***
Погода радует сухостью и легкой прохладой, редкие лучи солнца пробираются сквозь густую крону деревьев. Намджун с Юнги, о чем-то перешептываясь, идут впереди. Джин, впрочем, как и Тэмин, погруженные каждая в свои мысли, в их разговор не вслушиваются. Ли, так и не решившись перезвонить отцу, подумывает одолжить немного денег до первой зарплаты у подруги, чтобы купить домой хоть какое-то подобие еды и закрыть этот постыдный гештальт. Наверное, непутевый родитель именно поэтому и звонил. Девушки не было дома два дня, а значит, и еды тоже. Неспособный больше ни на что, кроме как пребывать в пьяном угаре и трясти деньги с дочери, мужчина явно был недоволен таким положением дел. Главное теперь ему на глаза не попасться, и беды не случится. Как же Тэмин устала. Джин по иному поводу загрузилась, ее, подслушавшую ночную беседу между Тэхеном и Намджуном, пугает решительность второго и в тоже время ей хочется продолжения. Может быть, продюсер не так плох? Он пока не давал повода думать о нем в негативном ключе, что не отменяет неготовность студентки к новым отношениям, на которые тот ей с завидным постоянством не перестает намекать. А сама она что? Первая идет на контакт, помощь вот с обложкой к его альбому ему предложила. Хороша, блин, ничего не сказать. Противоречивые существа люди. И хочется, и колется, как говорится. При свете дня путь кажется заметно короче, да и вид в целом радует глаз. Какие демоны? Юнги вчера, вероятно, бредил. Прекрасная золотая осень, чистое небо и свежий воздух, каким шумный Сеул похвастаться точно не может. Когда друзья выбираются из леса, Джин, к своей радости, находит машину в целости и сохранности там, где ее и оставила - в кустах. Мин при виде дорого спорткара присвистывает. В темноте он его как следует не разглядел, а теперь очень даже. Сегодня выехавшая из мрачного района девушка, как нестранно, правил не нарушает, довозит подругу до работы с комфортом. — Хорошего дня, котик. Не грузись и звони, если что, — остановившись у нужного кафе, говорит ей она. — Рад был познакомиться, школота, — делает прощальный жест от виска Юнги. — Не влипай в неприятности и будь осторожна, — доброе напутствие от Намджуна. Тэмин им всем тепло улыбается, сверкая милыми ямочками на округлых щеках, и заверяет, что у нее все отлично и что будет на связи. Следующий на высадку продюсер. Джин, проигнорировав все возмущения, подвозит его не до центра, как условились ранее, а до агентства, где на парковке стоит его хонда. Намджун, конечно же, ей благодарен, но пользоваться ее добротой лишний раз не хотел, да и ведет она себя странно. Обычно веселая и позитивная Ким сутра неразговорчива, привычно не шутит. Джун очень надеется, что дело не в нем. — У тебя точно все в порядке? – спрашивает он. — А что? — серьезно смотрит на него студентка, паркуясь неподалеку от здания BigHit. — Просто ты сегодня какая-то грустная что ли? — неуверенно выдает продюсер. — У всех бывает неважное настроение, и я, к сожалению, не исключение. Не бери в голову, — говорит Джин, постукивая наманикюренными пальчиками по рулю. — Скинь мне лучше материалы для работы с обложкой. Намджун, кивнув, хочет сказать что-то еще, но так и не решается. Выйдя из авто, передумывает и, наклонившись к опущенному стеклу с водительской стороны, опирается на него локтями. — Не грусти, тебя любят, — улыбается, ввергая и без того неспокойные мысли Джин в полный хаос, отчего она, с трудом сдерживая улыбку, закусывает губу. Юнги закатывает глаза, но молчит. Он же не моральный урод и портить малину хёну не станет. Наверное. После недолгого молчания девушка поднимает взгляд на парня и делает то, что от нее никто из присутствующих никак не мог ожидать: целует два своих пальца и прикладывает их к губам шокированного продюсера. — Не буду, — подмигивает и сразу же срывается с