И перед всеми каюсь, за то, что произошло. Плачу по всем вам я и по сей тяжёлый день, и все не могу оправиться. Да упокоит Господь ваши души, а меня простит за грехи мои совершаемые раньше.
***
Ру поместил меня в одну из кладовок на втором этаже… На пару дней. Перед этим конечно, сильно избив. Один мой глаз ничего не видел, был как в тумане, и, вроде, даже кровоточил. Челюсть тоже болела, а нога сломана... Это тоже сделал Ру, естественно. Я больше не мог без него ходить. Сам я себя чувствовал как кровяная, расплюснутая каша, было все ещё ужасно холодно — я заболел и у меня поднялась высокая температура. И это было даже не все наказание для меня… Кратко говоря, я был избитый, со сломанной ногой и повышенной температурой, а после Рейх ко мне ещё закинул два морозных трупа охотников, что начинали подгнивать. И мне предстояло с ними выжить в одной малюсенькой комнате без света, туалета и хоть каких либо удобств пару, или чуть больше, дней. Я сидел на каком-то сундуке, пытаясь подручным барахлом себя укрыть или согреть. Хотя это больше походило на лежание трупа или тряпичной куклы под грудой какого-то хлама. Рейх мне лишь замотал ногу, облив водкой или ещё каким-то спиртом, не помню, но она очень сильно опухла и кошмарно болела, пульсируя. Я был белый как бумага, исхудал ещё сильнее от болезни за те пару дней. Всей боли я не ощущал в полной мере, даже не понимал, где я нахожусь, если честно. Температура была такой высокой, что меня бил жар и бред, я все время спал. У меня не было сил ни встать, ничего. Совсем. Я бы и смог выбраться из кладовки, если бы не нога и мое тяжёлое состояние… Не могу сказать, была ли даже заперта дверь кладовки. Я ходил под себя, одежду Рейх мне не поменял, поэтому тогда я все ещё был мокрый и замёрзший после улицы, а вскоре и мокрый, липкий, вонючий от собственных испражнений, что пропитали меня и все вокруг, по ощущениям. Трупы охотников постепенно разлагались, но это происходило медленнее из-за мороза, вокруг них постепенно начинали ползать и летать какие то жучки и мушки, что кусали и нападали на меня тоже, но и на них внимания я обращать не мог. В одной позе я сидел на сундуке пару дней, даже не в силах подняться — думать было так же тяжело, так что я даже не мог взмолиться господу Богу, чтобы это все прекратилось. Вокруг меня была только боль, именно она на те пару дней стала моей милой спутницей и проводницей в мир бредовых снов, состоящих из каши воспоминаний моих былых дней, метафор и сути матери.***
За одним столом сидел я, высокая женщина и аристократичного вида кошка, та, что умерла под моей дверью и обмочилась. Стены лились вниз кривым, но приятным узором, иногда брызгающим, как фонтан или пушка. Женщина была голой, с застывшим в одном положении восковым лицом, словно кривослепленым и поддельно равнодушным, хоть сквозь него и виднелись ее настоящие, наполненные дикостью глаза. -"Милок, подашь соли?" Говорила мисс Кошка. Я посмотрел в ее тарелку, увидев маленького котенка на ней. Сглатываю, поправляя галстук-бабочку и вижу, как Кошка крутит свои глаза в глазницах, словно они были каким-то механизмом. -"Соли здесь нет…" Мисс тяжело вздыхает, опирая щеку о свою лапу. Мимо пробегает табун лошадей. Я слышу их стук копыт, на мгновение закрывая глаза, а после на их месте оказывается большой поезд. Он дребежжит, трясется, но пол остаётся неподвижным. Поезд съедает пространство, оставляя там выжженную землю и пустые кратеры, которые казались маленькими и пульсирующими мокрыми дырочками. Большая бабочка крепко цепляется к моей шее, ее усики оплетают мои сосуды. Она чувственно сжимает их, проникая все глубже внутрь меня. -"Куда же она ушла? Она не проживёт без нас долго." О, бедная баночка соли… Бедная! На моих глазах появились слезы, когда я вспоминаю ее. Девочка с двумя косичками, размытым, но таким знакомым и родным, как помятый пластилин, лицом. Моя баночка!.. Убили! Нету ее больше! Она исчезла, ушла далеко-далеко, и я зарыдал. Никаких звуков не было, слезы капали в мою