Король и Дева

      Жанна медленно улыбалась. Она знала, что нельзя улыбаться медленно, но улыбалась именно так. И продолжала плавно покачиваться на белой пушистой перине, мягким туманом обволакивающей ее со всех сторон. Он был везде, этот туман - даже в ушах, так как ни один звук снаружи не доносился до нее.       «А я всегда знала, что будет, если упасть в облака», — хихикнул чертик в сознании, но тут же смолк. Даже мысли ее были плавными, спокойными - и тоже медленными. Все текло, и она сама, все изгибалось, то растягиваясь, то сжимаясь. Хотя в этом странном месте без стен не было ощущения верха и низа. И времени, и пространства здесь тоже не было. Жанна лишь знала, что там, прямо над ней — невыносимо прекрасное и бесконечно высокое небо, хотя глаза ее были плотно зажмурены. Жестокий свет лился с небес, и ей так хотелось попасть туда, высоко вверх… скорее окунуться в его выжигающее пламя, где ее не станет, но сгорит также все: вся ненависть, любовь и боль, только попусту разрывающие сердце.       Она поморщилась недовольно. Покой был близок и почти желанен… Но кто-то удерживал ее, не давая сорваться вверх. Кто-то звал ее, звал настойчиво, изо всех сил, этот голос пробивался через оплетающее ее белое безмолвие, в котором просто и легко было раствориться. Негодование, звериная ярость и боль потери звучали в нем, и почти ненависть оттого, что она долго — так долго! — ничего не отвечает ему… Жанне он показался смутно знакомым. Голос изменился, став тише, но звучал не менее настойчиво. Он упрашивал, умолял ее, звал по имени, продолжая твердить о долге, о клятве, о чести; он манил яркостью жизни, обещал любить ее вечно, просил не оставлять его одного в этом пустом, холодном и бесприютном без нее мире…       «Все ведь уже закончилось, разве нет? — удивилась Жанна также медленно. — И мой долг, и мое слово. О нет, а как же его племянники? Кто присмотрит за ними, если я тоже уйду?»       Низкий и родной голос замолчал. Спросил уже вслух, но что именно, Жанна не расслышала.       — Нет! Скорее всего, глубокий обморок, и руку повредила.       А это, похоже, отвечал Гэндальф, и отвечал встревоженно. Туман рассеивался, звуки проявлялись…       «Торин жив?!» — разум, наконец, воспрянул в ней.       Отдаленный гул голосов доносился все отчетливее, дробясь на отдельные слова и фразы.       «О чем это я? Конечно, раз жива я, значит, жив и он!» — девушка наконец открыла глаза, как будто порвала последний гобелен, затянувший дверь в реальность.       Все навалилось разом: и ужас потери, и усталость, и боль, а острые камни врезались в спину даже через эльфийскую кольчугу. Она всхлипнула и вскочила бы, если бы ее не держали. Маг и Король-Под-Горой с тревогой смотрели на нее.       Жанна журясь от яркого солнца, вглядывалась в Торина. Лицо его не было исполосовано глубокими ранами, как в ее сне, и не была сломана рука.       Девушка осторожно оглянулась. Высокая скала вздымала их над лесами. Последнее, что она помнила, был отчаянный крик Фили. Видно, орлы выхватили всех путников из горящей сосны, а кого-то — выловив уже с воздуха на жесткие оперенные спины… и теперь опечаленные потерей добычи орки остались по другую сторону Мглистых Гор.       Клекот и отдаляющийся шум громадных крыльев возвестили - орлы улетели.       И Жанна вспомнила. Как Торин держал ее на руках в их волшебном полете, как, прижимая к себе, призывал из полумертвого забытья, не давая уйти в манящий свет, как свистел ветер, опьяняя свободой и волей, как они парили высоко над земными просторами… и опять обманчиво казалось, будто они одни в мире, и этого было достаточно для счастья им обоим.       Теперь долг гнал его к заветной Горе, а ее — звал быть рядом. И это уже было счастьем.       — Все в порядке со мной, — еле вымолвила Жанна.       Торин сразу отпрянул. Гэндальф заулыбался ласково и успокоенно, а гномы радостно закричали и забряцали оружием.       Жанна с трудом встала, цепляясь за Фили, и поднесла левую руку к лицу. Она была мокрой и теплой. Жанна в недоумении смотрела на пальцы, перемазанные красным — она умудрилась порвать рубашку и пропороть предплечье, как раз между кольчугой и наручами.       - Опять побежала, - недовольно вымолвил маг.       - К Оину! - сухо приказал Торин.       Оин внимательно осмотрел рану:       — Разрез глубокий и очень неровный, надо бы зашить. Тут бинтованием не обойдешься. Хорошо, что кость цела.       Жанна молча кивнула, решив никого больше не пугать своим хриплым голосом.       Оин приготовил инструменты, разложив их в ряд на чистой тряпочке, прокалил загнутую иголку. Потом лекарь нагрел вино в небольшом котелке и побросал туда что-то. После краткого обучения у него Жанна должна была бы знать, что именно, но не смогла определить, и разозлилась на себя. Оин снял с нее наручи и закатал рукав, промыл рану теплым, почти горячим раствором и дал ей выпить. После сегодняшних потрясений Жанна мало что почувствовала и сейчас. Она не помнила, как получила этот порез. Наверное, задела острый сучок на сосне.       Она терпела, только шипела сквозь зубы, когда иголка прокалывала кожу, протягивая за собой нитку, оставляя на руке красные капли и соединяя края раны, ставшей похожей после всех этих манипуляций на ползущую по руке мохнатую гусеницу. Оин очень бережно завязал узелки на краях, обрезал оставшиеся концы, протер ее руку от выступившей крови и тщательно забинтовал. Закончив, сочувственно погладил Жанну по плечу и ушел.       — Я видел, как ты плакала там, на сосне, — опустив глаза, сказал не отходивший от нее Фили. — Может, поплачь ты и сейчас, было бы легче.       Жанна промолчала вместо ответа.       Торин подошел, избегая её взгляда, кратко переговорил с Оином. И уставился на ее руку с таким видом, будто Жанна сама себе нанесла эту рану. Потом так же молча отвернулся. Но даже прямая спина его в длинном плаще с густым мехом, играющим с ветром, выражала крайнюю степень недовольства всем происходящим.       «А мне казалось, мы начали понимать друг друга, — пригорюнилась девушка. — Откуда эта ярая неприязнь?»       Надо жить дальше. Даже если король гномов отворачивается от нее. Клятва не исполнена. И надо хорошо поразмыслить…       Значит, все-таки это был не сон.       Он оказался правдивым во всех деталях, за исключением конца. Это и радовало, и пугало девушку. Было ведь еще первое видение, самое страшное.       «Жалко, что сны прекратились, — подумала Жанна, — может быть, мы избежали бы еще многих опасностей».       В Ривенделле Торин сумел успокоить ее. Он каким-то образом закрыл ее от пугающих видений. Но сейчас она почти жалела об этом. И тут же вспомнила, как наутро после третьего сна у нее отказала левая рука, почти перестав слушаться.       С утеса, куда их опустили орлы, далеко на горизонте высилась покрытая голубым снегом заветная гора. Гномы и даже Бильбо поглядывали на нее с гордостью и трепетом. Торин немного отвлекся от своих мрачных мыслей, лицо его посветлело. Подойдя ближе к обрыву, он наклонился, опершись рукой о колено. Пристально вгляделся вперед и произнес чуть протяжно, почти напевно:       — Наш дом…