Через тернии

— Мужики, Макеев сегодня зверь! — первым в раздевалку, мокрый и запыхавшийся, всегда заходил капитан. Несмотря на валившую с ног усталость у него всегда оставались силы говорить о чем-то после, на адреналине или просто неугомонный, Щукин снова и снова удивлял меня своей выносливостью. — Ага, зверь, — обливаясь водой с бутылки, неохотно соглашался Кислый, но сквозь его усталость всегда проступала ирония. — Медведь! — и снова за его шуткой цепочкой смеялись все. И я тоже. Шла третья неделя тренировок с командой, за которую я успела почувствовать себя ее частью. Были ссоры, желание уйти из хоккея и мысли о собственной слабости. На льду команда, в раздевалке толпа парней с разными мнениями, а дома отец, которому я врала в глаза все это время. «Хожу на подготовительные занятия» фальшиво улыбалась я, сгорая от ненависти к себе, когда-нибудь я перестану врать, но сейчас это выгоднее, чем быть честной дочерью. Я впервые начинала сдаваться, переставать цепляться и бороться, хотела плыть по течению и не сопротивлялась, когда затягивало. Неосознанно некоторые игроки топили меня собственными руками, закапывали и заставляли думать, что я ничего не умею. Но был один человек, каждый раз подающий руку. Саша Костров. — Бей низом, — я снова и снова не могла пробить буллит, даже сонный Бакин ловил мои «банки», будто у меня на лбу написано, куда полетит шайба. Костров подъехал ко мне неожиданно, говорил из-за спины, безразлично, но всегда кстати. — Следи за вратарем, ищи его слабые места. Бакин хорошо ловит все высокие шайбы, но пропускает под щитками. Попробуй целиться туда. — Спасибо, — я отмахивалась и делала все по своему. Слишком много гордости, желания доказать всем, что я не нуждаюсь в их советах. Промахи, недовольный взгляд Макеева и голос Кострова в голове. Бей низом. Я держала оборону всеми силами, запиралась на все замки, но его голос открывал каждый из них без ключа. И я впервые ударила так, как сказал он. Еще секунда, и я слышу стук клюшек по льду. Получилось. Завтра ответственный день, конец месяца, когда Макеев решит, останусь я в команде или нет. Точнее, решит команда, а я уже ничего не успею сделать. Оставалось только надеяться, что за три недели мнение обо мне не ухудшилось до отметки «никогда не брать ее в команду». После тренировки в раздевалке было шумно, Петрович загонял нас настолько, что в душ не торопился идти никто. Все сидели на скамейках, столе, стояли у кулера — приходили в себя и восстанавливали дыхание, когда к нам зашел ВасГен. — Ну что, астронавты, — невысокий и коренастый Василий Геннадьевич всегда находился в том расположении духа, которое было присуще счастливым людям. Никто не знал о его семье, чем он жил, но всегда бежали к нему за помощью и находили ее. Я сама грешила походами к врачу не только по физической боли, но и по душевной. — Все живы, ничего не болит? — Все, — бодро отозвался Щукин-старший, пока остальная часть команды молчала, не в силах поднять даже язык. — Ну и молодцы. Через неделю игра с Химиком. Поэтому бережем конечности и никуда не ввязываемся. Напоминание о предстоящей игре взбодрило меня сильнее, чем ледяной душ, под которым я оказалась, забыв повернуть кран. Я должна выйти в основном составе, это мой шанс. На игре точно будет крестный. В голове уже выстраивался план, как красиво я забиваю решающую шайбу, и как уговариваю его поговорить с отцом. Калинина он слушал всегда, уважительно принимая все его советы, заставляя себя перебороть ненависть к нему. После ухода матери из семьи, ее пропажи с радаров, отец был уверен, что Олег Иванович знает ее местонахождение и искренне верил в заговор против него, упорно не допуская одного. Мать ушла из-за него. Я давно опустила все эти мысли, мечты найти ее и вернуть домой. Больше