Через тернии

      Вот только этого мне сейчас не хватало. Олег Иванович и Колюня, несмотря на время прихода, были бодры, точно спали намного больше меня. Помощник крестного тяжело дышал, неуклюже держа под мышкой свою сумку. Его очки постоянно падали на переносицу — были велики — а растрепанные волосы редко находились в состоянии укладки. Калинин, как всегда, выглажен, блестящая лысина и плотный аромат дорого парфюма, я слышала его с самого детства.       — Доброе утро, Олег Иванович, Николай, — я занервничала, понимая, что в комнате спит Костров. Нельзя было допустить этой встречи. Как бы хорошо я не относилась к Саше, не уверена в его благоразумии, если он узнает эту новость. Нужно было выпроводить крестного. — А я Вас не ждала. У меня даже ничего нет.       — Чай есть? — напористо продолжал Олег Иванович, не понимая по какой причине я не рада его приходу. Сказать правду или соврать? — Погоди, а Глеб разве не уехал в командировку? — удивился Калинин, заметив в коридоре мужскую обувь. Дальше его взгляд неосознанно переместился на вешалку, красная куртка, явно не моего отца. Да, крестный, ты оказался намного проницательнее, чем я ожидала.       — Ты не одна?       — Ну, понимаете, просто, — замялась я. Теперь я точно не отделаюсь легким испугом. Не хватало, чтобы Калинин подумал, что я в отсутствии отца привела парня домой. Хотя кого я обманываю? Я же привела парня домой!       — Не одна, — сдалась я. Готовая услышать любой ответ от крестного, я размышляла, как буду выкручиваться из этой ситуации и объяснять, что все не так, как выглядит на первый взгляд. Но, к моему удивлению, Олег Иванович, расплывшийся в блаженной улыбке, махнул рукой Колюне, мол иди заводи машину, а сам только и смог, потерев лысину и приподнявшись на носочки, произнести:       — Ты только это, смотри аккуратнее. Если что, я на связи. Вечером забегу, будь готова.       Даже не знаю, что хуже: то, что он уверен в присутствии моего несуществующего парня в квартире или то, что об этом может узнать отец? Калинин обрадовался, он всегда принимал мои желания и редко влезал в них, а, желая лучшего, только словесно предлагал варианты решения. Мой отец был намного строже. Титов Глеб — жесткий бизнесмен и не менее жесткий отец для своей дочери Титовой Агаты Глебовны. Выдохнув и захлопнув дверь, я собралась будить гостя, у нас был час на сборы и выход из дома, чтобы не опоздать на тренировку. Сегодня я узнаю решение команды, и явиться к этому моменту не вовремя было бы верхом неприличия. Обернувшись, я услышала, что дверь в зал слегка приоткрыта, и, заглянув, увидела полностью одетого Кострова.       — Доброе утро. Не слышала, как ты проснулся. Пойдем на кухню?       — Доброе, — судя по голосу Саши, он встал не с той ноги. На меня смотрел тот самый Костров, которого я видела на тренировках, когда что-то происходило не по его воле. Он был недоволен, но я совершенно не понимала причину. Он ведь не мог подслушать мой разговор? Как минимум, делать такое в чужой квартире — неприлично.       — Что случилось? Плохо спалось?       — Нет, все нормально, я пойду, — Саша был решительно настроен покинуть мою квартиру, поэтому обойдя меня в проходе комнаты, он вышел в коридор, не обращая внимания на наш разговор, начал обуваться. — Спасибо, что пустила переночевать.       — А чай? До тренировки еще два с половиной часа, — не понимаю, какая муха его укусила. Ощущение, что я стала главным врагом в его жизни, и даже его спасибо выглядело слишком жалко. Мне было обидно, но Костров даже не замечал этого.       — Мне надо заехать в одно место. Я пойду, — бросил Костров, и я даже не успела попрощаться с ним, как дверь перед моим носом закрылась.       Настроения не осталось даже для простых действий. Вместо завтрака — чай в тишине. Не помню, когда последний раз я сидела за этим столом с семьей. Отца почти никогда не было рядом: все его время занимала работа, а в выходные он запирался в кабинете. С момента ухода матери его желание сближаться со мной, общаться и просто быть рядом, угасало. Я была похожа на нее больше, чем он того желал. Такие же светло-рыжие волосы, нос, серые глаза, маленький рост. Я видела ее фотографии моего возраста и узнавала в них себя.       — Знала бы ты, мама, как мне тяжело…       Её уход сильно изменил и меня. Никогда не надеяться на помощь от других, всего добиваться самой. Никто не поможет, и это чувство, понимание своего одиночества, всегда холодом проходило по венам. После ухода Кострова я не знала, что думать. Может, я была слишком навязчива, поверила в то, что могу сделать хорошее, но ошиблась. Моя помощь была навязанной, ненужной. Еще и то, что от команды зависит моя судьба в хоккее. Не будет Медведей и мне некуда будет идти, в городе больше нет профессиональных клубов. Только клуб моего крестного претендует на Молодежку, и только из него я смогу попасть в профессиональный спорт. Что бы не случилось, я не попрошу у него помощи. Не хочу предавать себя. Я обещала доказать Макееву, что достойна и не должна этот шанс упустить.       