тарелку, скапливаясь около того, что раньше было оленёнком. Моя милая!.. -"Милая - кто? Вот и соль." Высокая женщина пугала меня. Она протянула свою тонкую и длинную, словно покрытую воском руку к моему лицу, касаясь его кончиками пальцев и неприятно их с хрустом сгибая. Дикие глаза смотрели глубоко в мои, заставляя меня возжелать ослепнуть. Грязный, измотанный и тяжёлый от страха и боли взгляд был невыносимой ношей, и из моих уже пустых от слепоты глаз хлынули слезы с новой силой, обмывая ими жалкий труп родившегося оленёнка, который начало сжигать изнутри. О Боже!... Мисс кошка слизала слезы с моих глаз, довольно улыбаясь. Я открыл рот, когда оттуда начали капать воды. Соленые, как и все, что было внутри меня. Оно царапало и рвалось наружу, бодалось и кричало, но криков не было слышно. Девочка!... Где же я? Пальцы женщины громко хрустели, сгибаясь пополам и разгибаясь обратно. Мисс Кошка вылизывала свою лапу, отлавливая ею капли моих отходящих вод. Так вот оно какого - родить? Счастье материнства было поистине ужасающим. Целуясь, меня изворачивает наизнанку, мои кишки лезут наружу... О Господи, мне так больно. Мне было так больно... Внутри меня разжигался огонь, все внутри кипело, а волдыри лопались, забрызгивая липким гноем все мои внутренности. Нога бьётся в судороге, мое тело лишь с болью изгибается, а крик не вырывается - я и двинутся не могу. Большая и длинная черная фигура подбирает меня, между нами огромное расстояние, хотя оно меня держит, слегка сжимая маслянистыми, покрытым словно толстым слоем воска пальцами. Они тощие, где то видны остатки гнилой плоти и косточки, лишь рваные ошмётки прошлой одежды. "Der Wolf hat meine Seele zerstört. Ruiniert, Polen. Ich werde nie wieder zurückkommen und ich werde nie wieder du sein. Ich bin ganz in der Nähe begraben ... Du kennst mich, mein Lieber." Крик, много криков! Таких злых от обиды и растерянных. Там много детей и подростков, лишь редкие взрослые утешают их, обнимая и ласково поглаживая по головам... Я чужой здесь, я не должен здесь быть. Я тоже кричу и плачу, но успокоения не достоин. Боль разрывает наши сердца, но боль такая разная. Страх, безумие, голод и боль - это мучает их души, потерянные сердца и съеденные озлобленные глаза. Они не хотят смотреть, но это и не надо: я расстворясь, уползаю под дощатый пол, пробегаю мимо крыс и жуков, глотая слезы и задыхаясь. Лёгкие жжет, я больше не чувствую вокруг себя воздуха. Я убежал настолько далеко и глубоко, что даже забыл, кто я. Бог больше не придет, Бог больше не придет, остался только папа! НЕТ! ПАПА ЗАБЫТ, ОТЦА БОЛЬШЕ НЕТ! ОСТАЛСЯ ТОЛЬКО ТВОЙ БОГ - ТОТ, КТО И ВПРАВДУ ВСЕГДА РЯДОМ! ОН РЯДОМ, ОН ЕСТ И МУЧАЕТ ГРЕШНЫХ, КАК ЕМУ И ПОЛАГАЕТСЯ. КТО ВАМ ГОВОРИЛ, ЧТО БОГИ ЧИСТЫ СВОИМИ ЖЕЛУДКАМИ? Я был так глубоко, что даже забыл, кто я. Камни исчезали, исчезали мыши, оставляя вокруг меня только опушку леса, где были два одиноко стоящих детских велосипеда.***
Глаза с трудом приоткрылись, а я жалко двинул пальцами, пытаясь придти в себя. Сколько я спал? Я потерял счёт времени. Голова раскалывалась, в ней словно лопался попкорн, нога опухла, была тяжёлой и я уже даже не чувствовал боли в ней - что то было не так. Температура хоть и незначительно, но слегка спала после сна, так что я смог посмотреть на ногу... И она была забинтована. Закреплена и забинтована, словно пришел врач и полечил меня, но все равно выглядела кошмарно. Не знаю, сколько я проспал, но просыпаться все равно было очень тяжело, и я вновь засыпал спустя пару минут. Во время моего редкого бодровствования никого не было в моей комнате, а снаружи я ничего не слышал. Словно... Все неожиданно пропали. Я не слышал ни глухих шагов мужчины, ни того, как он готовит или моет посуду... Он даже не наблюдал за мной. Я был слишком измотан, чтобы хоть что то понять и отреагировать... Рейх ли вылечил меня? Я думал что так и умру в той кладовке. Судя по всему и постельное, и я, были чистыми. Комната казалась более потускневшей и такой... Приятной, на самом