Nur eines möcht ich nicht: daß du mich fliehst.
Ich will dich hören, selbst wenn du nur klagst.
Denn wenn du taub wärst, braucht ich, was du sagst
Und wenn du stumm wärst, braucht ich, was du siehst
Und wenn du blind wärst, möcht ich dich doch sehn.
Du bist mir beigesellt, als meine Wacht:
Der lange Weg ist noch nicht halb verbracht
Bedenk das Dunkel, in dem wir noch stehn!
So gilt kein: «Laß mich, denn ich bin verwundet!»
So gilt kein «Irgendwo» und nur ein «Hier»
Der Dienst wird nicht gestrichen, nur gestundet.
Du weißt es: wer gebraucht wird, ist nicht frei.
Ich aber brauche dich, wie’s immer sei.
Ich sage ich und könnt auch sagen wir.
1939
Bertolt Brecht (1898-1956)
***
На утро, когда солнце само только просыпалось, восходя над холодной и сырой землей, окрашивая небо в приятный розовый цвет, показывая миру прекрасный, веющей утренним холодом лесной пейзаж... Я был совсем никакой - моя голова гудела хуже обычного, ноги и руки с кончиком носа замерзли, в горле застрял кашель. Я не мог согреться, ночью капли дождя барабанили по окну, не давая мне даже прикорнуть на пару минут, из-под двери шел противный холод. Мое лицо было единственным теплым участком кожи, кроме живота, который я закрывал, грел там руки - по щекам текли горячие, почти кипяченные тогда слезы. Я хотел домой, в свою теплую кровать, не жесткую и тонкую - а в большую, в которой я почти тонул, с гусиными перьями в подушке, которые с утра я находил в своих волосах. К отцу, который погладит меня по голове, успокоит и даст свечу, которую я зажгу рядом со своей кроватью как ночник, и засну мирным сном, зарывшись по голову в одеяло и не слыша звуки вокруг. Тут мои уши закладывало от шума, а нос от холода и слёз. Я слышал все вокруг себя и не мог остановить это - слышал, как мыши скребуться под полом, как на улице шуршат только распустившиеся весенние листья и ветки деревьев от сильного ветра. Чувствовал, как-будто за этой хлипкой дверью, в ожидании, что я выйду отсюда, прямо ему в руки - что я буду плакать, трястись от страха и умолять побыть с ним, хоть немного. Но этого не было. За дверью никто не стоял, а я не выбежал в истерике в чужие распахнутые, пахнущие мылом руки. Я смотрел на дверь таким взглядом, будто она смотрит на меня в ответ - мои глаза лишь немного привыкли к такой темноте и мне мерещилось, что вокруг меня разных монстров, которые стучат, скребуться, дышать мне почти в лицо, но самый главный из них - Бебок, тянущий ко мне свои дряхлые, обтянутые тонкой кожей и дурно пахнущие смертью руки, готовые меня в любой момент запихнуть внуть пыльного и старого мешка, среди таких-же похищенных как и я детишек. Второй раз похищен, правда смешно звучит? А тогда я наивно думал, что если Бебок украдёт меня из этого дома, то мой отец придет в дом выдуманного монстра, убьет и "украдет" меня обратно домой. Бог любит троицу... Ну а там, и ноги божьей не ступало, и слова его там не слышаться, возможно и по сей день. Я сел на кровать, мотая головой и обняв себя за плечи - в моих ушах был писк, глаза сами закрывались - я был готов заснуть в любой момент, но постоянно вздрагивал на каждый шорох, будь он в доме или за окном. Я чувствовал, что Он скоро встанет, что сразу пойдет ко мне и сделает со мной что-то, что предсказать я уже не мог. Я помню, что встал на холодный пол, поежившись и покрывшись мурашками, став осматривать интерьер комнаты более внимательно, выискивая наиболее теплое и безопасное место здесь. Рядом с кроватью стоял тот самый комод, о котором я уже говорил, причем очень даже хороший - он не скрипел, не шуршал, в нем не было никакой живности и его нижняя полка была идеального размера, что я мог туда уложиться а позе эмбриона.. Потом, до меня дошло еще кое-что: а кто собственно, будет эту полку обратно задвигать? Я то не смогу, я потом не выберусь, а Ру просить странно и опасно - вдруг