8 лет в коробке, посреди тайги.

***

Я тихонько сел на его колени, напряженно держа руки на своих коленях. Помню его нежные касания к моей спине, помню как провели ласковым движениям по моему подбородку. Помню холодные пальцы, оставляющие неприятные следы на коже, он тихо, чуть хрипло и с какой-то непонятной интонацией шептал мне на ухо свой монолог. Его я полностью не вспомню, но это то, что я смог узнать из его записей: — "Польша… милая Польша, пойми меня. Моя любовь к тебе сильна до болей в сердце, оно словно заживо вариться, когда я вижу, как тебе плохо. Я хочу заботиться о тебе, пожалуйста, все лишь из-за той глупой травмы головы, и ничего более. Ты больна. Я лечу тебя. Ты боишься меня, но это лишь из-за твоей головы. Когда я ее вылечу, ты будешь любить меня, поняв, что я делал для тебя как лучше. Ты и сейчас любишь меня, просто не понимаешь это." Он прижал меня тихонько к себе, носом уткнувшись в макушку, когда мой уже измотанный первыми днями детский мозг вдруг не отключился. Я не мог тогда больше противостоять его ауре, я был напуган и почти что сломлен, жался к нему, рыдал, хватался за его одежды руками, когда его неожиданно уже теплые на кончиках пальцев руки стирали слезы с моих глаз и щек, а его губы целовали все мое лицо, начиная с висок и заканчивая кончиком носа. Я помню, что он держал нож в одной руке, от того и не помню, из-за него ли я рыдал, или нет… Я чувствовал тревогу и явную опасность рядом, откуда то веяло близкой кончиной, но около уха было лишь его малиновое дыхание. Мир вокруг не имел звуков, я мог слышать только стук своего сердца, бешенно бьющий в уши, всхлипывания и рыдания, заполняющие собой всю голову. Тогда было так безумно страшно, меня трясло, грудь сдавливало тисками, из горла вновь вырывался животный крик, реальность и мысли были спутаны, дом был перемешан. Что было передо мной? Сам точно не могу сказать: толи отец мой, толи Рейхоугольник, толи это был обыкновенный старый стул. Лицо мгновенно стало размытым, лишь из реального я чувствовал, как пальцы утрают слезы с глаз, как голос что то шепчет мне на ухо ласковым тоном. Как тихонько листья на деревьях шелестят, падают и сохнут, как птенцы на подоконнике кричат, как хлопает крыльями заботливая мама. Как я дышу, и нет дыхания в ответ. Как стук сердца мой раздался, а в ответ мне нет. Как всхлип от меня раздался, так в ответ мне дало холодное молчание. -"Не преувеличивай. Все было хорошо. Тебе нужно вспомнить, моя дорогая Польша. Это больно, но поможет." И я был на улице, в той одежде, в чем и был четыре дня назад, с той же корзинкой, с какой меня и подобрали. Ноги тряслись, было холодно, от дыхания шел пар, я чувствовал сзади себя что то странное, мужчина не был собой, не был чем то реальным, как меня подхватил огромный волк, прыгнул, словно полетел, звёзды были к моему лицу так близко, что я чувствовал жар от них, неприятное тепло, резко обжигающее кожу, рядом с которым становилось трудно дышать. Я взялся за влажную, неприятную, но чистую шерсть волка, я пытался прижаться, но это было бы равноценно тому, что я дам себя сожрать. Он высоко прыгал, почти подлетая выше облаков и солнца, а я выпустил его шерсть из своих кулаков в какой то момент. Я полетел с высоты. Внизу была большая поляна, рядом дорога, около нее лежало два маленьких велосипеда, но ребенок стоял только один. Я не могу вспомнить точно, что такого было в той картине перед моим лицом, но я почувствовал больной тычок в грудь, как будто в сердце кольнули шилом… И я чувствовал то, как мое горло сдавливает что-то острое. Словно что то его протыкает, не давая кричать, а волчья пасть сдавливает все сильнее и сильнее. Больно не было, лишь до чёртиков и звёзд из глаз страшно. -"Sind Sie das?" Сказал мне женский голос. Звонкий, одновременно низкий, как церковные колокола звенящие со всех сторон. Его было много, он не вселял спокойствия, лишь заставлял мою залитую кровью глотку всю пульсировать, но зверя уже не было рядом. Перед глазами мерцали звёзды, я был потерян, вокруг меня был космос, страшным сном окутывая меня в холодную шёлковую простынь. И она предстала перед моими глазами, и она подняла руку вверх, отпустив вниз, перекрестилось, поклонилась, занесла крылья над головой, все ее глаза были направлены на меня, с ног до головы заляпаного кровью, я булькал