Великая сила любви

      Альбус перестал рыдать спустя какое-то время и отчаянно посмотрел на Геллерта, явно не веря, что он все ещё тут. Казалось бы, этот ничем никому не обязанный молодой человек сбежит при первой же возможности, но он оставался рядом и осторожно поглаживал Альбуса по плечам и спине, когда рыдания усиливались. — Скажи, как ты справился, с тем, что мамы больше нет? — спросил Альбус севшим голосом. — Ты думаешь, я справился с этим? — горько усмехнулся Геллерт. — Мой отец тут же сбагрил меня деду, который пообещал выбить всю дурь, если понадобится, то с помощью Круциатуса.       Альбус вздрогнул, слушая это. Ему стало жаль Геллерта, жаль его мать, что по ней никто не горевал толком, кроме Геллерта, да и его горе сочли слабостью и ущербностью в семье. И тут же отправили жить к деду-солдафону, которому уж и подавно было плевать на чувства внука.       У них случилось общее горе: они оба потеряли мать в довольно-таки нежном возрасте. Геллерт в восемь лет, Альбус — в шестнадцать. Наверное, поэтому Геллерт и вызвался помочь с организациями похорон. А может, и потому что его любезно попросила об этом Батильда. Альбус несколько мгновений переваривал эти мысли, а потом сам прильнул к Геллерту, прижался своим телом к его, крепко обнимая и жалея его.       Геллерт обнял Дамблдора в ответ, крепко вжимая в себя. Так обнимала его иногда Ариана, напуганная ночным кошмаром, словно боялась, что Альбус исчезнет под пальцами. Иногда после таких объятий на теле оставались синяки, настолько крепкими и болезненными они были. Грудная клетка Геллерта тяжело вздымалась, и Альбус почувствовал, как его плечо стало влажным. Геллерт уткнулся туда носом, обжигая кожу горячим дыханием и беззвучно содрогаясь от рыданий. Альбус осторожно зарылся пальцами в волосы Геллерта и осторожно вдохнул их запах. От волшебника вкусно пахло, его волосы были такими мягкими и приятными наощупь. Хотелось навсегда замереть рядом с ним так и никуда не отпускать. Пускай Геллерт сломает ему этими объятиями рёбра, порвет рубашку на спине от внутренней боли, разрывающей изнутри, лишь бы это не заканчивалось никогда. Сердце Альбуса болезненно билось о рёбра, причиняя не меньше боли. Он боялся глубоко дышать рядом с Геллертом и лишь продолжал прижимать его к себе, мысленно ечтая, чтобы этот момент не кончался. Альбусу казалось, что момента более объединяющего людей, на свете не существует. Что, если не смерть близких, так объединяет людей?       Но глубоко в душе Альбус понимал, что начал испытывать к Геллерту отнюдь не товарищеские и не дружеские чувства. Геллерт был красив собой, безусловно. И в этой красоте было что-то ещё, совершенно необъяснимое. Альбуса тянуло к Геллерту так, как не тянуло ни к кому прежде. Он хотел его увидеть каждую свою секунду, хотел чувствовать его каждой клеточкой своего тела. Он хотел сделать для него всё на свете и пойти на что угодно. Это были совершенно странные и новые чувства, которые Альбус никак не мог объяснить. Во время обучения в Хогвартсе ему было наплевать на парочки, у которых завязываются отношения в школе. Так он и не обращал внимание на толпы молодых волшебниц, которые мечтали оказаться рядом с ним. И Альбус искренне не понимал, почему так много девушек мечтало провести с ним время.       Здесь же случилось все наоборот. Он теперь сам ощущал острую необходимость смотреть на Геллерта постоянно и быть рядом с ним. Если они не виделись, Альбус ощущал это желание на фоне, занимаясь повседневными делами. И это желание грозило сбить его с толку, разрушить повседневный ход дел и постоянно норовило вылезти на главный план. Оно было подобно жужжанию в голове, раздражало и мешало жизнь. Альбус хотел увидеть Геллерта вчера до зуда в кончиках пальцев. Так хотелось вновь увидеть его льдисто-голубые глаза, заметить блеск его запонок-орлов, когда Геллерт заправляет волосы за ухо. Ощутить некоторое смущение и волнение от улыбки или прикосновения к руке или плечу.       Альбусу хотелось все списать на то, что до этого он никогда не виделся и не общался лично с дурмстрангцами. Геллерт в этом списке первый, возможно, поэтому вызывает такое количество эмоций и волнение при встрече. Ведь действительно, дурмстрангцами становятся лучшие из лучших. А Геллерт, определенно, самый лучший из лучших.       Сейчас объятия, казалось, длились целую вечность. Альбус думал, что сходит с ума. Аромат Геллерта заполнил его лёгкие, покрыл его кожу, сердце в груди забилось ещё сильнее, внизу живота неожиданно всё стянуло. Альбус покраснел и отпрянул от Геллерта, быстро закинув ногу на ногу и закрыв «проблему» руками, сложенными перед собой.       Геллерт непонимающе посмотрел на Альбуса: — Что случилось? Я обидел тебя чем-то? — спросил он, осторожно пододвигаясь ближе к Альбусу. Последний же до боли стиснул бедра и вымученно улыбнулся. — Да, передавил немного. Я пытаюсь отдышаться. — Я сам от себя не ожидал такого. Не думал, что я воспринимаю смерть матери по-прежнему так болезненно, — отмахнулся от себя Геллерт и избегая взгляда с Альбусом. Последний же тоже избегал зрительного контакта из-за возбуждения. — Это нормально, Геллерт, чувствовать боль, — ответил Альбус. Все встало на круги своя, вот они снова друг перед другом сидят и просто общаются. Ничего не было. — Я не думаю, что это нормально, — отмахнулся вновь Геллерт. — Неловко, что ты увидел меня таким, — он отвернулся, чтобы Альбус не видел его заплаканное лицо. — Каким таким? — мягко переспросил Альбус. — Человеком? Живым и чувствующим? — он пододвинулся к Геллерту, но тот отстранился снова, увеличивая между ними дистанцию.       