Плащ, кинжал и позолоченная лилия

Дино громко, недовольно выдыхает и спрашивает: – Ну и что ты делаешь? Окна в кабинете распахнуты, потемневший воздух снаружи полон звуков. За балконом, дальше – чёрный спуск холма и начало дороги, ещё дальше, за воротами – беглые огни. В ясную ночь отсюда видно всё вплоть до маслянисто-жёлтого флорентийского свечения. Сегодня ночь ясная. Хибари восемнадцать. Он вешает рубашку на шипастую спинку стула и задерживает руки над ремнём. Тщательно обкатывая во рту каждый слог, он говорит: – Раздеваюсь. – Зачем? Я ещё ничего не просил, а ты уже что-то даёшь. Чувствуешь нестыковку? – Ладно, – Хибари ни черта не понимает. Сдёргивает рубашку со стула и надевает обратно. – Нет, – Дино цокает языком и встаёт с места. – Опять неправильно. Второго шанса на первое впечатление не будет. Если забежал вперёд – беги до финиша. Потеряешь пару очков на фальстарте, ничего страшного… – На фальстарте? – Как тебе объяснить… – Дино садится на край стола со стороны Хибари, скрещивает руки на груди и пытается подобрать слова. – Представь, что ты замахнулся для удара, сделал неправильный выпад и промазал. Какой следующий шаг? – Ударить ещё раз. – Вот именно. Драка не заканчивается, если ты разок оступился. Даже если выставил себя идиотом. Тем более, если выставил. – Понятно. Надо закончить, что начал. Дино утвердительно мычит и идёт к двери. Остановившись на пороге, говорит: – Легче показать. Садись на моё место, попробуем ещё раз. Хибари садится за стол, проваливается в бежевом кресле. Он дотрагивается до подлокотника и думает, насколько мягкая на ощупь кожа обивки – интересно, особая шлифовка? Намного приятней, чем в машине, и точно лучше, чем на гостевой мебели. Тёплая и не липкая. Может, овечья? Он успевает застегнуть рубашку до середины груди, когда Дино открывает дверь и входит в кабинет, как пять минут назад вошёл сам Хибари. Дино ничего не говорит, потому что Хибари тоже молчал. Сохраняет индифферентное лицо. В исполнении Дино оно кажется намеренным. Это вызов или намёк? Хибари не знает; знал бы – занимался бы чем-то более полезным. На Дино рубашка поло, поэтому он стаскивает её через голову одним быстрым движением. С кривой улыбкой убирает волосы с глаз, делает шаг ближе, наклоняется – пряжка расстёгнутого ремня клацает по столешнице, – опирается на одну руку, второй берёт его под подбородок. Кажется, Хибари уже упустил момент, но всё равно повторяет, бездумно: – Что ты делаешь? На совершеннолетие Иемицу дарит Хибари его первый пистолет. Практическая цель такого подарка не ясна, стрелять Хибари не умеет – научится только через несколько лет в Академии. Символизму он позволяет от себя ускользнуть. Пока что Хибари укладывает его на дно шкафа. На кухне Дино велит ему открыть рот и заливает в горло ложку оливкового масла, чтобы не пережечь желудок; Хибари морщится – Дино поощрительно хлопает его по щеке. Прогорклая вязкость растекается по пищеводу, возвращается на язык пресным послевкусием. Гадко – гаже только то, что последует. Хибари ненавидит алкоголь, но пить приходится много, особенно сначала, это практически обряд посвящения. Через дом Каваллоне проходят неисчислимые толпы людей; ритуалы гостеприимства сложны и отточены столетиями. Хибари с ними ещё не знаком – Хибари плохо разбирается в европейской этнографии. Не все группы стратируются по старшинству и, он начинает догадываться, не все решения принимаются в кабинетах. Большинство людей здесь отравлены избытком, им нечего предложить, кроме сиюминутных развлечений. Он тратит много месяцев, чтобы понять, на чём работают их моторы. Не на логике, это точно, но и не на страхе. Немного удовольствия, немного тщеславия, немного жажды власти. – Каждому ублюдку в этой комнате что-то нужно, – негромко говорит Дино, когда они поднимаются из кухни и мешкают на пороге в зал, – и каждый привык отрывать своё любой ценой. Теперь догадайся что будет, если дать им что-нибудь бесплатно. Иемицу говорит, что Хибари