Julio Iglesias — When you tell me that you love me (piano version)
Юнги сидит за синтезатором и играет… Играет так, будто всю душу в клавиши изливает. Даже в ноты не смотрит. Он не смотрит вообще. Глаза закрыты, а на его лице мягкая улыбка отпечаталась. Отпечаталась и в глазах Чимина красивейшим из видений, а на сердце – клеймом несмываемым. Мелодия сознание обволакивает, вновь водные процедуры устраивает, но не для тела – для маленького мечтательного мальчика, что купался до этого момента в своих страхах, прячась и не желая показываться. Последний аккорд, и следом руки Чимина со спины музыканта в объятиях пленящие. Идеальное завершение дня. Идеальное начало истории. Когда ты говоришь, что любишь меня.***
У Хосока по одной из самых неприятных банальностей все валится из рук. Он наспех собирает необходимые вещи и лекарства, которые только могут ему в такой ситуации пригодиться. Самый драгоценный из номеров на его телефоне, что высветился на экране десятью минутами ранее, не радость принес, а полный сумбур, беспокойство и страх. За его малышку страх. Совершенно незнакомый голос с неподдельной грустью поведал о том, что Тэмин сейчас плохо, что он – Хосок, ей очень нужен. На вопрос: «где и куда?», незнакомец к Чимину послал, мол, тот поможет, а сам он, увы, объяснить не в силах. Посреди леса они, не знает как Чону добраться. Все так странно и непонятно, но мужчине некогда разбираться. Важнее, что с его девушкой что-то случилось, и сердце подсказывает ему, что не только в болезни тут дело. Почему Тэмин не дома ночевала, когда он лично ее до дверей проводил? Да и заболела она как-то уж слишком резко. Не в ночном проливном дожде ли причина? Хосок на подобные вещи всегда догадливым был, умел подмечать детали. Только толку с того, когда он даже не ведает, где девчонка находится? Чимин, как назло, трубку не берет, а номеров Чонгука или Юнги хореограф не знает. Приходится бежать в общежитие в надежде, что тонсен сейчас там. Несется теперь, дороги не разбирая, налетает на прохожих и даже не извиняется, что для него обычно несвойственно. К его досаде, Пак в комнате отсутствует. Куда младший в такую рань уже успел подеваться? Догадка настигает внезапно. Ну точно. Почему бы и нет? — В какой комнате Мин Юнги живет? — ловит первого встречного студента Хосок. Студент сонно хлопает глазами и не понимает чего от него хотят. Что в общежитии понадобилось хореографу, да еще и от явно от танцев далекого Юнги? — Двести восемнадцать, — после минутной задержки выдает он, желая расспросить, что случилось, но Чона уже и след простыл. Без особого труда найдя нужную дверь, мужчина громко в нее стучится и знатно бесится на то, что открывать никто не спешит. Потеряв веру, было собирается отойти, но раздавшаяся по ту сторону ругань его останавливает. — Кому, блядь, жить надоело? Какого хрена надо? — комната открывается, являя помятого и злого, как черт, капитана барсов. — Чимин у тебя? — проигнорировав его грубость, с ходу начинает Чон. Вряд ли Юнги вообще представлял, что увидит одного из преподавателей на своем пороге. Мин стоит и непонимающе смотрит, пытаясь мысли в кучу собрать. Мысли, очевидно, упорствуют, все еще находясь где-то рядом со сладко посапывающим Чимином. Держат танцора в объятиях, стискивая его как любимую плюшевую игрушку. Да, именно так парочка и закончила вчера вечер. Несколько сыгранных на синтезаторе мелодий под просящим взглядом капучиновых глаз, далее насильственная отправка в душ, а после подмятая из сладкой мести под себя неубедительно сопротивляющаяся и до крайности смущенная тушка Пака. Идеально. — Чимин? — глупо переспрашивает Юнги. — Он еще спит. — Буди. Это срочно, — безапелляционно заявляет Хосок. Капитан, прекрасно осведомленный о хороших отношениях сонбэ и своего парня, не спорит, пропускает его в комнату. Наверное, и впрямь что-то важное. На Чоне же лица просто нет. — Что случилось, хён? — потирая глаза, спрашивает Чимин, как оказалось, сразу же проснувшийся после того, как почувствовал отсутствие горячих рук на своей талии. Выглядит при этом так уютно и по-домашнему со сползшей с одного плеча футболкой и переминающимися голыми пяточками, что не будь рядом Хосока, Юнги бы давно уже его затискал и утащил обратно в кровать. — С номера Тэмин позвонил некий Тэхен и сказал, что она заболела, а еще он сказал, что они находятся в каком-то храме, но вместо геолокации отправил меня к тебе. Что, блин, за храм, Чимин? Пак от шока разве