***
Просидев еще пару часов в храме и убедившись, что с Тэхеном все более-менее разрешилось, Джин с Намджуном ушли домой, наказывая в случае чего обязательно звонить, а то мало ли, тихушников в их компании, как бы это иронично ни звучало, хватает. Чонгук покивал и попросил Джуна передать матери, что заглянет к ним на квартиру завтра. Хотел сегодня ее навестить, но в сложившихся обстоятельствах побоялся оставить ангела одного. Джун не возражал, заверив, что не о чем беспокоиться и пошутил, что ему в его отсутствие больше вкусной еды достанется. Продюсер и не заметил, как всего за месяц к присутствию в своем доме доброй женщины привык, особенно к ее божественным блюдам, от чего стал чаще там появляться и в некоторой степени и телом, и душой, а главное головой отдыхать. Ко всему прочему, Лина оказалась отличным собеседником. Она-то и подтолкнула его к переосмыслению ситуации с Джин. Та ошиблась, но еще большей ошибкой стало бы ее бросить. Девушка не видела иного решения, кроме как пожертвовать собой, чтобы вытащить из тюрьмы своего парня и защитить семью и друзей. Случившегося уже не изменить, этап пройденный, но не для Намджуна, который мог долго и в ней, и в себе копаться и не предпринимать никаких шагов к примирению, если бы не миссис Чон. Лина, подтвердив, что опасения Джин вполне понятны и обоснованы, объяснила ее поступок с женской точки зрения. Кому, как не супруге Саныля, о том, на что тот способен, знать? В конце разговора она долго извинялась и буквально умоляла не упускать своего счастья. Намджун ее словам внял, от чего на душе как-то сразу же стало легче. Он без упрямой и гордой Джин, безумно ее любя, жизни не представляет, потому и простил. — Я рад, что они помирились. Не знаю, что у них там конкретно случилось, но им друг без друга нельзя, — кутаясь в теплый, подаренной подругой кардиган, говорит стоящий на пороге храма Тэхен, глядя вслед уходящим друзьям. — Как и нам с тобой, — улыбается Чонгук, приобнимая его со спины. — Пойдем наверх? — Давай еще немного так постоим? Мне нравится снег, — просит ангел, любуясь накрытым белоснежным покровом лесом. — Замерзнешь ведь, — вздыхает художник, но, не имея сил ему в чем-либо отказать, лишь снимает с себя кофту и накидывает ее на его плечи. — Теперь точно нет, — в полуобороте головы шепчет в губы напротив Тэхен. Их невесомо, без намека на продолжение, касается. Трепетная нежность и искренняя благодарность, перемеженные с принесенными шалым ветром снежинками. — Я все думал, в какую же мне тебя страну отвезти после того, как ты станешь свободным. Теперь знаю - Швейцария. В ней горы облака задевают, снег в них не тает. У нас, в Корее, его почти не бывает. Удивлен, что этой зимой столько нападало. — С тобой – хоть куда, ты же знаешь. Но было бы здорово всем вместе какую-нибудь страну посетить. Интересно, куда бы захотели ребята? — Ну, Чимину однозначно моря подавай. Куба или Бали подойдет точно, — посмеивается Чонгук. — Юнги от него наверняка недалеко ушел, а вот остальным… Проще у них самих спросить. — Я тоже люблю море, — отрываясь от созерцания обволакиваемого вечерними сумерками пейзажа, кивает Тэхен и, почувствовав, что Чон начинает заметно подрагивать, тянет его в сторону лестницы. — Ты же совсем продрог, а у нас даже чая в термосе не осталось. Вот зачем ты мне свою кофту отдал? Да и я, дурак, тоже хорош, не подумал о последствиях... — Зато у меня есть ты и пуховое одеяло, — легонько шлепает его по заднице художник. — Эй, за что? — возмущается ангел, за что получает второй шлепок: — Сколько раз я тебе говорил не обзывать себя, мм? — Ну, Гуки! Перестань, — пищит юноша, уворачиваясь от третьего и, понимая по озорным глазам Чонгука, что пощады ему не ждать, срывается в комнату в недежде спрятаться под одеялом, но тщетно - Чонгук его ловит на пороге. Он любит щекотать