здесь только для того, чтобы научиться правильно держать вилку, но это не так, он учится куда большему. Например, дуальности человека. Есть Дино, который вскидывает белый флаг ещё до начала поединка, прогибается под малейшим напором, разливает себе на колени аперитив в качестве начала к беседе. Он улыбается и подмигивает, лезет в пасть людям, которые выглядят так, будто могут раскусить его как жёрдочку. Хибари знакомится с этим Дино намного позже, чем с тем, который ради забавы залезает на лошадь без седла и сбруи. Может ты и родился с кнутом в руке, как бы говорит ему Дино, но без пряника во второй далеко не уедешь. Хибари претит его философия, и злит её очевидная эффективность. Он видит, что Дино каким-то образом заставляет окружающих смотреть ему в рот – если действительно нужно. Дино вымывает лишние деньги из общака, у Иемицу под носом. Дино решает нелицеприятные вопросы своей семьи через второго по званию варийца, в обход Тимотео. Дино никогда не говорит Хибари “нет”, вопреки здравому смыслу. В течение нескольких лет Дино позволяет Хибари увидеть слишком много. Его совсем не волнует, что и кому Хибари может рассказать, даже когда Иемицу окончательно забирает его в CEDEF. Хибари мог бы раздавить его одним разговором. Однажды Хибари намекает ему на это. – Ты прав, Кёя, – отвечает Дино с неподдельной серьёзностью. – Моя судьба в твоих руках. Естественно, Дино переигрывает его по правилам, которые сам же придумал. Он знает, что Хибари не доставляет удовольствия стрельба по сидящим уткам, и что он никогда не станет бить, если заранее показать, где больно. Эта правда о самом себе открывается ему, как свежий нарыв. В конце концов Хибари мирится с фактом, что не все двери открываются ударом с ноги. В некоторые достаточно просто постучать. Но есть и оборотная сторона, без улыбок и уловок. Тут Дино редко присутствует, в основном – это между ним и Иемицу. Кто-то из его людей подбирает Хибари на машине и везёт, иногда в соседний город, иногда на другой конец Европы. Сначала он просто ходит рядом, как стажёр. Они заходят в ресторан на четыре столика за грязной кованой дверью, Иемицу заказывает блюдо с трёхзначным ценником и перешучивается с официантом, мол, не подходи пока не услышишь выстрелы. Бывает, что они уходят раньше, чем заказ успевают приготовить, или ведут переговоры до рассвета. Иемицу просит Хибари подержать кейс, пока они сидят, или постоять справа, или не спускать глаз с одного клиента, но ни в коем случае не смотреть на второго. Иемицу придаёт слишком много значения мелочам, как будто не видит очевидных вещей. Хибари может и плохо разбирается в искусстве мягкой дипломатии, но язык страха читает без запинки. Когда он находит правильные слова, чтобы объяснить это Иемицу, профиль его работы меняется. Например, Иемицу говорит: “Постереги нашего гостя”, и оставляет его на неделю в безлюдном районе незнакомого города, без задач или инструкций. Гость, как правило, неразговорчив и обездвижен. Хибари не нужно ничего выдумывать, обычно они слёзно просят позвать Иемицу гораздо раньше, чем неделя подходит к концу. – Смотри, – говорит Иемицу незадолго до его двадцать первого дня рождения, – мы подходим к точке невозврата. Таких откровенных разговоров у них было два или три, и после каждого жизнь Хибари принимала всё более серьёзный оборот. На этот раз Иемицу даёт ему выбор: с одной стороны – возвращение в Намимори, с другой – CEDEF, Вашингтон, курс в Академии и Бюро, работа под прикрытием – нудная и неблагодарная, Иемицу и сам ей когда-то занимался, подчищал грязь за семьёй и её делами на Западе. Он описывает всё без прикрас, говорит: если попадёшься по-крупному – никто тебя вытаскивать не будет; наткнёшься на неудобного человека – придётся убивать; сдашь кого-нибудь – убьют тебя. Без вариантов. – Не хочу терять ценный кадр, – Иемицу разводит руками, – но давить не буду. Скажу только, что мне кажется, с нами ты – на своём месте. К тому времени Хибари проводит с