Жизнь — это неутомимая жажда насыщения, а мир — арена, где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследует друг друга, охотится друг за другом, поедает друг друга; арена, где льется кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.
Они стояли друг напротив друга. Он спокойный, словно скалистый берег. Она — штормовое море. Его волосы как всегда идеально уложены и завязаны в низкий хвост с помощью черного банта. Ее — буйство рыжих локонов, в беспорядке ниспадающее до самых колен. Айси наблюдала за ними через щелочку шкафа, зарывшись в платья и прижав ладонь ко рту- лишь бы не выдать свое присутствие, хотя Блум уже давно поняла, что она здесь. Сердце так бешено кололось в грудной клетке, что, казалось, вырвется наружу, испачкав кровью все вокруг. Блум стояла у двери. Безумная. Глаза горят первородным огнем ярости. Губы плотно сжаты в узкую полоску. Валтор само спокойствие, особенно по сравнению с ней, стоит, прислонившись к столу, незаметно сжимает маленький ножик, обернутый в белую ткань — не хотел лишний раз прикасаться к серебру. Маленькая графиня молчала, сверля взглядом своего невозмутимого врага, выжидая, когда тот решит напасть на нее или хотя бы произнесет хоть слово, но он рассматривал ее лицо в поисках тех черт, что когда-то привлекли его. Некогда утонченная, с милой улыбкой, она превратилась в зверя с безумным оскалом. Ни капли того, что было раньше. Граф неспроста согласился с братьями по поводу ее, так называемой, зачистки. Даркар простил ему то, что он обратил человека без его ведома и тем более разрешения, приняв увлечение своего младшего брата, но на то, что Блум пыталась лезть в их дела, занять место под солнцем в их ложе, закрыть глаза уже не мог ни он, ни Огрон ни сам Валтор. Графиня Домино слишком много на себя брала, решив, что может подправить свое положение за их счет и манипулировать Фортескью, как несмышленым мальчишкой, но он не был одним из ее многочисленных фаворитов, а уж тем более не был принцем Скаем, из которого так легко вить веревки. Граф улыбнулся краешком губ, вспоминая, как отважно бывший принц Эраклионский отправился спасать свою невесту, где и встретил свою смерть. — Что же ты стоишь на пороге? Может чаю? — с плохо скрываемой издевкой спросил Валтор, кивнув головой в сторону кресла, — Ты присаживайся, не стой, как говорит барон Корнуолл, в ногах правды нет. — С тобой, Валтор, и сидя правды не сыщешь, — хрипло ответила Блум, внимательно наблюдая за каждым движением оппонента, — Уже отправил Айси к Олимпийцам? Хотя нет, не отвечай, я чувствую ее присутствие. — Какая ты проницательная, — мужчина едва заметно дернул бровью, — Так зачем ты решила меня навестить? На твоем месте я бы схоронился или начал новую жизнь подальше от моих графств. — Осталось одно незаконченное дело. Знаешь, мое имение в графстве Домино, уже давно пустует, хотелось бы закончить с давним врагом и вернуться к своим людям, если ты понимаешь о чем я. Не нужно слов, несмотря на то, что ты купил его с торгов, оно все еще принадлежит мне. Я — единственная наследница. — Ты забываешься, Блум, графство уже давно мое, это во-первых. А во-вторых, если ты забыла, истинная наследница рода Домино твоя старшая сестра Дафна. Сколько ей сейчас? Тридцать? Видел ее на одном из приемов пару лет назад. Так и осталась весьма сентиментальной особой, даже дочь в честь тебя назвала. — Довольно! — нетерпеливо прикрикнула Блум. Воспоминания о доме и сестре неприятно кольнули сердце, — Ты знаешь зачем я здесь, не ломай комедию, мы не в театре. Я покончу с тобой, спасу Айси и очищу свою душу. — Что ж вы все заладили о чистоте души, — рассмеялся граф, откидывая голову назад, — Что мальчишка Дарко, что ты. Видимо, я ошибался в ваших способностях ясно мыслить. Нет никакого