донельзя чувствительного ангела, любит, когда тот, заливисто хохоча, неубедительно от него отбивается, а потом обессиленным облачком в его руках опадает. Сегодняшний вечер не исключение. Лежат теперь, позабывшие о всяком холоде, на ковре и восстанавливают, нежась в объятиях друг друга, сбившееся от шутливой борьбы дыхание, затем рассуждают о разных городах и странах, смотря на телефоне соответствующие картинки. Немного позже перемещаются на матрас и включают для удобства просмотра видео ноутбук. Швейцария даже через бездушный экран в себя влюбляет загоревшегося желанием ее посетить Тэхена. Чонгук в своем выборе не ошибся, а вот о предпочтениях друзей решил спросить в подозрительно пустующем чате. Не порядок. Звезданутый кролик «Есть кто живой?» Пикачу «Смотря для чего интересуешься» «Хотя если учитывать наше с Чимином состояние нестояния, то я склонен думать, что нет, не живые» Принцесса без башни «Сюда так и напрашивается пошлая шутка» Котик «/Достает попкорн/» Солнце «Сюда так и напрашивается рука Намджуна на кое-чьей заднице» Дракончик «Выполнено» Принцесса без башни «Тучка солнце повстречала, Погостить его позвала «Нет» — ей солнышко в ответ Тучка закрывает свет!» Плясунья «Угрозы подъехали. Я бы на твоем месте бежал, хён» «Ps: со стоянием все отлично» «Ps: ног, разумеется» Звезданутый кролик «Ага, мы так и подумали» «Вообще, у нас тут с Тэ разговор интересный произошел» Пикачу «Не томи, а то пошлая шутка напросится и сюда» Принцесса без башни «Про коллективный…» Купидончик «Даже не знаю, к лучшему или нет, но благодаря твиттеру теперь и я начал понимать все эти ваши двусмысленные разговорчики…» Принцесса без башни «Вот черт, кажется, пора сворачивать лавочку» «/Садится в благопристойную позу и надевает очки (◕‿◕✿)/» Дракончик «Почему-то мои очки и на моих коленях» «Не то чтобы я против» Звезданутый кролик «Я надеюсь, хоть не при моей маме?» Дракончик «Скажем так, она умеет подловить нужный момент, чтобы зайти в комнату» Звезданутый кролик «???» Принцесса без башни «Да не было ничего. Мы тихо-мирно пьем чай и все вместе смотрим твои рисунки. Тебе, кстати, привет от нее. А на колени к Джуну я пересела для удобства, кухня у него, знаете ли, маленькая» Пикачу «Не раз это уже было и в чате, и вслух озвучено, но! Нуна, ты плохо влияешь на хёна и макнэ. Завязывай» Принцесса без башни «А у тебя все еще самые сомнительные комплименты» Котик «/Убирает попкорн и делает умный вид/ (черт, а у нас нет очков!)» «Как бы мне ни было сейчас смешно, но прекращайте. Чонгук-оппа явно хотел что-то спросить» Купидончик «Оба хотели! Мы тут выбираем страны, которые бы хотели посетить. Я вот очень мечтаю побывать в Швейцарии, а вы?» Плясунья «Ничего себе у вас там дилемма. Мне главное, чтобы тепло и море под боком» Купидончик «Гуки так и сказал ♡( ◡‿◡ )» Пикачу «Море – это хорошо, а так мне без разницы. Главное, чтобы не пустыня. Не нравится мне она» Плясунья «Не люблю песок. Он грубый, жесткий и проникает повсюду(с)?» Звезданутый кролик «Чимин вставил фразу из звездных войн? WTF?» Пикачу «У меня тот же вопрос. Наверное, я еще не проспался» Плясунья «(✿◠‿◠)» Котик «Хочу в Исландию или Шотландию. Там завораживающие виды» Пикачу «Тогда уж лучше в Ирландию. Там виски и классные пабы, ну и виды тоже ничего так» Принцесса без башни «Не ты ли сегодня утром зарекся больше не пить?» Пикачу «Я вообще часто по утрам несу бред» Плясунья «Я запомнил. Мне это знание определенно пригодится, но зачем – не скажу» Принцесса без башни «Да тут и думать не надо. Впрочем, мы отдалились от темы. Я вот в Италию бы слетала, а конкретно в Милан. Да, я банальна. Неделя моды, все дела» Дракончик «Я много где побывал бы, а кое-где и уже. Например, в Японии, и знаете… Не отказался бы повторить» Солнце «Бразилия – Рио-де-Жанейро. Тут я тоже банален - карнавал» Купидончик «У всех такие разные предпочтения… Я просто подумал, что было бы неплохо когда-нибудь всем вместе куда-то съездить» Принцесса без башни «Предпочтения разные, да, но это не помешает нам отлично провести время в любом месте. Будь то нелюбимая Юнги пустыня или же какая-нибудь Россия» Звезданутый кролик «Я ему так и сказал, а он не поверил и решил узнать ваше мнение :)» Купидончик «ଘ(੭ˊ꒳ˋ)੭✧» Плясунья «Нуна, я что-то не понял, а что ты против России имеешь?» Звезданутый кролик «Ну, сейчас начнется… Он фанат русского балета, чтоб вы знали» Принцесса без башни «А я все думала, откуда у вашего кактуса такое дурацкое имечко. Игорь блин» Пикачу «Беги, Форест, Беги» Котик «/Вновь достает попкорн/»***
Чонгук всегда поражался насколько незаметно летит время в обществе Тэхена, а в купе с тем, что успело за этот день произойти – особенно. Сумели ненадолго плохие мысли откинуть и отвлечься друг другом и с помощью друзей. Однако ближе к ночи переживания в троекратном размере вернулись. Чону о многом хотелось ангела расспросить, а тем более о последней им сказанной фразой перед потерей сознания. Хотелось, но он отчего-то сдерживался, вероятно, боялся спровоцировать новую паническую атаку, надавить на болезненное. Чонгук не сомневался, что Тэхен в своих видениях что-то страшное увидел и, к счастью, не запомнил из них ничего. Незнание, как ему кажется, лучшим исходом для него станет. Прошлое не часто бывает безоблачным и беспечным, вернее, никогда абсолютно. От мелких невзгод до рвущих на куски сердце страданий, душу калечащих и само существо человека меняющих. Если уж отпустил его или, как в случае ангела, волею судей небесных забыл, то пусть так все и останется. Ангел и без того намучился, ни к чему усугублять ранее пережитое. Сейчас важнее на его вызволении из храма сосредоточиться, зацепку бы только хоть какую-нибудь найти. Чонгук эту мысль ни на минуту не смеет оставить, пути выхода из ситуации ищет, отказывается Тэхена крыльев лишать. Не один он такой, просто все более болезненно воспринимающий. Друзья тоже переживают, что-то да сделать пытаясь. В той или иной степени помогают, пускай и не всегда с самой сутью проблемы. Настроение поднять, приободрить, отвлечь - не менее ценный дар. Без них Чон бы давно скатился на дно, до сих пор в особняке Саныля, как в котле адском, варился, веру утерял и не смог радовать ангела привычной улыбкой. Об истинном положении дел не все из компании знают, Хосок, Джин и Тэмин пребывают в неведении. Возможно, потом он им расскажет, но, а пока Намджун, Юнги и подслушавший у полицейского участка его исповедь Чимин свято тайну хранят, даже создали отдельный чат, где обсуждают насущное и идеями делятся. С ними Чонгуку легче, но, увы, не спокойнее. Не спокойно ему и сейчас, несмотря на прекрасный вечер, завершившийся занятием любовью, на которое Тэхен сумел его уломать. Ну как уломать? Чонгук здесь как всегда соблазненная нагло жертва. И тщетно он, памятуя о недавнем обмороке, пытался сопротивляться: восседающий сверху и провокационно ерзающий на его бедрах юноша играючи все возражения на нет свел. — Заканчивается, — лежа на блестящей от пота груди художника, резюмирует ангел, перекатывая меж пальцами почти опустевший тюбик лубриканта. — Надо еще у Юнги попросить, — добивающее следом, заставляя Чонгука подавиться воздухом и закашляться. — Ну вот, заболел, а все потому что свою кофту мне отдал! — виновато смотрит на него Тэхен. — Нет, малыш, я здоров. Просто ты меня несколько озадачил. При чем здесь Юнги-хён? — неловко посмеивается Чон. — Ну как же? Это же он нам две предыдущие оставлял. Сказал, что ты вечно витаешь в облаках, из-за чего часто о многом забываешь. Я, конечно, возражал, но, похоже, он оказался прав, — невозмутимо поясняет юноша, будто не о интимном разговаривает, а прогноз погоды на завтра