Странно… Очень странно…
Эмоции, чувства, ощущения… Прямо сейчас его сознание находилось в неведомом ранее покое.
Это было слишком непривычно, слишком сбивающее с толку, словно бы прямо сейчас он просто находился в осознанном сне и бесцельно смотрел в пустоту, не чувствуя ничего, кроме бесконечного и долгожданного покоя. Такого желанного… Такого нереального…
С каждой пройденной секундой он все больше и больше осознавал, насколько же прямо сейчас обманчивы его ощущения, прокручивая все последние события.
Снова и снова. Снова и снова.
Снова это чертово мерзкое чувство, которое снова охватывало его с головой, забирая последние остатки минутного блаженства. Снова возвратившиеся ощущения страха, безысходности, заточения.
В этот раз он способен видеть мир вокруг себя, но, увы, он еще никогда настолько не мечтал вернуться в ту пугающую, но все еще безопасную черноту.
Знакомый белый потолок, словно бы из какой-то больничной палаты. Кончиками пальцев он может нащупать ремни, которыми он был привязан к такой же знакомой жесткой кровати, которая всегда сопровождала все его кошмары.
Старые воспоминания, старые эмоции, все в один миг нахлынуло на него, отчего сознание помутнело. Полностью немая истерика охватила его. Не произнося ни единого слова, он все кричал и кричал внутри себя, не понимая, каким образом снова вернулся в этот ад.
Чертов ад, о котором он мечтал позабыть навсегда. Чертов ад, который он каким-то неведомым образом когда-то пережил. Чертов ад, что не успокоился и снова настиг его, вернув в место, которому он лучше бы предпочел смерть.
Любую смерть: долгую, мучительную, болезненную, но все еще смерть — забвение, которое он бы получил после всех своих страданий.
Тут его ждало все, что угодно, но не такая желанная смерть.
Проходит еще пара минут прежде, чем Сирота наконец-таки перестает винить себя в глупости и идиотизме, воображая по сто тысяч раз, что могло бы быть, если бы он не поступил настолько… Нет, сейчас думать об этом просто бессмысленно.
— Правильно мыслишь, Махиру, — снова чертов голос заставляет его оцепенеть от ужаса. Снова знакомая угроза, снова эти руки, что на сей раз нежно поглаживали по голове. Нежно… Да, да, пусть он обманывает его сколько хочет, но Сирота знал, что может в любую секунду последовать за столь милым на первый взгляд без контекста жестом.
Холодные руки медленно массируют его виски, постепенно перемещаясь на лоб и обратно.
— Надеюсь, тебе все еще нравится, когда твои друзья помогают тебе справиться с головной болью, не так ли? — Сирота хотел ответить, действительно хотел. Наученный горьким опытом он всегда знал, что игнорирование его вопросов никогда не могло привести ни к чему хорошему. Это пугало, до безумия пугало. Нет, нет, нет.
Все, что делал Куро, всегда пугало Сироту до чертиков. Он хотел ответить, но…
— Махиру, — рука в один миг перемещается прямо на губы парня, заставляя обратить внимание на вещь, которую он до сего момента от всей этой истерики даже не заметил, не обратил и капли внимания, вовсе не почувствовал…. — Увы, мне надоело слышать из твоего рта ранящую меня до глубины души ложь. Я удивлен, как ты хорошо овладел ей, учитывая, что когда-то один твой друг уж очень сильно порицал ее. Но, как я погляжу, тебе было абсолютно все равно. С одной стороны, меня это радует, ведь ты осознал, насколько он был обычным куском мусора, способным исчезнуть в любой момент, с другой… Меня огорчает тот факт, что ты все продолжал лгать именно мне. Мне, тому, кто уж точно не относился к этой саранче вокруг тебя, тому, кто никогда бы вдруг внезапно не исчез, оправдываясь самыми тупыми вариантами.
Сирота попытался закричать, но единственное, что в итоге у него вышло, это снова еще более непонятное мычание, которое уже никоим образом даже за речь нельзя было принять. Словно бы он вовсе был неразумным существом.
В этот момент он просто мечтал, чтобы все это действительно оказалось лишь страшным кошмаром, который вот-вот пройдет. Да, он снова проснется, в этой комнате, пусть, но с снова просто заклеенным ртом, который он бы через боль, но все же раскрыл и закричал. Закричал громко, говоря все то, что пожелал бы Куро. Он бы перестал лгать, да, он бы просто убедил себя, что все, что он говорит — настоящая правда. Если бы он сам верил, что все это — правда, тогда бы он не почувствовал все это.
Возможно, он бы снова испытал все эти истязания, всю эту боль, но она бы не казалось такой страшной, возможно бы, он привык к ней и…
НЕТ.
ЭТО НЕ РЕАЛЬНО. ЭТО НЕ РЕАЛЬНО. НЕТ. НЕТ. НЕТ.
«Это не может быть чертовой правдой» — пронеслось у него в мыслях, промычав при этом все еще непонятный набор звуков.
Он зашил ему рот. В самом прямом смысле. Какая-то резкая запоздалая боль отозвалась у него в голове.
Когда пальцы Куро коснулись его, он почувствовал чертовы нитки, чертовы тонкие многочисленные и до боли крепкие нитки, что не давали ему разинуть рот. Больше никогда… Нет, Боже, нет, пожалуйста, он не хотел об этом думать.
— Махиру, посмотри на меня, — Куро взял его подбородок и смотрел прямо на него, пристально, даже не намереваясь и раза моргнуть.
Сирота подчинился.
Он не хотел думать о том, что в случае чего этот псих ему и глаза зашьет, или что только он не способен делать, подпитывая свою внутреннюю жажду садизма.
— Мне всегда нравились твои глаза, знаешь, почему? — парень как мог мотнул головой. — Потому что твои глаза никогда мне не врали, Махиру. Стоит только взглянуть на них, как я мог сразу же понять, кого ты любишь и ненавидишь, кого ты рад видеть, а на кого тебе было плевать, кому ты с радостью помогал, а кому лишь только чтобы не обидеть. Махиру, только твои глаза никогда не были способны обмануть меня, так что можешь не волноваться — их я ни за что в жизни не трону.
