***
Удушающее чувство дежавю настигает мафиози, когда они проникают в холодное каменное здание. Все убежища семьи Томасо были похожи друг на друга: расположены в самых далёких уголках страны, маленькие, неприметные, словно бункеры, созданные перед войной. Дверь невозможно открыть без достаточно мощного взрыва, и внутри стоит такой резкий запах химикатов, что даже через маску начинают слезиться глаза. Хаято и Кёя, идущие впереди, больше всех знакомы с этими картинами — первый курировал каждую операцию, а второй был тем, кто обнаружил вмешательство враждебной семьи самым первым несколько лет назад. Они смотрят на мрачные помещения и истощенные тела годами, но в этот раз все иначе. Когда они добирается с боем до лабораторий, Гокудера спотыкается об порог, тормозя чересчур резко. Идущий за ним Савада почти врезается в его спину. — Хаято? Тот мотает головой и притворяется, словно не нервничает: — Да так, показалось, ничего такого, продолжаем путь, — бормочет он, уводя взгляд с одного из столов. На мгновенье ему почудилось, что обездвиженное тело — это Ламбо, но потом он нашёл пару отличий и облегчённо выдохнул. Это нехорошо — расслабляться просто потому, что убили не твоих друзей, а кого-то другого, но он не может не чувствовать облегчения. Это низшее человеческое чувство. Всё, что касается посторонних, воспринимается не так болезненно. И он может обойтись простым «черт возьми», сожалением, что они опоздали, и обещанием отомстить, что будет приемлемо. Это не выбьет его из колеи дольше, чем на полминуты. Попав в центральное помещение, Тсунаеши выходит вперед. Его походка быстра и уверенна, он даже не смотрит на оборудование, не ищет врагов — его взгляд бегает от одного лица на столе к другому, стараясь найти знакомые черты. — Ищите выживших, — командует Кёя, кивая на жертв, стараясь создать хотя бы видимость обычной работы. Но боковым зрением он наблюдает за боссом Вонголы, удаляющимся вглубь лаборатории. Ожидание сводит с ума. Опоздали или нет? Придётся ли им готовить похороны перед годовщиной? Как отреагируют остальные? Закатит ли Мукуро истерику, нарушая правила Виндиче?.. — Рехей, сюда! Голос Савады эхом прокатывается по помещению, и Сасагава моментально срывается с места, как будто только этого и ждал. Надеялся. Он с разбегу перепрыгивает через коробки и в два шага перебираться через перевернутый стол, срезая путь. Это было бы впечатляюще, на уровне его школьной спортивной подготовки, но никто не в состоянии оценить. Такеши бежит за ним по пятам, желая помочь. Хаято и Кёя остаются на месте, просто потому что от их пламени мало толку в спасении жизни. И они могут только ждать новостей, контролируя территорию. Но время идёт, а новостей все нет. Как и подкрепления противника. Тишина повисает в их части помещения, заставляя Хранителей оглядываться по сторонам в недоумении, пытаться разглядеть босса за кучей аппаратуры, расслышать хоть что-то… — Стоит вызвать вертолёт? Гокудера реагирует, поворачиваясь к Хибари, сначала недоуменно — не расслышав, а после — кивая. — В любом случае, будет кстати. Едва Хибари успевает отправить сигнал, как шум становится громче. Шуршащие о пол шаги направляются в их сторону, и вскоре к звукам присоединяются знакомые силуэты в полутьме лаборатории. Картина усиливает дежавю в десяток раз: слабое бедное тело, не подающее признаков жизни, выглядящее сломано в руках Хранителя Солнца. Рехей — уже отточенным движением — держит бессознательную Хром у себя на спине, постоянно накачивая своим пламенем, чтобы если не вылечить, то хотя бы не дать умереть до возвращения. — Отвезите её домой, как только прибудет подмога. Мы с Ямамото найдём Ламбо, — голос Тсуны заставляет всех встрепенуться. Когда Хаято оборачивается, чтобы посмотреть на него, он уже отвернулся, но под его скулами продолжают двигаться желваки, стискивая зубы сильнее. В каждой детали его облика считывается едва сдерживаемая злость. Но в таком положении никому из окружающих не видно, что он сжимает в руке новое кольцо. Несмотря на то, что оно не надето, Савада все равно чувствует мощь собранного в нем пламени. Истинное кольцо Ада, основанное на пламени Тумана. Мужчину накрывает приступ тошноты, когда он думает об этом. Не потому что он такой чувствительный к пыткам, но потому что это пытки над иллюзионистами с целью максимизировать их способности для мафии. Снова. И он понятия не имеет, как ему рассказать об этом Мукуро, не причинив вреда, не напомнив о детстве.***
