск пламени Тумана получается такой сильный, что всех людей в комнате отбрасывает в стены, плотно вжимая в них. Как и все оборудование. Железные стулья, ёмкости и столы приземляются с ужасающим звуком, от которого дрожит пол. И чрезмерно чувствительный к перегрузкам организм иллюзиониста воспринимает этот звук как волну невыносимой боли. Он не осознает, что происходит, когда теряет сознание.Часть 4
3 января 2024 г. в 04:48
Вообще-то Тсуна считает себя достаточно собранным человеком. Ещё лет пять назад — хоть он и был уже боссом Вонголы — он все ещё чувствовал себя некомфортно на этом месте. немало времени и потребовалось немало усилий, прежде чем он полностью проработал свои детские проблемы с самооценкой, и теперь, когда он знает себе цену, он считает себя собранным и в меру уверенным.
Но сегодня он стоит перед зеркалом уже десять минут, переминаясь с ноги на ногу.
Обычно, когда он подходит к этому зеркалу, это ради официальных мероприятий, но сейчас он одет очень просто и отчаянно старается убрать длинные волосы в непривлекательный плотный пучок. Когда он отращивал их, то не думал как трудно будет ухаживать, и обходился простым шампунем. Однако теперь врачи запретили ему проходить в помещение с растрепанной причёской.
Он недовольно фырчит, вытаскивая резинку из своих волос, и начинает заново, стараясь не упустить ни одной пряди.
Чем дольше он это делает, тем дольше он смотрит себе в глаза через зеркало, и тем больше он размышляет обо всем происходящем.
Мукуро частично очнулся около двух дней назад.
Савада хотел бежать туда сразу же, но Хаято предупредил, что его все равно не пустят. «Нужен плавный выход из комы» или как-то так. Никакое количество пламени Солнца не может реабилитировать иллюзиониста моментально, не может восстановить его полностью.
Так что правила оставались строгими по отношению ко всем, и Савада — со всем его авторитетом — не собирался их нарушать.
Он продолжает прилизывать свои длинные каштановые патлы, чтобы его пропустили повидать собственного Хранителя. С его лица не сходит хмурое выражение.
Он считает себя собранным и уверенным человеком.
Но он совершенно не знает, как поступиться к Мукуро.
Гокудера держал босса в курсе всего, что происходило после первого проявленния сознания Рокудо, и каждое событие ложилось на его плечи дополнительным грузом.
Высвобождение иллюзиониста было справедливым решением вне зависимости от последствий, но Савада так же был виновен в его изначальном заточении. Если бы он тогда, в средней школе, не остановился на полпути и выступил против Виндиче… но Реборн запретил ему, и он не имел сил спорить с репетитором.
И теперь Мукуро обучали сгибать и разгибать мышцы заново, вдыхать и выдыхать. Даже детям не приходится этому учиться, а ему это необходимо.
Хаято говорит, что «Мукуро — боец», пытаясь успокоить босса и уверить в стабильности ситуации.
Тсуна знает, что это правда, но он также знает, что этого недостаточно.
Тем не менее…
Прошло почти двое суток с пробуждения Мукуро. Несмотря на переживания, он больше не может медлить. Чем дольше он остаётся вдали, тем больше эта паранойя сводит его с ума.
Его путь до нового крыла поместья протекает через многочисленные коридоры, обвешанные картинами прошлых поколений Вонголы.
От девятого поколения, у верхних этажей и на стенах крыльев, до первого — у главного входа и вдоль центральной лестницы.
Их портреты выглядят внушительно и величественно: есть много индивидуальных и парных изображений, но так же — обязательно — один портрет всей семьи. Босс и его Хранители. Основа Вонголы.
Когда Тсуна спускается к первому поколению, его взгляд моментально находит знакомые лица.
На самом большом портрете семья не находится в полном составе — как они были, когда основали её — там нет Елены, только Джотто и шесть его Хранителей. После предательства Деймона большинство его изображений сняли, но не это. Оно по-прежнему украшает самое видное место центральной лестницы.
Иногда Тсуна мечтает, чтобы волю колец можно было вызвать когда угодно, чтобы он мог поговорить со своим предком снова.
В их последнюю встречу он все ещё был слишком юн и неопытен, задавал глупые вопросы, не понимал, что на самом деле важно… теперь он чувствует удушающее чувство отчаянния, потому что больше у него не будет такого шанса.
Хотел бы он знать, почему Джотто не снял главный портрет.
Было это просто по привычке? Холодный рассчет? Или он на самом деле смог простить своего Хранителя Тумана?
Похоже, этот вопрос останется без ответа.
Кроме того, место портрета Десятого поколения все ещё пустует.
Каждый раз, когда Тсуна проходит мимо этой части здания, он представляет, как оно будет выглядеть через несколько лет? Какого рода будет этот портрет? Кто будет на нем?
Сегодня, проходя мимо него по пути в медотсек, он почти уверен, что знает ответ на последний вопрос.
Независимо от того, что было во времена Первого поколения, он намерен исправить их ошибки для своего.
Когда он заходит в нужное крыло поместья, там полно людей — Хром и Гокудера, несколько медсестёр и уборщики, — но, завидев его, они уходят. Не из-за страха или дополнительных приказов, просто понимают всё без слов.
Тсунаеши надевает защитный костюм и шапку поверх своей одежды, обрабатывает все открытые поверхности тела медленно — ему приходится разбираться в этой системе на ходу, по обучающей карточке.
В тишине — теперь безлюдного — помещения он слышит только равномерное жужание и свист аппарата жизнеобеспечения.
Свист — когда кислород наполняет лёгкие Мукуро.
Жужание — когда его высасывает обратно, вынуждая сделать выдох.
Это звук цикличный и монотонный, без сбоев или отклонений.
