***
Юнги долго и со вкусом отбрехивался от поездки в Пусан. Не то чтобы он не хотел провести с Чимином новогодние праздники – хотел и очень, но так скоро знакомиться с самым для того родным человеком не планировал точно. Откровенно трусил, волновался, стеснялся, что усугублялось тем, что танцор, не спросив его мнения, рассказал бабушке об истинной подоплеке их отношений. Какого черта, Чимин? Она же из старого поколения, где не признают однополых связей, что уж и говорить, если и в двадцать первом веке ситуация не особо поменялась, по крайне мере, в Корее. Да Мин чуть не поседел, когда Пак вскользь о своей выходке обмолвился. За что он так с ним? — Бабушка давно знает, что я не такой, и не осуждает. О тебе я все равно бы рано или поздно рассказал, но она первая меня раскусила. Инстаграм мой часто шерстит, представляешь? А там наши совместные фото. Уже жалею, что научил ее пользоваться интернетом, никак теперь от нее не спрятаться, — ответил тогда на возмущения едва не опрокинувшего на себя полку Юнги Чимин, спеша подать ему крепежи. Места для их книг и прочего не хватает, поэтому старший, позаимствовав у соседа перфоратор, вызвался это исправить. «Для меня такой, какой надо. Кроме этого конкретного случая, очевидно...» — подумал Юнги. Но даже не это контрольным в голову для бедного капитана пришлось, а… — Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — под звуки тронувшегося поезда, идущего в Пусан, довольно тянет плюхнувшийся напротив пары Кенсу и, довольно лыбясь, смотрит на хмурого Юнги. — Че ты такой серьезный, а? Давай-ка мы тебе нарисуем улыбку. Мин, скептически выгнув бровь, мысленно у виска пальцем крутит, подумывая грешным делом сделать аналогичное с головой этого придурка, иными словами, ему ее открутить. — О нет, хён… Я знаю, что ты тащишься по вселенной DS, но давай хотя бы сегодня обойдемся без отсылок к ней. Ты даже не представляешь, каких трудов мне стоило затащить в поезд моего ворчуна, — ноет Чимин. — Ну так не интересно, — наигранно дуется До. — И как ты только с ним уживаешься? Знакомство с родней, новогодние праздники, наш пусанский пляж... что может быть прекраснее? Хотя знаешь... я, кажется, понял. На вид он ничего такой, правда слишком хмурый и злой, но это я и так тебе уже говорил. Зато если с другой стороны посмотреть, а вернее на твои вечные размером с галактику засосы... — Хён! — вопит танцор, предчувствуя, по меньшей мере, взрыв этой самой галактики, пока Юнги как-то подозрительно похрустывает кулаками. — Да ладно вам! Я ж со всей душой! Просто гляжу на вас и не могу налюбоваться, даже немного завидую, — картинно прикладывает руки к сердцу Кенсу. Чимин в это же время молится, чтобы он ничего про его «зачетный попец» не ляпнул, что обычно делает с завидной регулярностью. В шутку, конечно, и все же... Решение ехать всем вместе было спонтанным. Оказалось, тату-мастер тоже на праздники в Пусан навестить семью и друзей собирается. Все равно в подобные дни мало кто отказывается выпить, а учитывая алкогольную культуру Кореи – тем более, поэтому в них татуировки спросом не пользуются, ведь алкоголь, как известно, после процедуры принимать не рекомендуется. Чимин обрадовался, да тут же и стушевался, осознав, что не прекращающий ревновать Юнги придушит либо его, либо хёна, либо обоих сразу. Он и без того ему подлянку подкинул, рассказав о нем бабушке. Кенсу поспешил тонсена успокоить и, махнув рукой, заверил, что все будет пучком, не о чем тут переживать. Да уж, не о чем... — Завидуют молча, если не хотят расстаться с зубами, — цедит Мин, скатываясь в шипение, похожее на кошачье, но держится. Он Чимину обещал Кенсу не убивать. — Ух, горяч-горяч, — откровенно веселится До. — Су-хён, пожалуйста, — жалостливо смотрит на него Пак, оглаживая в успокаивающем жесте тыльную сторону ладони капитана. — Ладно-ладно. Тогда я звездные войны смотреть. Как знал, что вы скучные, и скачал вчера свою любимую часть! — фыркает мастер, потянувшись в рюкзак за планшетом, на что Чимин смешно округляет глаза и косится на Юнги, а тот и вовсе в прострацию, кажется, впал. Буравит нечитаемым взглядом старшего и