Альбус неожиданно почувствовал боль и сказал то, что раньше, как он сам понял потом, не смог бы никому более сказать: — Геллерт, не отдаляйся от меня, пожалуйста. Я потерял отца и мать, и не хочу потерять тебя. Вы с бабушкой вы очень помогли мне. Я испытываю огромную благодарность к вам обоим. Ты помог мне, — Альбус сделал паузу. Ему хотелось отдельно добавить про чувства к Геллерту, но он промолчал, считая это ненормальным. — Благодаря тебе я не сошёл с ума от навалившихся обстоятельств и смог справиться с ними. Я сойду с ума, если и ты отвернешься. Мне хотелось бы стать ближе к тебе, узнать тебя, быть рядом с тобой. Ты мой друг, Геллерт. Я хочу, чтобы ты это знал.       Альбус замолчал, глядя на Геллерта, который по-прежнему сидел к нему спиной, замерев на месте. Между ними пропастью разверзлась тишина, и Альбус уже возненавидел себя за то, что сказал. Как он посмел решать за Геллерта, называть его своим другом? Ведь Геллерт сейчас…       Геллерт медленно обернулся, глядя на него. — Ты действительно считаешь меня своим другом? — спросил он, став абсолютно спокойным. — Да, именно так и есть, — Альбус горячо закивал головой. — Ты действительно хотел бы узнать меня ближе и быть рядом? — Да, разумеется, — Альбус продолжал ему кивать. — Ты не понимаешь, о чем просишь, Альбус, — Геллерт отвернулся от него снова. — И знаешь меня слишком мало, чтобы говорить о подобных вещах. — Тогда позволь узнать тебя лучше, чтобы я знал, о чем говорю. Пожалуйста… — попросил Альбус.       Геллерт неохотно повернулся и посмотрел на Альбуса, явно испытывая юношу: выдержит ли он зрительный контакт? Долгий и убийственный взгляд Геллерта. Так питон душит свою жертву, глядя ей в глаза. Альбус выдержал этот взгляд, в глазах читалась мольба «Пожалуйста».       Дамблдор думал, что потерял рассудок окончательно. Почву из-под ног выбила не столько смерть матери, сколько её похороны. Осознание необратимости появилось в тот момент, когда Альбус взял горсть земли и бросил её в могилу матери. И когда кортеж с аврораратом и его отцом покинул пределы кладбища. Чувства к Геллерту, совершенно непонятные и необъяснимые, только подмешивали масла в огонь. Хотелось отдать Гриндевальду все чувства, которые Альбус не смог отдать родителям в своё время. Не Аберфорту и Ариане, а Геллерту. Отдать ему всё. — Я чудовище, Альбус, — сказал Геллерт. — Не думаю, что тебе хотелось бы водить дружбу с чудовищем.       Альбусу словно влепили пощёчину, он проморгался, а потом мягко ответил: — Но ведь я здесь. И это чудовище успокаивало меня, пока я рыдал. А потом само расплакалось на моем плече, — неловко заметил он. — Чудовище тоже может быть чувствительным и испытывать боль и эмоции. — Замолчи, Альбус! Замолчи! Ты не понимаешь! — взорвался Геллерт. — То, что ты требуешь… Безумие. Я никогда не был близок никому с самого детства. Я урод, заслуживающий худшего. И в Дурмстранге сделали правильную вещь, что исключили меня! — орал он, стоя перед Дамблдором, сидящим на лавочке. Ноздри Гриндевальда снова раздулись, а щёки покраснели, волосы взметнулись в разные стороны, кончики их заискрились от магии. — Что ты сделал? — спросил Альбус, ощущая себя виноватым за состояние Геллерта. — Я чуть не убил человека, студента, с которым сражался на дуэли, — сухо ответил Геллерт. — Если честно, я хотел его убить. И убил бы, будь у меня такая возможность. Но в Дурмстранге подобное поведение немыслимо. За это меня и исключили. Я не стал притворяться паинькой, а сказал, что действительно собирался это сделать. Ведь быть исключенным за ложь — наказание ещё хуже, чем за чрезмерное насилие. — Ты собирался убить человека? — Именно так, — кивнул Геллерт. — Этого достаточно, чтобы ты тоже возненавидел меня? — спросил он, вновь отворачиваясь. — Такое случается и со многими. Не только с тобой, — ответил Альбус, пытаясь найти ключик к своему новоиспеченному другу. Он не понимал, за что с ним так поступают, но думал, что от внутренней боли, которая разрывает Геллерта изнутри. — А с тобой было такое? — Геллерт развернулся к нему, в глазах горела надежда. — Да, — соврал Альбус. — Я тоже подумывал о таком, но никогда не проявлял в открытую.       Геллерт заметно смягчился, и Альбус обрадовался этому. Это помогло, это сработало! — Честно, стало легче, что не я один такой, — признался Геллерт. — Вокруг меня очень много людей, кто лжёт… А по ним видно, что внутри они испытывают то же самое, только боятся признаться в этом вслух. Да даже самим себе боятся признаться в том, что они хотят вершить насилие. Что они хотят убивать.       