— Так и знал, что найду тебя здесь. Когда Рокудо оборачивается к нему, на его лице нет привычной усмешки, и он не закатывает глаза, как обычно. Его рука, сжимающая край стены, дрожит от усилия, прикладываемого, чтобы удерживать себя в вертикальном положении продолжительное время. Но коляска слишком низкая: он не смог бы заглянуть в изолированную комнату с неё. И никто не пустит его внутрь, пока не будет снят карантин. Ногти иллюзиониста цепляются за выемки в установленной на стену защите. Еще пару недель назад все думали, что строят её, чтобы Виндиче не засекли пламя Мукуро, но теперь ему пришлось быстро освобождать помещение для нового пациента. Савада хочет сказать что-то обнадеживающее, но у него нет ни одной мало-мальски приемлемой идеи. Поэтому он просто встает рядом, чтобы, в случае чего, не дать упасть. Не только на базе Томасо, но даже здесь — это проклятое ощущение дежавю сводит его с ума. За толстым стеклом в комнате лежит закутанная во множество одеял и подключенная к аппаратуре Хром. Само собой, её состояние отличается от прошлого Мукуро — большинство её травм внутренние и внешне отражаются лишь общим истощением, так как потерянное пламя лишает жизненных сил, в то время, как он был напичкан трубками и стомами сверху донизу. Тем не менее, это ничуть не облегчает её ситуацию. Количества пламени, которое было собрано из неё, хватило на создание полноценного кольца Ада, и, учитывая её зависимость от пламени для поддержания собственных органов, это вело к серьёзным последствиям. — Она выкарабкается, — говорит Тсунаеши вполголоса, стараясь звучать обнадеживающе. Мукуро не отвечает некоторое время. Даже не поворачивается в его сторону. Савада не торопит его. Когда он — наконец-то — открывает рот, его голос практически беззвучен. — Даже если так. Это не исправит проблему. — Он тяжело вздыхает. — Какого рода были пытки, Вонгола? — Это не имеет значения. — Имеет. Какого рода? Когда он старается звучать серьёзно и требовательно, голосовые связки подводят его, издавая несчастный хрип. Он встречается глазами с Тсуной, и последний все понимает. Этого он и ожидал. Это личный вопрос для Рокудо. — Химическим веществами, не физические, — максимально завуалировано отвечает он, пытаясь найти правильные слова. — Мукуро, — зовёт он мягко, привлекая внимание, потому что тот опять начинает теряться в собственных воспоминаниях, — я разберусь с ними. Мы уже уничтожили большую часть семьи, это был лишь отчаянный ход с их стороны, я положу этому конец. — Это ты уже говорил. — И я не отказываюсь от своих слов. Просто я тоже не всесилен и не могу предусмотреть абсолютно всё, но я говорил, что буду стараться изо всех сил, и я делаю это. — Этого недостаточно, — шипит иллюзионист, отлично понимая, что злится не на того, на кого должен, но никто, кроме Савады, не приходит к нему поговорить с тех пор, как Хром была похищена. Поэтому его злость находит единственный путь для высвобождения. Когда Тсунаеши ловит его взгляд в отражении на стекле — всего на долю секунды — он видит очень сильно подавленное чувство вины. И ему самому становится грустно, потому что он знает, что неспособен это исправить. Как много усилий он бы не прикладывал, сколько времени не проводил бы рядом со своим Хранителем Тумана, насколько бы их отношения не стали теплее — он не специалист и не может залечить настолько старые и глубокие раны. Для него это не открытие, но он продолжает подтверждать это раз за разом: всё, что Мукуро прячет за своими масками и иллюзиями — это бескрайнее поле, покрытое