Пора было ехать на тренировку. Закрыть дверь, бегом до остановки, чтобы успеть на автобус. За окном зима. Она вступила в свои права неожиданно и резко, заставила проснуться, напомнила, кто здесь главная. Замела дороги снегом, дороги в сугробах, стучит по окнам порывами ветра. Автобус ехал медленно, не успевая в свой график, и заставляя меня все сильнее нервничать. До Дворца я бежала, едва не упав на том самом месте, где в первый раз увиделась с Костровым. Черт! Опять он.       — Всем привет! — я забежала в раздевалку последней, раздеваясь на ходу, под приветствия игроков. Все говорили шепотом, стоя у места нашего вратаря. Опять он спит.       — Бакин! Сеня, вставай, тренировка закончилась, — вратаря будил Кисляк, уже в форме, он возвышался над Семеном, пока тот растерянно пытался понять, где находится, еще во сне или уже наяву. Испуганный Бакин резко вскочил со своего места, услышав слово «тренировка», чуть не упав, шнурки на коньках были связаны между собой. Проделка Антипова — он едва не упал со схема, когда Сеня старался удержаться на ногах. Такие шутки были по душе даже нашему капитану, человеку строгих правил, никто не мог отказать себе в удовольствии разбудить Семена самым оригинальным способом.       — Привет еще раз, — мой сосед был предельно молчалив, сухо реагировал на всеобщую радость от пробуждения вратаря. Увидев меня, Костров кивнул, я была для него не самым желанным собеседником. Пытаясь не находиться со мной рядом, он начал искать ленту по соседям, занимаясь своей клюшкой так внимательно, что не заметил мою ленту на своей полке. Она всегда лежала там, и мы пользовались ей вместе.       — Всем добрый день, — в проходе появился Макеев, он всегда заходил за минуту до тренировки, проверяя состав команды и подгоняя нас, особенно медлительного Бакина, который не успел распутать шнурки, как пришлось завязывать их обратно. Тренировка начиналась.       Нельзя выносить на лед личное. Макеев был ярым приверженцем этого правила, явно по опыту зная, как лишние чувства могли испортить не только игру, но и здоровье игрока. Площадка была местом, лишенным всяких эмоций, не относящихся к хоккею. Чистая голова, игровой азарт, шайба и клюшка. Все, что должно было волновать хоккеиста. В команде этим умением мог похвастаться…никто.       Чаще всех на льду выражал свой гнев Антипов. Яркий, любитель силовых приемов и драк, он был жесток даже со своими товарищами, когда находился не в духе. Свои семейные проблемы не давали Пономареву сосредоточиться и поэтому защитник часто терялся в игре, думая явно не о сопернике, который пробирался на его пятак. Щукин и Костров, погруженные в свои мысли, часто играли в одного, не замечая партнера. Игра была для них медитацией, но они не хотели впускать в этот процесс других, и командная игра теряла свой смысл. Возбужденный Кисляк, накрученный своими неурядицами, вводил свои правила, не посвящая в планы других, он владел шайбой, но не искал поддержки и в итоге отдавал шайбу в пустоту, не волнуясь за исход игры. Все это его не волновало. Сегодня на пятаке о своем думала и я.       — Титова! — из раза в раз меня возвращал в реальность крик Макеева. — Активнее. Что ты, как вареная, на пятаке ползаешь? Шайба в твоей зоне!       Вся тренировка прошла для меня под эти крики. Надеясь оттянуть момент решения своей судьбы я планировала покинуть поле быстрее, чем обычно и, услышав свисток, почти была у скамеек, когда Макеев позвал всех к себе. Началось.       — Парни, — спокойный голос тренера ни капли не давал мне уверенности в том, что сегодня не последняя моя тренировка. — Месяц назад к нам в команду пришел новый игрок. Агата Титова. Я обещал ей, что месяц она будет на испытательном сроке, а после я узнаю мнение команды, прежде чем приму решение о нахождении Агаты в команде, — игроки переглянусь, перешептываясь между собой в ожидании слова Сергея Петровича.       — Егор. Ты капитан, хочу узнать твое мнение.       Щукин всегда был готов отвечать первым, он привык принимать не только все радости команды, но и первым брать на себя ответственность. Он взглядами «поговорил» с другими игроками, будто собирая одобрения своему ответу.       — Я думаю, точнее мы с парнями думаем, что Агата хороший игрок. Ей не хватает техники, но она быстро учится и, — Егор посмотрел и на меня, улыбнулся и продолжил, — и Агата хорошо влилась в команду. Думаю, у нее есть будущее в хоккее. Мы за, — парни одобрительно постучали клюшками по льду.       Радость, нахлынувшая на меня, переполняла и выходила за края, я сдерживала себя, чтобы не запрыгать от счастья. У меня получилось!       — Если возражений нет, — начал Макеев, но его фразу резко перебил Костров. Он нервничал, но был намерен высказать свое мнение. Я напряглась, не понимая, что именно он хочет добавить, но чувствуя, что хорошее он говорить не собирался.       — Парни, я решил, что вы должны знать. Не знаю, говорила ли Агата. Но, она родственница Калинина Олега Ивановича.