***
Нижний этаж тюрьмы Виндиче, безусловно, был знаменит своей безжалостностью, ведь никто прежде оттуда не выбирался. В частности, из-за неспособности тела функционировать после стольких лет внизу. Но он не был единственной ужасающей вещью в этом месте. Порой, концентрируясь на самых страшных кошмарах, люди забывали о том, что это место само по себе невыносимо, вне зависимости от твоего приговора. Мукуро не был одним из таких людей. И, побывав в водяной капсуле на нижнем этаже, он все еще не преуменьшал кошмары камер выше. Много лет назад, когда они впервые оказались в тюрьме, их шок был вполне ожидаем: совсем юные дети, столкнувшиеся с ужасами мафии и получившие способности, непонятные большинству людей, попали в темную серую коробку с паршивой едой раз в три дня и крошечной дырой в полу в качестве туалета. Было бы странно, если бы это не сказалось на их психике. Но можно ли говорить, что это — худший опыт в жизни, после всего, произошедшего позже? Для Рокудо Мукуро ответ был очевиден. Поэтому, когда Кен бросился на него с медвежьими объятьями, он только мягко похлопал его по спине, ухмыляясь, хотя на деле его ноги подкосились, грозя уронить их двоих на пол. — Так и знал, что выберешься, — смеется Джошима, и — неспособный уже много недель расслабиться — иллюзионист чувствует тепло в груди. — А кто-то сомневался? Он звучит почти также естественно, как годы назад. Словно ничего не произошло. Поразительно, как легко он возвращается к прежнему состоянию, стоит ему только увидеть друзей. Они улыбаются широко, стараются восполнить все потерянные годы. Их лица одинаково бледные из-за недостатка солнца, а в уголках глаз и вокруг губ чересчур глубокие морщины для их возраста — показатель ужасающих условий обитания. Рокудо чувствует, словно его мир заново наполняется смыслом. — Ну, на пятом году начали беспокоиться, — размеренно говорит Чикуса, успешно скрывая свою радость. С возрастом его лицо вытянулось и обрело резковатые черты. Теперь со стороны он выглядел значительно старше своих друзей. — Не стоило. Я всегда найду выход. Когда Кен отстраняется, он оставляет ладонь у него на спине. Его пальцы продолжают медленно и без давления двигаться вдоль едва-едва набирающих размер мышц. Иллюзионист притворяется, что не замечает этого, избегая тяжелого разговора о своем состоянии. Он кивает в сторону широкого толстого стекла. — Вы очень вовремя, Наги будет в шоке, когда проснется. Одной фразой он полностью сменяет ракурс обсуждения. Парни подходят ближе к окну, хмурясь, когда видят количество медицинской аппаратуры внутри. — Напоминает Эстранео. Чикуса звучит грубовато, но его слова отражают мысли остальных. — Это была твоя палата? — Да. Улыбка стремительно покидает лица молодых людей. Любые разговоры об Эстранео вызывают у них тошноту, но — каким-то образом — всегда возникают в обсуждениях. Порой Мукуро чудится, что эта проклятая семья запустила щупальца так глубоко под их кожу, что теперь хоть режь — хоть не режь, а уже не достанешь. Он чешет свою ладонь, царапая шрам от артериального катетера. — Это было не так плохо, — со вздохом сообщает он. Спокойствие в его голосе положительно виляет на остальных. — Десятый Вонгола бывает чересчур щедрым в своей наивности. — Савада? Да, совсем не изменился с детства пацан. Рокудо сжимает зубы, недоуменно моргая. С каких пор его друзья называют Десятого по фамилии? Перспектива получить ожидаемый ответ пугает его слишком сильно, чтобы спрашивать напрямую. Поэтому он решает не уточнять. Это должно было быть «с глаз долой — из сердца вон», но как только он тянется, чтобы почесать руку снова, то натыкается на холодный железный ободок вокруг своего пальца с эмблемой Вонголы.***
Сложив руки за спину, Савада наблюдает за тем, как люди выгружают чемоданы из машины. Они расторопно мечутся туда-сюда, прикрываясь от дождя попавшимися под руку вещами. Хозяева этих машин могли бы помочь и создать щиты из пламени, но никто даже не обернулся, скрываясь в поместье по прибытию. Находиться в такую погоду на улице — премерзкое занятие, но кто-то должен был заняться рутиной. В любой другой день настолько важные мафиозные семьи не пошевелили бы пальцем, чтобы покинуть свой уютный дом в такой шторм, но не сегодня; не после личного приглашения Десятого Вонголы. Люди, скрывающиеся в здании, едва ли могут утаить истинные мысли. «Этот день итак должен был быть тяжёлым, и погоде просто нужно было нагадить сверху». Годовщины становления боссом, как правило, являются глубоко личными праздниками, где все хотят расслабиться и потому не рискуют приглашать посторонних. Сколько удовольствия можно получить, оглядываясь по сторонам в поиске снайперов и не сводя взгляда со своего стакана, чтобы не откинуться по самой идиотской причине? Кикё, что шёл позади остальных, поднимает глаза на затянутое тучами небо и боковым зрением замечает стоящего на втором этаже Тсунаеши. На мгновенье он теряется, но тут же собирается и становится серьёзным, приветствуя одними губами. Если и есть босс мафиозной семьи, способный позволить себе приглашение большого