он запрет меня там, или живности пустит. Рядом с дверью стоял одинокий стул и столик. На полу спать было не вариантом, я там в ночь уже помер бы от холода. Заглянув в ванну, что была тоже очень небольших размеров, я сглотнул - меня видимо тут испытывали, как быстро я умру от холода, так как объяснить, что в этой ванне стоял градусник, показывающий 3 градуса, я не мог. Да и сейчас не особо могу, я честно не понимаю, зачем он там стоял. На выходе из ванны я обратил внимание на веревку, которая валялась под моей кроватью. Я даже не могу вспомнить, что я с ней делал, но припоминаю, что растирал себя ею что-бы согреться хоть немного, так как здесь я проведу половину своего заключения. Дальше, я слышал тяжелые шаги, когда сам сидел на кровати, обняв ноги и весь замотавшись в простыньку, положив на ноги подушку, хоть как-то вновь да согреваясь, но заставляя меня холодеть уже изнутри от звуков, что явно мне не слышались - мысли сново путались, сон в такие моменты как рукой снимало. Я отчетливо, с большой надеждой думал, каждый день и ночь: "Пожалуйста, бога ради, пройди мимо, не трогай меня сегодня"... Но каждый раз он заходил, что произошло и тогда. Я услышал, как поворачивается замок в замочной скважине, как дверь немного продолжительно скрипит, разрешая тишину неверочтно острыми лезвиями и открывая проход ко мне веселому мужчине. Он и вправду был почти всегда весел, иногда при таком настроении приносил мне что-то, держа руки за спиной. Тогда, когда он первый раз зашел ко мне, его руки тоже были за спиной, на лице веселая, непонятно мягкая улыбка и псевдо-нежный взгляд, что в миг стал по настоящему обеспокоенным. Он подошел, взял меня за подбородок, заставляя посмотреть на него, вглядываясь в мое детское, очень миловидное и вытянутое лицо. Его рот сново растянулся в улыбке, мои волосы убрали за уши, за щеку потрепали. Я редко вздрагивал от холода, прочищал горло, обнимал плечи и отводил испуганный взгляд с мужчины, а он и не спешил - стоял передо мной, редко расплываясь в улыбке и переводя взгляд с меня на пол, спустя несколько минут скучающе осматривая комнату, никогда не начиная разговор первым в этой комнате. Мой взгляд зацепился за его этот жест, панически придумывая, чего-бы сказать, да так, что-бы аккуратно подкраться к тому, зачем он держит руки за спиной - посмотрел на него, дрогнув, раскрыв губы и вдохнув... Но молчал, пока мои щеки стремительно краснели, затыкая мне обратно рот и опустить голову немного вниз - я ощущал сначало Рейха, как совсем незнакомого мне, дальнего родственника в гостях, у которого только начал жить. Я слышал, как он усмехнулся надо мной, а его рука легла на мою голову, проводя по волосам и пропуская локоны меж пальцев, их кончиками после проскальзив по моему лицу, приподнимая его за подбородок, оглаживая мою правую щеку большим пальцем, сам немного непонятно сощурившись, будто вглядываясь в мое лицо, ищя там что-то. Его зрачки были ссуженны, уголки губ немного приподняты - они были бледны, как и все его лицо, чистые волосы поблескивали от солнечного света. Его лицо было... Будто прямоугольной формы. Подбородок плоский, на нем черная бородка, ярко выраженные скулы, гладкое, с постоянной, но приятной на вид усталостью, показываемую полу-прикрытым глазами, расслабленным голосом и легкой улыбкой. Мы молчали - тишина была уж очень напрягающая, лишь птицы редко пели за окном, а ветки с молодыми листьями шуршали... Была середина весны. Скоро будет жарко, где-то примерно в середине мая, и спать станет намного лучше - хотя-бы то не в ледянющей кровати, еле согреваясь и зарываясь в угол, а спокойно, свернувшись в позе эмбриона, накрывшись простынькой и отдыхая в теплую ночь... Только комары очень мешали, разные жуки залетали, даже слепни и оводы, которых я старался прибивать ложкой, которую украл с кухни, или куском завернутого в бумагу