Дино достаточно времени, чтобы понимать, когда на нём играют как по нотам. И это не имеет ни малейшего значения. *** “Химический ожог роговицы”, – так начинается голосовое от Наги. Она звонит Хибари неохотно, чаще всего набирает ему в рабочие часы и разговаривает с автоответчиком. Секунд десять Хибари не может сообразить, о чём она. Он почти успел выйти из своего кабинета – освещение в коридоре уже выключили, чуть дальше, в холле, работает вечерняя смена уборщиков. С их последнего разговора прошло не меньше недели, и две – после его возвращения из Атлантик-Сити. Наги говорит: “Он с самого начала жаловался на головную боль, но ты же знаешь методы Лал… Запретила давать ему что угодно, пока не начнёт есть и разговаривать с нами. Тогда он начал… в общем, попытался избавиться от боли другим способом. Из твёрдых предметов там был только каркас кушетки. Мы вырезали эту часть из записи, но для внутреннего пользования осталась полная версия. Если интересно – приезжай и посмотри”. Глухая пауза. “Его увели обрабатывать раны, и никто не заметил, как он забрал спирт, антисептик, и кто знает что ещё… То есть, заметили уже потом. Результат ты видел”. Под результатом Наги подразумевает изуродованные глаза Рокудо. Вот кому дипломатия даётся легко. Ладно, думает Хибари, это всё объясняет. И забывает об этом – надолго. *** В следующий раз Хибари видит его через три месяца. Хана звонит ему прямо посреди дознания. Здесь у него самоубийство чиновника средней руки, и он почти закончил убеждать всех присутствующих, что ничего подозрительного в нём не было. Хана говорит, что вылет назначен на восемь вечера – значит, ехать надо прямо сейчас. Хибари просит себя извинить и отводит Тецу на пару напутственных слов. На частный аэродром под Нью-Йорком он приезжает вторым; двигатели уже разогреваются, Ямамото стоит на верхней ступеньке трапа и, когда Хибари выходит из машины, вяло машет. Короткий, автоматический жест, и его рука вновь возвращается в карман брюк. Внутри джета Хибари выбирает место справа, сразу за кабиной пилота, выкладывает лаптоп на стол. Лететь не меньше десяти часов, плюс дозаправка, плюс скачок на шесть временных зон. Начинает темнеть. Он переводит часы, опускает шторку на окне и уходит с головой в отчёт. Минут пятнадцать спустя мимо него проходит командир экипажа, второй пилот. Хибари откидывается и смотрит, как по салону проходит Гокудера и Рокудо вслед за ним. Ямамото идёт последним. Двери закрываются, свет в кабине притухает и они трогаются к взлётной полосе. Не считая зоны отдыха, джет на шестнадцать посадочных мест, так что каждому достаётся четыре кресла, один стол, полтора квадратных метра. Гокудера садится с ним в одном ряду, Рокудо и Ямамото останавливаются раньше. Хибари видит только, что Рокудо нормально одет – впервые на его памяти, – наверное за это можно поблагодарить Гокудеру, который его привёз. Рокудо прижимает банку энергетика к виску и выглядит так, будто его разбудили пять минут назад. Вполне возможно, так и есть. Они летят над океаном прочь от солнца – через час становится совсем темно. Чтобы дойти до туалета Хибари приходится перешагивать через ноги Рокудо, вытянутые через проход. Он не уверен, спит тот или просто так разлёгся – за солнечными очками его глаз не видно. Среди сборов Хибари не успел поужинать и желудок даёт о себе знать. Вернувшись, он зовёт Гокудеру. Тот откладывает книгу, в названии которой Хибари не понимает ни одного слова, снимает очки, и они идут в хвост самолёта. – Как работа? – Не жалуюсь, – Хибари ставит поднос в микроволновку. – Как тезис? – Какой тезис? Только в прошлом году магистра защитил, – Гокудера находит в выдвижном ящике несколько пачек арахиса, одну кидает ему. – Такими темпами может к сорока успею в докторат. Хибари и спрашивал про магистратуру, но вслух не признаётся. Он понятия не имеет о его академической карьере. Гокудера говорит: – Ты надолго? – Туда и обратно. Во всяком случае, так Иемицу ему сказал. Сам он