Приблизившись максимально близко, насколько могло позволять их положение, Куро аккуратно начал слизывать слезинку за слезинкой, пока его руки все еще нежно поглаживали зашитые губы.
Сироте плохо, отвратительно, медленно на него накатывала тошнота, но он изо всех сил старался держать себя в руках. Даже со всеми этими обещаниями и мнимыми ласками, он не мог расслабиться ни на грамм, не мог даже нормально вздохнуть, возможно, ему и вовсе было страшно делать каждый чертов вдох.
Куро СлипиЭш.
Чертов психопат, что когда-то давно казался ему вполне себе заурядным и не выделяющимся парнем, даже на фоне его самого. Кто же, блять, знал, чем все это в итоге для него кончится.
А кончится ли вообще?
— Махиру, — из мыслей его вывела резкая боль. Черт, нет, он опять потерял свою чертову бдительность, он снова повел себя, как абсолютный идиот. — Махиру, Махиру, Махиру. Почему, когда я полностью сосредоточен на тебя, ты не можешь хотя бы на долю секунды забыть обо всем своем дерьме?
Его голос был тихим, но до безумия грозным и страшным. Каждое его слово заставляло Сироту пытаться сжаться в маленький комок и просто пропасть.
Щеки все еще пылали. Стоило парню задуматься, как чертов психопат схватил их своими когтями и попытался разодрать. Но, видимо, он был не настолько рассержен, чтобы прямо сейчас пустить кровь, поэтому дело обошлось лишь несколькими достаточно глубокими царапинами.
Сирота промычал.
«Прости, прости, я идиот», — пытался прокричать он ему (или себе самому), мысленно молясь, что это будет первый и последний его промах.
— Тише, тише, — Куро снова начал поглаживать парня, мигом переменившись в настроении. Словно бы он страдал каким-то раздвоением личности, что пугало еще больше. — Махиру, мы еще не закончили, так что полежи пока что спокойно тут, пока я схожу и принесу все необходимое для нашего маленького веселья.
Если бы не чертовы ремни, что так упорно сдерживали его, то Сирота мигом бы вскочил и просто попытался убить себя первым попавшимся скальпелем, коих тут было несколько. Нет, он даже не попытался бы уйти, сбежать. Во-второй раз спустя несколько лет он не смог бы этого сделать. Когда-то это было чистой случайностью, удачей, что подвернулась ему, когда Куро ослабил бдительность и ему удалось заговорить его. Сейчас же… Хах, он даже нормально ответить на его вопросы не мог, куда уж там какие-то светские беседы…
Черт! Ну почему? Почему именно он?
Почему прямо сейчас он вообще должен был наблюдать за тем, как этот чертов маньяк стоит и что-то убирает на своем столе. Сирота прекрасно знал, что именно, но лишний раз раньше времени и думать не смел.
Губы предательски задрожали, снова это отвратное ощущение… Интересно, насколько сильный он вколол ему наркоз с обезболивающим, что ему удалось провернуть подобное и… Да какого черта он сейчас думает об этом?
Бессмысленно.
Оттого ему становилось еще страшнее.
Слышать, как он перебирает ножик за ножиком, какие-то бутылки и ампулы, что-то еще более… Отвратительно.
И ведь Сирота понимал, что через несколько секунд все это будет испытано на нем. Сирота понимал это, оттого и хотел отключиться.
Голова внезапно закружилась, белая пелена возникла перед глазами. Была ли эта защитная реакция его организма от напряжения, что возникла в нем при мысли о чем-то подобном? Возможно.
Все равно это ничего не поменяло.
СлипиЭш смотрит прямо на него с улыбкой. В левой руке спокойно покоится обычный остроконечный медицинский скальпель, который он невзначай прокручивал между пальцев. Стоило Сироте лишь напряженно сглотнуть накопившуюся слюну, как парень снова мигом оказался рядом с ним, тут же снова начиная аккуратно поглаживать его по голове.
— Махиру, — рука со скальпелем поднялась и остановилась в пару миллиметров от его носа. — Ты же знаешь, насколько сильно я люблю тебя? — интонация в его голосе приобрела пугающий оттенок. Такие милые и трогательные слова, что люди обычно произносят, дабы выразить свои искренние и светлые чувства, прямо сейчас все слышалось, как самый обычный приговор. Не смертельный, просто приговор, не имеющий конкретного смысла. Слова Куро никогда не выражали что-то, принятое общественной нормой — это было что-то ненормальное, таинственное, страшное, что никто не мог понять.
Махиру помнил. Он отчетливо запомнил, почему и когда Куро говорит все это и злится.
— Махиру, Махиру, Махиру…. Тебе же лишь стоило не общаться с этими идиотами… Не отказывать мне каждый раз, когда я просил провести со мной время, отнекиваясь тем, что чертов учитель попросил тебя помочь ему разобрать домашние работы. Ты же мог просто отказать этому чертовому старикашке. А если бы у него были совсем иные мотивы? Что если он все это время просто хотел попялиться на твою задницу, представляя в своих грязных мыслях, как ты извиваешься и стонешь под этим… — с каждым произнесенным словом рука перемещалась все ближе и ближе к шеи, пока медицинский ножик уже вовсю выводил узоры на личике парня. — Наше общество давно прогнило, Махиру. Каждый взрослый человек давно мечтает выплеснуть все свои сокровенные отвратные желания наружу. В мире почти не осталось взрослых людей, что не успели бы узнать и предаться всем смертным грехам… Хотя, куда там взрослым, когда дети и подростки всегда будут намного хуже за счет своей наивности и искренности. Тонкие струйки крови стекали одна за другой. Сирота терпел, не двигался.
Садило, было неприятно, но он терпел.