десяти лет я жила с отцом, держа его на плаву, не давая опуститься на дно, без меня он бы долго не протянул. Терять его я не хочу, и ссориться с ним опасно, в порыве своего желания сделать для меня, как лучше — он может лишить меня всякой свободы. И только мои успехи в хоккее, только Калинин и его доказательства могли открыть мне двери в жизнь, где не будет обмана отца. — Ребята, всем до завтра, — бросила я дежурно, думая совершенно о другом. Впереди меня ждал учебный день в 11 классе, перед которым я успевала забежать домой и скинуть сумку. Осторожно открыв дверь квартиры — два поворота верхнего замка и один на нижнем — меня встретила тишина, пустая вешалка и записка на зеркале. «Уехал по работе на неделю, деньги оставил, за тобой приглядит Калинин. Веди себя хорошо. Отец». Чувство облегчения и свободы накрыло меня с головой, не оставляя места и капли грусти от того, что отец снова уехал. Целую неделю можно ходить на тренировки и не бояться, что он увидит меня с моим баулом. Удивительно, как у меня получалось скрывать все от него. Я всегда уходила из дома раньше, приходила поздно, закрывая комнату на ключ — отец не мог увидеть мои хоккейные принадлежности. Время поджимало, я убегала в школу с одной мыслью, скорее вернуться за вещами и поехать во Дворец. Вечером во Дворце было тихо, оставалась только вахтерша и охранник, до закрытия оставалось еще два часа, лед был свободен. Нужно потренироваться, побыть на льду, подумать обо всем. Ключ от раздевалки я добыла легко, сегодня мне выпали все карты в руки. Раздевалка была на первом этаже, но я решила подняться наверх и посидеть на трибунах, что-то тянуло меня посмотреть на лед. Свет был погашен, горели только дежурные огоньки и пара ламп, освещающих пятак на площадке. Здесь три недели назад я сделала первый шаг к своей мечте. Стоп. А что здесь делает Костров? — Саша? — я удивленно заметила на трибунах Кострова. Красная куртка, сумка, только без клюшки. Что он делает здесь в столь поздний час? Не поверю, что именно сегодня он решил потренироваться один. — Костров! Ты меня слышишь? — А? — нападающий будто находился в другом измерении. Мои слова обходили его стороной, вокруг плотный купол, который он соорудил сам, не желая пускать никого. — Что ты здесь делаешь? — А ты? Что-то случилось? — сегодня он не был похож на себя. Обычно серьезный, со своим особым характером, Костров легко выдавал свое настроение. Голос и мимика, по его лицу всегда можно было понять в каком он настроении. Он не умел скрывать плохое настроение, был груб, когда хотел побыть один. Они были похожи с Антиповым — оба резкие, не идущие на компромиссы, но холодный разум Саши спасал его от тех ситуаций, в которые попадал Антон. — Нет, ничего, я пойду, — Костров засуетился, пытаясь избежать любого разговора. Я впервые почувствовала, что мне не все равно. И эта мысль заставила меня проявить напор, который мог ему не понравиться. — Я же вижу, что ты сам не свой. Рассказывай, — сказала я твердо, посмотрев на него с одним посылом. Я хочу знать правду. Я хочу помочь тебе. Мне было не по себе от этого желания. Но все мое нахождение в команде именно Костров незаметно поддерживал меня, давая возможность раскрыться, давая советы и часто выступая в мою поддержку во время разногласий в команде. Он никогда не проявлял ко мне никаких чувств. И помогал больше, чем те, кто пытался показать свою симпатию слишком явно. — Ничего не случилось, — Саша стоял на своем, упираясь моему настырному взгляду. — С родителями поругался. — Он дал слабину, но не сдавал позиции. — Ушел из дома — и окончательно сдался, натыкаясь на мое ожидающее молчание. — Где ночевать будешь? — Черт! Агата, зачем ты вообще лезешь к нему? Я говорила спокойно и уверенно, внутри ощущая, как сильно волнуюсь