количества людей, то этот босс Вонголы. У него много людей, много влияния и никто просто не посмеет устроить покушение в его доме — нет дураков, чтобы умереть ещё на этапе организации. Так должны считать все. «Это вопрос поддержания непобедимой репутации и не тебе менять традиции» так сказал Тсуне Реборн на втором году его правления. Поэтому, как бы страшно ни было за присутствующих, он научился сохранять спокойствие и поддерживать свой авторитет в Альянсе. Но вот, на седьмом году, происходит настоящее испытание его навыков. Рассылая приглашения, Савада не мог отделаться от мерзкой паранойи. Что, если кто-то из Альянса оказался в сговоре? Он уверен в других боссах так же, как в себе, но среди подчинённых мог затесаться всего один лазутчик, и это уже поставить под угрозу жизни всех присутствующих. Риски. Бесконечные риски и попытки предугадать будущее. В конце концов, к этому сводилась его работа: бросить кости, поставив на определённое значение, и принять его со смирением, вне зависимости от результата. Всё чемоданы занесены в здание, машина отъезжает на подземную парковку, и Тсуне больше не на что смотреть. Стоит ему отойти от окна всего на метр, как оглушительный шум дождя по стеклу перекрывается громким хохотом из главной гостиной. Должно быть, Шимон и Каваллоне наверстывают упущенное за месяцы без встреч. Двери в гостиную остаются позади, и звук снова сменяется: теперь все его внимание на разговоре Бьякурана и Хаято, принимающего гостей за неимением дворецкого. — Как всегда до абсурда смелые, да? — Разве есть, чего бояться? — усмехается Гокудера и звучит так искренне, что Тсуна ему почти верит. Стандартные правила этикета вынуждают его натянуть приветственную улыбку и выглядеть гостеприимно, отставив личные дела в сторону. И он отлично это делает, спускаясь по лестнице в безупречно выглаженном костюме-тройке. Стоит ему сделать пару шагов вниз резному камню, и всё внимание — ожидаемо — концентрируется на нем. В такую погоду трудно отследить, когда солнце встаёт, а когда садится, но Савада отлично понимает, сколько времени прошло, потому что к полуночи он едва способен передвигать ногами. Социальные мероприятия и игра на публику отнимают у него намного больше сил, чем сложные полевые задания. А ведь сам праздник начнется только завтра. Проводив гостей почти до дверей их комнат, босс Вонголы плетется к себе с трудом поднимая ноги. Его глаза слипаются, сужая поле зрения до минимума, но ему оно и не нужно, чтобы ориентироваться в собственном доме. Ноги сами несут его по знакомому коридору. Последние дни в суматохе он едва ли находит время на заботу о своих Хранителях. Тот факт, что их поместье расширилось еще на двух гостей, безусловно, облегчает ситуацию: они заинтересованы в том, чтобы приглядывать за тсуниными Хранителями Тумана, и те доверяют им достаточно, чтобы не брезговать помощью. Это снимает огромный груз с плеч. Он хотел увидеть прогресс не только в физическом восстановлении, но и в психологическом, — и он получит его с помощью этих двух. В дверях импровизированной палаты он сталкивается с Чикусой. — Савада, — кивает тот. Иногда Тсуне кажется, что его окружают игрушки из машины, которые только и могут, что кивать. Но в мире мафии все строится на уважении к иерархии, и босс Вонголы, занимающий высшую позицию, имеет японские корни. Для иностранцев непривычно кланяться, поэтому они сокращают движения до «поклона» головой. — Как прогресс? — Просыпалась на пару часов днем, но теперь снова спит. Ничего нового о нападении не сказала. Ожидаемые слова все равно вызывают тянущее чувство в груди. Закончится ли это когда-нибудь? Никаких новостей, никаких зацепок. Хибари, командующий отрядом на месте преступления, только и делает, что присылает пустые отчеты. Тсуна обещал, что найдет их и остановит, но для этого нужны улики… С пробуждением Хром доступ в палату был открыт, поэтому оставшиеся двое уже забились туда. Когда босс Вонголы их видит, Кен спит на крошечном диване у стены, а Мукуро — на стуле около кровати, забросив ноги на прикроватную тумбочку. Его коляска сложена в дальнем углу, вещи только освобожденных преступников разбросаны на полу рядом, и они выглядят до абсурда спокойно. Савада отказывается заходить и будить их; только стоит, наблюдая некоторое время. До тех пор, пока его не озаряет. Коляска сложена в дальнем углу. Он трет глаза, скидывая это на усталость, но ведь нет. И правда — они убрали ее куда подальше, и Рокудо выглядит комфортно на своем месте, дремля. Должно быть, компания друзей была хорошим стимулом, чтобы практиковаться больше. Должно быть, Кен и Чикуса только рады помогать. Должно быть, Мукуро доверяет им намного больше. Это было стимулом для их освобождения и приглашения в дом. Савада для этого их и привел сюда. Это должно быть радостным событием, и он рад, но в то же время, его стягивает мерзкое чувство обделенности. В месте, переполненном людьми, смотрящими ему в рот, он сжимает губы плотнее, чтобы не дуть их, как обиженный ребенок. И стремится сбежать оттуда, не замечая, что не все в палате на самом деле спят.