деле. Кровать казалась мягче, было что то странно родное в тот момент. Стало вновь так больно и обидно от всей этой ситуации: мой отец никогда бы не позволил так поступить со мной! Это все так несправедливо!... Моё детское сердце разбивалось на кусочки, когда я вновь и вновь думал о своем настоящем отце, о Рейхе, об этом доме, мясе и всему, что здесь происходит... И меня облил самый настоящий ужас, что был просто внеземного характера! Ни одно живое существо, кроме такого же, как я, не могло понять бы мой страх в тот момент, когда я осознал одну простую мысль - Рейху ничего не составит убить меня. Он может перерезать мне горло в любой момент, когда ему просто напросто захочется. Я здесь, все ещё живой, просто потому что он так хочет. Моя жизнь в его руках. И она может потухнуть лишь от нежелания Рейхоугольника меня здесь больше держать... Неужели это и правду было то, что я заслужил? Я же никогда не был плохим, я всем помогал, я старался быть добрым, я слушался отца, я был тихим и никогда не перечил старшим! Почему это происходит со мной?! Неужели моя жизнь это лишь глупая шутка? Я всегда был уверен, что Бог никогда не создаст человека и его жизнь лишь для того, чтобы издеваться над ним... Может ли быть такое, что Он был более жестоким, чем мы знаем? Я хотел по привычке схватиться за крестик на шее, но после вспомнил, что на мне его не было. Перед глазами была больная пелена, голова гудела, но было куда легче, чем самому по себе в кладовке. В носу стояла застоявшаяся вонь от гнивших тел охотников, все тело чесалось от укусов насекомых, некоторые места вспухли, но все было обработано. Я вновь проваливаюсь в сон...***
И вот я опять за столом. Все начинается сначало, но не так, как раньше. Я сижу во главе стола, теперь я уже длинная женщина. На моём бывшем месте сидит маленькая девочка, ее тарелка пуста, в ней лишь виднеется ее отражение. Волосы девочки длинные, рыжеватые, собранные в высокий хвост, но спадающие на ее лицо. Тело лишь в одной тонкой блузке, просвечиваются синяки и гематомы... Кто была она? Австралия? Эмбер. Я никогда ее не видела, не слышала, но ее зовут... Эмбер. Я уверена в этом. Лицо закрыто руками, никто не двигается. Мисс кошка застыла на месте, давно сгнивая, а в моем животе начинается ужасная боль - мама, я всегда буду молодым? Нет сынок, ты слишком мал для этого. И слезы катятся! Так больно, меня разрывает от живности внутри меня. Они вспарывают мой живот, делая кесарево наоборот, заставляя меня кричать в себя, лишь бы не наружу. Эмбер молчит, она не говорит... А может ли? Ее губы еле двигаются, пока она тихо рыдает, склонившись над столом. Туманным взором окидываю стол - неясные очертания сваренного мужского тела в врачебном халате... Это был... Кем ты был для нас, дорогой? Я никогда не была ее матерью. Все стало кружиться, ускоряясь вокруг меня. Я пытаюсь закрыть глаза, начиная по-новой рыдать, прокармливая мертвых детей. Простите меня! За то, что я такая плохая! Эмбер! ЭМБЕР!"***
Я просыпаюсь и почти задыхаюсь от ужаса, что испытал: панически трогаю живот, шею и руки. Все тело болит и ломит, голова раскалывается, и я тихо постанываю, когда начинаю двигаться. В комнате жарко, даже очень, или может у меня температура поднялась тогда... Помню ужасный жар, спертый воздух, из-за которого я задыхаюсь. Во всём доме пахнет варёным мясом. Он дома? Я хотел встать, но моя нога не позволила мне как то резво двинуться, отдаваясь крайне сильной болью. Шмыгая носом, я неожиданно начинаю более ясно мыслить, чем раньше, вновь осматривая уже знакомое помещение, но замечаю что то странное: А давно дверь моей ванны была открыта? Из-за нее доноситься журчание воды, которое оставляет на сердце недоверчивый и неприятный осадок. Это было... Такое неприятное чувство, словно я сейчас увижу что-то, что не должен. Спустя пару минут я услышал тихое хлюпанье мокрых ног по полу, и как они медленно приближаются к выходу из ванны, а после выходит абсолютно нагая девочка лет 6-ти, вытирая волосы полотенцем. -"Эмбер?"