Геллерт говорил отчетливо, не боясь быть услышанным кем-то ещё. В голосе слышалось отчаяние и одиночество. Альбус не решался сам пододвинуться к Геллерту вновь: боялся, что его оттолкнут. Хотя чувствовал, что ледяная корка, возникшая мекжду ними так неожиданно, начала таять. — Я вижу людей насквозь, — признался Геллерт. — Я знаю, о чем они думают. Более того, я вижу пророческие сны, и они сбываются наяву.       Альбус тихо сглотнул, глядя на Геллерта. Он явно не ожидал услышать, что Геллерт владеет легиллименцией и способностью видеть пророчества во снах. Гриндевальд действительно напоминал собой раненного тигра, который зализывает раны и уже обдумывает план мести. Это настораживало и пугало Альбуса, но одновременно вместе с этим притягивало к колдуну ещё сильнее, пробуждало потаенные желания сблизиться с ним, чтобы помочь и утолить желание мести. Хотелось выпить всю боль Геллерта до капли, забрать её на себя. И Альбус счёл, что он вполне способен на это. Нужно быть лишь рядом с Геллертом и поддерживать его. Да, именно так. В этом теперь его смысл жизни до конца его дней. — И что ты собираешься делать, Геллерт? — спросил Альбус. — Я хочу отправиться в путешествие, и начал уже отсюда, приехав к бабушке. Батти сказала, что согласна финансировать мою поездку и выдаст мне столько денег, сколько я сочту нужным, — ответил Геллерт не без удовольствия. — Я хочу заняться поисками кое-чего.       На последних словах он широко улыбнулся, обнажая свои белоснежные ровные зубы, и подмигнул Альбусу так, что бедолага вновь смутился и грустно улыбнулся ему в ответ.       Дамблдор уже мысленно строил отношения с Геллертом, как начала бы развиваться их дружба, как он бы помогал Геллерту во всем, а сейчас он слышит, что Геллерт собирается уехать. Вероятнее всего, навсегда. И они больше никогда не увидятся. Геллерт собирается покинуть его с такой лёгкостью. Видно, что мысль о предстоящей поездке прельщает его, и как Геллерт ждёт этого с нетерпением, как мысли о дороге воодушевляют его и заставляют забыть про боль и ненависть.       А Альбус же останется здесь, продолжит воспитание Аберфорта и Арианы. Вероятнее всего, ему придется найти работу, чтобы содержать брата и сестру. И на этом закончится вся его блистательная карьера, которую ему пророчили преподаватели Хогвартса после выпуска. Мысленно Альбус уже положил свое будущее в гроб и смотрел, как в него забивает гвозди сама судьба, так жестоко обошедшаяся с ним этим летом. Он ненавидел себя за то, что ему пришлось отказаться от своих планов и мечтаний. Ненавидел себя и за то, что не может быть хорошим старшим братом и оправдать надежды Форти и Арины. Даже Геллерт, и тот, казавшийся единственной надеждой на спасение, собирался уехать в путешествие. Он ни слова не проронил об Альбусе. — Здорово, я рад за тебя, — выдавил Дамблдор. — А что ты хочешь найти? — он постарался как-то отвлечься, чтобы не выдать своё состояние. — Дары Смерти, слыхал о таком? — спросил Геллерт, разворачиваясь к Альбусу теперь уже полностью и пододвигаясь ближе к нему, заглядывая Альбусу в глаза. Так любопытный ребёнок спрашивает у взрослого: «Существует ли зубная фея?», — и заглядывает в глаза взрослого в надежде увидеть там ответ: «Да». — Да, но это же всего лишь сказка, — Альбус нахмурил брови и несколько смущаясь своей реакции на Геллерта. Сердце вновь бешено забилось в груди, зрачки предательски расширились, а руки задрожали. — Вовсе нет, — заверил его Геллерт. — Дары Смерти существуют. И я могу с лёгкостью доказать тебе это! — колдун поправил съехавший траурный галстук на шее Альбуса и вновь посмотрел ему в глаза. — Что? — изумился Альбус. — Как? — он тяжело сглотнул, ощущая руки Геллерта возле своей шеи. Как аккуратно и точно они поправили галстук и легко отпрянули. — Ты завтра обещал со мной отправиться кое-куда, — оскалился Геллерт. — Вот и узнаешь все сам.       Вот и не осталось следа от обозлённого Геллерта, осталось место только для авантюриста с активными движениями тела, горящими глазами и бесконечным желанием спорить до самого утра. Теперь лицо Гриндевальда озарила светлая и ласковая улыбка, глаза сияли с детским азартом, вновь возникли ямочки на щеках. И Альбус с трудом верил, что это все один и тот же человек, который все также одурманивающе красив и хорош собой несмотря ни на что. Как этот человек заставляет сердце болезненно биться о ребра все чаще, как его прикосновения сводят с ума и заставляют тело и кожу покрываться мурашками, как между бедер все начинает стягивать. Как его слова влияют на Альбуса то как ушаты ледяной воды, то как аромат амортенции. — А теперь нам пора идти домой. Батти наверняка испекла что-нибудь к ужину, а я чертовски проголодался, — сказал Геллерт, поднимаясь с лавки и протягивая руку.       Альбус принял руку Геллерта, а ещё неожиданно вспомнил, что дома его ждут Ариана и Аберфорт. Наверняка они тоже проголодались и устали ждать старшего брата, легли спать, по-прежнему горюя по смерти матери? А может быть, с ними все это время была Батильда?       Альбус понял, что, будучи занятым собственным горем, ненавистью к самому себе и нежными чувствами к Геллерту, он совершенно забыл про брата и сестру, оставшихся дома. И с некоторым недовольством к себе осознал, что при желании он не вспоминал бы про них вообще. Только по праздникам. Но они были, и они есть. Аберфорт и Ариана ждут его дома. Ждут его помощи и ответственности за них. Это очень не нравилось Альбусу, но он боялся признаться себе в этом.