рассказывает, причем, что он, что Чонгук оба полностью обнажены. — Две??? Я думал, была одна, — трет переносицу слегка пришалевший от его слов парень. — Блин, этот хён... Даже не знаю, то ли поблагодарить его при встрече, то ли за уши оттаскать. В общем, в следующий раз прости о таком меня, а не кого-то там. — Ты покраснел, — хихикает Тэхен, дотрагиваясь до его порозовевшей скулы. — Просто эта не та тема, которую стоит обсуждать с посторонними. Ладно еще с Чимином, но не с Юнги же! — возмущается Чонгук. — Юнги не посторонний, он мой лучший друг! Вот у тебя Чимин есть, а у меня Юн. И да, мы не обсуждаем, он всего лишь мне советы дает и объясняет подробнее, когда я что-то не понимаю. Этот ваш интернет полезный, конечно, но с реальными людьми общаться намного приятнее, — эмоционально вещает ангел, неосознанно подергивая крыльями. — Советы, кстати, отличные. Ты сегодня так быстро возбудился... — игриво пробегается по чужой груди пальчиком. — Где-то меня определенно нагрели. Я вроде бы с ангелом начинал встречать, а на деле... — хмыкает Чон и одним резким движением меняется с Тэхеном местами. Нависнув над ним, в его широко распахнувшиеся омуты ничего ему хорошего не предвещающим взглядом пристально смотрит. — Чертенок, — говорит и, поставив его на четвереньки, несильно по голой заднице шлепает. — Ай! — пищит Тэхен, пробуя отползти, чем только больше Чонгука провоцирует. — Будет тебе уроком, как на выдержку меня испытывать, которой рядом с тобой и так почти нет, — склонившись к его уху, шепчет художник, прикусывая заалевшую мочку, от чего юноша, прикрыв глаза, млеет и, желая полноценно его чувствовать, расправляет в стороны крылья, требовательно об его торс спиной трется, за что второй шлепок, оставляющий на ягодице малиновый след, получает. — Чонгук… — до хруста костей в позвоночнике выгибается. Чонгук из последних сил сдерживается. Думал ангела подразнить, а в итоге сам в ловушку попался. Его мистически светящаяся кожа для него наркотик мощнейший, к ней грех не прикоснуться, и он прикасается, больше не медлит. Оставляет трепетный поцелуй на линии роста волос, затем ниже змейкой спускается, ни одного участка на бархатном полотне не обделяет вниманием, стык радужно-черных крыльев языком вкруговую обводит, вызывает безудержный мурашек табун. Вниз, к самому сосредоточию желания Тэхена они резко сбегают, заставляют его задрожать. Чонгука от его чувствительности, податливости, в эмоциях открытости неумолимо кроет. Тэхен даже от легкого колебания воздуха, его дыханием созданного, вздрагивает, повиливая ягодицами, откровенно желает получить большего, навстречу налившемуся члену толкается, хочет его в себе, как это получасом ранее было, ощутить. Художника ему, жадному до его ласк, всегда мало. — Напрашиваешься, — укусив его вертлявую задницу до синяка, рыкает Чон. Тэхен, громко простонав, от неожиданности на простыни грудью падает, воплощая собой безумно соблазнительную картину. Чонгук, придерживая его за молочные бедра, зализывает укус, следом по горящей от шлепков коже языком мажет, обводит припухшее колечко мышц, вводит в него два пальца, чувствуя как жадно их к себе сжимает оно. Ни разу еще у них близости не случалось в такой позе. Обычно художник подобного, думая, что ангелу будет неприятно и некомфортно, избегал, укладывал его на спину, но видя, как тот сейчас сам на фаланги насаживается, намекая на продолжение, все сомнения отсекает. Вынимает пальцы из горячего, с прошлого раза достаточно растянутого нутра и заменяет их на предварительно смазанный член. Тэхен легко его принимает, задушенно от переполняющих его ощущений всхлипывает, пытается на ослабевших руках приподняться. Чонгук, придерживая его за бока, неспешные толчки совершает на пробу, участливо спрашивает: — Не больно? — Н-нет, х-хорошо, — сбивчивое в ответ. Чон, собой его