Цена одной ночи

Не было ничего естественнее того, что наблюдал Моран – психологическое отторжение происходящего. Конечно, сколько бы Джим ни говорил о своих желаниях, сколько бы ни изображал то существующее или нет безумие, как бы ни притягивала его жарко шепчущая на ухо жестокость, имеющая под собой вполне обоснованную, а от того и наиболее стойкую основу, - месть,- он еще ни разу не переступал черты. Подвергаясь унижениям, вероятно, оскорблениям, втаптыванию в грязь, он, возможно, огрызался, но не отвечал серьёзно, физически, не знал, что такое кровь на самом деле. Себастьяну было бы смешно от последнего утверждения, учитывая условия их сделки, если бы всё его внимание не было сосредоточено на малейших действиях Джима, он видел необходимость понимания и нахождения того рычага, при натягивании которого поначалу отключается эта человечная, детская черта, а при дожимании - всё высказанное ему накануне выявится на деле. Ему хотелось увидеть тот пыл. Снайперу даже в какой-то момент показалось, что он нащупал этот рычаг, но, видимо, не тот. Либо необходимо больше времени на то, чтобы его натянуть. Либо... Рычаг отсутствует. - Тише, Джим, тебе ещё рано, - уже серьёзно, но одновременно как-то мягко произнёс полковник. Он решил не напирать, парень ему нужен, а первый раз при неверном подходе может довольно серьёзно сорвать крышу и лишить возможности восстановления - Себастьян не раз такое видел, как ещё молодые бойцы сходили с ума буквально на месте, корчились, рыдали, их выворачивало наизнанку, кое-кто после даже предпочитал сводить счеты с жизнью. Довольно серьёзный промах, если трезво рассудить. Моран, вроде бы всегда всё делал постепенно, обладал стальным терпением, а теперь не рассчитал, не выждал. Конечно же отступать поздно, но можно смягчить, если это слово вообще уместно в такой ситуации. - Ты не сдался, пока большего не нужно, - он протянул парню пару перчаток и вынутый из бокового кармана сумки кусок ткани. - Всего лишь уборка. Помнишь, феи-домработницы? Они не откажутся от твоей помощи. Протри всё, к чему я прикасался и вылей ту гадость из чашки. Могу я тебе это доверить? Моран остановил взгляд на испуганных глазах Джеймса и ощутил вдруг слабое и какое-то неясное желание отправить мальчишку подальше, не позволять оставаться, но вместо этого отвернулся, натянул свою пару перчаток и, не обращая внимания на стоны патлатого - тот мало что мог предпринять, учитывая точку удара, принялся протирать ножи от своих отпечатков, чтобы затем вернуть каждый из них в ладони владельцев, предварительно приложив рукояти к пальцам парней несколько раз для правдоподобности новых отпечатков, в которых, впрочем, если всё пойдёт правильно дальше, не будет необходимости. Тревор попытался как-то использовать вдруг вернувшееся к нему оружие, но Себастьян предупреждающе ткнул ему в живот носком ботинка. Джеймс облегченно выдохнул и перехватил свою пару перчаток и тканевую салфетку из рук Себастьяна. Он твердил про себя, что нужно успокоиться, нужно постараться заткнуть не только ту несчастную детскую часть себя, но и другую, которая жаждала еще большей крови. Тишина - вот, что ему было нужно. Внутреннее молчание - главный помощник и близкий сосед спокойствия. Эту тишину еще часто называют отчужденностью, отстраненностью. Мориарти и так позволил себе слишком много эмоций, поэтому сейчас он механически выполнял необходимые действия: протер столешницу, вылил так называемый чай в раковину, сполоснул чашку и тщательно вытер ее наружную сторону. И он старался не смотреть на парней. - Все?- негромко спросил брюнет, остановившись поближе к двери. Воздух в этой комнате да и во всей квартире стал каким-то густым, тяжелым, спертым. При каждом вздохе он неприятными комками проталкивался в легкие. От него начинала кружиться голова. Хотелось глотнуть чистого воздуха. Хотелось почувствовать ночную прохладу. Джим бросил взгляд на окно, за которым уже действительно стемнело. Сколько было времени, он не знал, да и не хотел знать. Все это было ужасно не важным. А еще эта усталость. Громадная усталость, которая накатила именно сейчас, когда на место бушующей буре противоречивых эмоций пришла эта тишина. Мориарти сам себе казался выжатым и иссушенным. Хотелось уйти туда, где стало бы легче. Но станет ли для него дом Себастьяна этим местом, особенно теперь, Джеймс не знал. Мальчишка всё пытался как можно скорее слинять из квартиры. И это, естественно, было объяснимо. Но Моран постепенно отказывался от осознанного понимания. Он разочаровывался. Неужели мальчишка действительно ещё не понял, что путь назад заказан? Неужели не понял, что ему лучше продолжить играть роль, если не способен искренне изобразить то, что необходимо? Но действительно ли полковнику необходимо в поведении парня то, что он таковым считает? - Это по-настоящему, поэтому надо закончить, - отрицательно качнул головой Себастьян, убедившись в том, что Мориарти выполнил поручение. Следовало переходить непосредственно к делу. И нельзя было больше воспринимать это как что-либо иное. Именно дело, иначе, без должной серьёзности, можно было запросто оступиться или просчитаться и тогда, пиши пропало, - весь итог и всё представление будут