чаще остаётся в Штатах или Японии, поручая Хибари представительство CEDEF на итальянских встречах. Большинство из них – бессмысленная демонстрация благонамерения, но кому-то приходится этим заниматься. Хибари не знал до последнего, что Рокудо едет с ними. Иемицу позвонил вчера и сказал, что они наконец “достигли соглашения”. Хибари открывает дверцу микроволновки за секунду до окончания таймера. Они остаются здесь же в заднем отсеке, на угловом диване рядом с мини-баром. – Он точно готов? – Я думал, это ты мне скажешь, – на лице Гокудеры залегает тень недоверия. – Мне просто сказали его забрать. Ты вообще не в курсе? – Я почти сразу вернулся в Бюро. – Когда? – В июне, почти сразу, – Хибари говорит, не отрываясь от тарелки. – Съездил в штаб на дебриф с Наги, видел кое-что из камер наблюдения, потом взял отвод. – Очень профессионально, – выдыхает Гокудера. – Я тоже его с тех пор не видел. Ямамото выбил пару посещений, но… В этот момент Рокудо проходит мимо их стола, доходит до отсека с туалетом и душевой, задвигает за собой дверь. Хибари надеется, что на фоне гула турбин их разговор вышел не слишком громким. – Советую заговорить с ним первым. Меня он тоже не замечал, пока я не заговорил. – Не думаю, что в этом есть смысл. Гокудера скептически выгибает бровь и больше ничего не добавляет. Хибари пытается поспать. Ему кажется, что кто-то безостановочно разговаривает прямо над ухом, но слов не разобрать – это просто шум. Каждый раз, когда он заново открывает глаза, время скачет то на полчаса, то на час вперёд, и что-то вокруг смещается. На этот раз Рокудо и Ямамото стоят у стенки, разделяющей два основных отсека кабины. Выражение суровой обеспокоенности на лице Ямамото меняется на лёгкую развязность, он долго рассказывает что-то, в самом конце истории наклоняется ближе, а Рокудо наоборот откидывается назад, как будто не верит ему. Потом коротко оборачивается в сторону Хибари и показывает на него из-за плеча, большим пальцем. Ямамото утвердительно кивает. Рокудо начинает смеяться. Дорога будет долгой. Хибари снова закрывает глаза. Через минуту или через час Гокудера подсаживается к нему и спрашивает: – Ставки делать будем? Он почему-то сразу понимает, о чём речь. – В самолёте или в отеле? – Я хотел сказать – после дозаправки или до, – Гокудера что-то пьёт, что-то горячее. – Ясно, значит ты за отель. Я ставлю на самолёт. Гокудера, конечно, знает Ямамото значительно лучше, да и Рокудо просидел взаперти всё лето, но не настолько же… Хибари не успевает додумать, погружается в сон. Потом резко – они идут на посадку. Солнце сделало круг и настигло их с востока, утро здесь в самом разгаре. У них сорок минут. Они выходят на тармак и Рокудо спрашивает: – Где мы? Где-то на британских островах, вероятно. Уточнить не у кого. В комнатах ожидания кто-то оставил для них горячий кофе и выпечку, но людей поблизости не видно. Пока они с Гокудерой разливают кофе, Ямамото останавливает Рокудо у окна, за которым только их джет, белый бок ангара и выцветшая голубизна безымянного неба. Рокудо снимает солнечные очки и Ямамото поворачивает его лицо на свет, хмурится и рассматривает. – Видишь, – говорит Гокудера, проходя мимо. – Уже начинается. Хибари улавливает в его тоне какое-то извращённое удовольствие. Они садятся, Хибари достаёт телефон и открывает сообщение от Тецу: всё в порядке, он их дожал, дело открывать не будут. Теперь он целиком расслабляется, ближайшие пару дней его не станут дёргать. Он едва успевает отправить ответ, когда слышит издалека голос Рокудо: – Уверен? Он пропустил начало диалога, либо его вовсе не было. Рокудо и Ямамото уходят в соседний зал отдыха, дверь за ними закрывается на замок. Хибари зависает на пару секунд, потом поворачивается к Гокудере: – Это вообще нормально? Тот разводит руками, улыбаясь своей правоте, и вытаскивает из пачки сигарету. – Можешь на меня не смотреть, я тебе ничем не помогу, – говорит Гокудера после пары затяжек. – И вообще, я