***

      Батильда действительно хлопотала по кухне, и Геллерт принюхался к аромату в воздухе. Альбус тоже почувствовал запах йоркширского пудинга, и понял, как проголодался: во рту не было ни росинки с начала похоронной церемонии, а поминки они пропустили. Геллерт окрикнул Батти, и она с улыбкой выглянула в окно и позвала юношей внутрь: — Извините, я не могу остаться… Форти и Ари, их нужно проверить… — виновато сказал Альбус, оставшись за калиткой. — Они здесь, Альбус, — заверила его Батильда. — Форти и Ари отказались идти домой, и я предложила им заглянуть ко мне в гости. Они поужинали и уснули у меня в спальне. Поэтому проходи, не стесняйся.       Альбус виновато улыбнулся и вошёл в дом Батильды Бэгшот. Тут было гораздо уютнее, чем в их собственном доме. У Батильды было очень много литературы на полках: манускрипты и книги, которые занимали почти все свободное пространство. В коридоре стояли картонки и коробки: судя по всему, почта от читателей и издательства. Между тем, в доме было уютно и чисто. В воздухе пахло домашней едой, и у Альбуса засосало под ложечкой. Он вспомнил, как давно он нормально не ел сам. С того момента, как отца забрали в Азкабан, их дом не наполнялся ароматами еды. Кендра готовила весьма посредственно и пресно, а до этого стряпней в доме занимался отец. Вот уж кому в их семье готовка действительно приносила удовольствие, а еда, казалось, сближала за столом всю семью Дамблдоров.       Альбус прошёл в гостиную, где увидел большой и уютный диван, обложенный салфетками, вывязанными крючком, и самодельными подушками. На большом и мрачном камине, не вписывающемся в светлый и уютный интерьер, стояли фотографии. Их было не так много, большую часть из них составляли фотографии Геллерта. Вот фотография, где мать держит его ещё младенцем на руках. И стоит она в окружении двух пожилых женщин. Одна из них точно Батильда, а вторая — Эвельда. Мать Геллерта действительно хороша собой, но на фотографии видно, что третьи роды словно отняли у нее что-то важное, лишили сил и здоровья. Но она с любовью смотрит на сына и на свою мать с тетушкой, крепко прижимая к груди ребёнка.       На второй фотографии Геллерт поступил в Дурмстранг. На нём традиционная школьная форма: кроваво-красная мантия, украшенная клочковатым мехом. Волосы обрамляют ангельское лицо мальчика, гордо стоящего перед воротами школы. Самодовольная улыбка не сходит с его лица, а во взгляде уже появилось что-то недоброе и болезненное.       На третьей фотографии Геллерту четырнадцать лет. Мальчишка худой и скалится в камеру, опираясь на свою метлу. Геллерт в форме для квиддича сжимает тремя пальцами пойманный снитч, который намеревается улететь и активно начинает махать крылышками. Геллерт хохочет и продолжает скалиться в камеру. Он выглядит здесь самодовольным, но таким счастливым. — Альбус, — волшебник услышал голос Геллерта за спиной, вкрадчивый и тихий. Очень близко над ухом. Сердце сделало сальто в груди. — Ты идёшь ужинать?       Дамблдор развернулся на каблуках и оказался близко стоящим перед Геллертом, который ласково улыбался ему. Альбус покраснел и почесал в затылке, глядя на него. — Да, я иду. — Отлично, а то Батти беспокоится, — сказал Геллерт, выходя из гостиной после Альбуса и оглядываясь на собственные фотографии на каминной полке.       Его взгляд всегда привлекала одна и та же фотография: где он стал студентом Дурмстранга. То состояние личного триумфа Геллерт не забудет никогда. Он испытывал невероятную гордость, что поступил в Дурмстранг, и дед не убил его в случае провала. Где-то глубоко внутри Геллерт мечтал, что мамочка радуется за него на небесах. Он так хотел бы, чтобы Неста Гриндевальд гордилась им и видела его сейчас. Мальчишка в кроваво-красной мантии гордо выпячивал грудь вперёд, вальяжно поправил клочковатый мех на плечах и сжал ладони в кулачки, чтобы выглядеть воинственнее. Он был рад, что смог выбраться из-под дедовского гнета и побоев, что бабушка Батти отправила ему деньги и подарки, и они дожидаются его ещё не распакованные в спальне. Здесь, в Дурмстранге для него откроется совершенно новая жизнь.       Геллерт зашёл в летнюю кухню и пересёкся взглядом с Дамблдором. Альбус по-прежнему мысленно ощущал неловкость за то, что увидел те фотографии, и на его щеках едва был заметен румянец. Геллерт ехидно улыбнулся: Альбус сам хотел сближения, но так смущается, когда сам делает первые шаги навстречу. Надо будет взять на заметку. А то, как он сегодня обнял Геллерт и прижал его к себе. Как мысли ворохом роились в его голове, и в них тонула мысль о глубокой симпатии к Геллерту.       В Дурмстранге отношения между парнями были не запрещены. И Альбус не первый такой на его счету. На Геллерта засматривались не только ученики, но и молодые преподаватели. И в их голове Геллерт иногда мог увидеть влажные фантазии, сидя на лекциях. Геллерт и сам осознавал, что его в равной степени тянет как к мужчинам, так и к женщинам. Ему нравилось рассматривать их лица и обращать внимание на телосложение, вслушиваться в их голос и испытывать влечение. И Альбус… Безусловно, не мог не привлечь его внимание тоже.       