места, оставляя растерянного Намджуна одиноко на тротуаре стоять. — Ты покраснела, — через некоторое время прерывает молчание Мин. — А ты лезешь туда, куда не просят, — крутанув руль, перестраивается на другую полосу фыркнувшая Джин. Сидящий на задних сидениях Юнги чуть приподнимается и, втиснувшись между передними, облокачивается на них, чем нервирует студентку. — Хён хороший парень. Дай ему шанс. — Тебя не спросила, любовный эксперт, который, видимо, от великой любви скидывает предмет своего обожания с лестницы, — в ответ язвительное бросает Ким, но, заметив, что Мин весь как-то сник, тут же о собой сказанном жалеет. — По крайне мере, я не дурачу ему голову и не строю из себя не пойми что. Если ты решила поиграться с Намджуном, то завязывай. Он не заслуживает к себе подобного отношения. — Я никого не дурачу. Я всегда такая, — заезжая на территорию общежития, говорит Джин. — Ошибаешься. Когда начнут осыпаться все твои маски, вот тогда и поговорим. На связи, — озвучивает капитан и, вылетев из машины, хлопает дверцей. Студентка, смотря вслед другу, тяжко вздыхает и в отчаянии прикладывается лбом к рулю, шепча в пустоту: — Если я их сброшу, то ничего не останется, потому что то, что когда-то цвело, обратилось в пустыню, а в пустыне, как известно, растут только кактусы.***
Юнги, поднимаясь на свой этаж, чувствует злость и раздражение. Комментарий Джин вновь расколупал толком не успевшую поджить коросту. Он нисколько себя за совершенное не оправдывает, но и выслушивать каждый божий день это все не желает. Ему и без поддевок друзей самоистязаний хватает. Сейчас Мину хочется впасть в амебное состояние и отлежаться хотя бы денек в кровати в обнимку с кумамоном. Наверное, подобные желания выглядят по-девчачьи, на что капитану вообще-то плевать. Капитан сам себе судья и господин, за закрытыми дверями и наедине с собой он вправе делать все, что угодно. Его, в отличие от многих, жизнь не особо баловала. Он с раннего детства полюбил музыку, и первое время родители были даже за него рады. Сами отдали в музыкальную школу в класс фортепиано, считая, что всем детям полезно иметь хобби. Сами подтолкнули к мечте, чтобы после ее безжалостно растоптать. Хобби превратилось в страсть, затем в одержимость. Когда отец услышал от Юнги, что тот собирается связать свою дальнейшую карьеру с музыкой и ни с чем больше, то страшно разгневался, раскрошив на мелкие щепки старенький, но горячо любимый инструмент сына. Сердце юного музыканта разбивалось с каждым ударом топора по потертым клавишам, пока окончательно не осыпалось крошкой кровавой. Где это видано, чтобы наследник уважаемой семьи Мин – владельцев крупной автомобильной компании, связал жизнь с «бряцанием» на пианино. Позор! Мать отца поддержала. Юнги на это иронично улыбнулся и ушел, прихватив небольшую дорожную сумку, в ночь. Так парень в свои неполные шестнадцать остался без крыши над головой. Побирался где только можно, получая жалкие крохи за подработки. Не гнушался спать на улице и браться за любую грязную работенку. Пару раз был чуть не поймал на краже, чего благодаря быстрым ногам, хорошо развитым в школьной секции баскетбола, сумел избежать. Постепенно дела стали налаживаться, и он даже смог себе позволить небольшую однушку в захудалом районе Тэгу. На учебе Юнги пока не решался появляться, опасаясь, что властный отец вернет его в дом, который так называть ему претило. Несмотря на изнурительную работу, подросток продолжал совершенствоваться в музыке, и в один прекрасный момент открыл для себя мир андеграундных рэперов, на чьи тусовки часто тайком проникал, впитывая в себя услышанное и увиденное, как губка. Со временем он сформировал свой собственный стиль, познакомился с Намджуном. Встреча с ним оказалась для него судьбоносной, решила его дальнейший путь. Ким сразу же заприметил талант