перед его ответом. С чего ты вообще взяла, что ему негде ночевать? — Не знаю. — А я знаю. Собирайся. — Куда? — У меня отец уехал по работе. Дома никого. Переночуешь у меня. Костров долго отнекивался от предложения. Я не знала, делаю ли я верный шаг, но была непреклонна в своем решении. И Саша согласился. Дорогу до дома мы провели в тишине, лишь изредка задавая дежурные вопросы, которые не нужны были нам обоим. Хотелось быть вежливыми, но собственные мысли перебивали все темы для общих разговоров. Я так и не потренировалась, но до игры была еще неделя, и отец не мог помешать моим вечерним планам. Сейчас важнее было другое. — Проходи. Поужинаем? У меня не сильно много всего, но я что-нибудь придумаю. — А ты совсем одна? — раздеваясь Костров стеснительно огляделся по сторонам, ожидая, что из комнаты выйдет еще кто-то. Например, мать. Но в нашей трешке не было ни единой живой души, кроме меня и отца. Из-за того, что квартира была большой, мы могли не встречаться весь день, запираясь каждый в своем логове. Он в кабинете, а я в своей комнате. — Ты говорила отец уехал, а… — Мамы у меня нет, — закончила я его мысль. — Дома никого, кроме нас нет. Спать будешь в гостиной, там диван большой. Проходи на кухню. В нашем холодильнике всегда было мало еды. Отец часто обедал и ужинал во время работы, а я готовила только на себя. Желание готовить появлялось только, когда в дом приходил Олег Иванович. Не частый гость, но страстный любитель моих тортов, он предупреждал о своем визите и намекал, какое блюдо хотел бы увидеть на столе. — Можно личный вопрос? — ближе к ночи мы наконец разговорились. — А где твоя мама? — этот вопрос всегда интересовал тех, кто узнавал, что я живу только с отцом. Но моя история была слишком скучна, в ней не было семейной драмы. Ведь я сама не знала, где моя мама. — Она ушла десять лет назад. Больше я никогда ее не видела. Сменила номера, соврала всем знакомым. Один раз прислала смс, что у нее все хорошо и она создала новую семью. — А братья или сестры? — Я одна в семье, — Костров понимающе кивнул. Мы узнавали друг о друге все больше. Он жил с родителями, отец работает в университете преподавателем, на том факультете, куда я собиралась поступать. Отец мечтал отдать меня в экономику, а я решила пойти в математический профиль. Числа, точные науки, все это давалось мне легче эфемерных понятий. Я любила математику за то, что она всегда была однозначна, поддавалась пониманию. У нас не было братьев или сестер, несмотря на то, что мы оба единственные дети в семье — методы воспитания наших родителей отличались. Я ни слова не упоминала о Калинине, желая оставить в тайне эту часть моей жизни, пока такое будет возможно. — Доброй ночи. Завтра встаем раньше, с утра долго ехать до дворца. Оставив гостя в зале я закрылась в своей комнате. Впервые за день мысли были свободны и могли наперебой выскакивать в моей голове. Почему судьба так часто сводит меня с Костровым? Как завтра решится моя судьба, может быть я уже не буду тренироваться, а может стану членом команды и у меня появится именная форма. Титова. Номер 9. Мое любимое число. Я представляла, как выхожу на площадку, рядом ребята, я играю в команде Медведи, и наша задача — раскатать Титан. Установка тренера, капитаны ждут вбрасывания, а игроки на своих позициях готовы принять шайбу. Вместо свистка меня разбудил звонок в дверь. Было утро. — Кто мог приехать ко мне в семь утра? Надеюсь, это не отец. Костров еще спал, дверь в зал была плотно закрыта, и он мог просто не услышать звонок. Я выбралась из комнаты, гость за дверью нажал на звонок еще раз, от чего в квартире раздался неприятный пищащий звук. Открыв дверь, я увидела на пороге Калинина. — Я тут мимо проезжал, решил заехать позавтракать. Накормишь нас с Колюней?