пробует незаметно заглянуть в его планшет. — Ты любишь звездные войны? — прокашлявшись, спрашивает он. — Да кто их не любит-то? — удивляется До. — У меня даже мини звезда смерти на полке дома стоит, а еще фигурка Дарт Вейдера и Йоды! — Минни вот не любит, — хмыкает капитан. — Ну и пускай тогда сидит один, раз путь темной стороны избрал, а мы пока Атаку клонов посмотрит, так что топай сюда, — приглашающе хлопают по свободному месту рядом с собой. — Я верил, что не все так плохо в твоем датском королевстве. Сказать, что Чимин в шоке – не сказать ничего. Открывает и закрывает в неверии рот, наблюдая за тем, как Юнги, предварительно чмокнув его в щеку, подсаживается к тому, к кому, на минуточку, испытывает вызванную ревностью неприязнь. Мин словно и вовсе о негласной вражде позабыл, и теперь обсуждает с Кенсу повороты сюжета любимой трилогии, выделяя особо понравившиеся моменты, а услышав, что у него есть раритетный выпуск комиксов про Оби Вана, так вообще связь с реальным миром теряет. И это его, Чимина, Юнги? Какого хрена? Сам же Чимин надутым сидит и залипает в скаченной на телефон игрушке, обиженно поглядывая на творящееся безобразие. Хотел хёнов сдружить, называется. И рад, и в то же время не рад. Как оказалось, не один музыкант очень ревнив, танцор, очевидно, туда же. Спустя два часа, в которые парочка старших умудрилась из стадии врагов перекочевать в стадию закадычных друзей, поезд наконец пребывает на станцию. Выйдя из вагона и обменявшись с Юнги номерами, Кенсу прощается и убегает к встречающему его брату, Чунмену, бросая напоследок: — Звоните, если что. Можно будет как-нибудь пересечься. Хотя чего это я… не можно, а нужно! Я собираюсь тусу на днях организовать, место и время скину смской. — И что это было, хён? — дождавшись исчезновения мастера из вида, иронизирует Пак, уводя Юнги с перона. Большое скопление людей все так же вызывает у него дискомфорт. — Чем ты опять не доволен? Сам сказал контакты налаживать, — послушно плетется за ним Мин. Толпу он тоже не жалует. — Ты был прав, Су нормальный парень, не считая его отвратительного чувства юмора. Да и работы у него ничего так. Давно еще одну тату хотел набить... — Юнги, я тебя сейчас ударю! Задроты, блин! — пыхтит танцор, раздражаясь от медленно ползущей компании, которая, растянувшись на всю лестницу, не дает себя обогнать. — Как страшно, кроха, — выдает смешок Юнги и, заметив его гневные, бросаемые на идущих впереди парней взгляды, спешит их грубо растолкать: — Не одни, блядь, тут. — Страшно тебе будет, когда дома окажемся, — говорит Чимин, опуская, привыкший к подобному с его стороны, его, отнюдь, не культурное поведение по отношению к людям. Он бы и сам не отказался им под задницы пнуть, но в силу своей мягкости задавливает, в отличие от Юнги, негатив в себе, редко срывается. — Надо, кстати, бабушке позвонить, — добавляет невинно. — Как мелочно, — криво усмехается капитан, поправляя сползший с плеча рюкзак. — Зато действенно, — в ответ довольное, открывая на телефоне приложение, чтобы вызвать такси.***
Страшно и впрямь было, особенно когда вместо внука бабуля бросилась обнимать только-только переступившего порог небольшого, выполненного в традиционном корейском стиле дома Юнги. — Чиминни, он ведь у тебя совсем худенький. Сам толком не ешь и его что ли не кормишь? — возмущается она, стискивая в руках бедного Мина с поразительной для ее возраста силой. — Проходи-проходи, Юнги. Очень рада наконец с тобой познакомиться, — отстранившись от него, дает ему возможность снять обувь. Одетая в цветастое платье бабушка оказалась достаточно молодо для своих шестидесяти трех лет выглядящей и очень похожей с внуком по внешности женщиной. Маленькая и шебутная Пак Хьеон имела здоровый цвет лица, малое количество мимических морщинок, забранные в пучок и окрашенные в пепельный блонд волосы, очаровательные и нисколько с годами не обвисшие щечки, в которых при улыбке теряются ее карие, искрящиеся юношеским задором глаза. — Ну, ба! — недовольно тянет Чимин и тут же попадает в загребущие, но зато самые теплые и ласковые объятия, пока ошарашенный столь бурным приемом