очищения души. Мы — вампиры, я тебе уже это говорил, детей дьявола Господь не примет в свои чертоги. Ты можешь внушить себе, что убив меня и освободив Айси, вернешь себе светлые частички, но нет, это лишь самовнушение, моя дорогая, но ты права, мне надоел весь этот цирк, пора бы закончить с тобой так, как я хотел изначально. Не успел он и договорить, как Блум стремительно набросилась на него, подобно лавине, впиваясь когтями в плечи. Мужчина от неожиданности повалился на стол, раскидывая письменные принадлежности и книги, нож упал на пол, звякнув о дерево. Девушка вцепилась в него, словно львица в свою добычу, плотно обхватив ногами его пояс. Валтор вывернулся, занимая главенствующее положение, хаотично нанося удар за ударом. Животная драка, человеческая, но нужно было тянуть время, пока он не сможет дотянуться до клинка и покончить с этой дрянью раз и навсегда, сжечь ее к чертям собачьим и отправить прямиком к дьяволу, где ей самое и место. Никто не чувствовал боли. Мрамор бился о мрамор, камень о камень, вытачивая друг в друге вмятины. Граф целился в лицо, будто желая разрушить то, что нравилось ему все те годы, преследовало в мыслях, будоражило разум, в надежде, что сможет уничтожить ее еще раз, в последний раз. Блум не отставала — удары сыпались градом. Они сцепились, как две повздорившие кошки, катаясь по полу. Мужчина несколько раз приложил рыжую голову о паркет, оставляя воронки в дорогом дереве. Графиня целилась куда придется- обзор закрывали волосы, в хаотичном порядке разметавшиеся по лицу. Ее глаза хищно блеснули, стоило ей увидеть лезвие, блестевшее на ткани, отражающее в себе языки пламени. Скрюченные, как у хищной птицы, пальцы потянулись к нему, но тут же были перехвачены сильной рукой ее противника. Каждый пытался дотянуться до клинка, переменчиво занимая главенствующее положение, вырывая его из рук друг друга, словно в странном, безумном танце. Наконец Блум вырвала нож у Фортескью, обжигая пальцы о серебро, и воздела руки к потолку, со всей своей яростью обрушивая его — мужчина перехватил ее руки. Лезвие дрожало в миллиметрах от его перекошенного от напряжения лица, едва ли не царапая твердую как мрамор кожу. Столкновение двух сильных вампиров неминуемо подходила к своему завершению и не в пользу Валтора. Серебро разрезало руки, причиняя нестерпимую боль. Девушка в последний раз взмахнула руками и… Нож выпал из ее рук. Голубые глаза расширились от удивления. Блум повернулась, яростно зарычала и бросилась в сторону. Айси, еще несколько секунд наблюдавшая, как серебро выжигает дыру на неестественно выгнутой спине, отскочила, в тщетных попытках уйти от столкновения со своей бывшей подругой, но что ее человеческая скорость против мощи вампира. Графиня повалила ее на спину, позвоночник неприятно хрустнул. Когти разрезали шею, чудом не задев сонную артерию, комната заплясала от боли, пронзившей все тело. Граф вскочил и бросился ей наперерез, но не успел. Он схватил рукоятку, все еще торчащую в спине и рывком потянул вниз, разрезая кожу, и откинул его для следующего удара, с упоением вслушиваясь в крики Блум, забившейся в его руках. — Будь ты проклята! — закричала она. Ее тело медленно осыпалось, превращаясь в зловонный прах, — Ты перешла не на ту сторону, предательница, и жестоко поплатишься за это перед Господом, будь ты проклята! — руки, еще не успевшие исчезнуть, выхватили нож, в слепой ярости вонзая лезвие в юное тело… — Mon amour, посмотри на меня, умоляю тебя, — Валтор подскочил к девушке, бережно обхватив ее руками, едва последний прах его бывшей возлюбленной коснулся пола, — Не двигайся, кровь не останавливается, прошу, посмотри на меня. — Со мной все хорошо, — Айси улыбнулась краешком пересохших губ, ее глаза распахнулись, блестя от слез. Взгляд оказался