Молодой и хорошенький выпускник из Хогвартса. Лица в Дурмстранге Геллерту значительно приелись, а здесь… Кто-то новенький и привлекательный. Осознавал ли Альбус свою физическую привлекательность? Разумеется, нет. Он не успевал посмотреть на себя в зеркало, а если и смотрелся, то явно не за тем, чтобы осознать факт своей красоты и юной свежести.       Геллерта будоражила внешность Дамблдора: его рыже-каштановые кудри, в которых терялись и путались лучи солнца, обломки веточек и иногда даже чьи-то перышки. Бездонные синие глаза, которые в зависимости от настроения волшебника меняли цвет и глубину. Тонкая и изящная шея, вытянутый и острый подбородок, длинный нос и брови-полумесяцы, делающие лицо Дамблдора по-детски наивным.       В Дурмстранге все парни были крепкими и мускулистыми, Альбус же просто был от природы худым и стройным. И это тоже влекло Геллерта своей новизной. А движения Альбуса плавные и мягкие, немного неуверенные и скованные. По волшебникам, не учившимся в Дурмстранге, это особенно видно. Движения дурмстрангцев были точными и уверенными, поэтому некоторая неловкость и неуклюжесть Дамблдора притягивала взгляд, хоть и иногда раздражала. — Очень вкусно, спасибо, — сказал Альбус, положив приборы по обеим сторонам от тарелки. — Давно так вкусно не ел… — Я рада, что тебе понравилось, Альбус, — улыбнулась ему Батильда. — Погодите, сейчас будет десерт.       Геллерт же ел свою порцию, поглядывая на Дамблдора и улыбаясь ему. Он жил предвкушением завтрашнего дня, как они поднимутся ни свет ни заря и отправятся к могиле Игнотуса Певерелла, которую Геллерт нашёл вчера. А ещё отправятся к тому мосту из сказки, который создали три брата, чтобы перехитрить Смерть.       Геллерт думал о том, как всю дорогу можно будет случайно касаться Альбуса, а потом смотреть, как бедолага краснеет и мучается мыслями о нём. Возможно, в какой-то момент Геллерт решится и поцелует его. Перейдёт рамки дозволенного. Ведь им обоим этого хочется, просто Альбус ещё не понимает, чего он действительно хочет от Геллерта. И поймёт.       Геллерт думал даже о том, чтобы отправиться вместе с Альбусом в путешествие на поиски Даров Смерти, а потом завоевывать мир. И как потом они бы вместе создали революцию, чтобы избавиться натиска магглов, в котором им приходится сейчас жить и скрываться. Как было бы здорово сделать из Альбуса своего товарища и друга, любовника. Тем более, что жуткие мысли, приходящие на ум Геллерту, не оттолкнули этого хрупкого и нежного юношу.       Геллерт ушёл, помогая Батильде убрать со стола тарелки с ужина и освободить место для чаепития. Он коротко улыбнулся Альбусу перед тем, как покинуть летнюю кухню, и подкинул последнему в голову мысль…       Геллерт остаётся и подходит к Альбусу вплотную, разворачивает стул вместе с ним к себе. Осторожно кладет руку на плечо Альбуса и ласково гладит, опускаясь к груди… А потом седлает бёдра юного Дамблдора и утягивает в горячий поцелуй…       Альбус смутился так, что натянул добрую половину скатерти на свои бёдра, когда Батильда и Геллерт вернулись. Дамблдор и взгляда поднять не смел на Геллерта, который внутренне просто ликовал от реакции своего товарища. — Угощайся. Кстати, Геллерт сообщил мне, что вы завтра отправляетесь вместе в поход, это здорово, Альбус! — сказала Батильда. Увидев, что Дамблдор хочет высказаться, поднимая руку, она добавила: — Я присмотрю за Арианой и Аберфортом, не волнуйся. И очень рада, что ты не зацикливаешься на горе, а двигаешься дальше. Кстати, ты не говорил нам с Геллертом, какие у тебя планы после выпуска школы?       Альбус изумленно уставился на Батильду, ощущая, что ему кусок в горло не лезет, а потом еле слышно сказал: — Если честно, я не знаю. Все так быстро меняется, что я не успеваю что-либо планировать… Уже страшно, что только ты подумаешь о чем-нибудь, и жизнь снова сделает тебе подсечку, — ответил он. — Я думал о том, чтобы после выпуска отправиться в путешествие и начать изучать магию других народов, узнать их магическую культуру, как они относятся к магглам, какую магию они используют, с помощью чего они колдуют. И познать самому их тонкости, чтобы потом вернуться в Хогвартс и стать преподавателем. — Хм… Да с такими планами и пожеланиями ты бы мог смело податься на преподавательство в Дурмстранг. Туда таких как ты с руками и ногами оторвали бы, если ты пройдёшь их конкурс, — ответил Геллерт, не отодвигая чашку с чаем от лица, а держа её перед собой. За чашкой он спрятал такую довольную улыбку, что Чешир бы обзавидовался. — Да, но… Я никуда не смогу поехать. Кто-то должен присматривать за Арианой на постоянной основе и отправить Аберфорта в школу. Все мои планы после смерти матери накрылись медным тазом, и я совершенно не знаю, как мне быть, - растерянно сказал Дамблдор. — Идея с путешествиями замечательная, Альбус, — воскликнула Батильда. — Я уверена, что вопрос с Ари можно как-нибудь уладить, она замечательная девочка. И я за неимением собственных детей с удовольствием бы присмотрела за ней. — Мисс Бэгшот, вы не понимаете, она… - хотел вставить Дамблдор. — Неужели ты готов пожертвовать своей карьерой и остаться здесь навсегда? Лишить себя блистательного будущего великого мага? — спросил его Геллерт, резко перебив. — Неужели ты хочешь запереть себя в четырех стенах ради того, чтобы заботиться о брате и сестре всю свою молодость? И потратить впустую все годы, которые даны тебе, чтобы ты заявил миру о себе? Потом, когда Аберфорт и Ариана вырастут, ты будешь покрыт слоем пыли забвения и останешься никому не нужен, Альбус!       