Юнги пытается прийти в себя. — Ну, ничего, у меня есть целая неделя, чтобы вас откормить, — не обратив внимания на его возмущения, тараторит Хьеон. — Юнги, да брось ты эти рюкзаки, никуда они не убегут, — заметив неловкие копошения гостя. — Тапочки лучше надень, вон лежат, и идите оба мыть руки, обед стынет! — Да поможем нам бог, — нервно посмеивается танцор, послушно уводя своего еле успевшего впрыгнуть в плюшевых котят парня в ванную комнату. — Бог вам точно тут не поможет, — веселое доносится им вслед. — Если бы я не знал, то подумал, что это твоя мама, — войдя в уборную следом за Чимином, говорит Юнги и, слегка стушевавшись, добавляет: — А она всегда такая... эм, активная? — То ли еще будет, — улыбается Чимин, включая на раковине воду. — Готовься выкатиться из-за стола колобком. — Звучит как угроза, но ей для меня не является, ибо я жуть как соскучился по домашней еде, — хмыкает старший. — И кстати... а кто такой колобок? — Персонаж русской сказки, большой шарик из теста, короче, — поясняет танцор, намыливая руки жидким мылом. — Только бабушке не вздумай ляпнуть, что соскучился, а то она реально из тебя бегемотика сделает, хотя... Если скажешь, то автоматически станешь ее любимым внуком. — Я вроде как и не против. Чимин явно не преувеличивал и знал, о чем говорил, когда предупреждал о мании Хьеон все и вся откормить, в чем Юнги, зайдя на кухню, убедился воочию. Бабушка, она и в Корее бабушка. Стол буквально ломился от всевозможных блюд, а исходящие от них аппетитные запахи вызывали неконтролируемое слюноотделение у Мина, впрочем, как и у истосковавшегося по кулинарным изыскам бабули Пака. Привет, как минимум, плюс пять килограммов. Сколько же вас потом сбрасывать... — Чего замерли? Садитесь давайте, — указывает им деревянной лопаткой на мягкие пуфики женщина. — Ты первый раз в Пусане, Юнги? Так вот, у нас очень сильные ветра, поэтому ешь, а то непременно сдует. — Да я вроде как никогда не жаловался на слабость в ногах, — усевшись на предложенное место, робко отвечает капитан. — Да шучу я, не обижайся, — одаривает его теплой улыбкой хозяйка дома и, видя, что он стесняется, лично накладывает ему в тарелку пулькоги. — Я так рада, что вы приехали. Я очень хотела с тобой познакомиться, а еще тебя поблагодарить. — За что? — теряется Мин, на полпути замерев рукой к лежащим на столе палочкам. — За внука, естественно. Чиминни ведь у меня совсем замкнутый, постоянно самокопанием занимается, а с тобой он весь светится, улыбается, — объясняет Хьеон, укоризненно глядя на притихшего младшего. — Кроме Гуки, и не подпускал к себе никого, а теперь с твоим появлением расцвел, завел много новых друзей, от чего я безмерно счастлива. А какую вы прекрасную песню создали! Регулярно ее переслушиваю! Юнги, приятно смутившись ее неожиданным словам, глаза скашивает на Чимина, думая, что тот ей хоть что-нибудь возразит, но Чимин, лишь слегка покраснев, поддерживающе его руку под столом сжимает, тем говоря, что согласен с озвученным. — Не стоит. Вам незачем меня благодарить, тем более... У нас с крохой, в смысле с Чимином, не очень все хорошо начиналось, и вообще... — неловко прокашливается музыкант. — ... на самом деле, это он меня лучше, чем я есть, делает. — Не столь важно, как все начиналось, важен итог, который, по-моему всегда очень нескромному мнению, положительный. Ну-ка, кроха, скажи ему свое веское, — покачав головой, произносит бабушка. — Именно так, — подмигивает Чимин своему парню. Юнги, услышавшему очевидную поддевку женщины, вдвойне неловко становится. Обед обещает быть слишком смущающим, но вместе с тем и веселым, ну и, конечно же, безумно вкусным.***