накрывая, между лопаток целует. Крылья полностью раскрываются, беспомощно по воздуху бьют, поднимают несильный ветер. Ангел себя птицей из легенд ощущает, что на шип терновниковый бездумно бросается, мир самой прекрасной песней одаривая. Только не поет Тэхен, а мелодию, состоящую всего из двух нот, устами вишневыми выдыхает, не зная, что для Чонгука птичьи трели вне конкуренции с ней. Нет для него звука желаннее, чем стоны его прелестника, да и умереть он ему не даст. Скорее в небеса вознесет, и никакое волшебство для этого не понадобится. Никакое, кроме сердец магии. Чонгук, как и Тэхен, о ней где-то в глубинах себя помнит, именно она их в первой жизни связала, помогла все невзгоды преодолеть и продолжать помогать будет, неизменно сводить. Темп, сопровождаясь звонкими шлепками кожи об кожу, ускоряется, руки, впитавшие краски, до боли приятной худые бедра сжимают, не отпускают. Ангел любит, когда нежен с ним человек, но еще больше он любит, когда тот голову совершенно теряет, окунает его в свой темный всепоглощающий омут. Как сейчас. Ноги Тэхена разъезжаются, живот тугим узлом скручивает, пощады не ожидается. Чонгук его словно насквозь пронзить собирается, точно в нужную точку головкой члена бьет. Тэхен, вскрикнув, на миллионы осколков разлетается, окропляя и без того влажные простыни семенем. Глаза, почти лишившиеся зрачков, разбивая неземным светом сумрак пространства, распахивает и, сжимаясь изнутри, чувствует, как меж ягодиц разливается жидкое пламя, следом по зашедшемся в треморе ногам стекая. Юноша, не имея сил, на матрас готов рухнуть и, перехваченный поперек груди, не может. Так из него и не вышедший Чон на себя его тянет, позу меняет, сам садится и его на свои бедра усаживает. Подцепляет пальцами за подбородок и губы, по поцелуям истосковавшиеся, пленяет, мгновенный ответ от их обладателя получает. Языками сталкиваются, ведут за главенство борьбу и никто из не выигрывает ее по итогу, а лишь новое желание распаляют друг в друге, отражаясь от стен стонами. Никак, по-особенному сегодня голодные, не насытятся. Сами на себя, захваченные чистым безумием, не похожие, но ни о чем не жалеющие. — И о чем мы только думаем, ангел? — подкинув бедра, шепчет Чонгук, удерживая Тэхена за талию. — О том, что ночи для нас слишком мало. — Чертовски точно подмечено, Тэхен.***
Перестелив наспех матрас, обессиленные и уставшие парни мгновенно заснули. Отпустило, казалось, ангела пережитое днем. Ушло и не вернется оно, ненужное и бессмысленное, более. А первая трещина-то уже появилась, ощутимо прошлась по барьерам утерянной памяти, надвое расколола, всколыхнула то, чего трогать не следовало, и снами в беззащитное сознание заползла. Тэхен как на каторгу идет, один за другим коридоры дворцовые пересекая. Только без кандалов на руках и конвоиров позади. Нет в них нужды, потому как и то, и то есть у него. Незримое, но значимость от того не теряющее. Да и вышеупомянутая каторга в сравнении с тем, что ему грозить может сегодня, и рядом никогда не стояла. Лучше бы она. Лучше бы смерть. Юноша, остановившись у тронного зала, двери распахнуть не решается. Ничего ему не говорит стража, как на подбор одинаковая и в ханбоки с броней поверх снаряженная. Привычна увиденная для них картина, но ни жалости, ни сочувствия не вызывает. Император себе под стать выбирает слуг. Тэхен долго стоит, успокоить себя перед неминуемым пытаясь, но в итоге все же толкает резное дерево. Представший перед ним павильон давно его роскошью не поражает. Драконы, в танце переплетенные на потолке, не золотом для него отливают, а чернотой, напитавшейся ядом хозяина своего, что на троне сейчас в позе лотоса восседает и скучающе выслушивает очередного чиновника. Отмахивается от него сразу, стоит ему вновь прибывшего в проходе узреть, и зубы скалит в недоброй улыбке: — Оставь