тогда еще зеленого пацана и, обеспокоившись его будущим, предложил свою помощь и дружбу. Юнги был не дурак отказываться, да и Джун показался хорошим человеком. У нового друга было лишь одно условие, заключающееся в возвращении Мина в школу. Мин согласился, понимая, что без аттестата, каким бы он талантливым ни был, нормальное будущее ему вряд ли светит, и, переехав в Сеул к Намджуну, начал исправно посещать учебное заведение и даже вернулся к тренировкам по баскетболу. По окончании школы Юнги повезло попасть под расширенную в тот год бюджетную программу и поступить в университет, в который прошел отбор одним из первых. И музыкант, и спортсмен, таких горяченькими надо брать. И все-то у него вроде как получалось, но затаенная обида и злость на семью продолжает его сжирать и по сей день. Одинокий в кругу друзей и недолюбленный при множестве пассий, спросите Мин Юнги, как возможно подобное. Ввалившись в свою комнату, Юнги едва не воет, глядя на учиненный в ней собой же бардак. Господи, почему он временами такая свинья? Делать нечего, и капитан решает немного прибраться. Приведя помещение в более менее адекватный вид, он плетется в душ, там выкручивает горячую воду на максимум и наконец-таки расслабляется. Распаренную кожу приятно покалывает, по телу разливается тепло, Мин, обожающий принимать водные процедуры, готов остаться здесь жить. Намыливая голову ментоловым шампунем, у парня проскальзывает подспудная мыслишка, что секса у него не было уже две недели, а хочется очень, но, видимо, не сегодня, иначе остаться Чимину без еды и сменной одежды. Очевидно, зря Юнги вспомнил о нем, под веками сразу же всплывают его пухлые, словно созданные для поцелуев губы. Как, наверное, классно их смять своими, сначала тягуче-медленно, затем грязно и мокро, так, чтобы слюна стекала по подбородку и дышать было не чем. Рука представляющего оное Мина неосознанно тянется к заинтересованно дернувшемуся члену, и хоть гром, он бессилен себе в этом желании отказать. Пошлые картинки одна за другой прокручиваются в его поплывшем разуме, темп движений вместе с рейтингом им сейчас, как наяву, видимого растет. Там Чимин, когда капитан, наминая пальцами его бусинку соска, прикусывает острую ключицу, сладко стонет своим мелодичным голосом, которому позавидует любая солистка. В его сильных руках танцор до безумия податлив, кошкой при каждом касании горячих ладоней гнется. На худых боках синяки проступают, но воображаемому Паку все равно, ему некоторая грубость Мина только в кайф, впрочем, как и самому Мину. И друг, и враг наша в рамки не загнанная фантазия, и он с этим утверждением, как никогда, согласен, особенно, если эфемерная Плясунья опускается перед ним на колени и заглатывает головку его члена. «Пиздец котятам» — думает уткнувшийся лбом в запотевшую стенку душевой кабинки и тяжело дышащий Юнги, глядя в стекающие по ней следы собственного преступления. После капитан спешно сушится, собирает все необходимые вещи, в том числе и антибиотики, попутно пытаясь выкинуть из головы постыдные мысли о произошедшем. Давненько ему, ощущающему себя сейчас застрявшим в пубертате подростком, не было настолько неловко. Что называется, дожил. По крайне мере, об этом инциденте никто никогда не узнает, тем он успокаивается и, покончив с насущным, направляется на этаж выше в комнату Чимина, благо по дороге никого не встречается. И без того про них с Паком домыслов и разговоров достаточно, не хватало им еще новых слухов отхватить, а они непременно появятся, увидь кто по-хозяйски открывающего двери под номером триста тринадцать Юнги. Скинув на пороге кроссовки, Мин уверенно проходит внутрь, сметает с прикроватной тумбочки медикаменты в рюкзак, затем распахивает хлипкие дверцы шкафа и начинает его в поисках нужных вещей перерывать. Как назло необходимое никак не