Бабушка никак гостей из-за стола выпускать не хотела. Сначала Юнги устроила допрос, а после и за Чимина взялась. Возражающих не нашлось. Все так тепло и по-домашнему было, хотя Мин и терялся первое время, но потом для самого себя незаметно втянулся. Затем парни помогли хозяйке дома убрать со стола, помыли посуду и перекочевали в гостинную, вернее, как и предупреждал младший из них, перекатились. Там в руки внука была вверена коробка с игрушками, сопровождаемая предложением нарядить елку. Эту маленькую приятность Хьеон всегда оставляла за своим любимым ребенком, доставая заветное из чулана только с его приездом, будь то в последние часы до полуночи или даже последующие: Чимин из-за неуместно поставленных зачетов и экзаменов в прошлом году к празднику не успел. Теперь же устроившаяся в кресле женщина не может нарадоваться от вида усевшихся на ковре подле роскошной ели и тихонько друг с другом переговаривающихся парней, думающих, что она не замечает их мимолетных, но неизменно трепетных прикосновений и взглядов. Замечает и еще как, чему, посюрпывая из чашечки травяной чай, улыбается. Эх, молодость... Ощущающий себя немного странно Юнги и не припомнит, когда в последний раз занимался чем-либо подобным, если занимался вообще. Атмосфера в его семье чем-то смахивала на происходящее в семье Чон. Отец, являющийся владельцем автомобильной компании, желая, чтобы сын пошел по его стопам, постоянно давил на него, требовал отучиться на отделении бизнеса и финансов, его увлечения музыкой не принимал, а мать во всем соглашалась с супругом, о чем знает только Намджун, ну и с недавнего времени искренне ему сочувствующий Чимин. Юнги, не сбеги он из дома и откажись от мечты, мог бы сейчас жить безбедно, но, отнюдь, задушенный наложенными на него обязательствами, не счастливо, поэтому о своем решении ни чуть не жалеет, лишь изредка по моментам из детства скучает, где мама влиянием мужа еще была не отравлена, сердцем не очерствела, Юнги поддерживала и любила. Бабушка же Чимина, сразу же окутавшаяся его теплом и уютом, принявшая его как родного, ему понравилась. Нарекла его названным внуком, и, кажется не собирается никуда отпускать. Больше всего капитана поразили ее толерантность и понимание, что встречается среди старшего поколения достаточно редко, молодежь-то не всегда однополые отношения принимает, а тут бабуля. Неудивительно, что Чимин таким добрым и прекрасным юношей вырос, настоящим сокровищем, которое только оберегать и любить. Чимин как будто его мысли слышит, нежно оглаживает его плечо и передает священную миссию водружения звезды на верхушку елки ему. Юнги, чтобы дотянуться, приходится встать на носочки. Справившись с этим нехитрым делом, он завороженно смотрит на творение своих рук и понимает, что дома, что вот оно волшебство. — А я обычно на табуретку вставал, — смеется танцор и показывает Мину стеклянную игрушку пряничного домика. — Это моя любимая, я всегда ее на самом виду вешаю. — Почему именно она? — спрашивает капитан, разглядывая старинную вещицу в его руке. — Не знаю. Просто, наверное, она ассоциируется у меня с домом, как бы это ни банально звучало. — А по-моему, звучит здорово, — улыбается Юнги, выуживая из недр коробки за ниточку белого маленького котенка. — Мне вот этот нравится. — На тебя похож, — расплываются в ответной улыбке. — Кажется, мы решили, что котик у нас Тэмин. Я-то здесь каким боком? — Такой же соня, а еще милый временами до жути, постоянно ласку выпрашивающий, но меня все устраивает. — При друзьях этого ляпнуть не вздумай, — наигранно строго озвучивает Мин, внутри, на контрасте, сладкими зефирами взрываясь. Что же ты делаешь, Пак Чимин? Сколько можно его прежний мир рушить? А есть ли теперь он? Нет, нету – уже давно новым переродился. А кто против? Никто. С танцором Юнги тот еще кот, с чем ничего не поделать, пазл сошелся. — Давай их вместе повесим? — предлагает Пак, намекая на выбранные ими в фавориты фигурки. Юнги кивает и одновременно с Чимином по центру елки свою игрушку цепляет. — Кажется, котенок нашел дом, — комментирует полученный результат Чимин. «Нашел» — в ушах и в сердце парня постукивает, а взгляд не на украшения устремлен, а на человека, что не просто домом стал, а целым миром. Бабуля на заднем плане умиленно вздыхает. Отныне она за внука спокойна. Он в надежных руках.***