нас, — приказывает мужчине. Чиновник не смеет ослушаться. Как есть, с головой склоненной, назад спиной пятится, взгляд невольный кидая на Тэхена исподлобья. — Подойди, — не просит – приказывает император, как только один на один с юношей остается. — Не стоит лишний раз меня злить, ты же знаешь. Тэхен знает и все равно противится всем нутром. Медленно к помосту, на котором трон возвышается, движется, пока подле не останавливается, судорожно выдыхая. Глаза цвета небес вскидывает на правителя, видя перед собой не его, и даже не брата, коим по крови ему приходится. Монстр в красивом обличье, не гнушающийся ничего и жизнь забравший самого дорогого для Тэхена человека — вот кто он для него. Противно ему смотреть в его холодные черты. Черты, что на другом таком же лице теплотой согревали и нежную улыбку дарили. Старший из близнецов, с обрыва младшим сброшенный на глазах девятилетнего принца. Его дорогой Юнги. Юнги, которого больше нет. Вместо него Юджин теперь один. Кровавый тиран и насильник. — Чего же ты сегодня молчишь? Вчера ты более был разговорчив, — ухмыляется мужчина, голову на манер ворона клоня в бок, тем хвост белоснежных волос с плеча на грудь вынуждая небрежно упасть. Тэхен не отвечает, лишь телом всем содрогается, надеясь, что для Юджина его дрожь незаметной останется. Юноша лишний раз старается его не провоцировать и язык за зубами держать, но вчера не сдержался. Не смог промолчать, когда разговор погибшего брата затронул, за что и поплатился мгновенно. Император умело его на эмоции раз каждый выводит, а потом с извращенным удовольствием наказывает, и благо, если дело ограничивается плетью. Вчера он его в постель себе возжелал. Упивался мольбами и слезами, до победного рассыпающееся тело терзая, а к утру попользованной игрушкой распятым и сломленным на простынях грязных бросил. «Не грязнее, чем я» — горько Тэхен думает, выныривая из болезненных воспоминаний, повторяющихся регулярно. — Что ж, значит, решил вернуться к привычной тактике? Молчаливый и покорный мальчик. Не скажу, что разочарован. Настроение располагает, — произносит правитель и верного слугу, скрывающегося за троном, окликает: — Дель. — Ваше высочество? — кланяется одетый на японский манер прислужник, что несколько выбивается из привычного, заложенного во дворце порядка. Ярко-синее кимоно, ключицы хрупкие обнажающее на не менее хрупком стане и его моложаво выглядящее лицо оттеняющее. Не знай Тэхен его настоящий возраст, не больше бы двадцати лет дал ему. — Наряди принца как самую дорогую кисэн и желательно в красный. Сегодня он изволит быть покорным, и я великодушно ему это позволю, — издевательски каждое слово растягивая, озвучивает Юджин приговор. Сердце Тэхена обрывается.***
— Как ты можешь? — яростно откидывает руки Деля Тэхен. Растрёпанный и заплаканный, в разорванном алом кимоно и в таких же алых укусах по всему телу. Чашка, что мужчина до этого держал, об стену разбивается, мокрый след после себя оставляя. — Ничего личного. Это моя обязанность, не более. Не думайте, что мне вас не жаль и я не понимаю вашего положения. Еще как понимаю, но слезы здесь не лучший помощник, — как ни в чем не бывало новую порцию чая наливает Дель в тонкий фарфор. — Тут успокоительное. Снимет тревожность и поможет заснуть. — Навсегда, надеюсь? — уголок искусанных губ юноша искривляет. — Яды не по моей части. Я всего лишь скромный смотритель гарема, — улыбается мягко мужчина. — Ни к чему лишний раз кликать смерть. Вы еще молоды, мой принц, у вас все впереди. Главное не отчаиваться. Знаю, что глупо сравнивать, но ведь и я когда-то был кисэн, и даже теперь иногда досуг императора скрашиваю, благодаря чему и при месте во дворце остался, и в ряды евнухов не попал. — Впервые слышу, — неподдельно удивляется Мин, глазами слезящимися в свои истертые в кровь колени уткнувшись. — Я