— А помнишь ту девку из А-класса? Которая во всю бегала за тобой, выпячивая свою отвратительную огромную грудь? Как она щебетала отвратным голоском, какой же ты умный, порядочный и честный? И ведь ты же понимал, что она все это делала лишь бы ты замолвил за нее словечко перед учителями, ведь ее оценки были просто паршивыми. Да что же, когда с тобой ничего не вышло, она переключилась на случайного задрота из своего класса и мигом охмурила его, лишь бы домашку за нее выполнял. А ты все смотрел на нее и смотрел… Даже несмотря на ее мерзость, ты каким-то образом влюбился в эту щебечущую суку… — правая рука надавливала на дергающийся кадык. — Знаешь, каково мне было, смотря на твое лицо?! Когда, казалось, единственный в мире для меня человек, которого я считал чуть ли не святым, купился на столь отвратные вещи? Женщины… Пф, я понял, насколько они отвратны еще тогда, когда собственная мать была готова сделать со мной все, что угодно, лишь бы в ее жалкую рожу прилетела еще пара-тройка купюр.
Тело дрожало. Захотелось прокашляться.
Страшно. Страшно. Страшно.
Свирепые кровавые глаза смотрели прямо на него, пока скальпель присоединился к правой руке и не начал оставлять порез за порезом на шее. Совсем неглубокие, но все еще колющие. Сердце стучало, как бешеное. Животный страх, самый обычный животный страх накрыл его с головой.
Он не хотел смотреть на СлипиЭша, не хотел слушать его пугающий до чертиков голос, что упрекал его в самых идиотских вещах, представляя их, как преступления. И уж тем более не хотел слушать всю его бесконечную ненависть и желчь. Ему казалось, что еще секунда, и он сорвется и приведет сюда всех виновников, что не смогли угодить его поехавшему мозгу.
Йошино-сенсей… Сачико-сан…
Ему было больно за эту клевету, что он положил на всех них, но прямо сейчас рисковать и что-то с этим делать он просто не мог. Еще и очередное упоминание матери Куро заставляло его напрягаться все больше. Он сравнивал каждого человека с ней, и каждый раз в его глазах читалась жажда чьей-то смерти.
Он кивнул.
Просто кивнул, стараясь представить, что все произнесенные слова были самой настоящей правдой.
Ему пришлось представить, как учитель пялится на него, как девочка из соседнего класса откровенно пытается соблазнить. Он старался верить в это, что в его глазах читалась вся та боль, которую он испытывал. Боль, подобная боли маньяка напротив него от собственной матери.
Ведь прямо сейчас его единственным способом на спасение были его глаза, которые еле сдерживались, чтобы лишний раз не моргнуть.
Куро долго смотрел в них, словно бы копаясь в его сознании. Он не врал насчет того, что действительно мог увидеть его насквозь, стоило ему только взглянуть в них. Это могли подтвердить ранее буквально прочитанные мысли, на которые он ответил.
Сколько прошло времени? Пять? Десять минут? На деле всего лишь секунд тридцать, но для парня они казались вечностью под гнетом этого чертового взгляда. Напряжение усиливалось, но Сирота упорно продолжал убеждать себя в том, что его знакомые виноваты во всех смертных грехах, что этот мир действительно прогнил, что каждый учитель в своих мечтах представляет своих подопечных без одежды, а одноклассницы хотят от тебя лишь нормальную репутацию, да украсть твои деньги.
Из равновесия его вывел внезапно упавший прямо на его живот ножик. Вздрогнув, через секунду Махиру осознал, что прямо сейчас СлипиЭш вылизывал стекающую по его шее кровь.
Он с трудом сглотнул образовавшийся ком, на секунду в голову забралась мысль, что, возможно, все обойдется. Все будет в порядке. Подобное он точно вытерпит, главное просто не злить чертового «вампира», что так жадно слизывал кровь из порезов.
Да, почему он раньше его «вампиром» не звал? Ему страшно подходит. И, возможно, он бы позволил себе на секунду улыбнуться, несмотря на всю эту проклятую ситуацию, но…
— Не думай, что я способен купиться на подобные трюки, — укусив напоследок шею своей «добычи», Куро вернулся обратно к столу, дабы принести новые, более интересные вещи, предназначенные для его ненаглядного лгунишки. — Махиру, Махиру, ничему тебя жизнь не учит. Я со всей душой к тебе, а ты, как маленький ребенок, стараешься все вокруг приукрасить. Нет. Сделать себя жертвой, бедной жертвой, которая на самом деле сама себя таковой не считала.
Взяв с собой какую-то странную длинную похожую на вилку штуку с двумя зубчиками на каждой из сторон, он снова вернулся на место. Простые холодные руки в данный момент казались попросту ледяными, по спине пробежали мурашки. Сирота не мог этого терпеть, он пытался, но просто не мог. При виде подобного выглядящего максимально зловеще предмета, который уж точно был каким-то устройством для пыток, он не мог успокоить себя.
«Все будет хорошо».
«Нет, уже ничего не будет хорошо.»
«Ты проиграл. Все кончено.»
Весь внешний вид Куро уже сломил оставшиеся надежды. Его взгляд, в котором отражалась жгучая ненависть вперемешку с маниакальной «любовью». Его страшная улыбка. Дыхание… Возбужденное…
— Махиру… Ты же, как и я, знал, насколько люди слабы. У них нет клыков, когтей, нет каких-то особенных приемов для собственной защиты. Человек такое беспомощное создание… Я ненавидел людей вокруг себя с самого детства. Я мечтал о том, чтобы все просто сдохли и оставили меня одного. Но потом появился ты. Такой светлый, типичный главный герой, готовый прийти на помощь даже совершенно случайному ребенку, который понимал, что на его месте мог быть кто угодно, и ты все равно бы все также помог ему. Но даже при всем этом в сердце зародилась какая-то надежда. Надежда, что этот мир не успел пропитать гнилью абсолютно всех его жителей.
Взгляд Сироты был целиком и полностью сосредоточен на чертовой большой около-вилке, что все ближе приближалась к его шее. Да, да, он знал, он понимал, насколько СлипиЭшу приносит удовольствие смотреть, как он с каждым разом нервно глотает очередной ком, как он судорожно моргает, как он осознает, что конец близок.
