***
— Нет ну ты только посмотри на этих голубков, — чувствуя себя горделивой матерью, шепчет наблюдающая за друзьями сквозь стекло комментаторской кабины Джин. — Как самую слащавую из всех самых слащавых дорам смотрю. — Давно пора, — хмыкает Намджун, приобнимая ее за талию. — У нас, думаю, не хуже с тобой. — Нууу, не знаю, — картинно сомневаясь, тянет студентка. — Организуешь мне что-то подобное, и тогда может быть… — Да нет проблем, принцесса. Любой твой каприз, — пожимает плечами парень. Джин недоверчиво приподнимает бровь: — Опять в сказочника решил поиграть? — Обижаешь. Девушка, фыркнув, отворачивается, пряча просящуюся на лицо улыбку. С Намджуном ей по-особенному легко. Этот заботливый и такой очаровательный в своей неуклюжести парень каждую минуту одаривает её вниманием. Не навязчиво, а, наоборот, очень приятно и мягко, искренне и уютно. И пускай она все еще немного ершится, но то давно все наигранное. Оба это прекрасно осознают, правила игры принимают, от нее удовольствие получают. У них свое волшебство. Озорное и ускользающее, затем тут же в руки с разбегу прыгающее. Им другого не надо, каждой паре свое. — О, смотри-ка, меня вспомнили, а потом страстно засосались. Чувствую себя феей-крестной. Мои сладкие детки! Пари теперь точно за мной! — радуется за друзей, как за себя, счастливо сжимающая у груди кулачки Джин. Намджун, мысленно посмеиваясь, качает головой. При остальных Джин только и может что беззлобно подкалывать и раздавать тумаки, за чем кроется самая настоящая и бескорыстная забота. Она за любого из ребят глотку перегрызет, себя на план задний задвинет, но их всех прикроет и от всех бед оградит. — Пора бы и нам уходить, — говорит продюсер, наблюдая за покидающими спортзал Юнги и Чимином. — Может, в кафе? — У меня идея получше. Как насчет поиграть в баскетбол? — хитро смотрит на парня девушка. — Эмм, но я не умею, — тушуется Намджун, почесывая затылок. Показываться не в самом лучшем свете ему не хочется, а с другой стороны… Любое вместе проведенное время бесценно, их встречи слишком редки из-за занятости обоих. — Да брось, будет весело. Мне не профессионал тут нужен, а ты, — легко срывается с уст Джин, а когда понимает, что ляпнула, в отчаянии закусывает пухлую губу. Вот ведь! Джун расплывается в довольной улыбке, мол, забирай всего, нисколько не жалко. — В таком случае, как я могу отказать? Девушка мастерски делает вид, что ничего не слышит и, прихватив по пути мяч в инвентарной, спускается вниз. Щелкнув нужными тумблерами, что ранее сама же по просьбе Чимина и отключила, проходит во вновь освещенный спортзал. Сумка, как и ее ветровка, остаются одиноко лежать на скамейке, следом туда же отправляется и кожанка Намджуна. Оба одеты по-спортивному, как будто заранее знали, чем кончится этот вечер. — Через пару дней у меня тоже матч. Придешь? — спрашивает разминающаяся Джин. Травмы ей сейчас будут очень некстати. — Еще спрашиваешь? — хмыкает продюсер, неловко потягиваясь. От спорта он относительно далек. Разве что боксёрскую грушу пару раз в неделю поколачивает, чтобы в форме быть, ну и выплеснуть негатив. Намджун по жизни вдумчивый и спокойный, однако, всякая чаша временами переполняется, если ее не сливать. Плохим эмоциям выход нужен всегда, или они грозят подорвать изнутри хрупкое существо человека. — Как твой проект, кстати? — Вроде как влилась в колею и теперь успеваю. Тэмин очень мне помогает, — отвечает девушка, пробным броском сразу же попадая в корзину. — Правда чувствую себя при этом неважно. Она и так, бедная, устает, а я ее после работы так и этак кручу на примерках. — Не думаю, что для нее это внапряг. Мне кажется, она, наоборот, рядом с тобой расслабляется, — подбирает мяч Джун для повторения броска капитана, но ожидаемо промахивается. — Надеюсь, что так, — подходит к нему студентка и показывает на своем примере, как надо обращаться с мячом. — Неправильно держишь. Не в ладони держи, а пальцами и не загораживай себе