Цена одной ночи

- С какой стороны?- ухмыльнувшись словам Себастьяна, спросил Джим. Он всегда замечал, что его настроение имело специфическую особенность меняться тогда и только тогда, когда ему вздумается. Вот, как сейчас, например. Еще сегодня утром, да что уж, даже в кафе подобные речи Морана снова вывели бы юношу из себя, но сейчас ему лишь становилось весело.- Или это уже секрет? И вообще, когда ты, наконец, наберешься смелости и признаешь, что я интересен тебе? Интересен не только, как новое дело, новая порция убийств и крови? Мальчишка действительно веселился, чувствуя некий душевный подъем. Он был уверен в том, что занимает эту чертову комнату в сознании киллера. Мориарти не мог заставить себя вновь поверить ему. Да и не хотел. Проблема состояла в том, что в такие моменты парень забывал контролировать себя. Ему было хорошо. Его переполняла тщательно скрываемая от чужих глаз уверенность в себе. И он снова нес все, что вертелось на языке. - С той самой стороны, где один человек игнорирует другого с целью привлечения его внимания, но в нашем случае это было бы оговорено мной заранее и создавало бы иллюзию действенности этого метода, впрочем, я его не проверял, по крайней мере, умышленно, поэтому судить о его действенности на самом деле не возьмусь. Да и не наша это история вовсе, - без особенного желания всё же ответил Себастьян, посчитав игнорирование вопроса намёком на нечто личное, и ему не особенно хотелось представать перед Джимом человеком такого типа, тем более, что таковым он себя не считал. - Хорошо, Джим, я наберусь смелости и отведу для тебя отдельную комнату в своей голове, даже буду там периодически наводить порядок, если ты мне перечислишь четыре веских, действительно веских и одобренных мной, причины моего интереса к тебе, - Моран мельком глянул на вальяжно устроившегося в соседнем кресле Мориарти, подумав о том, сколько на самом деле почти нечеловеческой жизненной силы этого парня уходит на то, чтобы при складывающихся в последние годы обстоятельствах не потерять себя и что бы он сумел сделать, если бы всё сложилось иначе. – Мне ведь самому любопытно. И сделка, кстати, вполне честная, так как если я определю в тебе конкретные положительные для меня стороны помимо новой порции крови, я действительно могу по-настоящему заинтересоваться на определённое время. Не ограничиваю тебя во времени на ответ, можешь поразмыслить об этом. И, кстати, ты допустил небольшую ошибку... Всего несколько минут назад ты сказал о том, что услышать пресловутое «о тебе» ты не хотел, а теперь ты настойчиво спрашиваешь о том, когда я признаю, что ты мне интересен и я думаю о тебе. Что-то чему-то или кто-то сам себе здесь противоречит, не находишь? - А я и не хочу слышать это. Я уверен в твоих способностях, Себастьян, и знаю, что такую простую фразу ты можешь сказать гораздо оригинальнее, завернув ее в кучу цветастого тряпья, которым люди обычно завешивают слишком личные аспекты своей жизни, - ни капельки не смутившись, ответил Мориарти. Но под давлением слов Морана, настроение медленно поползло вниз, покидая высокую ступень победного пьедестала, снова опуская юношу на землю. Нет. Нельзя сказать, что Джим снова бесился или испытывал что-то подобное переживаниям, которые мучили его в утром или в кафе... Просто воспоминания снова давали о себе знать. Последние несколько лет Джеймс не был нужен никому, кроме себя самого. Он уже не помнил, каково это - подолгу общаться с кем-то одним, чувствовать к кому-то больше, чем просто желание. Не те чувства, которые испытываешь к близким людям, но хотя бы обоюдный интерес. Никто не заботился о нем. Никто о нем не думал. И ему, оказывается, тоже было, что завесить цветастым тряпьем. - Согласен. В этом мире, чтобы что-то получить, всегда нужно что-нибудь сделать. Ничего - просто так. Я подумаю. И выберу эти веские причины. Только почему четыре? Обычно в подобный случаях озвучивают цифру три. Или я ошибаюсь? Или ты просто не считаешь эту ситуацию обычной? - Ты обычный в своей сфере, пусть в тебе и есть что-то неуравновешенное, я обычный в своей сфере, а вот ситуация необычна, но четвёрка... Просто была первой цифрой, что пришла в голову; не заморачивайся по пустякам. Себастьян припарковал машину неподалёку от станции и заглушил мотор, но выходить, по-видимому, не торопился, будто подбирая дальнейшие слова или размышляя о чём-то. Ему было, что «завесить цветастым тряпьём», но теперь не хотелось, несмотря на необходимость. Многое