Дамблдор сглотнул, осознавая, как точно Геллерт сказал обо всем том, о чем он, Альбус, стеснялся себя сказать и заявить. Его раздражало своё положение, он хотел избавиться от брата и сестры, хотя любил их всем сердцем. И ведь действительно... То, ради чего он собирался пожертвовать собой, но так не хотел этого. — Мы же видим, что ты не хочешь оставаться здесь и тратить свое время впустую. Аберфорт уже не маленький, он будет учиться в Хогвартсе дальше, и о нём там позаботятся. Не так, как в Дурмстранге, но все-таки никто не бросит его там. А об Ариане сумеет позаботиться Батти и наймёт ей хорошую сиделку. Или Ариана отправится в хорошую школу-интернат для девушек.       Батильда одобрительно кивнула словам своего внука. И Альбус почувствовал надежду, которая ещё недавно казалась ему утраченной навсегда. Вот Геллерт сам предлагал ему отправиться в путешествие вместе с ним. — Но у меня совсем нет денег… — Не волнуйся, Альбус. Я готова инвестировать в тебя, пока ты не добьёшься поставленных целей, — заверила его Батильда. — Я полностью поддерживаю Геллерта и не хочу, чтобы ты загубил свою карьеру и свой талант. — А что значит «инвестировать»? — спросил Альбус. — Это значит, что бабуля будет давать тебе деньги до тех пор, пока ты не станешь настолько влиятельным, чтобы вернуть ей долг, — пояснил Геллерт. — Она уверена, что денежные вложения в тебя окупятся и с лихвой, если ты согласишься не оставлять свою мечту.       Дамблдору казалось, что он спит и не может проснуться. Батильда согласна поддержать и его тоже, но, разумеется, не на безвозмездной основе, как своего внука. Это разумно. Это неплохие и очень привлекательные условия, от которых Альбусу буквально снесло крышу. Альбус был согласен на все, лишь бы действительно не оставаться со своими братом и сестрой. Да, он любил их, но сам факт, что о них нужно будет заботиться на постоянной основе, угнетал его. Ведь одно дело, когда ты проводишь с ними немного времени, а здесь, если Альбус откажется, ему предстояло провести с ними все время до тех пор, пока они не станут самостоятельными. Об Ариане ему вообще предстояло заботиться всю её жизнь. Повредившись умом, она стала практически беспомощной и опасной. Но сейчас Батильда Бэгшот и Геллерт Гриндевальд приоткрыли Альбусу двери в мир возможностей, о которых он мог только мечтать. Он сможет избавиться от своих брата и сестры, видеть их только на праздники. — Ну, что скажешь? — спросила Батильда, улыбаясь. — А то Гэлик сейчас дыру под собой прожжет от нетерпения! — Я согласен, — ответил Альбус. — Единственное, что мы сможем отправиться в путешествие, когда Аберфорт отправится в Хогвартс. — Да, конечно. Но завтрашний день никто не отменял, — сказал Геллерт, подмигивая Альбусу. — Как думаете, мисс Бэгшот, я же обязан носить траур по смерти матери… И вести светскую жизнь в это время довольно-таки неприлично… - вставил Дамблдор. Ему было неловко, что он не блюдет траур по смерти матери, а отправляется в путешествие. — Ох, Альбус, ты молодой человек, и мне не хотелось бы, чтобы ты тратил своё личное время и лето на траур по матери. Тебе никто не мешает носить черные одежды и шляпу, но ты не обязан запирать себя в четырех стенах. Я же вижу, что тебя угнетает это и без траура по матушке. Тебе не нужно и не стоит жить горем, - ответила Батильда, улыбаясь ему тепло. — Хорошо, — Альбус кивнул ей, чувствуя себя теперь уже гораздо лучше. - Спасибо.       После чаепития он ненадолго поднялся в спальню мисс Бэгшот, где увидел спящих брата и сестру. Персиваль громко мурлыкал, лежа между ними, тепло укутанными одеялом. Альбус закрыл дверь и увидел Геллерта, стоящего около косяка спальни. От неожиданности от вздрогнул и ахнул. — Геллерт… — прошептал он. — Да, именно я. Я хотел спросить, ты останешься здесь ночевать тоже? — Не знаю, наверное… Если мы завтра действительно идём в поход, то мне нужно собрать с собой сумку… И хорошенько помыться. Я очень устал за сегодняшний день, — Альбус устало потёр шею и плечо. — Да и ты наверняка устал тоже. — Отлично, я как раз недавно затопил баню. Как соберёшь сумку, приходи… — сказал Геллерт, широко улыбаясь. Альбус смутился, но кивнул и ушёл к себе домой.       Альбуса распирало внутри теперь ещё больше. Он отправится в путешествие с Геллертом, не поставит на своей жизни крест во имя семьи. Завтра они отправятся вместе в поход, а через полчаса они окажутся в одной бане. Волна приятных мурашек только от мыслей об этом прокатилась по телу Альбуса, и внизу живота вновь все стало стягивать. Альбус никогда не задумывался о том, чтобы увидеть Геллерта без одежды и раздеться самому. Раньше они с отцом и Аберфортом принимали вместе ванную, но никаких ощущений Альбус особо не испытывал. А сейчас ему стало страшно.       