Крещендо

             Читаю много раз. Разбираю по буквам. При-кол-ви-де-о… и дальше название композиции. Не может быть! За что? Холод по спине. Как там говорят о страхе? «Обосрался». Вот и я. Потребовал срочно где-нибудь остановиться. Мне плохо! Выворачивает и льет из всех щелей. Отец перепугался. Он подумал, что я отравился чем-то на турбазе. А я чувствую, что отравился гораздо раньше. Когда познакомился с этим ублюдком. И это он, тот, который целовал меня так нежно, так офигительно, что хотелось плакать. И это он, который в пылу очередного паскудства вдруг сказал, что любит меня. Он выложил это на какой-то прикольненький сайт! Мне невозможно жить в этом городе дальше! Мне невозможно ходить в школу! Мне невозможно просто жить…       Отец забегает по дороге в аптеку, скупает активированный уголь. Я послушно выпиваю сразу шесть таблеток, папа говорит, что так надо. Сижу на унитазе, говорю с унитазом, реву в унитаз, смываю свою жизнь веселой водичкой. Отец испуган, он–то не отравился, хотя ел то же самое, что и я. Может, попроситься уехать с ним? И я прошусь! Отец испуган ещё больше.       — Сын! Что-то случилось? Зачем тебе со мной?       — Папа! Я не могу больше здесь жить! Не спрашивай…       — Сын! Но школа? Мама? Она не переживет еще и этого!       — Папа, я смогу ходить в школу и в Риге! (отец вдруг покраснел) А мама, как и ты, видит меня неделю в месяц, ей будет всё равно. Я буду ей звонить. Папа, забери меня отсюда!       — Во-первых, у тебя истерика! И в таком состоянии не решаются важные вопросы, во-вторых, не смей так говорить о матери! В-третьих, Рига — это не постоянное местожительство, я не могу тебя взять с собой! Это будет верхом легкомыслия с моей стороны!       В отчаянии я бросил в отца скомканное полотенце. Хлопнул дверью, закрылся в своей комнате. Отец стучится:       — Сын! Расскажи мне, что случилось. Безвыходных ситуаций не бывает. Я помогу.       Не открываю, не разговариваю, не выхожу из комнаты. Ватными руками включаю комп, набираю ссылку. Видеоприколы.       На заставке сайта нарисованная узкоглазая морда и надпись — «Суперисполнение». Уже четыре тысячи просмотров! Боже! Конечно, в масштабах глобальной сети — четыре тысячи — это ерунда, но вдруг кто-то есть из нашего города, из школы, из музыкалки. Смотрю комментарии:       — «парень жжот»       — «китаёза поднял настроение»       — «талантищщще! Уха-ха!»       — «пупсик!»       Мерзко! Но нигде нет опознавалки. Никто не называет парня, который «жжот». Может, что-то можно сделать? Звоню Арсену:       — Сен! Можешь ли ты спасти меня от смерти?       — Это собственно мое призвание!       — Можно ли удалить файл, выложенный в файлообменник?       — А че нельзя-то? Возьми и удали.       — Файл выложил не я.       — А-а-а! Это надо взламывать аккаунт правообладателя, хозяина то бишь…       — Сен! Сможешь?       — Али, прости, но я по железу в основном, я не хакер как бы… теоретически, может, и представляю, но тема не разработана. Вряд ли! Что-то случилось?       Арсен не поможет. Только сам Май может что-то сделать. Это будет быстро! Я набираю его номер:       — Алле? Кто это?       — Май! Это я!       — Кто «я»?       — Май, я не мог позвонить! Меня не было в городе, прости. Умоляю тебя, убери это с сайта!       — Не понимаю, кто это говорит? Я вас не знаю!       — Май, пожалуйста, не будь ублюдком. Я сейчас приеду, я сыграю, всё, что хочешь! Май!       — Вы, наверное, ошиблись номером? Не понимаю, с кем я говорю!       — Май, не придуривайся!       — С кем? С кем?       — … с мы-ы-ы-шо-о-онко-ом…       — Опять рыдаешь?       — …ы-ы-ы-ы…       — Чтобы через двадцать минут был у меня. Не дай бог, опоздаешь!       Шанс! Он дает шанс! Он сейчас удалит, пока никто из наших не видел. Надо ли брать скрипку? Не-е-ет, вдруг заберёт! Я уговорю его сам. Я вылижу, высосу, отдамся! Не страшно. Бегу на улицу, чуть не сшиб отца:       — Приду поздно, пап!       Такси. Оно едет вечность. Таксист на просьбу «побыстрее» ответил, что туда всегда успеется! Все светофоры красные, на всех «зебрах» толпы пешеходов, да ещё и пробка на Московской… Опаздываю! Вдруг ублюдок рассердится? Не должен! Я буду кроток и ласков, он оттает, он простит! Хотя, чёрт, разве я виноват в чём-то? Я на крючке, я просто на крючке.       Май ждет меня в комнате. На лице белыми красками написаны презрение и превосходство. Полулежит, полусидит на своем матраце. А на столике светится монитор ноутбука. Буду умолять! Уже привык к этому унижению, уже не так стыдно.       — Май! Я хочу попросить… — начинаю я.       — Проси! — обрывает он. — Проси лучше, а то я зол на тебя.       Я бухаюсь вниз, на колени, чтобы хотя бы быть на уровне его лица, чтобы быть униженным, чтобы он был доволен.       — Убери файл из сети! Зачем ты делаешь мне так больно?       — А ты? — вдруг кричит он. — Два дня ты не отвечаешь, исчез! Я в четыре утра домой пришёл! Я твоим одноклассникам звонил! Я чуть телефон свой не разломал! В нём постоянно: «Абонент недоступен…»       — Я был за городом, там нет сети! Я был с папой. Он уедет завтра, и я буду с тобой. Прости, я не подумал сразу, что надо позвонить, потом не смог… Май! Что мне сделать?       — А почему ты без скрипки?       — Я… я… торопился, я забыл…       — Врёшь, мышонок, ты её пожалел!       — Май! Я влюблюсь в тебя. Я обещаю! Я …       — Мышатина, ты несёшь бред! И... Ты не смотрел этот файл?       — Мне противно… Я не могу это видеть.       — Мышь, давай посмотрим.       — Давай удалим!       — Не-е… ты не понимаешь! Композиция «Сын Луны» стала моей любимой. Я хочу, чтобы ты посмотрел… — Май тянется к ноутбуку.       Это невозможно! Зачем он это делает? Чтобы мне было хуже? Бегу на коленках к нему, хлопаю крышкой ноута.       — Я не хочу! — кричу я.       — Блин, мышонок, ты не понимаешь!       — Понимаю! — решительно заявляю я и начинаю раздеваться, быстро, без всяких грациозных движений и взглядов из-под томных век. Куртка летит в стенку, рубашка туда же, сажусь на задницу стягиваю ботинки и носки, пуляю ими в бедного Джаггера. Сидя брюки не снять, соскакиваю, стаскиваю сразу вместе с трусами, так чтобы не думать, не сомневаться.       — Всё! — отчитываюсь я вслух и решительно направляюсь на матрац. Май почему-то пятится от меня, ползёт к стене. Опять играет? Хочет, чтобы я и это вымаливал? Буду! Ползу голый за ним.       — Мышь! Я ведь не сдержусь! Ты не соображаешь, что ли?       — Не сдержись, я хочу… — вру я и лезу к нему и на него. Толкаю в положение лёжа, нагибаюсь над ним, целую в губы, как он показывал, как умею, как самому бы хотелось. Целую в подбородок, в шею, запускаю руки под футболку, правда, не знаю, что нужно делать этими руками, тупо вожу по животу. Май всхлипывает и берётся за мои плечи:       — Мышонок, ты дурак! Но я не железный!       