шрамами. И это лишь верхний слой, то, что произошло в мире людей за годы его жизни, но ведь были еще пути ада. Иногда Саваде кажется, что он теряет рассудок, стараясь понять, что ему делать. Чем больше времени проходит, тем больше он чувствует, что этот вопрос также является личным для него самого. Он должен помочь, но — в конце концов — неспособен даже убедить Мукуро признать свою проблему. — Послушай, я хотел предложить, — тихо начинает Савада, внезапно чувствуя себя неуверенно. Эта мысль не выходила у него из головы так долго, но он по-прежнему не придумал более умного пути, чем напрямую. — Возможно — возможно — тебе стоит поговорить с ещё одним врачом. Рокудо недоуменно хмурится. Он работал с большим количеством медицинских работников Вонголы последнее время, но, несмотря на все успехи, не избавился от своей неприязни. Иногда Тсуна задаётся вопросом: может ли это быть связано с годами, проведённым в Эстранео? Но именно поэтому он должен попытаться. — Заточение не было лёгким физически, но это известный факт, что тюрьма влияет и психологически тоже, — очень издалека, отстранённо отмечает он. — Мне бы хотелось видеть тебя в прежней форме и быть уверенным, что ты не пострадаешь в процессе работы. Сам знаешь, какой может быть мафия… — Ты хочешь послать меня к мозгоправу. Мукуро выглядит так, словно Савада только что дал ему незаслуженную пощёчину. Впрочем, этого последний и ожидал. Он заметно нервничает, стараясь пояснить осторожно: — Я не пытаюсь оскорбить тебя или обидеть. Это точно такой же врач, как и все остальные; просто небольшой осмотр, чтобы убедиться, что ты в своей наилучшей форме. — Не пытаешься, но все равно делаешь. Что тебя так беспокоит, Вонгола? Думаешь, я свихнулся и не могу выполнять обязанности эффективно? — Этого я не говорил. Я просто хочу, чтобы ты попробовал. — Попробовал что? Ты только что говорил об осмотре, а теперь намекаешь на необходимость лечения? Скорость, с которой иллюзионист выплевывает полные яда слова, даёт Саваде понять, что он сильно ошибся, и теперь тот будет исключительно защищаться, закрываясь только сильнее. Ещё одна причина, по которой он так хотел услышать согласие. Он понятия не имеет, как ему исправить это и с какой стороны подойти к вопросу. Тсунаеши легко проводить переговоры на тему бизнеса, когда в этом нет эмоций, только выгода, но как только дело касается чьей-то души, такой тонкой материи, он чувствует себя слоном в фарфоровой лавке. Хранители всегда говорят о том, насколько он хороший босс, поддерживающих семью вместе, и он действительно хорошо вдохновляет, хорошо мотивирует, хорошо налаживает чужие отношения, но как только дело заходит о личных вопросах для него самого… Он уже проходил это много лет назад, когда только стал боссом Вонголы. Незадолго до этого они с Киоко — на радость всем — начали встречаться, что было прекрасно ровно до момента, как ему пришлось раскрыть правду о сфере своей деятельности. И он смотрел на то, как Сасагава проходит через все этапы принятия тяжёлой правды, как даже успевает восхититься его бременем, только для того, чтобы оказаться связанной тяжёлой депрессией меньше, чем через год. Это ощущалось, словно он застрял в чистилище. Каждый день она делала вид, что справляется, играя свою роль, и каждый день он отчаянно пытался убедить её остановиться и позаботиться о себе. Насколько близкими бы они ни были, она никогда не подпускала его настолько глубоко, чтобы признать свою ненависть к этому — его — миру, к нему самому, который превратился в совершенно другого — чужого — человека после получения титула. Эта пара лет подарила ему немало седых волос и серьёзные сомнения в собственной способности строить здоровые отношения. И вот всё повторяется опять. И Савада задаётся вопросом, закончат ли они также: разойдутся в разные стороны с обещанием никогда больше не видеть друг друга? -… Прости, — тихо говорит он, вздыхая. — Я не хотел прозвучать таким образом, просто не знаю, как сформулировать правильно. Дело не в