Дамблдор постарался отвлечься сборами вещей в сумку. Достал и палочку, о которой, казалось бы, он совсем забыл. Достал новую записную книжку, подарок на окончание учебного года, и её тоже отправил в сумку. Спустился в буфет, и оттуда достал всевозможные запасы, какие Кендра прятала от детей. Галеты, лакричные трубочки, банка яблочного джема отправились в походную сумку. Когда со сборами было покончено, Альбус написал для брата и сестры записку, что отправляется в поход с Геллертом на целый день и вернется поздно вечером. А потом, ощущая легкую дрожь во всем теле, отправился к мисс Бэгшот.       Строение бани находилось в глубине сада, и было оплетено плющом. Из трубы в сумеречное небо поднималась узенькая струйка дыма, а в воздухе вкусно пахло садовыми цветами и свежим чаем. В воздухе летали светлячки и некоторые ночные бабочки, одна из них жутко напугала Дамблдора, вылетев на него из зарослей плюща. Из предбанника выглянул Геллерт: — Ха! — воскликнул он. — Ты кого там испугался, иди сюда, скорее.       Альбус на трясущихся ногах еле поднялся по крылечку в баню. Предбанник был большим и просторным, светлым. В углу стояло роскошное деревянное трюмо, заставленное косметикой и всевозможными пузырьками. Здесь можно было раздеться и выпить чаю, сыграть в партию шахмат. Что Геллерт и сделал: подготовил доску для захватывающей игры в перерывах между заходами. Ближе к стене, на столике в стеклянной вазе стоял пышный садовый букет, под ним попыхивал паром заварочный чайник и ютились две чайные пары. Вещи Геллерта висели на бронзовом крючке, сапоги стояли в углу. — Раздевайся и заходи в парилку, — сказал голос из-за двери.       Альбус осторожно начал раздеваться и стягивать с себя вещи. Земля словно ушла из-под его ног, а пятки от напряжения заболели так, словно их набили стеклом. Альбус стянул с себя вещи, аккуратно повесил их на крючок и нерешительно шагнул к двери парилки. Теперь лишь одна дверь разделяет обнажённого его от такого же Геллерта. — Давай скорей, а то вся вода остынет! — крикнул Геллерт.       Альбус покраснел и дёрнул за ручку, входя в каменную постройку бани. Здесь стояла огромная деревянная купель-бочка, наполненная горячей водой, от которой исходит пар. Напротив двери сидел Геллерт, погрузившийся в воду по самые глаза, как крокодил. Он внимательно смотрел на Альбуса и ждал, пока тот залезет в воду и сядет рядом с ним.       Альбус сглотнул и двинулся к купели, осторожно залез в воду, развернувшись к Геллерту спиной и демонстрируя упругие и округлые ягодицы, красивую и ровную спину. Волосы Альбус предусмотрительно собрал в култышку-узел. Он ощущал себя крайне неловко, когда сел напротив Геллерта, неподвижно сидящего в воде. Альбусу казалось, что происходящее между ними невероятно быстро развивается. Они ещё не успели друг друга узнать, а уже сидят голые в бане и смотрят друг на друга. Из-за пара, поднимающегося от поверхности воды, невозможно было рассмотреть обнажённое тело Геллерта, и эта мысль успокаивала Альбуса. Ему не хотелось впасть в неловкое положение. Он и так корил себя за фантазии, которые пришли ему в голову перед чаепитием. Хотелось сквозь землю провалиться, лупить себя по щекам, пока не онемеет лицо. Как ему такое могло прийти в голову?       Но горячая вода отлично согревала тело, расслабляла мышцы и словно растворяла все плохие мысли. Альбус дал себе возможность расслабиться и растянулся в воде, закрыв глаза и стараясь не обращать внимание на Геллерта. Да, горячая вода — это именно то, что ему нужно. Хотя далёкое осознание того, что напротив него в воде сидит обнажённый Геллерт, да и то, что сам он сидит голый в воде, не давало ему покоя. Эта мысль заставляла дрожать его, а ладони и пятки словно наполняла стеклом, в горле нарастал тяжелый и сухой ком, который мешал нормально дышать. Внизу живота было по-странному приятно, это ощущение возникало тогда, когда Альбус хотел прикоснуться к себе, это происходило неосознанно. Но сейчас. Это состояние было вполне осознанным, и возникало оно вполне из-за осязаемого человека, сидящего напротив в горячей воде. Эмоции опять переполнили Дамблдора, словно чашу. Эмоции, которые казались ему неправильными и неуместными.       Геллерт же опять подбросил бедному Альбусу фантазию. Как он сокращает между ними дистанцию, кладёт руку Альбусу на колено и ведёт выше, горячо выдыхает Альбусу в губы…       Альбус затряс головой, и Геллерт не стал развивать фантазию, лишь вытянул шею из воды и спросил: — Тебе дурно? — Немного, — ответил Альбус, ежась в воде.       