что челюсть не теряет, не зная, что сказать и что сделать. Юнги от него не далеко ушел, мысленно костеря не самым добрым словом одного сумасбродного ангела. Ситуация до того экстраординарная, что стирает все грани нормальности. Нарочно не придумаешь. Кто такой умник, так сюжет повернуть? Сжечь его нахрен. — Хён, я понимаю, Тэмин тебе дорога, но не думаю, что тебе стоит туда идти. Мы с Юнги сейчас соберемся и сами поедем. Не о чем волноваться, — с трудом озвучивает танцор, в поисках поддержки поглядывая на Мина. Только Мин и сам находится в полном раздрае, не представляя, как все разрулить. — Не о чем волноваться?! Она моя девушка! Все, что касается ее, касается и меня, — эмоционально выпаливает Хосок и как-то даже угрожающе добавляет. — А сейчас вы оба приводите себя в порядок и ведете меня в чертов храм, где бы он там ни был. Вопросы будем задавать по дороге. Парни, кивнув, переглядываются и, не сговариваясь, молча идут в ванную. Заторможено чистят зубы, умываются, а потом поворачиваются друг к другу и в один голос выдают красноречивое: — Пиздец. — Мягко сказано. Что делать-то? Чонгук нас убьет, — шепчет Чимин. — Впрочем, плевать. Важнее, что с макнэ случилось? Хён сказал, что ей плохо. И почему именно Хосоку Тэ позвонил? Ни нам, ни Джин, ни Намджуну? — Да хрен этих падших ангелов разберет. Получит эта пернатая задница при встрече, — отвечает Юнги. — Опять по ходу дела разбираться будем. Как вариант, набрать сейчас Тэ и попросить его спрятаться, а насчет храма уж придумаем что-нибудь. Его много проще объяснить, чем фэнтезийного персонажа. — Я тогда в свою комнату за вещами, ну и позвоню заодно. А ты пока тоже собирайся. Встретимся внизу, — предлагает Пак. — Не таким я наше совместное утро представлял, — уныло вздыхает Мин. — Все впереди, — мило улыбается танцор, чмокая губы напротив, но к великому огорчению их обладателя, тут же отстраняется. — До несправедливого мало, — констатирует капитан, воруя у сопротивляющегося парня еще один поцелуй.***
— Это наше тусовочное место. Мы часто там собираемся в свободное время, — рассказывает Чимин, держа один на двоих с Юнги зонт. — Я примерно так и понял, но Тэхен-то кто такой? — перекидывая спортивную сумку из левой руки в правую, спрашивает Хосок. — Эм… — тушуется Пак, так и не придумав достойного объяснения. — Он наш друг, — приходит ему на помощь Юнги. — И живет в этом храме давно. Мы сами с ним всего пару месяцев знакомы. Он добрый, но очень робкий парнишка. Боится людей и оттого никому не показывается на глаза, но нам вот раскрылся. Десять баллов за находчивость, капитан. Пак даже улыбается украдкой. Сказочник. — Простите за некорректный вопрос, но он бездомный что ли? — Что-то навроде. Тэ разговоров о своем прошлом избегает, а мы не упорствует. Очевидно, что тема больная для него, — поддерживает танцор во вранье музыканта. Хотя, почему во вранье? Отчасти все правда. Тэхен действительно не любит о прошлом говорить, зато о друзьях послушать не против. — Мы помогаем ему. Еду носим и все такое. Надеемся со временем вытащить его из этого места. Боремся с его барьерами, так сказать, — иронично подытоживает Мин, когда храм показывается в поле зрения. — Да вы прям альтруисты, парни, — хмыкает Чон, а увидев еще более мрачное из-за завесы дождя здание, морщится. — У этого вашего затворника стальные нервы тут жить. Да и сами вы не могли местечка поуютнее для своей альма-матер подыскать? И как вообще… Тэмин что, одна ночью сюда добиралась? — Нормальное место, хён. Но то, что Минни в одинокого в храм ночью сунулась, вызывает некоторые беспокойства, — говорит Чимин, незаметно скидывая сообщение Тэхену, чтобы тот спрятался. Компания заходит внутрь. Юнги краем глаза с удовлетворением замечает какое-то шевеление под крышей: ангел облюбовал любимую балку, скрываясь от лишних взглядов. Проблемой меньше. Хосок внимательно оглядывается, подмечая, что здесь и впрямь, кажется, кто-то живет, если судить по бассейну и развешенным полотенцам. Да и в целом помещение не такое пыльное, каким могло, не обитай в нем никто. Чимин уверенно идет к лестнице, и Чону гением быть не надо понять, что его девушка находится наверху. Мужчина не медлит, легко опережает тонсена и, перепрыгивая через две ступеньки сразу, оказывается у нужной двери. — Обувь сними, — кричит откуда-то снизу Пак. Хосок, войдя в комнату, безошибочно находит укутанную одеялом по самый нос Тэмин. Хочет дальше пройти, но вовремя подмечает чистый ковер