мутным, поддернутым пеленой, старушка с косой медленно подкрадывалась к ней, выжидая удобного момента, — Мне кажется, что осталось совсем недолго… Я… — она закашлялась, по подбородку потекла кровь. — Не закрывай глаза, только не закрывай глаза, — шептал граф, зажимая раны руками, напрочь забывший все, на что способен, — Ты не умрешь, все будет хорошо, просто смотри на меня, сейчас я позову лекаря, он тебя вмиг вылечит. О чем это я… — он потянулся к ней, но тут же отпрянул, в его глазах блеснуло безумие, — Mon сoeur, хочешь ли ты остаться… Остаться… — последние слова никак не хотели сорваться с языка. — Остаться с вами? — едва слышно прошептала девушка в ответ, дрожащей рукой накрывая ладони мужчины, — Если бы я могла, я бы осталась с вами навсегда, но мое время подходит к концу… Я ничего не могу с этим поделать, не хочу вас терять. Вы не верите в любовь, как бы я не старалась, вы не испытываете ничего, кроме жажды. Можете считать все это глупыми словами простой смертной, но я верю в любовь, в ту любовь, которую познала рядом с вами, возможно, я больна, но это чувство совсем не отягощает меня… — Потерпи немного, mon amour, сейчас тебе станет легче, — дрожащими руками он поднял ее на руки, сморщившись, когда услышал стон и беспрестанно извиняясь, перенес на кровать, — Будет немного больно, но ты сильная девочка, я знаю, что ты справишься, главное не закрывай глаза, хорошо? — он разговаривал с ней, как с маленьким ребенком, баюкая и утешая, прекрасно понимая, что отсчет идет уже на минуты. …Время тянулось необычно медленно, а он все не отходил от кровати, вслушиваясь в прерывистое дыхание бледного, казалось, совсем безжизненного тела. Кровь пропитала некогда белоснежные простыни — он уже давно поменял свой любимый бардовый цвет на более спокойные тона по ее просьбе, хоть и не переносил на дух такие оттенки — образуя своеобразный ореол вокруг девушки, которая лежала с закрытыми глазами, инстинктивно сжимая его руку в своей, не давая отойти, он бы и не смог. Ладонь накрыла маленькую худую ручку, покрытую копотью и кровью. Казалось, Валтор сошел с ума, выжидая уже неизвестно какой час, когда очнется его возлюбленная. О да, теперь он мог сказать точно самому себе и всему миру, что испытывает второй раз в жизни такое высокое чувство. Любовь к Айси не была похожа на ту, которую он ощущал к Блум, она была другой, будто осязала в воздухе, грузом оседала на плечах, шептала неприятные слова, что не уберег, не успел, и все напрасно. Его губы, покрытые кровью, такой желанной и такой дурманящей, слегка подрагивали — если бы вампиры умели плакать, он непременно бы разрыдался, весь мир познал бы его горе, но из глаз упорно не выходило ничего, ни слезинки, как бы не старался. Мужчина не хотел лишать ее мирской жизни, таких человеческих возможностей, которые были недоступны ему уже многие века, боялся, что, очнувшись, она потеряет все, что связывало их, но и одновременно хотел, чтобы забылось все плохое, все ужасные поступки, которые он совершал по отношению к ней, осталось лишь мирское, что он дарил ей в редкие минуты просветления. Безумно хотел снова читать ей книги, пока она медленно засыпала на его плече, доверчиво прижавшись всем телом, но единственное, что он мог сейчас — это с трепетом наблюдать за тем, как подрагивают веки и слегка сжимаются пальцы, показывая, что она все еще жива, и гладить шелковистые белоснежные волосы. Ангел… Ненавистный мальчишка правильно назвал ее, точнее сравнения и не найдешь, даже если перерыть все библиотеки мира. Возможно, Айси была его ангелом, посланным с небес, спасение заблудшей души, способной вновь разжечь пожар в давно застывшем, прекратившем свою работу, сердце… Наконец, дыхание восстановилось, она спала, последний раз. Руки расслабились, и