Резко садится, стягивает футболку, разворачивает меня на спину, быстро целует в губы, перекатывается по мне на другую сторону и на пол. Быстро поднимается, снимает трикотажные домашние штаны и кидает их к моим. Бежит куда-то в тёмный угол комнаты, шарит в ящиках, шуршит бумажкой. Бежит обратно. Боже мой! Он без плавок! Он в презервативе, а известно, что резинку на твёрдое тело опредёленно удобнее надевать. Не случилось бы припадка страха в виде «последствий отравления». Отворачиваю лицо, стараюсь не смотреть. И вдруг голос почти в ухо, как тихо он ко мне подкрался!       — Боишься?       Отрицательно мотаю головой.       — Врёшь! Но я любя…       И он на мне. Задирает руки вверх спускается губами по правой, от кисти до подмышки. Тревожит губами правый сосок, пыхтит в шее, и руки его, не то что мои, знают, что делать. Они знают, как разогнать по коже неведомых змей, щекотящих и греющих. Руки на животе, на талии, на бёдрах. Май старается, он делает брови домиком, что-то шепчет на непонятном языке, иногда останавливается, глубоко вдыхает и вновь берётся за разогрев моего тельца. И тельце отзывается, разогревается, я даже ногами засучил от нетерпения. Но губу закусил, пальцы переплел в замок, сжал и веки сомкнул. Жду главного.       Май переворачивает на живот и толкает под меня подушку. Она слишком большая. Наверное, смешно: торчу пушкой вверх, спина, как горка скатывается к глупой голове и расходится на две вытянутые руки, сцепленные на финише в нервный комок. Но Май не смеётся, напротив, слышу тяжёлое дыхание и скорбный пунктирный стон. Как будто он мучительно борется с каким-то зверем, а тот его изнутри терзает. Руки у Мая стали масляными, скользкими. Эти руки на заднице, сначала просто мнут, а потом во всем своем масляном изобилии входят внутрь прохода. Я ожидал, но всё равно дергаюсь. И опять прерывающийся тихий стон, опять зверь наружу рвётся. Пальцы входят и выходят из меня, дёргают, но совсем не нежно, а скорее энергично и с силой по стенкам ануса. Потом, взявшись обеими руками за бедра, Май встряхивает меня, раздвигает коленками мои ноги, встряхивает еще раз.       — Не сжимай! — хрипит он и вводит резиновую дубину внутрь. Я не могу не сжимать! Мне больно. Мышцы просят прекратить, позвоночник выгнулся в удивлении, руки в замке бьют по матрацу. Но я буду молчать. Май осторожными толчками входит глубже, глубже, ещё глубже. Чувствую соль во рту, раскаленный металл в заднице и щекотку волос на шее. Нет, не могу терпеть! Расцепляю руки, кричу:       — Не могу-у-у-у, не могу-у-у… — достаю руками его бедра, вонзаю свои ногти, рву кожу на своем мучителе. — Не надо-о-о, я не могу-у-у больше, Май! Прекрати …       — Я… не… мо…гу… пре…кра…тить… — толчками говорит он в меня, — А… Ли… А… Ли… А… Ли… я быстро, сейчас, я… ну… я…я-а-а-а-а! Чёрт, как же тесно! Терпи, мы-ша-ти-на мо-я-а-а!       Быстро у него не получается. Моё тело вихляет вместе с ним, в какой-то момент перестал бороться и упал, обессилев, и уффф — сразу стало легче, и тут же почувствовал, что все это время его рука была на моем члене снизу, и сразу стало наливаться, надуваться, ныть все в паху. Я быстрее, чем он. Или нет? Сначала он? Становится горячее внутри, но потом делается мокро снаружи, подо мной, становится тяжело — сверху падает Май. Лежим, убитые общим преступлением. Нет сил на разговоры, хочется только, чтобы анус уже сомкнулся. С трудом пихаю тело на себе, Май понимает и осторожно вынимает из меня член, но не встает с меня. Ещё лежим, Май перебирает мои короткие волосы и тихонько мычит какую-то мелодию… Прислушиваюсь — «Сын Луны», я сразу трезвею. Спихиваю его с себя и сначала на карачках, а потом, шатаясь, во весь рост продвигаюсь к душу.       