под ногами. Разувается, подходит ближе к лежанке, улавливая затруднено и болезненное дыхание Ли. Отчаянно молится, лишь бы не воспаление легких. Присев рядом, пытается растормошить спящую на боку школьницу. Получается с трудом, но в итоге та все-таки поворачивается, подслеповато щурясь от света стоящей на столе лампы. Сердце Чона обрывается. Щека его девочки распухла, ярко выделяясь на бледной коже, а подарившие столько сладости губы сейчас разбиты и растресканы. До Тэмин, пребывающей в объятиях тяжелого сна, не сразу доходит, что Хосок реален, даже радуется, что он наконец к ней пришел, чтобы мрак собою изгнать. Пускай и видение, думает, но легче становится все равно. — Кто это сделал с тобой? — задушено шепчет с разъедающей внутренности болью в голосе Чон. Наружу она вырывается, разливаясь по всей комнате. Легкие забивает всем присутствующим. Дышать не дает. Невыносимо. Только что вошедшие Юнги и Чимин на себе все это прочувствовали. От увиденного все сжимается, зубы чуть ли не крошат, заочно ненавидя того монстра, что так обошелся с их макнэ. Кому этот светлый и чистый ребенок помешать мог? У какого чудовища лапа поднялась? — Ты пришел, — выпутав из одеяла руки, к Хосоку тянется ими в благостном забытьи находящаяся Тэмин, не осознавая вопроса. — Она бредит, похоже, — прокашливается Пак, присаживаясь рядом и начиная рыться в сумке сонбэ. Сам сонбэ, касаясь вывернутых рук девушки, как будто все разумные мысли в голове растерял. — Сонбэ, вы ведь что-то говорили про уколы. Необходимо поставить, — кладет ладонь на плечо старшего Юнги. Когда Тэмин видит за спиной мужчины друзей, ее хрупкий защитный кокон вмиг рушится, окатывает реальностью. Она к ней не готова. — Оппа? Что ты… — проигнорировав ломоту в костях, подрывается с места, сопровождаемая на лице откровенным ужасом, и скидывает со лба влажное полотенце. — Только не говори, что я тебе сама позвонила? — Тише, — укладывает ее обратно Чон. — Мне твой таинственный друг позвонил. — Тэ? — с еще большим страхом спрашивает. Парочка позади синхронно прикладывает пальцы к губам, намекая помалкивать. — Да, но не это главное. Главное, в каком положении оказалась ты. Боже, я даже представить боюсь, что с тобой случилось, и почему я об этом узнаю от какого-то незнакомца? Я ведь не чужой тебе, я бы сразу приехал, стоило только набрать меня, — с трудом сдерживает злость вперемешку с беспокойством Хосок. — П-пожалуйста, о-оппа, не надо, — всхлипывает девушка, прячась в одеяле. — Д-давай не сейчас. Я все тебе расскажу, о-обещаю. Не з-злись на меня. Этого я точно не выдержу. — Я не злюсь, — целуют в горячий лоб. — Я боюсь. За тебя боюсь. Я не буду расспрашивать тебя сейчас. Но не потому что мне все равно, а потому что ты попросила. Но, а пока, важно заняться твоим здоровьем. — Вот именно, — вставляет успевший надеть перчатки Чимин, опустошая ампулу с антибиотиком. — И как только тебя угораздило, макнэ? Вот Джин-нуна узнает и тебе, и нам, всем короче задницы надерет. А теперь отвернулись. Лучше меня никто уколы не ставит, верно, Юнги-оппа? Несмотря на не располагающую к этому ситуацию, Тэмин выдает смешок. Скорее истеричный, чем радость отображающий. Она прекрасно помнит, кто именно проставлял музыканту курс витаминов, а еще она прекрасно осознает, что танцор просто пытается разрядить обстановку. Ее благодарности нет предела. Хосок с Юнги слушаются, пока Ли, болезненно кряхтя, переворачивается и подставляет ягодицу. Стесняется, конечно, немного, но Чимин ей как старший брат. Чимину Тэмин доверяет. Покончив с неприятной процедурой, девушка обессиленно валится обратно на спину. Хосок спешит устроить ее удобнее, Юнги отправляется смочить полотенце, ну, а Пак, плюхнувшись чуть поодаль на ковер, роется в аптечке в поисках мазей. Все вокруг суетятся, заботятся, с искренним беспокойством интересуются, что и где болит. Синяки обрабатываются повторно, а такие же пасмурные, как и погода за окном, глаза слипаются. Мыслей в голове совершенно нет, кроме единственной и такой сладко-горькой: свой дом она давно утеряла, не вчера даже, не месяц назад, а много раньше, зато обрела теперь новый. В верных друзьях и ярком солнце, что прямо сейчас ее освещает. Обнимает, баюкает, дарит покой. За окном первый луч трещиной на плотной стене дождя остается. Светило небесное никогда землю не покидает. Меркнет, возможно, за тучами прячется, чтобы в самый нужный момент выйти вновь. Засиять, обогреть, вернуть на лицо улыбку.