Савада чувствует, как успокаивается, вслушиваясь в этот звук.
Открывая дверь в палату, он старается не создавать шума и действовать медленно. Он не стучал, боясь потревожить, поэтому в первую очередь хочет проверить, может ли он войти…
И вздрагивает, встречаясь взглядом с Рокудо.
— Боишься ходить в собственном доме?
Сначала слова даже не регистрируются у него в голове. Они звучат так тихо и хрипло, никак не похоже на голос иллюзиониста, что он принимает их за работу аппаратуры.
В полутемном, маленьком помещении силуэт на кровати очень трудно разглядеть, но у Тсуны получается. Он открывает рот только для того, чтобы закрыть его через мгновение, не подобрав слов.
Он понимает, о чем говорил Гокудера.
Даже под массивным шерстяным одеялом очевидно, насколько Мукуро истощен. Кисти его рук, ключицы, скулы — все имеет чёткие, резкие углы, словно кожу натянули поверх костей. От прежней атлетически сложенной фигуры не осталось и следа.
Потрескавшиеся капиляры его глаз видно даже без полного освещения. Вокруг его правого — проклятого — глаза остались глубокие точечные раны от странного механизма, который Виндиче присоединяли туда.
Большая часть его лица закрыта массивной прозрачной маской от аппарата искусственной вентиляции лёгких.
Мукуро наклоняет голову на бок, и его спутанные в огромный клок волосы падают на одно плечо с неестественной тяжестью.
— Вот уж не думал, что заставлю Вонголу проглотить собственный язык.
Он звучит ужасно слабо, но Тсуна видит попытку выглядеть обыденно и поддерживает её:
— Прошло много лет с нашей последней встречи лицом к лицу. Просто пытаюсь запомнить этот момент, — дружелюбно улыбается он, закрывая за собой дверь.
— Настолько сентиментальный? Как-то не похоже на мафиозного босса.
— Не люблю клише, — парирует Савада, и Рокудо смеётся.
Его смех всегда был странный, но теперь он больше похож на тяжёлый кашель. Он начинает — и не может остановиться, пытаясь схватиться за грудную клетку, хотя его руки все ещё не поднимаются так высоко. Это выглядят ужасающе, но Тсуна знает, что не может помочь, и его эмоциональную поддержку Мукуро воспримет как жалость.
Поэтому он ждёт, позволяя тому восстановиться самостоятельно.
Когда иллюзионист выпрямляется, его лицо красное и в глазах стоят слезы, но он притворяется что это не так, что ничего не произошло.
Савада пытается спросить наиболее нейтральным способом:
— Ты получаешь обезболивающее?
Мукуро трясет головой.
— Оно замедляет реакцию и вызывает сонливость, у меня нет столько времени на безделье, — говорит он хриплым голосом. — Лучше скажи мне, что там с Виндиче.
— А что с ними?
— Ещё не соскучились по мне?
За его вопросом слышится совершенно другой. Савада ежится от мысли, что Мукуро уже думает о возможном возвращении назад.
Он старается звучать максимально уверенно и расслаблено:
— Нет, совсем нет. Думаю, они только рады свалить лишнюю работу на меня.
Рокудо не расслабляется. Но тему оставляет.
Тсуна присаживается на стул рядом с ним, чтобы уровнять их рост, пока тот не может даже выпрямиться полностью. Это ощущается более привычно, и Мукуро может смотреть на него почти сверху вниз.
— Прости, что без гостинцев. Доктор запретил тебе есть что-либо другое.
На несколько секунд воцаряется тишина.
Иллюзионист моргает на него, недоуменно, и переспрашивает:
— …гостинцев?
— Ну да. Я вообще-то не люблю приходить с пустыми руками, — поясняет Тсуна, но Мукуро останавливает его снова.
— В каком смысле?
— …В больницу без гостинцев?
— Нет, я имею в виду, что это такое?
Приходит очередь Савады смотреть на него недоуменно.
— Что такое гостинцы? — он переспрашивает. — Подарки. Разные… вкусные вещи? Чтобы поднять настроение?..
Его нелепое объяснение совсем не помогает. Выражение лица Рокудо не меняется — он выглядит потерянно, не понимая почему Тсуна извинялся.
Тому нужно некоторое время, чтобы осознать: он действительно не знает, что это такое.
Эстранео были отстранёной семьёй, без лишних эмоциональных привязанностей. Там никто не навещал детей, если те болели, и никто не ходил в гости. Мукуро на самом деле не имеет опыта в некоторых — базовых для Савады — вещах.
— Обычно, когда ты навещаешь кого-то в больнице, то приносишь что-нибудь, что может поднять настроение в этом месте, — он поясняет спокойно, стараясь не звучать жалостливо. — Я хотел захватить что-нибудь для тебя, но пока нельзя. Обещаю принести позже.
Рокудо медленно переваривает информацию и кивает:
— Мне ничего от тебя не нужно, Вонгола.
— Тем не менее, я хочу сделать это.
— Тогда верни мои кольца.
— Не сейчас, — качает головой Савада. — Хром сказала ты отказался от кольца Тумана Вонголы, но кольца Ада слишком сильно вредят — тебе нужно для начала восстановиться полностью.
После этих слов выражение лица Мукуро становится холоднее, но он все равно кивает, не сопротивляясь. Он не в состоянии ничего требовать в своём положении. Он не в состоянии даже самостоятельно сесть на кровати.
Десятый замечает изменение его эмоций и спешит добавить:
— Я не шутил про любую помощь, правда. Твои кольца Ада уже у меня, и я верну их как только ты будешь в состоянии ими воспользоваться. Никаких секретов. Я сказал, что помогу и поддержу весь путь твоего восстановления, и я сделаю это.
Иллюзионист ничего не отвечает на это.