граф смог ускользнуть от кровати, с остервенением топтая то, что осталось от Блум, и прошел к столу, выуживая из чудом оставшихся целыми полок, бумагу и чернильницу. Нужно было отправить письмо Огрону и срочно, дело не терпело отлагательств. Дорогой брат, Приближающуюся Кровавую Луну придется пропустить. Как я предполагал, Блум, если Вы ее еще помните, удалось вернуться — обряды, проведенные нашим братом, оказались слишком слабы. Меня в очередной раз не послушали, и вот, что из этого вышло. Она вернулась и попыталась уничтожить меня. Как иронично, не находите? У нее, как Вы можете предположить, ничего не получилось, но Lune de sang была смертельно ранена, поэтому мне пришлось ее обратить. О, не спрашивайте меня, почему я сделал именно так, мне было тяжело признаться в этом самому себе, Вам же будет еще сложнее. Вы поймете меня. Я уверен, что если бы у Вас была возможность, когда горячо любимая Вами, ныне почившая, графиня Флора, слегла с неизлечимой болезнью, и будь Вы рядом, то непременно поступили бы так же, как и я. Думаю, слова здесь излишне. Насколько мне известно, в данный момент Вы активно ведете приготовления к пиршеству и находитесь рядом с Даркаром, прошу же Вас передать ему эту новость и постараться поумерить его пыл, дабы исключить возможную в будущем катастрофу. Если нужно, я готов приступить к поискам новой Lune, как только это станет возможным. Уповаю на Ваше понимание и милость.Ваш брат.
Фортескью отложил перо и уткнулся лицом в ладони, все еще чутко прислушиваясь к дыханию девушки. Письмо он писал, постоянно оглядываясь на кровать, высматривая, не подала ли она хоть малейших признаков жизни. Мужчина встал и всмотрелся в ее лицо, замечая изменения, происходившие в ней, медленно, но все же, что-то менялось. Только тогда он смог вздохнуть с облегчением и позвать прислугу, которая, на удивление, осталась жива — молодая графиня всегда отличалась излишним состраданием, попросить принести в покои бутылку вина из самого дальнего погреба, и приказав убрать все как можно быстрее и не издавать лишнего шума. Валтор поднял Айси с кровати, позволяя одной из служек заменить простыни с матрасом, и, как только заблестел чистый шелк, лег, заключая ее в свои объятья, последний раз слушая дробный стук сердца, постепенно становившийся все медленнее, едва уловимый, пропускающий лишь несколько ударов в минуту, но хватало и этого, чтобы навсегда запечатать в самой подкорке мозга… Он лежал так уже неделю, не изменяя позу, словно древняя статуя, выточенная рукой Микеланджело Буонарроти, изнеможденный, иссохший от жажды, костлявой рукой сжавшей горло, но не мог отойти ни на метр, боясь оставить ее одну, что она очнется и не увидит его, испугается или еще что хуже. Что хуже — сам не знал. Губы сами по себе шептали колыбельную, которую когда-то, настолько давно, что в правдивость не верилось самому, пела его мать, чей образ давно истлел в памяти, захороненный под толщами столетий. Кожа походила на сырой мрамор, не отливала больше той белизной, не сияла в лучах закатного солнца, как прежде, но стоило сделать только глоток, дабы вернуть былой лоск, но граф упорно сносил все тяжести голода, желая испить вместе с Айси ее первой крови, разделить его, показав, что теперь они навсегда вместе. Приложив ухо к ее груди, он услышал, что сердце больше не бьется, застыло навеки, значит, все получилось и ждать осталось недолго. Она очнулась, уставившись на него ясными глазами-льдинками, не утратившими былого блеска и задора. Губы, вновь налившиеся алым, дрогнули, даруя первую улыбку в новом обличие. — Лекарь все же успел? — прошептала она, вглядываясь в его лицо, — Что-то не так? — Я твой лекарь, ma belle, — вторил ей Валтор хриплым от молчания голосом, — Как долго я ждал, пока ты откроешь свои