обзор. Ты точно должен видеть намеченную цель. При броске присядь немного. Бросать с прямых ног – грубейшая ошибка. Намджун пробует повторить. Получается лучше, только мяч, попрыгав по ободку, в корзину так и не попадает. — Почти, но, как говорится, почти не считается. Руки во время броска резко не опускай, проводи мяч плавным движением. Так его траектория будет более верной, — терпеливо объясняет Джин, закидывая снаряд в корзину, да так ровно, что сетка даже не колыхается. — И все-то у тебя получается, — демонстрирует фирменные ямочки на щеках Джун. — Как давно ты занимаешься баскетболом? — Лет с шести? Точно уже и не вспомню. Одно знаю точно – никогда не смогу бросить. Баскетбол – мой способ уйти от проблем, разгрузиться, почувствовать азарт. Но самое важное, что это командный вид спорта. Мне нравится взаимодействовать с другими игроками и ощущать себя нужной. В игре никто маски не надевает, тут все открыты. Чистый адреналин и такие же чистые эмоции, — передает мяч парню девушка. Намджун делает новый бросок, соблюдая все рекомендации «тренера», и зарабатывает свое первое очко. — Хорошо, когда есть отдушина. Малой тоже нечто подобное про баскетбол говорил. Травмированный весь, а все равно рвется в бой. — Это как наркотик, от него не излечиться и не вытравить из души, — улыбается Джин, наблюдая, как музыкант вновь закидывает мяч. — У меня у самой колени давно полетели, так что я очень хорошо понимаю Юнги. И все же, операция ему необходима. Намджун хмурится. Осознает, что спорта без травм не бывает, но если дело касается его девушки… — Глупо тебя просить поберечь себя? — вздыхает. — Зришь в корень, — легко выхватив мяч у отвлёкшегося парня, говорит капитан, играючи перебрасывая его из руки в руку. Пропускает вокруг одной ноги, затем второй, а потом ведет к кольцу и в грациозном прыжке забрасывает снаряд в корзину. Продюсер качает головой, но передавшийся от Джин азарт не дает ему просто так стоять и смотреть. Подбежав к ней, он пытается перехватить мяч и предсказуемо терпит неудачу. Девушка порхает, как бабочка, ловко уклоняется и дразняще уходит от его рук, ставит ему жесткий корпус, ни на дюйм к трофею не подпускает, проводит серию молниеносных атак, проворачивает всевозможные финты, а в конце, самодовольно улыбаясь, крутит мяч на кончике указательного пальца. — Ну все, хватит. Я уже понял, что далеко не соперник для капитана рысей, — опираясь на колени, тяжело дышит Намджун. Джин, нисколько в нем не разочарованная, продолжает улыбаться. Джун ей нравится именно таким – простым и искренним, не пытающимся строить из себя того, кем не является. Он такой, какой есть. Другого ей и не надо. Пусть неловкий и неуклюжий, но зато добрый и внимательный. Джин заменит собой не достающие качества, главное, чтобы Намджун всегда за спиной был. С ним не страшно, с ним хочется большего. — А по мне, очень неплохо для первого раза. Было бы желание, а остальное приложится. Думаешь, я сразу всему научилась? Кое-что мне до сих пор неподвластно, – отойдя к сумке, достает она из нее бутылку с водой и передает парню. — И что же? — глотнув необходимой влаги, удивленно смотрит на студентку закручивающий крышку продюсер. — Слэм-данк. Я не самая низкая, но моего роста все равно для этого недостаточно, — подобрав мяч, отвечает девушка, задумчиво подкидывая его. — Маленькая, но такая недоступная мечта. — Ну значит, сейчас мы это исправим, — подходит со спины к ничего неподозревающей Джин Намджун, чтобы в следующий момент подхватить ее на руки и потащить к кольцу. — Что ты делаешь, дурачок? — хохочет капитан, но не вырывается. — Исполняю твою маленькую мечту, — как ни в чем не бывало, поясняет продюсер, приподнимая драгоценную ношу на максимально-доступную высоту. Джин дважды думать не надо. Перехватив удобнее мяч, она загоняет его в корзину сверху вниз, а затем, звонко смеясь, повисает на ободке. Джун вторит, радуясь, что исполнил одно из желаний своей принцессы. Счастье в мелочах. Счастье в улыбках любимых. — Совсем меня так разбалуешь, — болтает ногами в воздухе девушка. — И пусть, — берет ее под коленями Намджун и начинает кружить, пока та, раскрыв руки, громко визжит от переполняющего ее восторга. — Джунииииииииии.***