изменилось с предыдущего вечера, с на час более позднего утра этого дня. Никогда прежде он не тянул с осуществлением решения, никогда не менял его нарочно, пытаясь найти зацепку или причину для этого, никогда не проявлял столько различных эмоций менее чем за двадцать четыре часа. Ситуация была кричаще необычной, поэтому было бессмысленно отнекиваться от этого. Хотелось что-то сказать Джиму, что-то важное, и Моран даже развернулся к нему, чтобы видеть откинувшегося в пассажирском кресле собеседника, но полковник толком не сумел понять свои намерения, поэтому попросту осуществил своё недавнее желание. Он крепко сжал в своей ладони холодные пальцы Мориарти, притянул его к себе, оперевшись о его висок своим, и замер. Себастьян предпочёл забыть о том, что Джеймс наверняка припомнит ему это чуть позже в их разговоре, попытается ужалить, съязвить, использовать как свалившийся с неба козырь или даже совсем распоясается и посчитает это одной из четырех причин его интереса. Впрочем, есть и иная сторона – откуда парню знать о том, играет он теперь или нет. - Считаешь себя причастным к личным аспектам моей жизни? – прикрыв глаза, прошептал ему на ухо Моран, пытаясь сымитировать и намекнуть именно на вторую сторону. – Не хочешь слышать этого... А я ведь уже без лишней мишуры сказал, что ты занимаешь некую часть моих мыслей, какую и почему. Я сказал об условиях, при которых смогу честно сказать о большем. Но тебе всё мало. Знаешь... Если голодному дать сразу много еды, он погибнет. А ты голоден и истощал, Джим. И ты знаешь, о чём я. Джим уже готов был вернуть пассажирское сиденье в изначальное положение и выйти, открыв дверцу, как почувствовал прикосновение руки мужчины. Он недоуменно уставился на Себастьяна, но в тот же миг тот потянул его на себя. Снова близко. Снова, вздохнув, можно почувствовать его одеколон. Пальцы блондина сомкнулись сильнее на хрупкой ладони Джеймса, удерживая на месте. И шепот, который огненной лентой обвивал шею парня, который практически душил в своих тисках. И воспоминания, еще не успевшие успокоиться, всколыхнулись, с новой силой забились о тонкие стены подсознания Мориарти. Казалось, что киллер вот сейчас, прямо сейчас читает все его мысли, видит всю его изнанку. Будто и нет никаких ярких занавесок, отвлекающих внимания от главного. Противоречивые ощущения. Хотелось прижаться к мужчине сильней, почувствовать, как его рука скользнет выше, по предплечью, как он притянет его ближе, коснется губами его кожи... И в то же время хотелось сбежать, вырваться из цепкой хватки убийцы, душителя. В машине мгновенно стало жарко. Или жарко было лишь ему самому... Да. Моран просто играет с ним, как играл до этого. А Джим верит ему, словно маленький ребенок. Мориарти ведь популярно объяснили, что его место в затхлом углу подсознания снайпера и уж никак не по ту сторону «занавесок», где располагается что-то личное. Он нужен Себастьяну лишь до тех пор, пока с ним интересно играть. Как кошке с мышкой. Но если попытаться найти эти гребаные четыре веских причины, то пройдешь на новый уровень. Кошка даст наглому мышонку подобраться ближе. А он напридумывал. Нафантазировал. Просто врал себе. Отказывался видеть правду. Он так голоден, что позволил себе столь сильно запутаться. Глупец. - Пусти,- мальчишка дернулся. Дернулся так отчаянно, что чуть не полетел назад, на сиденье. Хотелось испариться, пропасть, провалиться на месте и прямо сейчас, чтобы не видеть, не слышать Себастьяна. Полковник ощущал контрастное пальцам Джеймса тепло его тела. Прикрытые глаза и относительно спокойная обстановка на близком расстоянии позволяли впервые за эти часы сосредоточиться на ощущениях мягкости молодого тела, личных запахах волос и кожи без примеси вчерашнего безумия, лишь с лёгким оттенком недавно выкуренной сигареты. Но, кажется, всё оборвалось слишком резко – Себастьян даже не успел коснуться губами мочки уха и замер на полпути, расслышав что-то твёрдое в голосе. - Грубо, - Моран отпустил Джима как только ощутил сопротивление и отстранился, скептично изогнув бровь. Теперь он понимал, что перегнул – он не планировал вызывать в парне такую неприязнь на данный момент, но оказалось что-то неожиданно привлекательно-раздражающее в его поведении и это что-то напоминало реакцию человека, который далёк от нынешней профессии Мориарти, человека, который не играет желание по одному щелчку пальцев и не шепчет так горячо и искусно то, что от него хотят услышать. Себастьян вздохнул и откинулся