выиграл. – Технически, мы не в самолёте, – Хибари кривится от первого глотка кофе. Слишком крепко, но останавливаться поздно. – И не в отеле. – Значит, обоюдное поражение. Гокудера не унимается: – Суть спора была во времени, а не в месте. – Дерьмово формулируешь правила. – Напомни, ты всегда был таким доёбливым или это профдеформация? – Напиши жалобу и засунь себе в жопу. Гокудера отвечает ему средним пальцем и растекается в кресле, присосавшись к сигарете. Они летят ещё несколько часов и приземляются в Милане в полдень. Там их встречают две машины, потом получасовая дорога до отеля. Поднявшись на седьмой этаж, они останавливаются в коридоре, Ямамото идёт проверять номера. Чёрт знает кому могло бы понадобиться их прослушивать, но они соблюдают протокол. Пока ждут, Рокудо подпирает стенку напротив, смотрит на них с Гокудерой, и постепенно улыбка на его лице становится шире. За непроницаемым стёклами очков направление его взгляда не разгадать, но Хибари всё равно не сдерживается и спрашивает: – Что тебе надо? – Не торопи события, – говорит Рокудо, наклоняя голову вбок. Как будто и не расставались. Хибари заходит в номер, и сразу – в душ. Когда возвращается, Рокудо лежит поперёк кровати рядом с Гокудерой и что-то говорит ему по-итальянски. Потом спрашивает, понимает ли их Хибари. Гокудера говорит, что немного понимает, тогда Рокудо встаёт и припадает к его уху, так чтобы Хибари не было слышно. Через пару слов Гокудера уже не выглядит раздражённым, он упирается указательным пальцем в висок и смотрит на Рокудо несколько секунд, пока тот показывает что-то руками и говорит: – Честно, без шуток. – И оба смеются, как шакалы. Рокудо уходит, Хибари закрывает за ним дверь на защёлку. На ужин их ждут к девяти, Хибари может добрать ещё пять-шесть часов сна, хоть прямо сейчас спать и не хочется. Он закрывает шторы, ставит будильник на телефоне и ложится в свою кровать; Гокудера остаётся с книгой на своей. В голове у Хибари крутятся слова Иемицу. Он так и не уточнил, какую сделку тот предложил Рокудо; был слишком занят на работе, чтобы вдаваться в подробности. Что было сказано и что обещано… так или иначе, Хибари вернётся в Штаты, а Рокудо останется здесь. Возможно, на попечительстве Ямамото. Тот точно штаны намочит от такой перспективы. Хибари пытается вспомнить, что именно Наги писала в своих отчётах после возвращения Ямамото из Принстона. Это были сухие факты. Слишком сухие, учитывая потерю крови, близкую к критической. Рокудо целился в горло, но попал в лицо, и Ямамото спасло лишь то, что к тому моменту он уже отключился от дюжины ножевых. Ямамото был значительно сильнее, он мог бы размазать Рокудо по стенке, но почему-то не сопротивлялся. Когда Гокудера нашел его и привёз обратно в CEDEF, то сразу сказал – они попробовали по-хорошему, теперь самое время надеть Рокудо мешок на голову и отвезти в какой-нибудь располагающий к откровенности подвал. Хибари его поддержал. Наги настаивала на политике ненасилия, говорила, что у них недостаточно сведений о его личности, что нельзя трогать психически нестабильного человека, пока они не убедятся, что он – действительно тот, кто им нужен. Ямамото встал на её сторону. Модикум уважения, который Хибари начал испытывать к Ямамото в последние годы, тут же испарился. Ямамото – тряпка, как был, так и остался. На пороге сна Хибари снова слышит чьё-то дыхание. Смутный отпечаток тепла. Биение сердца где-то вдалеке, потом ближе, громче, с неравными промежутками… Он поднимает голову с подушки и пытается определить источник шума. Звукоизоляция здесь ужасная, что-то бьётся прямо за стенкой, примыкающей к изголовью кровати. Не что-то, а кто-то, и останавливаться в ближайшее время они явно не планируют. – Ты точно не можешь ничего с этим сделать? – говорит он Гокудере. – Что, свечку подержать? – Гокудера хлопает себя по карманам, кажется, собирается куда-то уйти. Напоследок говорит: – Ты переоцениваешь природу наших с ним отношений. Хибари просыпается в