находится, оказывается, Плясунья чертова модница. Чего только нет в его гардеробе: блузки и рубашки всевозможных цветов, целая коллекция зауженных брюк и джинсов, мягкие джемпера, уютный свитера. И не было бы это так странно, если бы не тот факт, что в университет Чимин большинство из увиденного не надевает, стараясь придерживаться образа ничем непримечательного парня, что, по мнению Юнги, ему не очень-то удается. Одежда, несомненно, немаловажный элемент образа, но Пака выдает его чистый взгляд, светлая аура и грациозная, создающая эффект накатывающих волн походка. Капитан в который раз проводит аналогию с морскими сиренами, своей красотой, голосом и танцами на водной глади сгубившими немало людей, и он уверен, что он на очереди следующий... В размышлениях Юнги берет в руки вешалку с белой из полупрозрачной ткани блузку, расшитую серебристыми узорами, и невольно представляет Чимина в ней. Получившаяся картина невинна и в то же время донельзя соблазнительна, иными словами, противоречива. Мин, трепля волосы, тяжко вздыхает и спешит вернуть вещь на место. И куда это Чимин в подобное наряжается? Не для баланса же вселенной у него все эти шмотки? В итоге, Юнги хватает с полки плюшевый свитер со смешным принтом желтой собачки и такие же плюшевые штаны, давя в горле смешок. Будет забавно увидеть в этом Пака. В храме достаточно прохладно, чтобы пренебрегать теплыми вещами, поэтому в рюкзак так же летят махровые носки и плед. Припоминая сомнительную, но все-таки возможность помыться в надувном бассейне, капитан открывает ящик с нижним бельем, где его поджидает очередной сюрприз. Помимо обычных боксеров и слипов, в нем лежат стринги. — Да ты издеваешься, — буркает себе под нос Юнги, список влажных фантазий которого стремительно пополняется. Какого, собственно, черта? Проклиная Чимина, Мин достает самое простое белье и добавляет его к остальным собранным вещам, затем пробует задвинуть тугой ящик обратно. Тот, будучи слишком старым, никак не желает поддаваться. От попыток парня шкаф ходуном ходит, отчего из угла выкатывается что-то круглое, оказавшееся при ближайшем рассмотрении анальной небольших размеров пробкой. У бедного Юнги начинает дергаться левый глаз, хорошо, что ничего пониже, в паху, например, да. Главное не думать чем с этой штучкой занимается один мелкий шалунишка. Не думать, Юнги, не думать! — Блядь, ну, Плясунья, ну, удружила! — несдержанно чертыхается он. В ванную, если честно, капитан после таких открытий идти опасается, но делать нечего, танцор просил захватить зубную щетку. Впрочем, ничего противоестественного- там не находится, если не считать тюбика смазки, что нормально и понять можно. Покидая комнату, Юнги приходит к неутешительным для себя выводам: а) Чимин либо гей, либо би. б) Юнги влип по самое не балуй. в) Первый пункт ему однозначно нравится.***
Когда Юнги заходит в супермаркет с готовой едой, ему в голову приходит гениальная идея. Благодаря андеграундным тусовкам у него было достаточно много полезных знакомств и одно из них сдружило его с содержащим гараж Ким Хонджуном, у которого имелись в наличие от обычных гоночных до эндуро мотоциклов. Последний, как нельзя лучше, подходит для бездорожья. На нем он, заглянув к другу, и останавливает свой выбор. Хонджун, привыкший, что Мин обычно берет погонять байк, удивился, но в просьбе не отказал, бросив, что сочтутся как-нибудь потом. Так Юнги обзавелся транспортом, способным преодолеть самые ухабистые из дорог. Теперь путь до храма более приятен и быстр, но вместе с тем и опасен. Чтобы объехать все кочки, не потеряв управление, требуется немалая сноровка и концентрация. Музыкант оным обладает. Мотоциклы третья его после музыки и баскетбола страсть, и он планирует со временем купить личный байк, даже марку уже присмотрел, но пока что цена для него не подъемна. Почти вся