Там стою под ужасно горячей водой, боюсь задеть задний проход, щиплет и свербит. Боюсь открыть глаза, щиплет от слез, и в голове свербит вопрос: «Как мне жить дальше со всем этим позором и удовольствием?» Стоял, пока не стало дурно от пара и от безысходности. Не нашёл полотенца, со второго этажа пошлёпал в комнату Мая мокрым, всё равно теперь…       Май, увидев голую, дрожащую, жалкую мышь, подскочил с матраца, на котором так и лежал, выразительно сверкая кровавыми царапинами на бедрах. Схватил плед и завернул меня в смешной кокон. Поволок к матрацу и с трудом заставил сесть, больно. Сам сел позади, обняв коленками мое флисовое тело. Потянулся рукой через меня к ноутбуку, пошевелил пальцем по сенсорной панели, и экран ожил. Стукнул пальцем по треугольничку, и из встроенного динамика полилась глухая музыка «Сына Луны», но играла не скрипка. На экране вижу маленького толстого китайского мальчика в белых трусиках с пультом в руках, мальчик сначала уморительно раскачивался на толстых ножках, вытягиваясь на носочках, а потом запел в пульт, как в микрофон. Слова не испанские, поэтому понять что-то трудно. Карапуз пел то-о-оненьким писклявым голосом, а потом вдруг забасил. Смешно! Так смешно, что я начинаю реветь… Это и есть та ссылка?       — Это ч-ч-то? — вою я.       — Али! Что же ты ревёшь всё время? Это та ссылка, что я посылал тебе. Я случайно нашёл в инете, решил тебя напугать. А ты… Ну, не реви!       — Т-т-ты не остановил меня!       — Али! Но я же предлагал посмотреть.       — Ты не остановил меня!       — Тихо-тихо… всё же хорошо? Зато у нас всё получилось…       — Ты не остановил меня!       — Я не мог! И я не хотел останавливать…       — Ты не остановил меня! — уже кричу я, потому что тот пар, который я накопил в душе, всё-таки вырвался наружу. — Где настоящее видео? Отдай мне его! Я имею теперь право!       — Мышь… его нет, и не было. Я не снимал тогда, я сам был в ауте. А если бы оно и было, я бы никогда не выложил такое видео в сеть. Чтобы кто-то кроме меня разглядывал тебя? Я очень ревнив! Ну! Не плачешь уже? Успокоился? Улыбнись мне.       Я улыбаюсь. Хотя по лицу Мая я понял, что улыбка не получилась. Отталкиваю его и с трудом поднимаюсь, оставляя плед на матраце. Собираю по комнате свою одежду. Нагибаться больно, руки плохо слушаются, путаюсь в штанах, надеваю рубашку швами вверх, долго ищу носки, не могу завязать шнурки на ботинках. Но когда я склонился за курткой, Май наконец подскочил ко мне, все ещё голый, и вцепился в куртку:       — Мышонок, не уходи! Ты куда? Всё же хорошо…       — Всё очень хорошо! — отвечаю я и не узнаю своего голоса. — Сейчас точно всё хорошо. Я свободен.       — Али! Какое свободен? Не уходи! Ты же сейчас со мной…       — Мне сказали, что ты со всеми сексом занимаешься один раз. А потом теряешь интерес! Какое счастье! Ведь теперь всё?       — Лёш… ты чего? Я люблю тебя.       — Ммм… любишь? Ну-ну…       Май выпускает куртку из рук, а я ухожу, я свободен. Только хочется умереть… Иду домой по проезжей части, по разделительной полосе, шатает. Кругом какие-то звуки: гудки, моторы, мат, но вижу плохо – всё сливается в акварельную мешанину — слёзы!