прекрасные глаза, совсем потерял надежду. Будь я христианином, взывал бы к Господу за то, что он подарил мне еще один шанс. — Не понимаю, — девушка покачала головой, привставая на локтях, — Что-то изменилось… Почему все такое… живое? — слова невозможно было подобрать, — Не могли бы вы подать мне воды, в горле ужасно пересохло. — Вода тебе больше не понадобится, как и пища, — мужчина схватил ее ладони, прикладывая их ко лбу, — Я взял на себя дерзость даровать тебе вечную жизнь, с твоего разрешения. В момент, когда ты произнесла те самые слова, я понял, что ты действительно хочешь остаться со мной в бессмертии… — Но… Но… — она отпрянула, потрясенно уставившись на своего собеседника и задрожала, — Я не хочу никого убивать! Нет! Почему все так? — закричала она, закрывая лицо ладонями, — Мне придется, как и вам, лишать жизни невинных людей до скончания веков? — Если только это пугает тебя, то я могу тебя заверить, твои зубки никогда не коснутся плоти человека, только если ты этого сама не захочешь. Только скажи, и я буду каждое утро выходить в лес с лучшими егерями, чтобы добыть для тебя звериную кровь. Но если и это не подходит, то в моем замке есть погреба с хорошей выдержанной кровью, ее обладатели погибли много лет назад, еще до твоего появления на свет. — Неужели нельзя по-другому? Пытались ли вы жить без крови, утолить жажду любым другим способом? Зачем так варварски убивать невинных? К чему эти ненужные убийства? — Взгляни на меня, любовь моя, — Валтор отнял руки от ее лица, заставляя посмотреть на него, — Все эти дни, казавшимися целыми тысячелетиями, я не отходил от тебя, не вкушал крови, и на кого я стал похож? На иссохшего монаха, что годами медитируют в горах Тибета, отказавшись от мирских благ. — Тибет? — любопытство все же взяло вверх, отложив на задний план все переживания, — Я безумно рада, что смогла остаться с вами и не бросить сестер, но меня пугает все то, что открылось передо мной. Я боюсь обезуметь… — тихий вердикт, как выстрел в тишине. — Я сделаю все для тебя, не дам тебе окунуться в пучину, — граф прижал ее к себе, заключая в объятья, вдыхая аромат, что никак не изменился, — Ты все также пахнешь жасмином. Я покажу тебе весь мир, чтобы все знали, как сильно я тебя люблю, — долгожданное признание, так долго терзавшее нутро. — Повторите… — тихий шепот, почти умоляющий, не верящий в то, что услышал секунды назад, — Повторите, пожалуйста, я, возможно, ослышалась… — Я люблю тебя, mon amour, благодаря тебе мне удалось поверить в то, что я еще способен испытывать чувства. Порой мне кажется, что мое сердце снова бьется, трепещет, как птица при виде тебя. Я сожалею о всем том, что тебе пришлось пережить рядом с прошлым со мной. Проси все, что угодно, хоть я и понимаю, что ни одни богатства мира не искупят мою вину. — Не нужно, ничего не нужно. Просто говорите мне это чаще, чтобы я не забывала и не думала, что мне показалось, возможно, я веду себя, как ребенок, недолюбленный своими родителями, но это важно для меня. — Я буду говорить тебе о своих чувствах каждый день. Буду приносить любые цветы, никаких роз, хочешь, обложу все незабудками? Ты только прикажи, и все упадет к твоим ногам. За одно твое слово я сделаю все, что угодно. Уничтожу любого, кто посмеет посмотреть на тебя косо или обидеть. — Не нужно, — повторила Айси, опуская глаза. Такое поведение было для нее роскошным новшеством, — Вашей любви достаточно, чтобы покрыть все о чем вы говорите. Я люблю вас, а вы меня, что еще нужно… Подождите, ваши братья, наверное, сильно разгневаются, если узнают. — Завтра отправлю письмо, не переживай об этом. Не переживай больше ни о чем. Ничто тебя больше не расстроит. Никто не посмеет коснуться тебя… Кажется, мы оба больны, — горько рассмеялся он, запустив пальцы