и хрипел, но не умирал. Она была словно разорванным куском человека, руки были по две пары: с одной стороны левая и правая рука, и с другой так же. Было много крыльев, в глазах двоилось, они не были особо разглядны при этом — свет от них светил хлеще солнца, больно обжигая глаза и запекая кровь. Глаза по пять пар в ряд были уставлены на меня как по наводке, одни двигались и были основными, другие за ними, образовывая галочку в какой-то момент… Тело голое, но не без греха: кровь из ее промежности, отвратительный запах, хуже мочи и кала вместе взятые, трупные пролежни и пятна, трупно-бледный цвет кожи. Дряхлая, обвисшая кожа, глаза покрасневшие, чуть высохшие. От нее была жуткая вонь, у меня дрожали руки, я чувствовал, как все мое тело колит, болит и жжет. Кровь больной полосой запекалась на всем моем теле, впитывалась в него и одежду… Оно подошла, положило дряхлую руку на мою голову, пригладило, на его лице не было губ, все было стянуто, сморщенно. Перемешанно. -"Pauvre enfant, wkrótce to wszystko się skończy. Ich bin du, aber du bist nicht ich, Polen. Remember it." — сказала она. Я тоже запомнил эти слова, как она и просила, хоть тогда и не запомнил их смысл, я даже не смог понять смысл родного языка, так как голос ее был сломан и дёргался… Я приоткрыл глаза в какой-то момент. Как бы это не было странно или обыденно, это были лишь мои галлюцинации и сны, перемешанные с ними. Очень странные. На тот момент я не мог точно вспомнить, что я чувствовал на тот момент и как чувствовал я себя… Не убито как всегда, на удивление свежо и немного бодро, хоть и валялся на полу около своей кровати. На тумбочке, раньше упомянутой, стоял горячий и ещё дымящийся суп. Я был весь в земле, по какой-то причине, руки были песке, голова вновь болела и раскалывалась… Стоп, подождите, рядом была корзинка, с которой я упал тогда, я был весь в песке, моя голова вновь раскалывается словно пополам. Мне на удивление было не столько больно, сколько... Сколько где-то в глубине меня было какое-то странное зарождение. Я чувствовал себя по какой-то причине выставленным на всеобщее обозрение, каким то товаром на продажу, по скидке причем. Я чувствал себя… Куском мяса. Сюда зашёл Рейхоугольник, встав в дверях, смотрел на меня. Медленно подошёл, держа что то в руках. Это «что то» было железной коробкой, с кругом по середине, на ней был держатель, держащий узкий и длинный цилиндр, на обоих концах которого были какие то штуки, по типу уголков в трубах… Когда он поставил мне это в комнату, то я невероятно испугался и непонимал, что сейчас происходит. Это все походило на какой-то не особо смешной армейский анекдот. Рейх встал, оставив у меня телефон. Да, это был древний телефон того времени, красивый, новый… И Рейхоугольник ушел куда-то. Спустя время заиграла мрачная какафония звуков, напоминающая музыку. Она шла из библиотеки. Он пришел, положил руку на мою щеку, ласково погладил, размазывая грязь по моей щеке, его до рвоты приятное лицо никак не изменилось, кроме ласковой улыбки на ней. -"Моя милая Польша, я так рад, что ты смогла все сделать правильно, не смотря на твое хрупкое тело. Пойдем ли мы дальше, моя принцесса, что ты скажешь?" Я учащенно дышал. Я не понимал, о чем этот сумасшедший говорил, я помню как отодвинул щеку, сам к ней прикаснувшись, будто обжёгся, смотря на него в шоке, с образовавшимися слезами. Язык задубел, в горле появилась стальная перегородка, не даваяющая и мыкнуть хоть что-то в ответ, от чего я мертвенно-мертво молчал. Я чувствовал ужас, я видел как он искажается, как его лицо перестает казаться каким-то добродушным, оно исказилось, улыбка была дальше ушей, весь рот был засыпан клыками, между нами был телефон. -»Позвони бывшему родителю, Польша. Ты и не знаешь, как он ждёт твоего звонка. Я же знаю, ты помнишь его номер, Польша. Возьми телефон, набери номер. ПОЛЬША, ВОЗЬМИ ТЕЛЕФОН В РУКИ, СУКА. Я СКАЗАЛ НАБЕРИ СВОЕМУ ЕБАННОМУ РОДИТЕЛЮ.» Все это время, пока он говорил мне, я даже пальцем не притронулся к телефону. В глазах появлялись слезы, я подрагивал и шмыгал носом, глядя на него круглыми, влажными глазами, полными ужаса. Я тогда закусил руку, зажавшись в самый угол кровати… Вроде бы, я где то писал, что меня тут не особо били. Так вот, прошу вашего наибольшего прощения, я соврал вам. Я и сам не мог вспомнить, как