испорчены. Однако ситуация Джеймса уже во второй раз настойчиво, но смутно напомнила ему его собственную, в которой он оказался в чуть более раннем возрасте, когда вынужден был навсегда переступить черту и сделать широкий шаг на пути к тому, каким он стал. Полковник сознательно и с напором заглушил навязчивые мысли. Каждому делу, каким бы оно ни казалось банальным или низкоуровневым, он с определённой поры пытался отдавать должное, проникаясь им целиком, понимая его, чтобы ощутить каждую мелочь в диапазоне событий, не упустить ни одну деталь. Перед ним уже был необходимый алгоритм. Моран приподнял Треверса за ворот и, заранее установив необходимый угол падения, уронил его, заставив крепко удариться об угол стола и уронить нож. Всё должно выглядеть, как несчастный случай с элементами неудачных совпадений. Когда оба гостеприимных хозяина при проверке выявили все признаки отсутствия сознания, Себастьян прошел в соседнюю комнату, проверяя плотность закрытых окон. Он вернулся на кухню и, вынув из сумки электрическую дрель и установив на конце тонкое сверло диаметром с толстую иглу, проделал аккуратное отверстие на изгибе шланга, ведущего к газовой плите. Наёмник видел это ещё когда вошел в кухню, так что теперь лишь следовал алгоритму. Надёжнее было бы, конечно, пропилить напильником брешь для наиболее достоверной "утечки газа вследствие изношенности", но в этом не было необходимости. При установлении причин пожара и взрыва в подобном доме едва ли станут скрупулёзно исследовать миллиметр за миллиметром, в таких местах обычно "на глаз" указывают причину, чтобы поскорее убраться и приступить к следующему объекту. Послышалось шипение. Теперь необходимо было двигаться максимально быстро и Моран, захватив сумку, вытолкнул Мориарти в коридор, прикрыв до щелки дверь на кухню. Спальня парней. Искра в подпорченной якобы ножкой стула изоляции проводов, и пассатижи прячутся в сумку. Проводка уже искрила, а Себастьян рассыпал по полу сероватый порошок для верного разгорания. Создатель порошка скрыл формулу чудо-горючего, не оставляющего следов для пожарных ищеек, но наёмник и не допытывался. Для точного расчёта времени распространения газа в данных условиях не было должного предварительного запаса времени и снайпер, определив "на глаз", что им нужно спускаться чуть быстрее, чем они поднялись, подхватив сумку, вытолкнул Джима на лестничную клетку и потянул за собой. Это всё ещё представление и полковнику принципиально важно, чтобы Мориарти несмотря на собственное состояние оценил те секунды, когда уже на улице он поднимет голову и навсегда распрощается с одной из деталей своего, разлетающегося на кусочки и добиваемого пламенем, гнилого прошлого, поэтому он торопил его, чтобы не опоздать к необходимому мгновению. Джим стоял в коридоре, когда Себастьян делал все необходимое для отличного фаер-шоу. Мориарти не хотел знать, сколько еще инструментов спрятано в "волшебной" сумке киллера. Он жадно цеплялся за свое внутреннее оцепенение, достраивая эту стену обломками старого себя. Да, юноша был уверен, что сегодняшний день станет точкой отсчета его новой жизни. И дело, естественно, не в документах, ради которых они несколько часов проторчали во мрачной конторе. Ключевым было новое ощущение себя, новая, пока еще зыбкая, дорога под ногами, новый человек рядом, с каждым мгновением подталкивающий его к этой иной жизни. Было страшно. И Джим был благодарен Морану, когда тот прикрыл дверь на кухню. Но к удушливому воздуху квартиры все равно прибавился дурманящий запах газа, что не улучшало состояния мальчишки. Снайпер вытолкал Мориарти из коридора как раз вовремя - парня уже начинало мутить. В подъезде это чувство не прошло, скорее даже увеличилось, но вот когда он выбежал на улицу... Долгожданный свежий ночной воздух ворвался в легкие так же легко, как в распахнутое окно резкими порывами дует холодный сильный ветер, так же, как из затхлой и грязной клетки вылетает на свободу маленькая птичка, сбросившая наконец свои оковы. А сам Джеймс так жадно глотал этот воздух, будто бы тот был лекарством от всех болезней. Особенно, от душевных. Себастьян едва ли успел оттащить его к машине, как за спиной раздался взрыв. Переворачивающий все внутри, приводящий в чувства и напротив - полностью отключающий сознание. Брюнет резко развернулся, глядя, как рассыпаются множеством мелких осколков стёкла окон, из которых он последние несколько лет видел пасмурное Лондонское небо. Словно бы его разбитое прошлое впивалось сейчас в землю острыми иглами. Джим смотрел и на то, как из дыр в кирпичных стенах вырываются огромные клубы пламени, просто не поместившееся в крохотной квартирке. Юношу обдало диким жаром даже на таком приличном расстоянии, а что сейчас творилось с его уже бывшими соседями было страшно подумать... Мориарти завороженно смотрел на огонь, съедающий деревянные оконные рамы, обгладывающие карниз крыши. Огонь, одним жадным глотком поглотивший четыре года его жуткой, грязной и гнилой жизни, пропахшей сыростью протекших потолков и запахом пота задыхающихся клиентов. Смотрел и чувствовал, как в душе рассасывается тяжелый ком, как с нее падает громадный камень. И становится легче. Действительно легче.