Джин, вопреки мнению друзей и родителей, из города не уехала. Пошла к другу семьи, Ким Кибому. Кибом, пропустив ее без лишних вопросов в свою просторную квартиру, понятливо схоронил ото всех ее местопребывание, а после не грузил, не требовал мгновенного души излияния, тишины уютной не прерывал, лишь горячего чая своевременно подливал. На самом деле, он знал, что с ней произошло, как и знал, что происходит в жизни каждого из ее компании, вмешиваясь в их дела по необходимости или просто чтобы развлечься и скрасить свои серые будни. Перерождение сменяется перерождением, а Дель все так же к этим балагурам привязан, не может умереть, пока последний из них этот мир не покинет, к чему привык, едва ли считает наказанием. Его наказание в другом – жить и никогда о минувшем не забывать, о первой и единственной любви помнить. Джин спустя пару дней наконец-то заговорила. Не смогла больше накопленной боли в себе удержать, умирала, но отчаянно руку к спасению протянула, иными словами, к Кибому, являющемуся заслуженным хирургом страны, что не только умел исцелять телесные раны, но и профессионально, наученный прожитыми веками, мозги на место вправлять. Психолога лучше найти – вряд ли. Жаль он, сохраняющий в разбитом сердце ненависть, в себе самом не разберется никак, на свет не идет, себя прежнего из небытия не возвращает, с овеянного тьмой пути не сходит. — Ну и наворотила ты дел, балда. От кого, как говорится, не ожидаешь, — по завершению рассказа сидящей за кухонным столом подруги, щелкнув ее по лбу, скрыто иронизирует мужчина, помнящий не Джин, а Сокджина, который всегда был самым разумным из его, так называемых, подопечных. Видимо, в текущую вселенную его первого из первой жизни друга этим несколько обделили, но, увы, не пресловутой самоотверженностью, которой страдают и остальные его старые знакомые, из-за чего часто погибают. Деля оное уже начинает изрядно подбешивать. Повисает пауза, каких-либо обвинений не следует, Кибома на нравоучения не пробивает, чему Джин удивляется и поднимает на него растерянные глаза. — Что, думала назову тебя грязной? Тонну ненужного дерьма вылью? Тогда ты явно не по адресу пришла, деточка, — усмехается Кибом. — Взамен я тебе вот что скажу... Как там в песне из твоего любимого мультика поется? Отпусти и забудь? Так вот, это твой случай. Думаю, урок ты усвоила. Лихо сама себе по лбу граблями дала. Шишка-то не болит? А то, мне кажется, она уже больше рога единорога... — Боми, тебя так и хочется временами пристукнуть, но сейчас у меня даже поднять руку не имеется сил, — бурчит девушка, растекаясь по столешнице. — Вот и набирайся их, квартира в полном твоем распоряжении, а я пошел, у меня смена в больнице. Оплату, как обычно, принимаю едой. До завтра, — говорит и, прикрыв неслышно двери, уходит. Две недели проходят в подобном ключе. Джин огрызается, а Кибом неизменно подкалывает, умело выводя ее на эмоции. Так себя, уставшего от этой вселенной, где у него почти никакой, кроме заключенной в подвеске, магии нет, развлекает, на деле – помогает. Студентка постепенно оживает, понимая, что пора двигаться дальше. Да, случившееся омерзительно и ужасно, но не переступивши его, она так и будет продолжать в вырытой собой же яме закапываться, на поверхность не выберется, на ноги твердо не встанет. Саныль – пережиток прошлого и больше Джин никак не касается, чего она, пойдя на тот сломивший ее шаг, и добивалась. После проведенной с ним в отеле кошмарной ночи девушка, вернувшись домой, вновь ему позвонила, но теперь, чтобы уже самой пригрозить, что, если он не перестанет до нее домогаться, то одно интересное видео и запись их телефонного разговора станет достоянием общественности. Поверженный мужчина был в ярости, но, опасаясь за свою репутацию, со всеми требованиями согласился, от одержавшей ценой собственного, осыпавшегося кровавыми осколками сердца победу Джин отступился. Джин, которой с того дня ничего не угрожает, кроме, очевидно, внутренних не перестающих ее терзать демонов. Ким жалеть себя не собиралась, а потому и решила спрятаться под крылом не знающего понятия жалости и говорящего все как есть хирурга. Кибом мастерски умеет проникать в душу, неумело наложенные на ментальные раны швы распарывать, затем их на правильные и крепкие заменять. Так лучше, так быстрее, так действеннее. Однако вина, подпитываемая стыдом за совершенное, не исчезает, боли не меньше, чем