безопасности или эффективности Вонголы, и я не буду тебя принуждать. Но я правда верю, что ты мог бы чувствовать себя лучше, поговорив со специалистом, способным — в отличие от меня — подобрать слова. Не услышав ответа от раздражённого иллюзиониста, он пытается ещё раз. — Я могу найти столько специалистов, сколько нужно, чтобы ты выбрал того, с кем будет комфортно. И, само собой, врачебная тайна будет соблюдаться безупречно… — Нет. — Пожалуйста, Мукуро. — Нет. После стольких отказов понятно, что спорить и убеждать бесполезно. С тихим вздохом Савада вновь смотрит за стекло, где Хром мирно спит под обезболивающими. А после — опять на Мукуро. У него во рту разливается мерзкий горький привкус беспомощности, когда он видит их. После стольких лет на позиции босса, когда его мнение было в приоритете и всегда ценилось, он оказался в ситуации, когда даже его присутствие поблизости порицается. Словно совершенно другой мир, в котором Саваде Тсунаеши нет места, поэтому никто и не приглашает. — Не задерживайся тут надолго, тебе всё ещё нужно спать и восстанавливаться. Сказав свою стандартную нравоучительную фразу, он даже не ищет реакцию — итак знает это выражение лица, переполненное пренебрежением — и быстрым шагом покидает проклятое крыло поместья.***
Несмотря на информацию о том, что враг выслеживал их ещё из поместья, никто из оставшихся Хранителей Вонголы не рисковал покидать его или приглашать кого-либо внутрь. Дни пролетали так быстро, приближая большой праздник в Альянсе, но никто кроме Варии не прибыл готовиться, так как центральные ворота оставались закрыты. Это не могло продолжаться до бесконечности: приглашения разосланы, и отмена мероприятия может пошатнуть статус семьи, но принять решение — любое в данной ситуации — мог только босс. Босс, который сел в машину и исчез ещё неделю назад, едва Хром и Ламбо были освобождены. Никаких объяснений. Никаких звонков, чтобы убедиться, что он в порядке. Никаких возможностей выследить — маячки в машине отключены. Ничего. На территории царила практически абсолютная тишина. С тех пор, как варийцы начали пьянку, они довольно быстро переместились в гостевой домик глубоко в саду, поэтому их весёлые крики совсем не доносились до главного здания, где остались лишь Хранители и ещё несколько ближайших доверенных лиц из службы внешней разведки. В каком-то смысле это был очень яркий показатель доверия в семье: оставить все на подчинённых, не давая никаких команд и полностью полагаясь на их решения. В каком-то смысле, который был далёк от манеры руководства босса Варии. Когда тот прибыл на третий день отсутствия Савады, его принял Хранитель Урагана, делающий вид, что все идёт по плану. Все, казалось, было на высшем уровне, даже если по факту им приходилось выживать в атмосфере постоянного напряжения, где никогда не знаешь, в какой момент противника сделает следующий шаг. Впечатляюще для кого-то другого, но для Занзаса — абсолютно неприметный факт, демонстрирующий базовую жизнеспособность семьи. Другое дело, что Десятый Вонгола бросил и его тоже, не пояснив ничего, хотя знал, что он скоро приедет. С каких пор мальчишка вообще не консультируется со своим внешним советником? Что такого важного может произойти, что он не может довериться тому, кому доверял в спасении ближайшей семьи? Боссу Варии в общем-то мало дела до личных разборок Десятого, но сам факт, что тот сбежал так внезапно, заставлял любопытство съедать его изнутри. Именно поэтому Занзас был одним из тех, кто остался в главном здании, оправдываясь лучшими жилищными условиями, и одним из тех, кто регулярно выглядывал в самое большое окно. Можно подумать, что все Хранители, как потерянные щенки, будут пялиться в него при любой возможности, надеясь заметить приближающуюся машину, но ведь нет — большинство старалось сосредоточиться на работе, дав событиям идти своим чередом. В главном зале с видом на центральные ворота зачастую проходил Хаято. Он то и дело бегал из одного конца здания в другое, загруженный бумагами