Но не тот конец, о котором он мечтал.
Только сейчас он осознал, что эта самая вилка была прикреплена к ошейнику.
Одна сторона зубчиков упиралась чуть ниже ключиц, когда вторая так и норовила впиться в его шею. Алые глаза продолжали просто смотреть на него.
— Махиру, прямо сейчас я одену на тебя эту «вилку еретика», ее пришлось своровать из личного музея отца. Я уверен, ты не будешь против, это всего лишь подстраховка. Да, я собираюсь снять с тебя эти ужасные ремни, чтобы по-настоящему насладиться твоим прекрасным телом, — отвратный ошейник, безумная боль от впившихся в него зубцов, ощущение, как струйки крови медленно стекают по его телу.
Он слышит, как удерживающие его пару секунд назад ремни тут же небрежно падают на пол. Наконец-то ему позволяют сесть, но боль от малейшего движения лишь нарастает, почему-то губы начали гореть. Глотал он через силу.
В очередной раз в поле его зрения попадает незначительная «деталь». Но на этот раз она была действительно таковой.
На нем была его форма со старшей школы. Куро еще и переодел его, видимо, решив в своей маниакальной манере поностальгировать.
— И все же, она идет тебе намного больше, нежели твой отвратный костюм, который ты надевал на работу. Ты не похож на взрослого человека из гнилой ячейки общества, Махиру. И я не понимаю, зачем ты пытался на него походить, — сзади себя он чувствует, как «вампир» обнимает его. Сперва невесомо поглаживая его бедра, а затем снова, предвкушая, начал поглаживать кожу вокруг чертовой вилки, надавливая то тут, то там.
Кровь все еще текла. Медленно. Такими темпами он и мог бы умереть, но только часов через шесть, но надеяться на что-то подобное не было смысла.
Он ощутил, как ему укусили затылок. Волна мурашек прошлась по нему. Сознание работало тяжело, каждый раз отвлекаясь на новые волны боли, а неспособность даже голову наклонить лишь все усугубляло.
— Как жаль, что теперь у меня нет возможности услышать твои сладостные стоны, но не волнуйся, я заранее все продумал, ради такого даже попросил у отца деньги и самолично все установил, — Сирота не мог понять, о чем он говорит, но спустя какое-то время размытое зрение наконец смогло сфокусироваться на картине впереди.
Телевизор. Большой, черный, висящий на стене телевизор.
Медленно фрагмент за фрагментом начал собираться в паззл, после чего Махиру смог лишь замычать. СлипиЭш понял сразу, что эта несуразная каша была истошным криком от осознания того, что он собирается сделать.
Руки Сироты были абсолютно свободны, впрочем, как и ноги, но даже по инерции он не смог бы двинуть их даже на миллиметр. Его сознание сковал страх. Старые воспоминания одно за другим начало проносится в голове.
— Надеюсь, у тебя были когда-то мысли стать актером, потому что настолько реально «сыграть» никто бы не смог, — потому что тогда не было никаких ролей. Не было ничего.
Он ощущает, как СлипиЭш снимет с него сперва кардиган, затем рубашку. Как он быстро и умело расстегивает ширинку его штанов, пока Сирота все продолжает смотреть вперед без возможности сделать хоть что-то.
Пнет маньяка ногой — лишиться ее и будет продолжать жить без нее, дернет рукой — лишиться ее и также будет продолжать жить. Он отрежет ему все возможные конечности и все равно каким-то образом ему удастся оставить его в живых. Он сделает из него живой кусок мяса, который будет мучать и медленно пожирать каждый день. Но в конечном итоге так его до конца и не съест. Оставит маленький, микроскопический кусочек, который все еще будет дышать и чувствовать всю ту нескончаемую боль.
Минуту он уже сидит абсолютно голый прямо на СлипиЭше.
Его руки крепко прижимают худое тело к себе. На его спине все еще можно увидеть старые шрамы, что прямо сейчас неистово чесались, но все, что он мог сделать — смотреть вперед и стараться сглатывать слюну как можно аккуратнее.
Десять секунд, девять, восемь…
Два…
Один…
Телевизор резко включается и заставляет его неистово моргать.
Да. Его самый худшие оправдания подтвердились.
Прямо сейчас он смотрел на самого себя со стороны.
Он сидит за партой в школе на уроке японского и что-то записывает в тетрадь.
Затем он в столовой в компании Сакуи и Коюки ест свое бенто. Рюсей тогда заболел и не пришел в школу.
Теперь же произошел резкий скачок в прошлое. Он в средней школе. Одноклассница попросила отмазать ее от дежурства, потому что она договорилась пройтись с подругой по магазинам. Махиру тогда сказал учителю, что ей стало плохо. За это на следующий день она поцеловала его.
Но через две недели она попала в аварию и умерла. Сирота старался не думать об этом.
Снова старшая школа. Заполняет документы в комнате студенческого совета. Ничего необычного. Через несколько секунд приходит заместитель президента, который просто решил скинуть на него свои обязанности, чтобы пойти со своей девушкой на свидание. Он тогда не отказал ему, просто потому что знал, что намного проще будет согласиться и не спорить.
На следующий день он был исключен из школы за употребление наркотиков.
Младшая школа. Он идет домой и видит маму… В тот день она сообщила ему, что она получила какое-то серьезное повышение, и ее собираются перевести работать в штаты. Она спросила его, хочет ли он поехать с ней или остаться в Токио с дядей. Естественно, он тогда согласился, даже не задумываясь о том, что он больше не сможет встретиться с друзьями.
Тогда мама была для него всем его миром.
Но он так и не поехал туда. Через четыре дня на прогулке его мать сбивает пьяный водитель, а он сам получает тяжелую травму головы.
Мама умерла. Он остался жить в Токио вместе с дядей.