Тэхен довольно жмурится, прижимаясь к голой груди своего человека. Все в нашей жизни циклично, вот и он вернулся к одной из отправных точек их с Чонгуком сближения – надувной ванне. Обнаженные, распаренные и до неприличия счастливые они кутаются в объятия друг друга, как в самое мягкое из одеял. Случившееся откровение для обоих, момент единения и нового рассвета их чувств. Чону все еще немного неловко, но о сожалении здесь не идет и речи. Неожиданное чаще ожидаемого слаще становится. Это как с фотографией: живой и случайно пойманный кадр много лучше бездушного позирования. Жизнь скучна, теряет яркость, когда идет по задуманному сценарию, художнику этого ли не знать? Для Тэхена так вообще все впервые, абсолютно новый и неизведанный мир, но кто сказал, что для Чонгука не так же? Чонгуку кажется, что он до встречи с ним и не жил вовсе. Прятался за холстами и в краске тонул, отвергая мир реальный. Теперь так не хочется. Любовь к рисованию неизменна осталась, но скрываться нужды больше нет. С Тэхеном не в мечты убегать надо, с Тэхеном надо их самим создавать, реализовывать после. — А завтра придешь? — утыкаясь замерзшим носиком в ключицу парня, тихонько спрашивает ангел. Воздух, особенно на контрасте с горячей водой, слишком холодный. — Не знаю, малыш, — поглаживая его влажные перья, грустно вздыхает художник. — Я постараюсь, но обещать не стану. Сейчас один с моей стороны неверный шаг, и я могу вновь оказаться запертым в особняке или даже хуже – может пострадать мама. — А я все думал почему ты не оставишь отца, если он так с тобой обращается, — печально смотрит на Чона Тэхен. — Дело в ней? Расскажи мне, какая она? Что-то мне подсказывает, что за такого тебя мне стоит благодарить именно ее. — Именно так. Саныль шантажирует меня матерью. Если я ошибаюсь, он делает больно ей. Это невыносимо, знаешь? Когда родной для тебя человек страдает по твоей вине, и самое паршивое, что ничего с этим пока не поделать. Мама для меня как путеводная звезда, не дает сбиться с пути и всегда поддерживает. Самая непроглядная тьма перед нею расступается, уползает в свои норы. Как жаль, что мой отец тьма сорта другого. Он душит, ломает ее тонкие лучистые грани. Удивляюсь, как еще что-то осталось. Она говорит, что слабая, что руки давно опустила, но это не так. Мама сильная и счастья заслуживает, как никто другой. Когда-нибудь все наладится, я вытащу ее и себя, — задушено, словно говорить тяжело, рассказывает Чонгук, неосознанно сильнее стискивая в объятиях Тэхена. — Обязательно, главное верить. Как бы я хотел познакомиться с ней. Ты так любишь ее. Она дорога тебе, а значит, и мне. Если бы я только мог хоть как-то помочь, а не сидеть здесь, будто зверь в клетке… — руки в кулаки сжимает в бессилии ангел. Обычно ясное небо в его глазах заволакивает облаками, орошая бледные щеки кристальным дождем. Чонгуку больно на это смотреть. — Эй, не плачь. Не будем о плохом. Когда ты рядом, хочется чтобы было только хорошее. Ты говоришь, что не можешь помочь, но ты давно помогаешь. Ты то, что делает меня сильнее, дарит мне счастье и необходимый покой. Ради тебя хочется бороться вдвойне. Ради тебя все, что попросишь, — почти невесомо касается его губ Чон. — Я рассказал тебе о маме. Не все, конечно. Думаю, какой бы понимающей она ни была, но наличие крыльев ее бы смутило. Она очень хочет с тобой познакомиться и уже заочно тебя любит. — Правда? — воодушевляется заерзавший на его бедрах Тэхен, ответно губами касаясь. — Вот выберусь и тогда сразу же к ней! — Малыш, пожалей мою выдержку, не дергайся, — хрипит художник, удерживая негодника за талию в попытках его успокоить. Юноша непонимающе хлопает густыми ресницами, но когда чувствует