воспоминания, доставляет. Как она будет в глаза друзей смотреть? А Намджуну? С ним, кажется, все кончено. Стоит об этом подумать и слезы вновь наворачиваются, бесконечными реками, прорвав плотину, текут. И откуда берутся? Не иссушив их до конца, Джин ни перед кем не покажется, тихих стен квартиры даровавшегося ей безопасный островок друга не покинет. Эгоистично, возможно, но сочувствия девушка не хочет и не заслуживает, а презрения как огня боится. Только не от них, самых для нее любимых и важных людей. Незаметно подкрался канун нового года, который ни сидящая на кухонном подоконнике Джин, ни собирающийся на очередную смену Кибом праздновать не планировали. — Ты как сметана теперь, — фыркает болтающая ногой студентка, глядя на меланхолично прихлебывающего кофе из кружки мужчину, точнее на его ею недавно окрашенные в холодный блонд волосы, сливающиеся с его бледной кожей. Красивый зараза, но будто бы не живой, эфемерный какой-то. — Я снежок. Такой же белый и пушистый, — в который по счету раз иронизирует хирург, не отвлекаясь от своего капучино. — Еще скажи, что ангел, — хмыкает Джин. — Был им когда-то. Мне не понравилось, — в ответ непринужденное, кривя губы в усмешке. — Шутки у тебя такое себе. Будь ты им, за них, вероятно бы, тебя с небес и изгнали, — легкомысленно произносит девушка, не ведая, что Дель в большинстве случаев прячет под иронией правду. — Изгнание не худшее, на что они способны, — сверкнув неестественно лазурными глазами, говорит Кибом, подспудно желая ненадолго вернуть другу память, чтобы... что? Он, касаясь выскользнувшего из вороты блузки аметистового камня, не уверен. Нет, это его личное бремя. Сокджин, верни ему воспоминания, вполне может сойти с ума. Не выдержит разом свалившегося на него потока видений, причем не все они будут безоблачны. — Не сомневаюсь, — бурчит Джин, памятуя о запертом в храме Тэхене, и спешит перевести тему: — У тебя сегодня опять смена? — Да. — В праздники работают либо святые, либо неудачники, но скорее мазохисты. — Святым меня точно нельзя назвать. И уж кто бы говорил? Долго ты сидеть здесь собираешься? Не то чтобы я против, готовишь ты вкусно... — Вечность, — машинально отвечает младшая. — Скука какая, — встав со стула, относит мужчина опустевшую кружку в раковину. — Всяко лучше, чем доставать пальцы пьянчуг из бутылок в новогоднюю ночь. — О, моя дорогая, это еще что. Пальцы не самое страшное, что я доставал из бутылок. И не только доставал, и не только из бутылок, — посмеивается старший и в прихожей скрывается. Джин вздыхает, думая, что он с концами ушел. Кибом часто так поступает, о своем уходе не предупреждает. Обижаться за это на него глупо, да и разница в шесть лет сказывается. Все-таки ему двадцать девять уже стукнуло, как она считает, не зная, что в этой жизни ему шестьсот с лишним, хотя и выглядит на двадцать. На самом деле, девушка его очень ценит и любит. Языкастый и говорящий загадками хирург неизменной поддержкой для нее выступает, а еще волшебным пинком в самый подходящие ситуации, как, например, сейчас: — На, — кидает ей в лицо запечатанный конверт внезапно вернувшийся Ким. — Ключи знаешь где. Happy new year, блин. Я сегодня добрый. Джин, непонимающе хлопая глазами, смотрит на неожиданный презент. Спустя несколько секунд его распечатывает и, узнав размашистый, чуть корявый почерк, принимается за чтение письма. «Мы все, без исключений, очень за тебя переживаем, онни. Прости, что не смогла, как того должно, тебя поддержать, когда тебе это было так нужно. Я ужасная подруга, но и ты, знаешь ли, хороша. Кто так вообще делает? Это эгоистично и попахивает трусостью, а ты же не такая, но почему тогда сдаешься? Почему закрылась от нас? Мы любим тебя и ждем домой, возвращайся скорее. Какую бы ты ни натворила фигню и как бы тебя ни била жизнь, мы все еще твои друзья. Можем осудить, можем иногда неприятно высказаться, но неизменно во благо. Ты ведь и сама поступаешь аналогично. Не в этом ли заключается дружба? Мы не отворачиваемся, мы – помогаем, а иначе нельзя и не получается. Точно не в нашем случае. Люблю тебя, моя фея, но при встрече ударю, так и знай»Котик.