и несколькими телефонами, но каждый раз стабильно останавливался: сначала кивал Занзасу в молчаливом приветствии, а потом переводил взгляд на окно. Само собой, там никого не было. Да и погода ухудшалась с каждым днем, сменяя прекрасный вид солнечного побережья на затянутое облаками небо и жуткий ветер, сгибающий деревья почти вдвое. «Шторм приближается» каждый раз недовольно качал головой Гокудера. «Почему это должно происходить прямо перед праздником… Столько работы впустую». Занзас никогда не отвечал ему, лениво протягивая качественный коньяк, поэтому тот не задерживался здесь дольше, чем на полминуты. В отличие от другого человека. Сначала, столкнувшись с ним, Занзас даже не понял, кто это — настолько незнакомым стало измученное лицо, но после всё встало на свои места. Дольше всех в главном зале поместья находился Рокудо Мукуро. В каком-то смысле это было даже забавно: он, очевидно, нуждался в помощи, но отказывался её просить, передвигаясь с помощью стен и разной мебели. Столько гордости и самоуверенности во взгляде — неудивительно, что Савада пришёл плакаться, мол, не может найти контакт. Иллюзионисты всегда казались боссу Варии странными, но в этом были знакомые черты личности, которую можно уважать, поэтому он не прогонял и не пытался унизить насмешками. Только периодически встречался взглядом, когда Рокудо замечал, что его разглядывают, да продолжал пить. Несколько дней подряд это продолжалось без изменений: Хранители мельтешат перед глазами, Занзас отдыхает, оказавшись наконец-то в полной тишине, и Мукуро мечется между окном и диваном — не может определиться, стоит ли ему стоять там или лучше сесть и не вести себя странно. К концу четвёртого дня это превратилось в своего рода рутину, поэтому, заслышав непривычный звук, босс Варии даже не понял этого. Мукуро бы тоже не понял, но в это время он все ещё опирался на оконную раму, ежась от вида поднявшихся морских волн и собирающегося дождя. И, когда автоматические ворота распахнулись, пропуская на территорию черную машину, он заметил это первым. На мгновенье он вздрогнул, его губы дернулись, почти формируя улыбку, но — стоило ему это понять — он тут же её подавил. Сейчас, смотря на машину Десятого Вонголы, паркующуюся у центрального входа, он чувствовал себя глупо. Зачем сидел здесь столько времени? С чего вдруг? Чего ожидал? Должно быть, проклятая привычка после стольких тяжёлых недель, проведённых рядом… Он продолжает корить себя за всё это время, но не может оторвать взгляда от знакомого высокого силуэта, открывающего дверь со стороны водителя. Савада выглядит уставшим, но довольным: нижнюю половину его лица почти не видно за воротом пальто, но его глаза прищурены так, что Мукуро легко узнает «улыбающийся» взгляд. Это снимает часть напряжения — похоже, он в порядке, и ничего ужасающего не произошло. Когда Тсунаеши поднимает глаза на небо, пытаясь понять, не начнется ли дождь через мгновенье, иллюзионист вжимается в стену, прячась от его взгляда. Он не хочет раскрывать то, что стоял здесь, не хочет вообще общаться с Десятым Вонголой — после их последнего спора, он не знает, как разговаривать, не поссорившись снова, — поэтому собирается вернуться к себе в комнату, но кое-что привлекает его внимание. Савада не идёт внутрь здания. Посмотрев на пасмурное небо с улыбкой, он направляется к заднему сидению машины и цепляет ручку, выпуская пассажиров. Те не разделяют его умиротворения, выглядя крайне напряженно и подозрительно, но Тсуна не обращает на это внимания, зная, почему они так реагируют, а Рокудо — потому что его мозг внезапно прекращает работать. От шока у него почти подкашиваются ноги. Он провел здесь столько времени, пытаясь привыкнуть к новым условиям обитания, которые ему не совсем по душе, но теперь у него возникает диссонанс: новая и старая жизнь в одной точке. Он не знает, как реагировать, когда босс Вонголы самостоятельно подвозит и приглашает в свой дом его друзей детства, пока Кен и Чикуса о чем-то громко спорят между собой.