стипендия и доход с подработок уходит на музыкальное оборудование, а то немногое, что остается, откладывается на бытовые нужды. В дороге до храма Юнги сопровождает яркое, заставляющее золотистую, местами красную листву причудливо переливаться солнце. Воздух отдает осенней свежестью и запахом прелой земли, приятно в легких первыми морозными нотками оседает, несильный ветерок под кожаную куртку просачивается, кожу разгоряченную холодит, вызывая щекочущих мурашек табун. Капитан, любящий сухую осень, искренне наслаждается поездкой, а, достигнув цели, немного грустит, не желая расставаться с ощущением свободы. Храм в свете лучей кажется не таким мрачным, как виделось ранее, поросший мхом, идеально вписывается в окружающий пейзаж. Припарковав эндуро, Мин берет сумки и, зайдя внутрь здания, неторопливо шагает к ведущей на второй этаж лестнице. Походка Юнги легкая и неслышная, как у кота, поэтому поглощенный разговором с Тэхеном Чимин не подозревает о его приходе, чем тот и пользуется, не отказываясь от возможности их подслушать, а чуть приоткрытая в комнатку дверь еще и подсмотреть позволяет. — Тэхен, я хочу, чтобы ты четко для себя уяснил одну вещь: не все люди такие хорошие, как Чонгук. Я бы даже сказал, что подобных ему единицы, — говорит приглушенно сидящий на идеальном продольном шпагате Пак. В отсутствие Юнги, он решил немного порастягиваться, во избежание отвыкания от нагрузок мышц. — Я понимаю, — кивает ангел, пытаясь повторить показанные другом упражнения. — Пускай, я лично и не сталкивался с ними, но я и без того в этом не сомневаюсь, ситуация с отцом Гуки тому наглядный пример. — И лучше бы тебе не сталкиваться никогда, — прикрыв глаза, вздыхает танцор, болезненно морщась, будто что-то неприятное вспомнил. Юнги, беззастенчиво залипший на интересной позе Чимина, от появившегося на его лице выражения хмурится, думая, что тот опять прокручивает в голове падение с лестницы. Совесть ждать долго не заставляет, под ребрами ощутимо скребется, рождает к себе ненависть. — Если ты опять о том, что случилось между тобой и Юнги… Отпусти это. Его извинения были очень искренними. Он исправляется… — тем временем проникновенно смотрит на танцора Тэхен, накрывая его теплую ладошку своей холодной. — Ох, Тэ… Эта наглая задница здесь ни при чем совершенно. До знакомства с Юнги, я повстречал людей много хуже. По сравнению с ними он сладкий котик, — ответный взгляд капучиновых, поблекших глаз, словно внутри их обладателя что-то надламывается. — Я тебе расскажу, но ты должен пообещать мне, что об этом никто не узнает, особенно Чонгук. — Обещаю… Но, Чимин, ты уверен? Я не хочу, чтобы ты погружался в плохие воспоминания, — в поддержке поглаживает его руку ангел. — Я не для сочувствия и жалости все это тебе поведать хочу, — с трудом из-за травмы поднявшись со шпага и приняв более удобную позу, откидывается спиной на стену танцор. — Я хочу, чтобы ты понимал, насколько наш мир не совершенен, да и к тому же, когда ты отсюда выберешься, а ты обязательно выберешься, мне будет спокойнее, если ты будешь подстрахован еще одним примером. Начну с малого, так как это напрямую касается тебя. Любовь и симпатия бывают разными, что, к сожалению, не все понимают и принимают. В обществе нормальной считается любовь между мужчиной и женщиной, но вот все остальное, как например, у тебя и Чонгука, порицается. Такая связь осуждается, вступивших в нее делает изгоями, поэтому при посторонних они вынуждены скрываться и не показывать своих чувств. Я эту истину всегда осознавал, ведь уже в школьные годы понял, что девушки меня, в отличие от парней, не привлекают. Если вкратце, в старшей школе я влюбился в одноклассника и имел неосторожность ему в этом признаться. Тогда он казался мне идеалом, а на деле... Тано вместо того, чтобы просто отказать, прилюдно меня высмеял. Мои