Девушка, читая написанное, улыбается сквозь слезы, а отложив письмо, ненадолго утыкается в колени лицом. Ее лучшая и более, как оказалось, смышленая подруга финальную точку в драме поставила, и обратно за нити красные домой тянет. Домой... Самое время вернуться, и Джин, это осознав, моментально спрыгивает с подоконника и уносится в коридор, где прямо на пижаму с альпаками накидывает пальто и надевает кроссовки. Кибома хочется расцеловать и отблагодарить, но тот, к сожалению, уже ушел на работу. И ведь не соврал, что ангел, правда с рожками дьявольскими. Ну и пусть, они ему, как никому, идут. Схватив с тумбы ключи от машины и квартиры мужчины, Джин двери в новый день открывает, а через пару часов и в год с аналогичным названием распахнет. Выбравшись на улицу, бежит к припорошенной снегом красной мазде и, наспех очистив лобовые стекла, садится за руль. Избегая праздничных пробок и превышая допустимую скорость, через пол часа подъезжает к нужному дому. На ее удачу звонить в домофон не приходится, какой-то аджосси из подъезда выходит и она, едва его не сбивая, ныряет в образовавшийся проход, потом поднимается в лифте на седьмой этаж и, подойдя к заветной двери, жмет на звонок. — Ничего себе подарочек, — присвистывает Хосок, пропуская тяжело дышащую, словно пробежавшую марафон подругу в прихожую. — Лучик, к тебе тут пришли. — Что, кто? — выходит с кухни одетая в то самое конкурсное платье Тэмин, вытирая руки о повязанный на талии фартук. — Прости? — неловко выдает Ким и тут же стиснутой в ее объятия оказывается. — Да какое прости, блин? — всхлипывает вжавшаяся в старшую Ли. — Уехала она, якобы, в другой город. Совсем нас за дураков держишь? — Только себя, очевидно, — поцеловав ее в лоб, улыбается Джин. — Проходи давай, и что за странный наряд? Креативишь? — отстранившись, спрашивает Тэмин и неожиданно отвешивает девушке подзатыльник. — Ауч! — округляет глаза студентка, потирая пострадавшее место. — Я тебя предупреждала в письме, что ударю, и меня не волнует, что ты его не читала. — Читала, потому и здесь, а еще потому что безумно соскучилась. — Враки какие, — фыркает Тэмин и тащит еле успевшую скинуть пальто и кроссовки подругу в комнату. — Солнце, пригляди за курицей, а я пока эту кукушку переодену и познакомлю с оппами, — попутно просит все это время молча наблюдавшего за их воссоединением Хосока. — Конечно, — понимающе кивает Чон. — Что? Какими еще оппами? — теряется Джин, послушно плетясь за школьницей. — Вот этими, — расплывается Ли в улыбке, указывая на двух молодых мужчин, сражающихся на диване за пачку чипсов. — Джинки-оппа и Минхо-оппа, наши с Хоби друзья, ну и по-совместительству владельцы «Ракушки», — поясняет и, тыкнув в бок студентку, чтобы та отмерла, представляет уже ее: — Знакомьтесь, это моя заблудшая фея, Джин. — Привет, — машет приветливо Джинки. — Здравствуй, клевый прикид, — оглядывая наряд новоявленной гостьи, смеется Минхо, пока его парень, воспользовавшись моментом, отбирает у него несчастные чипсы. — Альпаки рулят. Пожалуй, при них и останусь, — поддерживает шутку Ким. — Как скажешь, — хмыкает школьница. — Может, и мне пижаму надеть? У меня с котятами есть...***
Джин заметно грустит, вида чего старается не показывать, чтобы не портить веселой компании праздник. Иногда даже пытается шутить, хоть как-то разговор поддержать. Ее ведь, как она считает, не ждали и не звали, за что воображаемая Тэмин ей очередную оплеуху отвешивает. Реальная, впрочем, тоже не против приложиться ладонью к причинному месту подруги, хотя ничего и не спрашивает, просто котенком к боку ластится, точно таким же, как и на пижаме, в которую из женской солидарности облачилась. Тем временем алкоголь льется рекой, а уже прилично подвыпившие парни отжигают, как оказалось, не хуже самых заядлых тусовщиков. Травят нелепые байки и устраивают танцевальный, едва не доходящий до стриптиза батл, попутно не забывая поглощать и нахваливать приготовленную хозяйкой квартиры еду. Пока обмотавшиеся простыней Минхо и Хосок, встав около елки, изображают греческих богов под истеричный хохот Джинки, Джин, намериваясь позвонить