хозяйственного мыла, что было намного эффективнее против таких тварей. Иногда я желел, что он так-же не работает на Ру... О тишине - ее прервал Ру, что продолжал оглаживать меня по щеке, смотря куда-то в сторону: -Ты не хочешь ничего сказать? - сказал он недовольным голосом, все так-же не глядя на меня своим скучающим взглядом, заставляя еще немного занервничать и мять руками поддол огромной для меня рубашки, а рука его легла мне на голову, взлохмачивая мои и без того растрепанные волосы, убрав их ласковым жестом с моего лица, взглядом "не обращая на меня внимание" до сих пор, хоть и замечал сам, что его голубые как льдинки глаза часто бегали по моему лицу и по тому, как я мял руками низ своей верхней одежды, что была мне, как платье. Опустив взгляд вниз, взявшись за руку мужчины, немного оттягивая ее, пользуясь тем, что мужчина поддается мне - я сонно, в напряжении и немного ослабшим голосом тихо сказал, почти шепчя, что в этой комнате было слышно слишком отчетливо из-за долгой тишины вокруг: "Доброе утро, Ру...", что заставило моего похитителя улыбнуться, вновь рукой начав оглаживать мою щеку, поднимая мою голову и взгляд на него. Он смотрел мне в глаза, я в его - с расширенными зрачками, без бликов от тени, но все таким-же спокойным взглядом, с привычно расслабленными веками, вновь гипнотизируя меня.. Он так-же шептал, толи передразнивая, толи поддерживая тишину здесь, сказал, слегка шевеля бледными губами: - Доброе утро, моя маленькая принцесса... Его лицо было все ближе и ближе ко мне, я чувствовал его дыхание - спокойное и размеренное, пока я не ощутил тепло на своей щеке, к которой сдержанно прикасались сухие губы, быстро убираясь, но из транса меня не выводя. Это был какой-то непонятный ступор, возможно страх.. Для меня это был гипноз, самый что ни на есть настоящий, и очень чарующий. Всегда, когда его лицо было близко ко мне: я ощущал это чувство, я ощущал его прикасновения, его часто сдерживаемые чувства и эмоции, слишком часто в которых проскакивало сдерживаемое возбуждение, такая-же агрессия и удовлетворение... Рядом со мной оказались штаны, очень непривычные в то время, на веревке, по типу спортивных сейчас, но более тонкие. Они были намного длинее моих ног, висели, как гиганский мешок, что заставляло меня выглядеть несуразно и часто их подворачивать, как шорты, от чего было моей пятой точке и теплее, но ноги явно такого не оценивали, и я все же спускал штаны обратно, когда спал, крепко завязывая веревочку на своих худых, с торчащими костями бедрах, за что это все собственно и цеплялось.. Дальше не было ничего интересного - Ру с ожиданием смотрел, как я надеваю штаны, завел меня в ванную комнату, что была до дикости неприятной от холода, снимая с меня хоть какую-то часть сонливости, умываясь, выходя к Ру и спускаясь с ним вместе вниз, на кухню. Он все время держал меня за запястье, сжимая так, будто я бы мог вырваться и убежать. На кухне меня сажали за стол, давая минут 10-15 полюбоваться на природу за окном, пока мужчина готовил для нас обоих завтрак, которая не менялась особо за несколько лет - вокруг были сосны, ели, огромные, темные и хвойные деревья.. был скворечник на одной из веточек, на вид уж очень старый и дряхлый, сделаный будто детскими руками. На нем были какие-то надписи, но я не мог их разобрать - половина букв отсутствовала, половина сгнила или покрылась плесенью, как и сам домик. На небольшом выступе снаружи окна было гнездо. Там были яйца, потом птенцы, и я видел весь их рост - как их кормили родители, как они постепенно покрывались пухом, потом перьями, и улетали из гнезда. Я смотрел на них, и так хотел уйти с ними, в моем сердце было несоразмерная тоска и грусть - я до воя в голос скучал по отцу и по его ласкам, настоящим и нежным,а не тем, что давал мне Рейх. На завтрак у нас тогда была яичница с мясом, помидорами и кофе.