под ягодицами чужую, набирающую твердость плоть, в его взгляде мелькает осознание. — Ты опять хочешь близости? Я не против! — выпаливает он, укладывая руки на плечи парня, и сразу же припадает к его устам. Чонгук думает, что такими темпами из храма ему живым не выбраться. Его ангел просто ходячая смесь невинности, непосредственности и малюсенькой такой чертовщинки, которая временами норовит взорвать весь храм к дьяволу, вместе с одним бедным художником, судя по всему. Ну и ладно, Чонгука, прихватывающего его нижнюю половинку и заставляющего ее принять сочный вишневый оттенок, все устраивает. Вид вкусу соответствовать должен. Творческий он человек или кто? Его руки, вместе с тем, по аккуратным ягодицам без зазрения совести блуждают, то нежно их оглаживая, то сильно сжимая. Тэхен стонет, Чонгук этот стон съедает. Дорвались, называется. Они - кожа к коже в сгустках молочного пара, что идет от воды, и холодных касаниях промерзлого воздуха к не скрытым в воде участкам сплетенных тел, так порочны, но так правильны. Чистейшее создание, безжалостно сброшенное с небес, окрасилось… Нет, не в черный – ярко-радужный. В любви нет греха. Грех в тех, кто препятствует ей. И если люди испорчены, то кто тогда боги, раз допустили все это? Кто эти небесные судьи, думающие, что вправе судить? На земле свои судьи найдутся. И самый главный из них сам для себя человек. Художник притягивает ангела ближе, обхватывает гибкой ладонью его член, затем тянется к своему, вместе их сталкивает. Рисует губами новые фиолетовые дорожки на бархате шее, чтобы ярче, чтобы не смели исчезнуть. До следующей встречи, конечно же. Мало ли кто из них заплутает во мраке, а тут такой звездный путь – не заблудиться. Тэхен благословляет слух Чонгука и стены храма очередным громким стоном. В спине выгибается, дает больше пространства. «Продолжай. Не смей останавливаться» отражает в затуманенном взгляде, проводит ладонью по напротив тяжело вздымающейся груди, огибает сосок, присоединяется к чужой руке. Усиливает ощущения, помогает достичь пика. В унисон двигаются, в унисон их сердца бьются. Движения сначала невыносимо медленные, по обоюдному согласию, ускоряются. Синхронный вскрик в дыхании друг друга теряется, а сами они возносятся высоко, разлетаются разноцветным стеклом витража, который неизменно сверкает что ночью, что днем, опадая разноцветными бликами на красную дорожку у алтаря. Одновременный оргазм. Сладкий финал, утекающего песком времени, что было отведено художнику. Пора в клетку особняка вернуться, чтобы завтра снова сбежать. Когда-нибудь оттуда он сбежит навсегда. Добровольно запрет себя в храме, если того хотят небеса, но Тэхена никогда не оставит. Проклятое место, на земле ставшее раем. Демонический храм (с)***
Хосок закрывает танцкласс и собирается уже пойти домой, но, заметив льющийся из спортзала свет, передумывает. Обычно в это время, да и в принципе в этот день ни у кого нет тренировок. Будучи добросовестным преподавателем, он решает проверить в чем причина, и какого же его удивление, когда он видит ухажера Тэмин, кружащего на руках другую. И не просто другую, а ее подругу. Чон не раз наблюдал ту в компании Ли. Ему становится не по себе, руки сжимаются в кулаки. Как этот парень может так поступать с девчонкой? Забирать ее с занятий, улыбаться, касаться, а за спиной крутить шашни с Ким Джин? Отвратительно и бесчестно. Хосок понимает, что это вообще-то не его ума дело, но сердце кричит об обратном. Как это не его? Все, что касается Тэмин, для него важно. Мужчину передергивает, боится даже представить что почувствует Ли, если узнает, а она узнает. Тайное имеет свойство становиться явным. Два дорогих для нее человека - по ножу в каждую лопатку. Внутри все вопит, что надо прямо сейчас пойти и рассказать об увиденном Тэмин. Лучше пусть узнает оное от Хосока, чем собственными глазами лицезреет предательство друзей. Хосок будет рядом, Хосок успокоит, Хосок заберет всю ее боль,