«Ветер, задувающий свечу, раздувает огонь в жаровне»
ᅠᅠ
Ей было тихо. Тишина просачивалась сквозь ковролин, через надёжные ставни в окнах, подобно сквозняку — свистяще подкрадывалась всё ближе, разевая огромную пасть звенящего молчания. И сейчас ей было настолько тихо, будто кто-то случайно сел на пульт и выключил все звуки. Саша задыхается. Саша пытается с этим справиться. У Саши ничего не выходит, потому что у каждого человека из её окружения выключена громкость. Они говорят, а звук не доходит до неё, пытается обогнуть упругий барьер, но по итогу только отскакивает от невидимой стены. Когда они только привезли домой Сергея — он был настолько громким в своей тишине, что ей впервые за столько лет не было так тихо. Он тот, с кем комфортно просто посидеть и помолчать, углубиться в ворох засасывающих мыслей, не чувствуя дискомфорта от того, что нужно что-то сказать, заполнив провисшую паузу диалога бессмысленными словами. Сергей понимал всё без пустых звуков, словно имел сверхъестественную способность читать мысли. И тишина с ним никогда не была пугающе тихой. Игорь замолк, сминая уголок папки шершавыми пальцами. Саша так и не осмелилась задать вопрос, что же внутри неё. Что-то ей подсказывало, что ответ на этот вопрос она не готова услышать. Только не сейчас. Возможно, через пару лет, когда они будут сидеть на кухне, смотреть, как мама возится у новомодной плиты, купленной Серёжей, и смеяться, вспоминая, как глупо было считать Разумовского серийным убийцей. Мысли противно слипались в кучу, лишая возможности переосмыслить сказанное майором. Он не мог. Уж точно не её Сергей. Её Сергей до поздней ночи писал что-то в блокноте, педантично разбирая html-документы в разбросанных папках по всему рабочему столу, пока она настойчиво нудила, что её симс третий, вообще-то, должен обновиться. Её Сергей подарил ей на пятнадцатый день рождения набор водорастворимых масляных красок «Winsor&Newton», которые стоили больше, чем вся годовая зарплата отца. Её Сергей терпеливо сидел почти четыре часа, не жалуясь, пока она пробовала углём нарисовать его доскональный портрет. Её Сергей никогда не смог бы стать убийцей. — Вы пришли к нам домой, чтобы сообщить, что мой брат прячется за маской Чумного доктора? Даже если бы это стало хоть на один процент возможным, Вы никогда не слышали о том, что ветер задувает свечу, но раздувает костёр? — у Саши последних сил хватает только на то, чтобы показать когти, ощетиниться в углу, куда её загнал крупный кот, играюче хватавший за длинный хвост. Саша не хочет быть жертвой, Саша, на самом деле, вообще не хочет играть в эту старую, придуманную инстинктами игру. А Гром не тот, кто безжалостно ловит мышку, когда она радуется тому, что спаслась. Среди них затесался охотник опаснее. — Один в поле не воин? — Вот именно. Мужчина усмехнулся, опустив взгляд на остывший чай в огромной кружке. Саша флегматично замечает, что ей давно пора взяться за ненавистный цветовой круг Гёте, пока не началась сессия и долги не увеличились в невыносимой прогрессии, а она тут сидит и рассуждает с майором о преступниках и старых поговорках. Входная дверь тихо хлопает, но этого звука достаточно для провисшей тишины, чтобы нахрен оглохнуть. Сергея она замечает сразу же. Уголок рта против воли дёргается, но Прокопенко лишь небрежно кивает головой, безмолвно здороваясь. Ведь её Серёжа отдалялся ни на шаг, а на целых десять, ставя между ними гораздо больше стульев. С каждым годом он безлико терялся в своей высотке, набирая сообщения лишь по праздникам, приезжал ещё реже, будто нарочно выстраивая высокую стену недопонимания. Мама вылетает из кухни мгновенно, заключая парня в тёплые объятия и утыкаясь носом во влажную от моросящего дождя кофту. Её напуганное лицо смягчает проступивший слой ревности, набухающий каждый раз, когда Разумовскому уделяют больше внимания. Маленькая Саша тоже тянулась к нему со всей детской непосредственностью. Более взрослая Саша в один момент осознала, что они чужие люди и излишняя тактильность только их напрягает. Игорь поспешно просит Лену заварить ещё одну кружку чая, перебивая её невнятный поток просьб подождать Федю с работы. — Мы тут как раз с твоей сестрой обсуждали, что дороже выйдет: статуи из твоего офиса или костюм Чумного доктора. Прокопенко скептически трёт переносицу, сглатывая волну подступающей ненависти. Удивление на его лице потом можно было бы зарисовать по памяти. — Что? — голос брата хриплый и неуверенный, наталкивающий на мысль, что большую часть дня он молчит, изредка переговариваясь с голосовым помощником. — Глупо это и очень безосновательно, Игорь