Снова старшая школа. Он умудрился забыть свое бенто, но ему было все равно, ведь он договорился с друзьями пойти в караоке. После последнего звонка они вышли из школы, но внезапно он вспомнил, как выложил тетрадь на перемене и в итоге оставил ее в классе.
Когда он вернулся, вместе с тетрадью он обнаружил бутылку воды и огромную булочку. Неужели он кому-то нравится?
Скоро он окончит школу. На полпути домой его неожиданно встречает дядя и сообщает, что благодаря своим знакомым и его прекрасной успеваемости он сможет учиться в престижном университете за границей. Там было прекрасное общежитие, возможно, ему бы и на прекрасных соседей повезло.
Тогда он хотел заплакать от счастья, но потом понял, насколько глупо и по-детски это было бы, поэтому он просто искренне поблагодарил дядю и стал еще с большим нетерпением ждать окончание школы. Экзамены его не пугали, он успешно подготовился и сдал их.
Но прямо во время вручения аттестатов он узнает от учителя, что его дядя умер. В его организме были литры алкоголя. Он захлебнулся в собственной рвоте в переулке, рядом с ним было около девяти бутылок. С чем конкретно — ему было плевать. Кажется, тогда он просидел под деревом в парке до самой ночи. И только когда ощутил, что с неба начал капать дождь, решил направиться обратно домой.
Полиция приехала на следующий день для составления протокола. Тело дяди он так и не увидел, родственники очень быстро организовали похороны, и Сирота не был приглашен на них.
Кажется, прошла неделя. Он игнорировал все звонки и сообщения от друзей. Но внезапно в дверь постучали.
Открыв ее только спустя три минуты настойчивого звона, Махиру обнаружил на пороге своего знакомого, которого точно не ожидал увидеть.
Алые глаза в упор смотрели на него. Он пришел без особой причины, он не утешал его по поводу дяди, будто зная, что от этого ему станет только хуже. Они просто попили чай, после чего он встал и ушел, даже не попрощавшись.
Не отрывая взгляда, он смотрел на свою жизнь, пока в его тело активно проникали несколько пальцев, задевая ногтями стенки ануса, отчего он каждый раз издавал мычание, похожее на очень приглушенный стон.
Ему не было приятно. Это было больно и некомфортно, но мысленное отторжение этих ощущений помогало.
Но еще больше ему помогал этот около документальный фильм про его чертову жизнь, которую каким-то образом кто-то заснял и смонтировал не в хронологическом порядке.
Годы в младшей школе, средней, старшей, даже было парочку кадров, где он просто работал в офисе. Размеренная жизнь, наполненная грустью и бессмысленностью. Он даже никогда не замечал, насколько много людей время от времени страдали около него.
Махиру знал, что прямо сейчас режиссер этого творения активно трахал его пальцами и впивался зубами ему в плечи, пока он, словно завороженный, не мог оторвать взгляд от экрана.
Отвернуться он не мог, но глаза все еще был способен закрыть, но просто этого не делал.
Все это приносило ему боль. Но эта боль была настолько… Приятной? От той ностальгии жизни, обычной, спокойной жизни, полной чертового говна и трагедий, но все еще вполне себе адекватной, мирной и…
Выбить его из своих мыслей заставил резко вошедший в него член. Он замер, осознав, что только что хотел запрокинуть голову, но новая волна боли не дала ему это сделать.
Анус пульсировал, он чувствовал это также, как чертову кровь.
Нет, до этого он не разрабатывал его пальцами, он даже не старался этого сделать. Ему просто приносило дикое удовольствие ощущать это тело всем, чем только можно, особенно столь чувствительную часть.
Из глаз полились слезы.
Боль и отвращение заполонили ему голову и теперь даже фильм не мог ему вернуть хоть маленькую ясность ума. Он хотел просто забыться, а лучше просто сдохнуть. Не чувствовать всего этого, не ощущать, насколько же он жалкий и беспомощный, насколько ему сейчас по-настоящему страшно с каждым новым толчком в его теле.
Свободная рука оглаживает его живот, изредка щипая по самым разным местам и задевая тот самый раскрытый шрам с уже запекшейся кровью. Ему некуда было деть руки, поэтому, отчаявшись, он просто заводит их назад, молясь про себя, что столь вольное действие не рассердит еще больше «вампира».
Ему повезло, но мнимое спокойствие длилось недолго, ведь сознание каким-то образом все же возвращалось к нему.
Куро продолжал насаживать его на себя, посасывая мочку левого уха.
— Сейчас будет моя любимая часть, — прошептал он ему, резко остановившись. Он чувствовал его чертов член, он чувствовал, как он намеренно выгибает его тело, дабы он внутри уперся ему в живот. Он хотел увидеть снаружи, как он выделяется, кричит о том, как ему приятно там находиться.
Он хотел вырвать, как только на экране он увидел себя.
Тоже полностью обнаженного в этой чертовой комнате. Он лежал на полу, его руки были в наручниках, и…
— Знаю, все эти игрушки никогда не смогут сравниться с горячей и похотливой плотью людей, но, признайся, тебе было хорошо с двумя вибраторами там? А как тебе был тот мастурбатор? А вибропули? Ты же никогда и не думал, насколько сильно обычному парню может быть хорошо от стимуляции сосков? Хотя, конечно, это не для всех… Но я знал, знал, что с тобой это точно выйдет, что ты особенный, способный на все, — холодные руки, проводящие круги вокруг ореолов сосков пытались вызвать в нем все больше и больше воспоминаний о тех днях. Холодок пробежал по его спине, СлипиЭш чувствовал это, отчего только больше возбуждался.
Сирота хотел закрыть глаза, отвернуться, просто провалиться под землю, лишь бы не видеть то, как чертов маньяк всеми возможными способами все трахал и трахал его, заставлял кончать против воли. Как испытал на нем несколько десятков эрекционных колец и подобных отвратных вещей.
Тогда ему ни разу не было приятно. Да, он возбуждался. Возбуждался много раз и также много раз изливался куда только можно, но это было отвратительно.
Сирота никогда в своей жизни не интересовался сексом. Ему нравились девушки, но он никоим образом не мог представить хоть одну из них с ним в постели.