в волосы, — В медицине, если не ошибаюсь, даже есть определение о том, что происходит между нами, но сейчас не об этом, тебе нужно попить. Валтор откупорил бутылку. Запах настоявшейся крови пропитал воздух. Глаза Айси жадно сверкнули. Стоило уловить аромат, как все нутро задрожало в предвкушении. Таковы инстинкты, и против них никак не пойдешь, она это уже понимала, хоть и была вампиром меньше часа, признала простую истину и повиновалась желанию выживать. Густой, темно-бардовый напиток наполнил хрустальные бокалы. Мужчина протянул ей один, не прикасаясь к своему, пока она не испьет первая, хоть жажда и душила его, заставляя наброситься на бутылку и осушить ее одним махом, но он терпеливо ждал. Девушка подозрительно принюхалась и зажала нос рукой — обоняние стало слишком ярким, чувствовалось даже моющее средство, оставившее свой след на хрустале. Первый глоток дался нелегко, но стоило теплой жидкости потечь по горлу, как она испустила вздох облегчения, выпивая все залпом. Измазавшись, под хохот графа, Айси обиженно насупилась и утерла рот рукой. Ей понадобится еще много времени, чтобы научиться есть аккуратно, как он, но теперь у нее впереди вечность на обучение. Он научит ее всему, что знает сам, покажет весь свет, подарит самые яркие впечатления. Они осушили еще много бутылок, прежде чем каждый смог насытиться сполна. Казалось, все наконец-то наладилось, но рука горя все еще висела над его замком — решение Даркара было неизвестно… Фортескью отлучился, несмотря на просьбы собственного сердца остаться еще ненадолго. Нужно было срочно передать письмо. Ждать завтрашнего дня уже не оставалось сил. Конечно, можно было передать письмо слуге, но ему хотелось самостоятельно найти самого быстрого гонца и передать бумагу. Айси встала с кровати. Энергии было слишком много и деть ее было, откровенно говоря, некуда. Во сне больше не было нужды, а значит, и заняться-то по идее было нечем. Девушка подошла к шкафу с большим зеркалом в полный рост, но не увидела ничего. Она ужаснулась — неужели больше никогда не увидит, как выглядит? Разочарованно вздохнув, Айси открыла шкаф, выуживая из него платье. Фиолетовый сатин мягко блестел, заключая ее в свои объятья. Слава Богу, оно оказалось без мудреной шнуровки, хоть и с длинными рукавами. Девушка покрутилась, любуясь тканью, веером распустившейся по ногам, и подошла к двери, недоверчиво коснулась ручки, но все же опустила вниз. Раздался щелчок и она отворилась. Ее больше не запирали. Значит, и вправду любит. Коридоры и слуги не интересовали ее, она неслась к дверям, все же успевая вежливо кивать всем, кого встречала на пути. Стража галантно распахнула резные врата, и ее легкие наполнил свежий воздух. Все вокруг цвело. Весна уже сидела в своих владениях, осыпая землю цветами и теплым ветерком. Спокойствие от единения с природой все же нарушилось, стоило воспоминаниям о прошлой ночи прокрасться через цветочный полог и напомнить о себе. Блум ее проклинала… И проклятие сбылось как нельзя быстро — она стала одной из них, навечно запятнанной грехом, отвернутая от Райских врат, обреченная на муки, ведомая жаждой крови, но почему-то все отступало на задний план, как только вспоминались горящие глаза графа Фортескью, обещания быть вместе, защита, жар его слов. Интересно, ей уже можно называть его своим мужчиной или все же рано. Айси еще не доводилось находиться в подобных отношениях, поэтому как вести себя она не знала. Пальцы бессознательно плели уже третий венок, пока она вдыхала запах вишни, только начавшей свое цветение. Трава щекотала ступни. В голове было ясно — ни единой плохой мысли не осталось. Как-то быстро все уложилось в сознании, принялось, как должное, возможно, она была действительно больна. — Долго здесь сидишь? — раздался голос