меня, извините за бескультурье, ебашили по всему моему телу, прости меня Господи. Рейхоугольник тогда был просто в бешенстве… Он схватил меня за плечи, орал на меня, что все вокруг меня с треском содрагалось, я рыдал в ответ, закрыл уши руками и зажмурился, кричал ему в ответ, умолял его прекратить, он в ответ бил меня по щекам, тряс. Он надвис надо мной, вылил горячий суп на меня, что я чуть не захлебнулся, держал меня за шею, ударял даже кулаком в некоторые участки тела. Отношение резко ко мне стало как к мусору, когда мое лицо оказалось в крови, от пары выбитых зубов и адской боли во всем теле, он пнул меня, фыркая, швыряя телефон о стену, громко хлопнув дверью и слышно ее заперев. Мне было до ужаса больно, я не ощущал ни свое тело, ни свое лицо. Я думал, что я умер. Я откашливался, откашливался кровью и подбирал с пола ту бедную пару зубов, что мне смогли выбить. Слава богу, они были молочными. Но в будущем, я не мог допустить такого случая вновь, Рейхоугольник мне бы в жизни ничего не починил и не вылечил.. Быстро дыша, в ушах слышался визг, в глазах все плыло перед глазами, заставляя на полу меня встать на колени В моем сердце было странное чувство. Словно я чувствую сам дом. Я ощущал страх полов и плач стен, я слышал умный шепот потолка, тихое дыхание тумб, вековых шкафов и полок. Я ощущал то, как картины смотрят на меня, как визжат и кричат стекла. Дом был живой. Он не был из досок и камня - слишком он был шумный в тишине теперь. На тот момент я думал: "Неужто Рейх открыл мне третий глаз?" На пару секунд прикрыв глаза, из за шума в ушах и своего же дыхания, я не мог расслышать точные звуки вокруг. Было страшно. Я тихо всхлипывал и шмыгал носом. -Если услышишь о каком-либо из городов твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе для жительства, что появились в нем нечестивые люди из среды тебя и соблазнили жителей города их, говоря: "пойдем и будем служить богам иным, которых вы не знали": то ты разыщи, исследуй и хорошо расспроси; и если это точная правда, что случилась мерзость сия среди тебя, порази жителей того города острием меча, предай заклятию его и все, что в нем, и скот его порази острием меча; всю же добычу его собери на средину площади его и сожги огнем город и всю добычу его во всесожжение Господу, Богу твоему, и да будет он вечно в развалинах, не должно никогда вновь созидать его; Я заливался слезами на тот момент, не знал, откуда те строки, я не как не мог вспомнить. В мое горло лилась кровь, я откашливался ею, кровать и часть пола были запятнаны ею, я дёргался, извивался, как уж на сковороде, мои руки тряслись, я был набит чувством страха, мне было тяжело дышать. Из моего горла издавался хрип, руки впивались в волосы, я слышал громкий рёв стен, осуждающий шепот потолка, визги зеркал, и сам задыхался от этого. Моя голова кружилась, я был весь вспотевший. Меня быстро заткнули - мужчина не церемонился, залив в мой рот алкоголя, пока я старался вдохнуть воздуха, толи коньяка, толи водки.. Хорошего такого спирта, вот что я помню. Я подавился, из моего носа все потекло обратно, я обратно отплевывался в бутылку, как мужчина зажал мне нос, подняв голову вверх, произнося странным, непонятно как успокаивающим образом: -Пей, моя принцесса. Ты заслужила. Десна до обморока болели и щипали, алкоголь сам лился ко мне в глотку, хотя меня и рвало обратно. Было плохо, неприятно, я ощущал, как желудок наполняется теплом, как мой градус тела повышается, как его нежные руки скользили по телу, помню нежные поцелуи потресканных губ в мою взмокшую и заляпанную кровью и слюной шею..... Я больше ничего не вспомню. "Как мне было плохо, когда она рыдала. Всегда напоминало маленькую сальцу, вилась как уж на сковороде, подвешенная копьями. Хотел ей сказать, хотел признаться, ее мучение было для меня сладкой мукой ожидания, моя маленькая лесная принцесса, принцесса всей тайги, покоренная мною раньше всех живых существ земли. Животные съедят тебя, волки обладают кости и накормят ими своих детенышей. Ты тоже скоро станешь мамой, Польша, ты станешь мамой нашего ребенка. Волк и таёжная принцесса, удивительно? Я весь в нетерпении, я еле могу держать себя в руках, лишь бы не обгладать тебя до последней кости, я чувствую напряжение внутри себя. Пожалуйста, Польша, я так хочу, чтобы ты скорее умерла."