одиночестве. Последние полсуток – как фальшивый аккорд, выпавший из стройного марша. Он растягивает затёкшие мышцы рук и спины, стоя перед приоткрытым окном, смотрит на волнующуюся людьми пьяццу, принюхивается к сладковатому дыму и прогретой копоти. Он заказывает обед в номер – знает, что вечером, на людях, не сможет проглотить ни кусочка. Пока ест, на телефон приходит сообщение от Гокудеры: он поехал забирать Цуну из аэропорта и взял одну из машин, встретит их на месте. Туда и обратно, думает Хибари. Больше его ничего касаться не должно. Собравшись и одевшись, он несколько раз стучит кулаком по двери в соседний номер. Открывает замок – вторая дверь тоже оказывается не заперта, он толкает её, но внутрь не заглядывает. Он просит Ямамото вынести ключи от машины. По ту сторону – гробовая тишина. Он зовёт ещё один раз, повысив голос. Отсчитав десять секунд, заходит. Раздвигает шторы и включает телевизор, выжимает до максимальной громкости. Начинает поиск ключей с карманов одежды, сваленной на кресле, и понимает, что ничего не найдёт, примерно в тот же момент, когда слышит голос Рокудо из-за спины. – Кёя, ну какого чёрта… – Рокудо тянется за пультом от телевизора и снова выключает звук. Он сидит в кровати один, весь локти и лопатки, растирает заспанные глаза. – Всё, проснулся. Подойди сюда. Вот чего Хибари хотелось избежать – хотя прямо сейчас его гораздо сильнее раздражает тот факт, что Ямамото оставил Рокудо без надзора. Кому-то придётся серьёзно с ним поговорить. – Я тебя слушаю, – Хибари подходит ближе, но не садится. – Так и будешь нависать? – Потерпишь. Говори. – Ты у меня в долгу, – Рокудо щурится в его сторону. – Будь добр, сядь. Хибари не двигается. Свет у него за спиной яркий – вечер только начинается – он хлещет Рокудо прямо в лицо. С большим трудом Рокудо разжимает веки и промаргивается. Теперь Хибари видит его во всей красе. Один глаз, кажется, восстановился полностью – Хибари хорошо помнит его цвет, тёмно-синий, как ночное небо. На второй сложно смотреть, но не смотреть – ещё сложнее. Бледный кратер зрачка растёкся, ушёл под прожжённую красную оболочку. Слезится и дрожит. Сплошная рана. – Зачем ты это сделал? – Чтобы лицо твоё мерзкое больше не видеть, – Рокудо улыбается. Явно доволен тем, что Хибари начал задавать вопросы первым. – Нравится? У Хибари нет настроения эскалировать, поэтому он просто говорит: – Нет. – Точно? – со вздохом Рокудо вылезает из постели и начинает одеваться. – Не радуют последствия собственных действий? – Тебя никто не заставлял. – М… А тебя? – Рокудо оборачивается на секунду, сверкнув зубами. – Мне никто толком не может ответить – тебе хоть дали повышение? Премию отписали? Или подкладываться под задание входит в твои прямые обязанности? – Не знаю, не уточнял, – Хибари шагает обратно в свой номер, но слышат они друг друга по-прежнему прекрасно. – Спроси у Ямамото. Поверхностный смех; Рокудо говорит: – У Такеши всё по любви, он ждал меня целый год. Увлекающаяся личность, тебе не понять. Галстук надевать обязательно? – Да. Рокудо появляется в дверном проёме с галстуком в руке, отдаёт его Хибари и продолжает: – Между вами богатая история, это очень мило. Знаешь, он мне рассказывал ещё тогда, на первом курсе. Без имён и подробностей, естественно, просто про то, как какой-то козёл его изувечил и лишил будущего. Теперь я вижу закономерность. Полоска ткани в руках Хибари прочная, и он знает полтора десятка способов её использовать, от молниеносных до мучительно медленных, на любой вкус. Удар в кадык тоже сгодится. Он поднимает ворот рубашки Рокудо, перекидывает галстук вокруг шеи и начинает завязывать. – Рад, что вы нашли друг друга, – закончив, Хибари разглаживает морщинки на его пиджаке. – Откройте группу поддержки. Будете там ебаться, плакать и ненавидеть меня. – Ненависть – чересчур сильное чувство. Я не ненавижу тебя, Кёя. Я даю тебе шанс извиниться. Хибари боится, что на этот раз сдержать смех не выйдет. Он смотрит на часы – если