стараюсь особо не распространяться об этом. Завистников хватает, как и желающих согреть постель его высочества. Нет во дворце коварнее существ, чем те, кто претендует на роль фаворита, — иронично поясняет Дель, настойчиво вкладывая горячую чашку в дрожащие руки принца. — Выпейте. Я настаиваю. — Но в фаворитах у него не они, а родной брат, — зло бросает Тэхен, мокрые дорожки яростно со щек утирая, но от чая больше не отказывается. — Тебе разве не противно? — Я видал вещи и похуже, так что нет. И уж точно не вас судить следует и тем более не мне. Вы здесь жертва, безвинно наказанная и, к сожалению, не единственная. Подобное сплошь и рядом происходит в мире. Я не говорю, что вам следует смириться, наоборот – я говорю не сдаваться. И в то же время напролом тут идти нельзя. Подстраивайтесь и надежды ни в коем случае не теряйте. Без нее и жить дальше не стоит. — Тогда очень жаль, что яды не твоя стезя. Я уже ни на что не надеюсь и света не вижу давно. Моим светом был Юнги, — давит очередной задушенный всхлип в саднящем горле юноша. Крики и слезы вконец надорвали его. Да и рогатый бы с ним. Он сам поломался. Разбился вдребезги, как это сделала десятью минутами ранее врезавшаяся в стену фарфоровая чашка. Для Тэхена такой стеной Юджин стал. Не преодолеть ее и не обойти. Только головой биться и из раза в раз ошметками кровавыми у ее ног осыпаться. — А что если я скажу, что он жив? — в упор на юношу смотрит Дель, и ни намека на неправду нет в его лисьих, впитавших холодную лазурь глазах. Надежда в Тэхене загорается вновь.***
— Эй, не бойся меня. Я не желаю тебе зла. Ты ведь Чимин, верно? — присаживается Тэхен на колени перед забившимся в угол купальни парнем. Раздетый совсем тот, с на бедрах жалкими остатками некогда роскошного ханбока. Тут и там синяки и следы зубов на его теле разбросаны, без слов принцу рассказывая о случившемся. Император никого не щадит. Как животное, гоном захваченное, в постели себя ведет, а за порог спальни выйдя, зверем, вышедшим на охоту, обращается. — Я не верю вам. Ты… вы ему братом приходитесь… — всхлипывает Пак. — В-ваша с-страна мой город сравняла с землей, м-мою семью вырезала. Вы все монстры! Оставьте меня! — Ты в своем праве не доверять мне, и я тебя понимаю, правда. Ты свободным человеком был рожден, а теперь… — горько принц произносит. — И жалость моя тебе не нужна, но тем не менее, я сожалею. Прошу, не отказывайся от помощи. Синяки выглядят ужасно и кровь на твоих бедрах… Я мазь принес, но для начала тебя необходимо обмыть. — Зачем вы это делаете? Это у вас п-пытка такая изощренная? Сначала насилию подвергнуть, а потом приласкать? Не надо мне этого. Лучше сразу у-убейте, — зло в ответ смотрит Чимин. У Тэхена возникает невольное сравнение с диким зверьком. — Я так же думал когда-то, но не теперь. Не раз на твоем месте был, и не удивлюсь, что и завтра повториться все может. Юджин тоже меня насилует и избивает, а еще… Он убил нашего брата, но… — хочет уже сказать, что не получилось у него ничего, но вовремя осекается. Не должен никто знать об этом. — Что? — в шоке округляет покрасневшие от долгих рыданий глаза паренек. — К-как это… В-вас… р-родного брата? Но ведь… — Все так. Я нахожусь не в лучшем положении, чем ты, иными словами, я здесь пленник. И да, кровное родство его нисколько не останавливает. Не удивляйся, — кивает Тэхен. Безразличие на его лице как будто бы отпечаталось, а на деле, все внутри кипит, бурлит, извергается, заливая душу и сердце испепеляющей лавой. Тэхену не то что вспоминать, а говорить противно о брате. Да и Чимину нет с его драмы толку, не то ему сейчас нужно. И без того, пережив насилие, напуганный и дрожащий сидит на холодном полу. Ему бы чуточку уверенности в завтрашнем дне и, как верно сказал Дель, не потерять надежду. У Тэхена она ярче десяти солнц отныне сияет, а у