Константинович. И если закрыть глаза на то, что ваши полномочия должны покоиться на том же дне ящика, где и заявление об увольнении, а делом должна заняться Москва, то выходит так, что Чумным доктором может быть кто угодно, а Вы это вешаете на моего брата без всяких доказательств. Взять хотя бы Вас, превышаете должностные полномочия. А ещё, незадолго до своей смерти, Кирилл Гречкин хотел написать на Вас заявление. Занятно получается, может быть, это Вы — Чумной доктор? Игорь моргает раз, два, смаргивает накопившийся ворох слов, пока ему над ухом настойчиво шепчет зависть: у нервного беззащитного приютского мальчика была семья, готовая его защитить, а что есть у тебя? Полупустой шкаф с одной завалявшейся упаковкой лапши быстрого приготовления, пыльный обеденные стол и лопнувшие ценности. Работа, работа, работа и ещё раз работа выбили себе будущее, огородив его от того, что в доме должно быть тепло и уютно, а не так оглушающе пусто. А ещё ему так хочется, всего на секунду, сейчас ошибаться, потому что, на самом деле, Сергей Разумовский не такой уж и плохой парень. — Да, но я не подписывал договор с «HOLT International», которая занимается разработкой, выпуском и продажей оружия. Я бы смог поверить, что это всё друг твой, Олег Волков, проворачивает, вот только, — та самая папка плашмя ложится на стол с раскрытой страницей. Алый штамп в уголке убивает всю надежду на то, что всё будет хорошо. — Он погиб год назад в Сирии. Ч е п у х а. У Сергея вид до черта уставший, словно на него обрушили все проблемы мира. Он смаргивает с себя секундное оцепенение, досконально прощупанное внимательным взглядом майора. Олег Волков был лучшим другом из детского дома, угрюмой тенью, не хотевшей отпускать Разумовского от себя подальше. Они пронесли эту дружбу за территорию забора с облупившейся краской вплоть до нынешнего времени, когда оба жили в совершенно разных условиях: один сутулился за компьютерным столом, ища ошибку в коде прямо перед запуском нового обновления, а другой защищал Родину. Но Саша с ним так и не познакомилась, несмотря на то, что Сергей пару раз упоминал о желании Волкова с ней снова встретиться. Она-то и не против, вот только брат с каждым разом старался отсрочить встречу, неумело меняя тему разговора. Это обижало, конечно, но не настолько, чтобы было что-то действительно задето. У Сергея всегда что-то своё на уме, чем он не хочет делиться. — Что за чушь? — вырывается у парня против воли, разбивается о полнейшее непонимание и огромное количество вопросов. — Ты под дурачка-то не коси, — Игорь злится, возгорает даже быстрее спички. — Покинь, пожалуйста, этот дом и не неси чепухи при маме, — последнее слово брата бьёт им двоим по лицу с такой силой, что легче было бы сдохнуть. Незнакомое, кровоточащее, они были такими одинокими, лишёнными всего самого тёплого. Взгляд у Серёжи, как у побитого потерянного щенка, которого посмели выкинуть на улицу. Он смотрит на неё, и от этого становится только хуже. Несправедливость першит в горле, потому что это всё долбаная херня, необоснованно повешенная на брата. — На твоём месте я бы так себя не вёл. Ей кажется, что дверь помечена красным чумным крестом, а они уже задыхаются от гари, заполнившей комнату. Больше всего на свете Саша боялась огня. Этот доктор прошёлся по Питеру чумой, легко проникая воздушно-капельным путём в тела людей. Прошёлся быстро и бесшумно, всего за один короткий ролик став местной знаменитостью. Саша всегда знала, что в России не умеют выбирать героев. И сейчас этот Чумной доктор настойчиво стучит в их дверь, чтобы оставить после себя тлеющий пепел самопровозглашенной справедливости, цена которой — десятки покорёженных, но заслуживающих жить, душ. Чумной доктор страшнее чумы. Нервно попытавшись вдохнуть кислород, она поняла, что ей, чёрт возьми, совершенно нечем дышать. Вся эта тема пугает её настолько сильно, что хочется по-детски закрыть уши и больше никогда это не слышать. Всё, что она делала, только увидев всполох разгорающейся проблемы — это бежала, не оглядываясь, в надежде, что пламя обогнать будет легче, чем самого дьявола. Но сейчас позорно сбежать — всё равно, что оставить брата на растерзание голодным волкам, клацающим зубами у перепуганного лица. А отец всегда учил её своих не бросать, даже если есть вероятность быть съеденной заживо. Прикладывая титанические усилия, чтобы не сорваться с места, она вслушивается в разговор, с удивлением отмечая, как настойчиво и несколько унизительно Сергей ставит Грома на место. Того самого Грома, который, запинаясь, читал ей сказки на ночь, перед каждой главой недовольно бормоча, какая