родителям, удаляется на кухню. Тэмин, захваченная весельем, ее не останавливает, но то и дело поглядывает в экран своего новенького, подаренного Чоном смартфона. — Я великий Зевс, — заявляет танцор. — Стрем какой, — толкает его Чхве. — Я вот Дионис, он круче. А знаешь почему? Бухлишко всегда побеждает! — А я Афродита, — вставляет Джинки, цепляя на голову из ниоткуда не возьмись взявшуюся корону из бургер-кинга. — Потому что красота спасет мир? — интересуется Тэмин. — И это тоже. Но главная причина в том, что у меня есть «Ракушка»! Девушка на очевидную отсылку к знаменитой картине «Рождение Венеры» прыскает в кулак, что сопровождается взрывом безудержного смеха остальных и доносящимися с улицы хлопками запускаемых в воздух фейерверков. Когда до наступления полуночи остается пять минут, дверной звонок разражается трелью. Тэмин делает страшные глаза, намекая парням не двигаться с места: — Это не к нам. — Вы оглохли там что ли? Тоже мне боги, — слышится гневное с кухни от раздраженной непрекращающимся треньканьем Джин, которая, не дождавшись от компании ответа, сама плетется открывать дверь, а сделав это, хочет ее обратно захлопнуть или лучше сигануть с балкона в сугроб: на пороге стоит тщетно прячущий за спиной огромного плюшевого дракона Намджун. — Я тут подумал... твой динозавр совсем с задачей по защите тебя не справляется. Вот тебе новый дракон, — неловко улыбаясь, ей он игрушку вручает, будто не верит, что ее целую и невредимую перед собой видит. — Джуни… — приняв подарок, всхлипывает девушка. Стрелка отметки двенадцати часов достигает, за окном салют громыхает, а у Джин сердце остановилось, чтобы, оказавшись в объятиях Намджуна, с удвоенной скоростью вновь забиться. От счастья, разумеется. От чего же еще? — Давай в новом году и во все последующие больше друг другу доверять будем, не обманывать, возникающие проблемы вместе решать. Творить глупости разрешается, но только если приятные, — говорит Джун и касается ее губ в коротком поцелуе своими. — Мне нравится, — подняв слезящиеся глаза на него, шепчет Джин. — А дракон у меня уже есть, и он намного лучше всех остальных вместе взятых.***
Котик «Кто молодец? Я молодец!» Вложение (кликните вниз, чтобы посмотреть это фото) «Всех бурундуков и покемонов с Новым годом!» Пикачу «Вот это камбэк» «Макнэ рулит, и да, с наступившим всех» Звезданутый кролик «Один из самых лучших подарков. Прям возвращение джедая. С праздником!» Плясунья «О нет, моего лучшего друга мой же парень и покусал. Я не переживу еще одного фаната звездных войн…» «Всем лучей добра и скупая мужская слеза по поводу воссоединения наших потеряшек» Пикачу «Какая скупая? Тут водопад уже целый. Могу добавить в чат его бабулю, она подтвердит» Плясунья «Жуй свои пирожки и помалкивай!» Пикачу «Я и помалкиваю. А вот про сообщения в чате ни слова не было сказано. Ps: Ничего вкуснее не ел. Официально заявляю: бабуля Пак — богиня». Котик «Что-то слишком много в последнее время богов развелось» Вложение (кликните вниз, чтобы посмотреть это фото) Плясунья «Это что, Хосоки-хён там на столе в простыне отжигает?» Котик «Он самый» Плясунья «Лол» Принцесса без башни в сети Принцесса без башни меняет ник «Медвед-крушитель» на «Дракончик» Купидончик «Ура, нуна вернулась! Мы скучали. С возвращением домой» Принцесса без башни «Привет, бандиты. Простите меня в честь праздника, может? Пытаюсь сделать глазки кота из Шрека, но не получается что-то ни хрена» Пикачу «Однозначно нет» Звезданутый кролик «Сначала накажем» Котик «Поддерживаю» Дракончик «Наказывать ее буду я и прямо сейчас. Так что кыш, ну и с Новым годом, конечно же» Котик «Эй! Я не за тем тебя к нам в квартиру звала, вернее за тем, но пустите меня на кухню уже! Я чайник поставить хотела» «Нет, ну это наглость! Игнорят меня еще» «Забираю тогда вашего гигантского плюшевого дракона себе. Будет заложником» Солнце «Меня лучше в заложники забери и спаси от Минхо с Джинки» Пикачу «А у вас там, похоже, весело. Мысленно с вами» Плясунья «А со мной, значит, скучно?! Ну, знаешь ли» Звезданутый кролик «Помянем нашего покемона. Коротышка-хён, ты там не бей его только сильно»