над головой. Граф сел рядом, грациозно взмахнув полами плаща, — Кому третий венок? Неужели привела в дом любовника, пока меня не было? — Что вы. Всего лишь задумалась и не заметила, как сплела еще. Если бы вы пришли позже, то увидели бы здесь целую гору венков, можно было бы раздать половине графства. Вы же были в городе… Морс уже продают? Ирисы цветут? — Все, как ты сказала, дорогая, не хочешь посмотреть? Можем съездить в город, развеешься заодно, посмотришь на людей, — предложил Валтор, сплетая их пальцы. — А можно? Вы подождите, я только сбегаю за плащом. Пару минут и буду здесь, — девушка привстала, но ее тут же усадили обратно. — Конечно можно, глупышка, отныне тебе можно все. И плащ совершенно ни к чему. Тебе больше не нужно прятать лицо, разве я не говорил, что хочу, чтобы все увидели мою избранницу? — он одним лишь взмахом руки приказал подготовить лошадей, — Только говорю об одном, иначе мне снова придется запереть тебя в замке, несмотря на мою любовь, сдерживайся! Молодым вампирам всегда тяжело дается находиться среди людей, но я знаю, что ты разумная девочка и сможешь сдержаться. Договорились? Белоснежные кони рысцой неслись по улочкам. Айси уже не боялась упасть, только сильнее сжимала коленями седло, то и дело подстегивая коня, будто ездила верхом всю свою жизнь, Валтор не отставал, наоборот подтрунивал над ней, неизменно обгоняя в своеобразной гонке. Люди отступали, удивленно глядя вслед паре, шептались, не смея повысить голос в присутствии своего господина. Они все еще помнили его появление зимой в присутствии незнакомой девушки, скрытой мехами, помнили его неожиданный визит в церковь вместе с ней же, но не видели ее лица, которое открылось перед ними первый раз, восхищались красотой юной девы, светящейся в лучах полуденного солнца, источающей ауру веселья и какой-то неясной силы. Торговцы заполонили все свободное пространство, наступая друг на друга, пытаясь продать свой товар, обогнать друг друга, перенять потенциальных покупателей на свою сторону. Лишь только завидев корзинки с яркими ирисами, Айси спешилась и уставилась на графа невинными глазками, как ребенок, выпрашивающий у отца новую игрушку. Валтор спешился вслед за ней, протягивая торговцу монету, тот поспешно собрал большую охапку цветов и протянул ей, постоянно кланяясь и рассыпаясь в словах благодарности. Девушка вдохнула аромат, тут же вскруживший голову и благодарно коснулась руки графа. Она совсем не ощущала жажды. Признаться честно, при въезде в графство, ей хотелось повернуть назад, опасаясь, что не сможет справиться со своими новыми инстинктами и устроит резню, погубив множество жизней, но вскоре поняла, что зря опасалась. Дальнейший путь они продолжили пешком, оставив лошадей под присмотром в одной из таверен. Фортескью пустился в долгие объяснения правил для вампиров его общества, подготавливая к неминуемой встречи с лордом Бродериком. Солнце медленно садилось за горизонт, пока они сидели у фонтана на городской площади, под изумленные взгляды жителей. Айси впервые за несколько лет почувствовала себя настолько свободной. Все заботы, грузом давившие к земле, разом упали с плеч, позволяя выпрямить спину и смело взглянуть в завтрашний день, но все же опасения о том, что все происходит слишком быстро никак не хотели уходить, ведь ей не были ведомы все душевные терзания графа, в которых он провел последние пару месяцев, осушая бокал за бокалом, круша покои в дальнем крыле, кромсая портрет юной графини собственными руками. Два месяца, проведенные словно в бреду лихорадки, наконец прояснились для него, нашлось лекарство, что сидело сейчас рядом с ним, все также доверчиво прижимаясь всем телом, слушая его все с тем же детским интересом. Он не мог поверить — Неужели он по-настоящему счастлив?