глупые надежды были растоптаны, а дальнейший год в школе обернулся адом. Надо мной, поддавшись стадному инстинкту, издевались все кому не лень, с чем я со временем свыкся, но... Как-то после уроков друзья Тано, бывшие когда-то и моими друзьями тоже, подловили меня в переулке... — ровный голос, спокойно и почти безэмоционально перелистывающий страницы прошлого, резко срывается. Ладонь Чимина из рук Тэхена выскальзывает, затем ко второй в попытках удержать горькие слезы присоединяется, отчего Тэхен не на шутку пугается, подползает к другу ближе, его за плечи дрожащие приобнимает. Юнги как дышать забывает, глазами дикими в щель между дверью и стеной на всхлипывающего танцора смотрит, чувствуя застрявший в собственном горле комок. Догадываться только может, что произошло с ним дальше, и все мелькающие в его сознании варианты один хуже другого. Чимин такого не заслужил. Не заслужил... — Чимин… Не мучай себя, прошу, — жалостливо выдыхает юноша, на что зло утирающий слезы Пак отрицательно головой машет. Думал, что давно пережил, переболел, перечеркнул, но, оказалось, что нет. — Я закончу. Мне это нужно, — сипло, но твердо выдает он и продолжает. — Они избивали меня долго и со вкусом. Я сопротивлялся, как мог, но под конец сил совсем не осталось, и я смирился. Наивно полагал, не чувствуя ничего, кроме боли, что хуже уже быть не может, и ошибся. Когда я понял, что с меня стягивают штаны, я испугался, во мне открылось второе дыхание, я забрыкался, как сумасшедший. Лучше быть до смерти избытым, чем изнасилованным. Но все тщетно, против четверых, крепко удерживающих меня парней я ничего не мог сделать. На удачу, если это, конечно, можно назвать так, моя задница отделалась лишь надписью. Не знаю, спугнул ли их кто или им просто надоело возиться с не соображающим телом, но в итоге я остался валяться в грязном переулке между мусорными баками, ощущая себя этим самым мусором. Рассказывая, Чимин, игнорируя боль в вывернутом при падении с лестницы запястье, сжимал кулаки. Юнги невооруженным взглядом видел, как кровит его сердце, а стоило истории подойти к завершению, тот, вопреки всему, успокоился и облегченно выдохнул, будто разом сбросил весь груз с хрупких плеч. Капитан же, содрогаясь в беззвучной ярости, напротив, накалился до предела. К пацифистам его, учитывая в скольких драках он побывал, точно нельзя отнести, а в данной ситуации ему и вовсе убивать захотелось. Не кого-то нейтрального, а кое-кого определенного и в четырехкратном размере. — Это монстры какие-то. Боже, Чимин… Как ты только со всем справился? — хлюпает носом крепче обнявший друга Тэхен. Всем собой его оплетает, крыльями накрывает в надежде подарить достаточное тепло и поддержку. Танцор, и сам не зная ответа на заданный вопрос, грустно улыбается. Прячет лицо в чужом плече, пальцами в оперение обсидиановое зарывается, его мягкости поражается. — Да… Монстры живут среди нас, Тэ, никогда об этом не забывай. Если подумать, я и не справился тогда, предпочитая похоронить случившееся в себе. Но знаешь...теперь, когда я смог обличить весь тот ужас в слова, мне стало легче. Спасибо, что выслушал. Жаль только, что от их поганых художеств мне так просто не избавиться. Тэхен, догадываясь, что Чимина не краской изрисовали, а, раз след до сих пор остался, кое-чем посерьезнее, вновь пугается, из объятий его, выпутывающегося из них, выпускает. Чимин спортивные штаны вместе с бельем приспускает с левой ягодицы, демонстрируя давно побелевшие, уродливым шрамом впечатывающиеся в нежную кожу буквы. Юнги свое острое зрение ненавидит. Кажется, никогда отныне не вывести ему из-под век тела совершенного клеймо отвратительное. «Шлюха» — росчерками потускневшими на нем выведено, что правдой ни тогда, ни сейчас не является. «Моя муза» — мысленно он исправляет. И тогда, и сейчас, и в будущем.