Ямамото не ждёт их внизу прямо сейчас, придётся вызывать такси. – Ладно, – улыбка на губах Рокудо становится едкой, взгляд здорового глаза подмораживается. – Смотри не пожалей. Мне ведь терять нечего, чего не скажешь… Ему почти что хочется услышать продолжение, но в следующий момент дверь в соседнем номере открывается – Ямамото вернулся. Когда Рокудо проходит мимо, Хибари кажется, что он улавливает незнакомый запах, что-то существенно новое, острое и подгнившее, медицинское. Раньше от него разило раненым животным, теперь – падалью. До поместья Вонголы они едут без разговоров. Фуршет накрывают по всей площади первого этажа, открывают все сквозные залы и комнаты, расставляют белые скамейки в саду. Хибари мельком выхватывает периметр охраны на подъезде, на входе, на балконах. Внутри много посторонних лиц, слишком много жён и детей, так что сразу становится ясно – ничего важного сегодня не произойдёт. Ямамото начинает перечислять для Рокудо собравшихся – всех, кто что-то из себя представляет. Хибари тем временем нужно каждому из них пожать руку. Он тратит не меньше сорока минут, и это только первый круг. Последним он находит Цуну в одном из дальних залов, где стены увешаны полотнами, которые Тимотео уже много десятилетий выдаёт за репродукции. Хибари в живописи не разбирается и заходит сюда редко, несмотря на относительную безлюдность этих комнат, – разговоры здесь всегда самые душные. Сначала он видит самого Цуну, потом из-за поворота – Рокудо рядом с ним. Они о чём-то беседуют, увлечённо. Ямамото поблизости нет; Хибари понимает, что вообще никого нет. Гокудера курит на террасе и Хибари собирает все силы, чтобы сразу не столкнуть его за парапет. Он молча тащит его, пока они не оказываются напротив нужного окна, на которое Хибари показывает и тихо говорит: – Это не моя работа, Гокудера. Почему ты заставляешь меня нервничать из-за твоей работы? Если этот псих подышит в его сторону неправильно, Иемицу мне голову открутит, а тебя с говном сожрёт. – Блядь… – Гокудера выдыхает и достаёт телефон. Сквозь облако дыма Хибари слышит привкус алкоголя. Внутри горит свет, а снаружи уже совсем стемнело. По ту сторону стекла Рокудо с Цуной их не видят и продолжают обмениваться любезностями. Ценители искусства. – Всё, расслабься, я разберусь, – Гокудера снимает его пальцы со своего плеча и уходит. Через пару секунд появляется внутри комнаты и становится на расстоянии вытянутой руки от Цуны – Хибари надеется, что на весь оставшийся вечер. Хибари спускается в сад, проходит мимо гостей, мимо рыжих столбов пропановых обогревателей и вазонов с цветами в человеческий рост. Полчаса назад он был готов покончить с этим визитом вежливости как можно скорее, но похоже что сегодня все кроме него решили отключить мозги. Остаться придётся как минимум до полуночи. Собравшись с мыслями, он возвращается в дом, где, пока его не было, стало значительно громче, ярче и звонче; зажгли свечи, сменили блюда, вынесли крепкие напитки. Хибари выбирает точку обзора недалеко от главной лестницы, в мёртвой зоне, и всё равно с периодичностью в пару минут к нему подходят люди, которых он знает лишь абстрактно. Он вытаскивает из памяти их имена, а они взамен оставляют ему криптические приветы для Иемицу, которые он не собирается ни фиксировать, ни тем более передавать. Время тянется медленно, чем дальше – тем глубже разноголосица языков и движений вокруг лезет ему под кожу. Даже когда он замирает на месте, гудение не прекращается, трётся наждачкой у него за ушами… Он делает ещё один круг – по террасе, в обход человеческих скоплений, проходит через кухню с нанятым персоналом и пустые гостиные, библиотеку и то, что раньше называлось курительной комнатой. Поднимается наверх по чёрной лестнице, даёт тишине промыть себе голову. Он останавливается на первой ступеньке главной лестницы, там же, где стоял весь последний час, только выше – с панорамным видом на весь большой зал и фойе у входа. Примерно в тот же момент