это, всё же, непонятная херня. Того самого Грома, который несколько неловко поправлял ей огромный белоснежный бант на голове, нравоучительным тоном рассказывая, что нужно сделать с тем мальчиком, который дёрнул её за волосы на уроке. Того самого Грома, которому тайно можно было подсунуть тарелку с ненавистной кашей, пока мама отвернулась. Игорь Гром был с ней всегда, невидимо громыхая в небе тогда, когда был очень нужен. А сейчас его прогоняет из дома брат, как какого-то нерадивого пса, разгрызшего новенькие полюбившиеся ботинки. Папка на столе, оставленная Игорем, не давала ей покоя, прожигая дерево насквозь. Вина въедалась под кожу, пока не победила. Саша срывается с места вместе с этой тонкой потрёпанной папкой, пока холод парадной колет голые ступни. — Подождите, вы забыли. Игорь смотрит долго, не моргая, думает над тем, что ответить, осторожно забирая итог своих бесполезные трудов и бессонных ночей. — Всё ещё не веришь мне? На этот вопрос ей как-то трудно ответить, но она упрямо качает головой, выдавая упорное «нет». — Мой брат больше на Бэтмена похож, чем на Чумного доктора. Вот только Питер — не чёртов Готэм. — Он тоже был линчевателем. Будь осторожна, напомни отцу, чтобы мне позвонил. Она стоит здесь, пока он не уходит, и пока молодая соседка Настя не выходит покурить. А Саше всего-то хочется просто дышать, а не задыхаться от очередного «но» на пути. — Серёжка приходил? — хлопает глазами, небрежно стряхивая пепел в стоящую на стуле пепельницу. Что-то в её тоне настолько давит на нервы, что Саша злится этому чрезмерному вниманию к брату после того, как из незаметного задрота со старым ноутбуком он стал богатым владельцем социальной сети, которой пользуется вся страна. А Настя мечтает удачно выйти замуж и утереть нос маме, которая была права, что нужно было поступать на юриста, а не на актрису в РГИСИ, дважды провалившись ещё на первом профессиональном испытании со стихом. — Да, приходил. Просил передать тебе кое-что, — Настя взволнованно приподняла брови, напрочь забыв о зажатой между пальцев сигарете. — То, что пора кончать слушать в час ночи Алёну Швецову и рыдать из-за очередного расставания с сотым по счёту парнем, иначе никакой «мальчик из Питера» тебя не дождётся. Оставив позади растерянную соседку, Саша молча заходит в квартиру, виновато кусая губу. Не стоили срываться на ком-то из-за того, что у самой проблем выше крыши. Сергей по-прежнему в гостиной, никуда не исчез, что просто удивительно. Всё ещё здесь, неуместно смотрясь ярким пятном посреди старой комнаты. И всё же Гром привёл такие аргументы, игнорировать которые было просто невозможно. Прокопенко опирается плечом о дверной проём, даже не зная, как начать этот разговор. Всё кажется настолько нереальным, что прикоснёшься, и иллюзия мгновенно развеется. — Зачем тебе договор с «HOLT International»? — а она из тех, кто отрывает прилипший пластырь резко и без всяких сожалений, предпочитая не ходить кругами, а спросить прямо. — Это ведь не ты Чумной доктор? У него вид такой, будто пришлось подставить под удар вторую щёку. — Это ради безопасности, в городе, знаешь ли, богатеньких убивают. Какой же она была идиоткой, что это спросила. Конечно же не он. Глупость, влезшая в голову Игорю, разрасталась, как раковая опухоль, и распространяла болезнь так стремительно от одного к другому, что кажется, словно действительно началась «чёрная смерть» нового времени. А благие намерения Чумного доктора — все знают, куда ведут. На часах, наверняка, ночь такая поздняя, что садиться за уроки уже ни черта не хочется. Мама громыхает контейнерами на кухне, заранее распихивая еду по заказам, всё ещё трепетно относясь к своему небольшому бизнесу, состоящему из домашней еды, которую заказывают разные предприятия за вполне скромную стоимость. Заказы разносит иногда её бестолковый одноклассник Илюша, иногда она сама, когда есть немного свободного времени. Не забывает мама и про Серёжу, всегда пихая объемный контейнер с тёплой едой в руки, взяв обещания проследить, как Разумовский съест всё до последней ложки, даже не посмотрев в сторону вредной еды в своём офисе. Саша всё ещё помнит, как долго Лена отчитывала Серёжу за эти длинные автоматы со снеками и газировками. Так было всегда, мама больше тянулась к мальчику из приюта, которому не хватало материнской любви, а Саша смотрела криминальные хроники с отцом, морща нос на то, что мать зовёт её лепить пельмени. — Останешься сегодня у нас? — такая простая фраза даётся с большим трудом под весом приятной ностальгии. Саша даже не осознаёт, что стоит настолько близко к огню, что вот-вот сгорит.