— Махиру, я так рад, что у нас с тобой есть что-то общее, — его голос на фоне собственных стонов из телевизора слышался и ощущался еще более отчетливо. Сирота замер, даже не представляя, что тот имел ввиду. — Человеческая похоть — это отвратительно. Как люди совокупляются, стонут друг под другом, активно наслаждаясь низменностью своих желаний. Но что еще хуже, что подобная мерзость порождает новую жизнь.
Он кончил. Он почувствовал это даже сквозь боль.
Его действия противоречили его словам, но Сироте было все равно. Он просто застыл, не в силах думать что-то лишнее. Руки снова повисли, он давно перестал их удерживать. Разведенные в стороны ноги он не чувствовал.
— Меня раздражает, что вселенная создала этот чертов способ размножения, или это был Бог, мне все равно, я никогда ни во что не верил. Единственное, что я всегда знал, что каждый новый человек уже был порождением чьей-то похоти. По любви, насильно, случайно — плевать. Все рожденные дети уже носили клеймо греха, просто степень их отличалась друг от друга, — сперма медленно вытекала из тела Махиру, но даже так Куро не намеревался вытаскивать свой орган.
Он хотел загнать его еще глубже, пусть это было физически невозможно.
— Ты не такой, как они, Махиру, — голос был спокойный, тихий, но все еще вызывающий неприятные ощущения. — Рожденный от греха, ты не захотел пойти на их поводу. Да, иногда ты почти что оступался, — он чувствовал, как тот резко сжал его бока на животе, — особенно было опасно, когда твои невинные губы все же умудрились познать грязь от похотливой женщины. Еще и твои родственники, что также мечтали утащить тебя в их грязь. Но все хорошо, я вовремя приходил тебе на помощь. Я спас тебя от них.
Сирота застыл. Буквально перестал дышать на пару секунд, стоило ему услышать эти слова.
Он промычал, сквозь боль он все же умудрился еще немного поднять голову, пусть и он еще сильнее углубил рану от зубцов на его шее. Он встретился с глазами Куро.
Алый глаза, в которых не осталось и капли разумности. Он смотрел прямо на него, он дрожал всем телом, а когда снова почувствовал, что в нем начали двигаться, начал истерично мычать.
Нет.
Он не мог.
Это невозможно.
— Да, Махиру, — он быстро снял ошейник с вилкой, от которой остались глубокие раны, и резко полоснул ей по животу парня. — Я убил ту отвратную девку, что посмела осквернить тебя, я подбросил тому идиоту наркоту, чтобы он больше не смел вывалить на тебя его жалкую жизнь с его такой же жалкой шлюхой, я убил твою мать и дядю, когда те захотели увезти тебя в отвратный греховный мир.
Выбросив предмет в сторону, он встал и скинул с себя Сироту, что не мог до конца осознать смысл всех сказанных слов.
Это не несчастные случаи. Это не случайные трагедии его жизни.
Это сделал он.
Он убил.
Он убил их.
Он травил ему жизнь.
Он лишил его всего.
Почему?
За что?
Все его тело безумно болело, он не мог и пальцем пошевелить. Он даже холодный пол под собой не чувствовал, думая о том, что во всех бедах его жизни оказался виноват кто-то.
Кто-то.
Куро СлипиЭш.
Мальчик, с которым он когда-то заговорил, чтобы подбодрить.
Сенпай из его школы, с которым он иногда разговаривал на переменах.
Знакомый, с которым он часто пересекался в круглосуточном магазине.
Маньяк, что в один день похитил его и увез непонятно куда, а потом все трахал и трахал его тело во всех местах.
Ебаный псих, что, оказывается, убил его родных.
Внутри что-то хрустнуло. Сирота не мог больше этого вытерпеть.
Прямо сейчас этот урод стоял спиной к нему. Всего пара сантиметров. Он может это сделать. Может… Да…
Зачем он вообще подумал об этом.
Его ноги неистово дрожали, поэтому он смог встать только со второй попытки. Холодная сперма все еще медленно стекала по нему, но он не обращал и капли внимания, лишь от одного ее вида ему хотелось просто выблевать все свои внутренности, но он еще и не смог бы этого сделать.
Шаги были на удивление быстрыми, руки же смогли его послушаться. Он быстро и резко толкнул его, надеясь, что тот упадет на один из своих сраных инструментов и просто скончается на месте.
Но ничего не произошло. Его радужными мысли были разрушены, когда Куро даже не шелохнулся. Он стоял спиной к нему, тяжело дыша, неистово сжимая руки.
Секунда и старые отвратительно знакомые наручники снова были на Сироте, а он сам снова беспомощно лежал на полу. Вся его уверенность испарилась. Все, кроме страха испарилось.
Его глаза пылали бешенным огнем. Еще никогда ничего подобного он не видел. Неосознанно поджав к себе колени, он инстинктивно отползал назад, все еще не веря в происходящее.
Идиот. Идиот. Идиот.
Зачем? В чем смысл?
Даже если бы он каким-то образом и выиграл какое-то время, это ничего бы не изменило. Даже если бы он сбежал, ничего не поменялось. Гнев охватил его и этот же гнев свел его в могилу. Еще никогда в своей жизни он не винил себя за то, что внезапно не вспомнил какой-то фильм, где бы говорилось, что месть — это не выход. Пусть это подходило под ситуацию лишь косвенно, но если бы он просто сидел дальше, возможно бы, все было нормально.
Нормально в подобной ситуации.
Но нет.
Он сорвался, допустил ошибку, непростительную ошибку.
В руках у СлипиЭша был шприц и ампула, из которой он набирал какую-то жидкость, подходя ближе к нему.
Шаг, два и вот его спина упирается в стенку, а высокая фигурка прямо перед ним заставляла чувствовать себя обычным карликом.
— Сядь смирно и вытяни ноги, — строгий и громкий голос. Он сдерживался. Стоит ему дернуться как-то не так и чертов лев выскочит наружу.