Чимина затухает неумолимо. — И Юнги… Его и вправду Юджин убил. Я своими глазами видел. Все говорят, что он сам с обрыва упал, но это ложь… — добавляет после несколько секундной паузы он. — Есть ли предел его жестокости? — шепотом спрашивает Чимин, словно боится, что император может его услышать. — Как ты справился? В смысле в-вы. Простите мне мою неучтивость… — Не стоит извиняться. Можешь называть меня просто Тэхен или Тэ, как тебе будет удобнее. Теперь мы в одной лодке. А пределов у Юджина нет, — озвучивает принц и руку протягивает парню, чтобы помочь на ноги подняться. — А теперь мыться и синяками заниматься. И да… как тебе идея стать моим другом? — А я Пак Чимин, но ты это и так знаешь… и твоя идея… мне нравится… — ладошку неуверенно вкладывает в чужую новый знакомый, утирая с осунувшегося лица слезы. Обращение непривычное на языке перекатывает и шепчет: — …Тэхен. Тэхен улыбается.***
— Чонгук, я боюсь, — тихим голосом произносит принц, уткнувшись в ключицы мужчины. — Что если он раскусит тебя? Он хоть и монстр, но не признавать его умственных способностей, значит, совсем простаком быть. — Ты всегда боишься, — поцеловав его в лоб, хмыкает Чон, ненавязчиво поглаживая его обнаженные лопатки. Свет полной луны мистическими звездами оседает на коже влюбленных, в совершенстве картину переплетенных тел дополняет. Редкая она, а оттого каждый вместе миг проведенный ценнее. Видятся изо дня в день, но хоть одним словом перемолвиться не могут. Чужие глаза и уши везде. Чонгук прав, Тэхен боится всегда. Не за себя. За него. Шпиона внутри стана врага. Похитителя его сердца. — Да! А ты не бережешь себя, понапрасну рискуешь! — несильно ударяет юноша по его груди. — Понапрасну? — приподнимается на локтях Чонгук, нечитаемо смотря на Мина. — Я делаю это на благо империи, но главное - на благо тебя, Тэ. Любое дело, а особенно подобное, связано с определенным риском. Он всегда был, есть и будет. Просто верь в меня. Верь в Юнги, — его щеки мозолистыми пальцами нежно касается, выдыхая в вишневые губы: — Верь в нас. — Мог бы и не просить о таком. От первого до последнего слова и до сих пор неизменно верю, — первым к желанным устам припадает Тэхен, шепча: — Потому что тебя люблю. Ночь еще не закончилась. Их время еще не ушло.***
Тэхен, резко вынырнув из сновидений, за бешено колотящееся сердце хватается. Чонгук спокойно спать продолжает, его метаний не замечает. Улыбается своему чему-то во сне, когда как ангел кричать во всю мощь легких готов, желая никогда не видеть, не знать собственного прошлого, откатить его вспять. А прошлого ли? Может быть, это впечатлительное сознание настолько жестоко решило над ним подшутить? Нет же. Реальным слишком все выглядело, а главное ощущалось. Он, как наяву, сейчас мерзкие прикосновения Юнги чувствует, который и не Юнги вовсе, а его брат-близнец. Император... Одно за другим болезненные воспоминания атакуют Тэхена, изредко сменяясь на что-то светлое. Разговоры с Делем, Чимином, что следом за ним в полную горя и ужаса бездну летит. И Чонгук… Неужели они и в той жизни повстречались волею судеб? Ходя по лезвию ножа, безумно друг друга любили. Прекрасны в видениях были их встречи, но неизменны опасны. Полнились нежностью, страстью, надеждой. Смогли ли принц и мятежник к счастливому финалу прийти? Смогли! Тэхен в обратное верить отказывается. Но тогда отчего же на душе так неспокойно? Отчего хочется от всего мира спрятать Чонгука? Чтобы не рисковал собой понапрасну. Чтобы жил и остался с ним навсегда. Задушенный плач и как будто бы вновь почерневших крыльев объятия. Ангел своего человека не отдаст никому. Этими самыми крыльями ото всех бед укроет, а ненужные воспоминания сожжет, какими бы они ни были. У него есть только настоящее. Настоящее рядом с Чонгуком и надежда, которую Дель или Кибом - неважно, просил не терять.