Геллерт почувствовал состояние Альбуса, как между бёдер последнего стало горячо. Как непроизвольно набухла и появилась головка, и как приятно её обожгла горячая вода. Как Альбус тяжело сглотнул, пытаясь успокоиться, но горячая вода лишь усугубляла положение. Альбус болезненно зажмурился, сжал кулаки настолько крепко, что глубокие лунки остались на его ладонях. — С тобой точно все в порядке? — спросил Геллерт, приближаясь к Альбусу. — Ты сам не свой. — Мне немного душно, а так я в полном порядке, — соврал Альбус, сев снова нога на ногу и закрывая «проблему». Мысленно он начал вспоминать теорию магии, стараясь проговаривать её про себя максимально нудным и скучным тоном.       Геллерт случайно коснулся его бедра в воде, и Альбуса как током шарахнуло. — Прости, Альбус. Ты будешь мыться? — спросил он. — Помочь тебе? — Д-да, если можно, — еле слышно произнес Альбус. — Я не дотягиваюсь до спины и не могу сам п-промыть волосы… — он начал заикаться от волнения, глядя на Геллерта. — Хорошо, я помогу, — кивнул Геллерт. — Погоди, только принесу все необходимое. Потом поможешь мне вымыться тоже? — Д-да, конечно, — Альбус остался в воде. Пока Геллерт ловко выбрался, сверкая влажной распаренной кожей. Краем глаза Дамблдор успел заметить, насколько Геллерт хорош собой, крепок и ладен, как мышцы переливаются под бледной кожей. Он не стал оглядываться, чтобы не смутиться ещё больше.       Геллерт вернулся с небольшой корзинкой, в которой лежали банные принадлежности и ковшик для обмывания. Гриндевальд ловко запрыгнул в купель снова и оказался рядом с Альбусом: — С чего начнём? Думаю, можно начать с тела… Кожа достаточно распарилась. Ты пока потрись мочалкой, а я помою твои волосы, — сказал Геллерт и потянулся рукой к заколке в волосах Альбуса.       Из волос выпал костяной гребень, украшенный шмелем, сидящим на цветке. Геллерт осторожно убрал его в сторону, и рыже-каштановые волосы водопадом упали на плечи и спину Альбуса. Геллерт завороженно смотрел на это зрелище и невольно почувствовал запах волос Дамблдора. Они пахли сладким потом и травами, были такими густыми и тяжёлыми… Геллерт беззвучно восхищённо выдохнул, потянулся за ковшиком и сказал: — Садись удобнее и закрой уши, я буду смачивать твои волосы.       Альбус сделал нужное и слегка откинул голову назад и закрыл глаза, чтобы вода не натекла ему в глаза, закрыл уши руками. Геллерт поднялся из воды, взял ковшик и осторожно принялся смачивать волосы Дамблдора, следя и за тем, чтобы вода не текла Альбусу на лицо и аккуратно закрывая воде путь ладонью. Альбус довольно зажмурился, ощущая это. Геллерт самодовольно улыбнулся и достал пузатый бутылек с шампунем, откупорил его и немного вылил себе на ладони, слегка растёр и принялся наносить на волосы Альбуса. Его и самого беспокоило легкое возбуждение, слава богам, Альбус этого не увидит и не почувствует.       Последний ощущал себя на грани с реальностью. А Геллерт умел прикасаться и заботиться об окружающих, несмотря на крайне противоречивый и вредный характер. Сердце билось в груди так, что обещало сломать ребра, по телу растекались мурашки, внизу живота все требовало разрядки, пока Геллерт умело массировал кожу его головы и наносил шампунь по всей длине волос. Альбус намылил мочалку из крапивы и принялся тереть свое тело, явно ощущая стыд за испытываемые к Геллерту эмоции. «Я бы нагнул тебя прямо здесь, Альбус…» — подумал Геллерт без капли смущения собственных мыслей. Ему же нравилось находиться здесь с обнажённым Альбусом, лицезреть его тело, мысленно слышать его возбуждение и смущение, некоторое сопротивление своим потаенным желаниям. Хотелось спровоцировать Альбуса, чтобы он совершил нечто безумное. Геллерт намыливал волосы Альбуса, массировал подушечками пальцев кожу его головы и видел, как Альбус трется мочалкой так, словно пытается снять с себя кожу. — Геллерт, а расскажи про Дурмстранг ещё… Ты очень самостоятельный, и мне хотелось бы узнать, откуда у тебя это?.. — Альбус протянул мочалку Геллерту, чтобы тот намылил его спину. — Да, в Дурмстранге следят за тем, чтобы ученики были самостоятельными, — Гриндевальд коснулся руки Альбуса, принимая мочалку. Он начал потирать спинку Дамблдора, придерживая его за плечо. И ощутил, как Альбус заметно напрягся под этим жестом. Большой палец заскользил по коже, как бы успокаивая Альбуса. Но последнего, видимо, это ещё больше раззадорило. Альбус заерзал. Геллерт улыбнулся, продолжая потирать спинку Дамблдора мочалкой, не пропуская ни единого участка. — Придержи-ка свои волосы, — велел Геллерт. — Вот так, да. И как ты уже понял, в Дурмстранге нет слуг и охраны. Студенты все делают сами: готовят, стирают и убирают. Все в замке и отвечают за охрану. Если ты собираешься стать великим магом, то как ты им будешь, если банально не можешь себя обслужить и защитить? — Геллерт закончил наносить шампунь, его руки затерялись в густой мягкой пене, обволакивающей волосы Дамблдора. Гриндевальд потянулся за ковшиком и и принялся смывать шампунь, также следя, чтобы вода не попала Альбусу в глаза или уши. Волосы стали ещё тяжелее, теперь от них исходит изумительный запах французского шампуня, который Геллерт привёз с собой. — Ну, да, ты прав, — ответил Альбус, разворачиваясь к Геллерту. Последний сам смутился, увидев влажный взгляд Альбуса, его сосредоточенность на нём самом. Как взгляд заскользил по коже, словно рука, исследуя его. Геллерт сглотнул и отдал мочалку Альбусу. — Тебя тоже помыть?