Он послушался. Больше ничего не оставалось сделать.
За минуту он успел ввести ему непонятно что в оба бедра.
— Я хотел оставить это на потом, но твое отвратное поведение все решило за тебя, Махиру, — он встал на одно колено, словно бы собирался сделать ему предложение.— Перед тем, как все начнется, я хотел бы в последний раз насладиться тобой. Целым, прекрасным, таким возбуждающим, что становится отвратно.
Он потянул его на себя, прижимая всем телом. Близко, так близко, что на секунду казалось, будто бы он хочет слиться с ним воедино.
Куро снова вошел в него без предупреждения.
Больно.
Но с каждой секундой боль становилась незаметной.
Он впивался в его тело изо всех сил, словно бы это было действительно в последний раз. Его глаза пылали отвратным возбуждением, он раздевал его. Раздевал даже несмотря на то, что он уже был полностью голый. Он будто бы снимал с его кожу, оглаживал внутренности.
СлипиЭш не успел кончить перед тем, как сознание Сироты отключилось.
Последнее его воспоминание было то, как Куро впивается в его руку и откусывает от нее кусок.
Чертов «вампир» оказался еще и каннибалом, но Махиру было все равно. Он заснул.
Заснул с мыслью, что лучше бы он больше не проснулся.
***
Голова гудела, открыв глаза, он не мог толком сказать, действительно ли он был еще жив или уже мертв.
Это ад? Или все та же самая комната? Он метал взгляд то в одну сторону, то в другую, но чертова пелена вокруг не давали ему увидеть абсолютно ничего. В ушах звенело.
По ощущениям он мог сказать лишь то, что с пола его наконец подняли и снова вернули на эту чертову кровать. Он попытался встать. Тяжело, но с седьмой попытки он все же смог это сделать.
Значит, в этот раз без ремней? Подозрительно. Это не имело бы особо смысла, но…
Нет. Это имело смысл. Он знал, он понимал, что после всего этого он будет просто не в состоянии что-либо сделать…
Он хотел ударить себя, дабы привести в сознание. Он хотел.
Хотел…
Ничего. Абсолютно.
Он не понимал, почему.
Прошло еще около двух минут прежде, чем его зрение наконец-таки вернулось в норму. Да, он все еще находился в этой чертовой комнате, он все еще был жив. Но сейчас это было неважно.
Прямо сейчас абсолютно все для него потеряло всякий смысл. Его прошлая размеренная жизнь, все его утраты, все чувства, эмоции, ему стало плевать абсолютно на все.
Его взгляд был направлен прямо на его руки. Точнее…
Два перебинтованных обрубка по локоть, с ногами та же ситуация.
Сирота смотрел на это, не осознавая, что он все еще являлся хозяином этого тела. Точно? Был ли это он на самом деле? Была ли это реальность, а не сущий кошмар, воплотившийся в жизни? Тот самый кошмар, который он пару часов (или дней) назад представлял себе, предостерегая?
Да? Да…
Он бессильно упал обратно на кровать, не в силах больше сдерживаться. Сквозь боль он улыбнулся и почувствовал, как были натянуты эти швы.
Истерика снова накрыла его, но уже не такая мнимая и натянутая. Он не мог ни о чем думать, его сознание накрыла эта отвратная волна безумных воплей.
Он кричал у себя в голове.
Но потом этот крик стал реальным.
Несмотря на адскую боль, он разинул рот, порвал эти чертовы нитки. Кровь мигом залилась ему в горло, но он все еще кричал, давясь и кашляя. Он махал остатками своих рук из стороны в сторону, напоминая новорожденного беспомощного ребенка, не способно ничего сделать без своих родителей.
Родителей не стало.
Руки ему обкромсали.
Ноги тоже.
Он самолично порвал себе рот.
Его жизнь была сломана, сознание впадало в безумие, но он все еще был жив.
Каким, блять, образом, он просто не может умереть? Он выдержал все это, прошел через весь этот ебанный ад, самый настоящий, но он все еще живой.
Правда, еще бы он не был гребанным живым куском обгрызанного со всех сторон мяса.
Да, прямо сейчас он перестал ощущать себя человеком. Хоть кем-то.
Сирота Махиру?
Кто это такой?
Знакомое имя… Когда-то, возможно, он действительно был им. Когда именно? До того, как его похитили в первый раз? До смерти дяди? Матери? Нет же.
***
Это была первая встреча. Когда он в очередной раз увидел мальчика, что доставал из своего рюкзака все свои вещи. Простое любопытство заставило его подойти к нему и заговорить. Простая детская наивность и сопереживание заставили обнять его, когда он рассказал, насколько же был несчастен уже в свои годы. Он искренне предложил ему свою дружбу, искренне общался с ним несколько недель, но потом…
Он начал его напрягать. Он постоянно был рядом с ним, провожал его в школу, встречал его, всегда увязывался вместе с ним гулять. В один момент ему все надоело, и он попросил того все прекратить. Он тогда сказал, что ему приятно, но подобное внимание к его персоне заставляет чувствовать себя неудобно. И мальчик послушался его.
В следующий раз они увиделись лишь в старшей школе, тогда же он наконец-то смог смириться со смертью своей матери. Это было обычное совпадение. Он оказался его сенпаем, и уже из вежливости он с ним здоровался и иногда даже разговаривал, но при любой возможности хотел сбежать от него. Его что-то напрягало, он не знал, что именно. Возможно, слухи от одноклассников о том, что он был сыном главаря какой-то криминальной группировки.
Да… Точно… Он же сам подтвердил ему эти слухи за обеденным перерывом. Сказал, что ненавидел своего отца, но в определенный момент осознал, что на самом деле ему плевать на него и уж тем более на всех его тогдашних жен. Сколько их было? Семь? От каждой из них у него появился ребенок. Но все они были лишь точными копиями матерей, поэтому он никогда не хотел видеться ни с одним из своих детей, кроме Куро.