телефон в кармане вибрирует – Гокудера пишет, что говорил с Тимотео, и что завтра их снова здесь ждут. Возможно и послезавтра. Возможно, думает Хибари, это затянется до понедельника, учитывая количество приглашённых, которым некуда спешить. Хибари облокачивается на лестничные перила и оглядывает нижний ярус – видит и Гокудеру, который продолжает что-то строчить в телефоне, и всех остальных. Цуна посреди монолога, Ямамото внемлет рядом со стаканом в руке, Рокудо – одной ногой на террасе, выдувает дым наружу, крутит головой, между затяжками говорит что-то Цуне и тот начинает жестикулировать активнее. Мимо Хибари вверх по лестнице проходит несколько людей, один из них говорит: – Держи. Сейчас вернусь. В руках Хибари оказывается бокал. Он пробует. Всего лишь имбирный эль. Дино спускается к одному из столов, наполняет поднос и так же быстро взлетает обратно наверх. Одну тарталетку он надкусывает по пути, все остальные отдаёт Хибари: – Не говори ничего, просто попробуй. Хрустящее тесто, козий сыр, сладкий луковый чатни. Мазок мёда. Кажется, руккола, только Хибари хоть убей не видит на тарелке зелени. – Ну, допустим, – говорит Хибари и берет ещё одну. Дино улыбается, опускает локти на перила рядом с ним, прослеживает траекторию его взгляда и спрашивает: – Тот самый? Дино об этом не должно быть известно, но он, конечно, знает. Хибари понял, что слухов не избежать, как только увидел Бьянки рядом с Рокудо три месяца назад. Отвечать всё равно не будет. Не положено. – Всем очень интересно, – продолжает Дино, – как ваше дитя осталось без глаза. Твоя работа? – Нет, – говорит Хибари, и непонятно зачем добавляет: – Он мой ровесник. – Я так и сказал, – Дино вздыхает: – Ребёнок… Сзади кто-то идёт, Хибари видит знакомую фигуру – как по заказу. Он окликает её, Лал останавливается на середине лестницы и отвешивает ему грязный взгляд. – Если ты так хотела, – говорит Хибари, чуть повысив голос, – я и сам мог бы привезти его в мешке для трупов. Выражение на лице Лал едва ли меняется, она кидает что-то по-итальянски, резко разворачивается и сходит вниз. Укол злости застаёт Хибари врасплох, особенно когда он видит, как Дино усердно отводит глаза, чтобы не рассмеяться. – Что она сказала? – Дословно? Что твоя киска слишком сухая, чтобы так сразу седлать её член. Но… – Дино выставляет перед собой руку прежде, чем Хибари может возразить. – Лучше просто расскажи мне, что пошло не так? – Тебе постатейный список? Дино допивает содержимое своего бокала, ещё раз осматривает зал, потом смотрит на Хибари внимательней. Хибари хватает пяти секунд, чтобы убедиться – в нём ничего не изменилось с их последней встречи, всё та же медоточивая усмешка и червонный лоск, только загар стал темнее и линии от улыбок вокруг рта и глаз пролегли чётче. Дино подходит ближе и говорит тише: – Отняли добычу? Или сам зубы обломал? Ни то и ни другое, но Хибари не хочет признавать, что до правильного ответа ещё не добрался. – У меня был очень долгий день, Каваллоне, – говорит он. – Просто хочу, чтобы он закончился и меня оставили в покое. – Совсем другое дело. Меня ждёт шофёр… – Дино проверяет время на часах Хибари, – полчаса назад. Где вы остановились? Хибари называет отель. – Ужасная дыра, сочувствую. Значит, ко мне. Закатим вечеринку похлеще этой – включим “Армию тьмы”, ты будешь решать кроссворды, а я напиваться. Если у тебя совсем дикое настроение, то выпьем молока и сразу ляжем спать… – Дино задерживается у основания лестницы и смотрит на него выжидающе: – Идёшь? Хибари прислушивается к своему телу и взвешивает варианты. Что лучше – попрощаться, как будто ему нужно разрешение уйти, или сбежать незамеченным, как будто он что-то скрывает? – Иду, – отвечает он и спускается. На полпути к главным дверям он встречается глазами с Цуной; остальные тоже поворачивают головы, но остальные Хибари не интересуют, только начальство. Прежде чем переступить порог, Хибари сцеживает в их сторону подобие поклона. Этикет есть этикет.