в кресле, слегка улыбнувшись. Он не собирался настаивать, блокировать двери или запугивать, тем более, что холодных пальцев он всё же коснулся, а ведь именно это и было странным желанием по пути в Амершам. - Ты всем так говоришь, когда к тебе приближаются и шепчут всякие гадости, или я всё же особенный? Если первое, то неудивительно, что ты так и не накопил на оружие. Впрочем, возможно, что оценка твоего отвращения ко мне всё же возросла с четвёрки, которая также ещё тогда могла являться и пятёркой; интересно, каков рекорд... Иди, я догоню. Моран вынул телефон из кармана и выжидающе глянул на Джеймса. Он был отчасти впечатлён непритворной твёрдостью Мориарти и теперь собирался кое-что подкорректировать в одной из деталей планируемого на этот день, но мальчишке об этом заранее необязательно было знать. Мориарти не думал, что Моран отпустит так легко. Но, по видимому, мужчина ни к чему не хотел его принуждать. «Такое возможно»?- молнией пронеслась в голове мысль. Оказывается, возможно. Джеймсу не хотелось отвечать. Ему хотелось как можно скорее вдохнуть чистого воздуха. Не пропитанного Себастьяном: запахом его сигарет, его одеколона, его одежды, его кожи, его волос, его... - Я пересмотрю свою оценку, но думаю, что тебе не сложно будет побить рекорд, набирая каждый день по единице,- буркнул брюнет, пряча взгляд. Он вернул сиденью прежнее положение и, не медля больше не секунды, вышел из машины, с удовольствием сделав несколько глубоких,полных вдохов. Не сказать, что воздух был чистым - чувствовался явный привкус пыли. Но зато он не пах им. Его было слишком много сегодня. Он отвык от подобного. Почувствовав некоторое облегчение, Джим обернулся к блондину. - Боюсь, что ты особенный. Потому что прикосновения всех остальных я был вынужден терпеть. А твои могу пресечь. Хотя, не должен бы. Парень захлопнул дверь и, чуть ссутулив плечи, направился к лестнице, которая вела в метро. Он шел сначала быстро, стараясь как можно дальше отойти от машины, но потом все медленнее и медленнее. Дошло до того, что по лестнице он спускался, шаркая ногами, обутыми во все те же, свои, старые кроссовки. Код от шкафчика камеры хранения Мориарти повторял про себя машинально. Эту дату нельзя было забыть. Почему именно тот летний день? Все просто. Этот день стал точкой отсчета новой, самостоятельной жизни. Эти цифры были выбиты на общей могильной плите его родителей. Себастьян бы сказал, что это очень предсказуемо. Назвал бы оплошностью с его стороны. Но другого пароля Джим не мог признать. Эти цифры в мыслях. Они в крови. Выжжены на сердце. Остановившись у автомата с кофе и натянув на голову капюшон ветровки, брюнет стал ждать снайпера. Моран внимательно следил за отдаляющейся фигурой Джима, затем сделал необходимый звонок и, нажав «отбой», несколько минут неподвижно сидел в машине, размышляя над происходящим. Он не сомневался в том, что парень ничего неправильного не сделает, ведь ему некуда и незачем идти, негде прятаться, ему ещё нужен снайпер, несмотря на возрастающее, по его словам, отвращение, с которым тоже необходимо было что-то делать, так как Себастьяна не устраивало ещё большее напряжение и раздражение со стороны Джеймса. Пусть проявление сильных эмоций Мориарти и приносило ему некое своеобразное удовольствие, но одновременно он бы предпочёл оставить лишь некоторые из них, например, ненависть вместо этого дурацкого отвращения, впрочем, он не особенно верил некоторым словам и поступкам парня, поэтому решил, что будет разумней ещё немного понаблюдать за ним, проверить его и лишь затем делать выводы и решать с какой именно стороны Джим способен внести свой вклад в следующий шаг Себастьяна. К тому же, хорошо бы дождаться четырёх причин от самого парня. Уверенный в том, что записи уже при Мориарти, учитывая количество прошедшего времени, Моран неторопливо направился за ним. - Ты ничего здесь не хочешь посетить? – спросил он, приблизившись к мальчишке у автомата с кофе. Полковник закинул в щель для монеток мелочь и, дожидаясь кофе, решил предупредить ответ Мориарти, даже не глянув на него: – Да, «только не с таким как я». Знаю и прекрасно помню о том, что говорил тебе, будто ты весь день будешь либо при мне, либо дома, но я могу дать тебе пару часов. Хочешь – бери их, не хочешь – можем вместе прогуляться или сразу вернуться в Лондон. И это не подачка, а предложение по облегчению сотрудничества. Моран протянул Джеймсу его стаканчик и сделал глоток из своего, ожидая решения Мориарти.