Точная копия отца. Поначалу ему было плевать. Он думал, что рано или поздно у него появиться более достойный наследник, но в определённый момент сдался. Было ли это отчаяние от приближающейся старости или еще что-то, но однажды он просто осознал, что кандидатура его первенца подходила лучше всего.
Тихий, отстранённый от общества, не имеющий и капли жалости парень. Он начал больше проводить с ним времени. Куро не интересовало все это, но он также в один день спросил, имеет ли он право попросить у него убить человека?
Без подробностей, без лишних слов, отец поддержал сына, ликуя, что наконец-то он пойдет по его стопам.
В ту ночь мужчина думал, что все же та дешевая дрянь стоила всех потраченных на нее денег.
Раз-два, нежелательной шлюхи больше нет. Около недели вся школа была в траурном настроении, но потом все забыли о ней. Даже ее подружки начали отшучиваться, что эта идиотка никогда им не нравилась.
Махиру снова начал думать, что жизнь человека иногда бывает слишком коротка.
***
Пара секунд и он слышит звук открывающейся двери и быстрые шаги.
Он смотрит на него, но в его глазах нет той злобы. Могло ли это быть умиротворением? Психи были способны на подобное?
Плевать. Сейчас ему уже было все равно. Его рот полностью обмазан кровью, вместо человеческого тела кучка плоти, а за спиной даже не осталось никого, кто мог бы его принять.
Почему это отвратительное шоу все никак не хочет заканчиваться?
Он надеялся, что разорванные нитки доведут «вампира» до такого состояния злости, что тот просто убьет его. Ненамеренно, случайно. Но вместо этого он спокойно сидел и обрабатывал свежие раны, иногда слизывая новые капли крови.
Сколько прошло времени прежде, чем он закончил? Все равно. Он просто продолжал смотреть в потолок, мысленно молясь, что прямо сейчас он просто упадет. Он умрет и все закончится. Не будет больше никакой боли, никаких алых глаз, он просто надеялся и представлял себе вечную бесшумную темноту. Он бы не мог в ней двигаться, говорить, у него бы просто не было тела, лишь осознание и вечное спокойствие.
Но в реальности прямо сейчас Куро насильно усадил его и поднес к его рту термос.
Хах, он хотел его напоить? Уже волнуется, что он просто от жажды откинется?
— Махиру, никогда бы мне мог подумать, что ты будешь настолько вкусным, — сказав это, он резко схватил его за голову и против воли залил в него непонятную жидкость из стакана.
Кровь, плоть.
Плоть, кровь.
Именно этот вкус застрял у него во рту.
Он проглотил все против воли, ему не дали это выплюнуть, но секунду спустя он уже неосознанно выблевал абсолютно все обратно.
Нет. Он не хотел даже думать, чем действительно могла являться эта отвратная мешанина, и что именно имел ввиду «вампир», говоря, что он вкусный.
Но он подумал.
Была ли эта нога или рука, он не знал. Возможно, этот псих вовсе смешал их. Он чуть не выпил свои перемолотые части.
Куро же их выпил.
Он снова вырвал. На этот раз он все же умудрился повернуть голову и сделать это на пол. СлипиЭш стоял рядом и гладил его по голове, а когда тот закончил, вовсе взял на руки и понес на диван, словно маленького ребенка.
Этого дивана раньше тут не было.
Куро сел на него, и усадил к себе на колени Сироту. Снова.
— Махиру… Махиру… Боже, я так люблю произносить твое имя. Еще никогда в своей жизни я не чувствовал себя настолько спокойно и прекрасно, спасибо тебе, наконец-то в твоих глазах я вижу лишь правду, — он расстегнул ширинку и приспустил штаны с трусами, снова насаживая парня на свой уже вставший член.
Его заводил столь беспомощный и ущербный вид предмета своего обожания. Маленький, жалкий, новорожденный ребенок, только-только появившийся на свет от греха своих родителей. Но Сирота таким не был.
Он родился не из-за людской похоти, а самой настоящей любви. Любви Куро.
Раньше он был прекрасным, но все еще несовершенным. Каждый его взгляд в сторону девушек кричал, что даже несмотря на всю свою светлость, он мог легко и просто в один миг стать такой же серой массой, как остальные. СлипиЭш не хотел этого. Чтобы его любовь умерла вместе с остальными.
Он взял на себя обязанность очистить его полностью, и он смог.
Трахая это тело, он ощущал всем своим нутром, насколько же это отличалось от мерзкого людского секса.
Нет, он совокуплялся не чтобы потакать своим низменным инстинктам, он лишь хотел очиститься от всего этого, как и сам Махиру.
Он был таким же несовершенным, но в отличии от своей любви он бы не смог так просто взять и выжечь из себя всю греховность.
Плевать.
Сейчас ему абсолютно плевать.
Вбиваясь в это податливое тело и снова слыша эти болезненные стоны от каждого толчка, он ощущал себя настолько прекрасно, что был готов умереть прямо сейчас.
Но он не мог этого сделать.
Он все еще являлся защитником его маленькой светлой любви, о которой теперь придется заботиться еще больше.
В первый раз у него не получилось, он только лишь успел ему продемонстрировать, насколько же может быть извращенным мозг человека, а потом его запутавшийся в себе мальчик убежал. Он знал, что ему было страшно, что он запутался еще больше, но он не винил его за это, хотя, признаться честно, безумно злился, ведь он снова придет и исправит все.
Во-второй и последний раз он этого не допустит.
Теперь его Махиру снова с ним. Он спасет его от всех гадкий людей, он излечит его, заменит ему всю семью, которой у него никогда не было.
Он его смысл жизни. Он стал им когда-то и останется навсегда.
Он снова кончил в него спустя две минуты, широко улыбаясь. Махиру не в силах что-либо сделать просто кладет свою голову на чужое плечо, наплевав на все.
Его жизнь кончилась. Он в вечном заточении и уже никогда не сможет отсюда выбраться.
Кажется, Куро снова начал его трахать и снова впился в его шею своими клыками.
Но на этот раз ему было уже все равно. Он издал стон и забылся.
