Филин и павлин

      Дилюк скучает. Ему одиноко так сильно, что хочется выть. Кэйи нет дома уже неделю, и он не думал, что будет так скучать по возлюбленному. По запахупарфюма с нотами лилий калл и кожаных сапог, по бархатистой коже и голубым глазам со зрачками-звездочками. Дилюк откидывается в кресле, прикрывает глаза, проводит рукой по груди, расстегивает рубашку, касаясь бледной теплой кожи. Задевает пальцами возбужденные соски и рвано выдыхает, тут же убирая руку. Не то. Ему нужен Кэйя, нужны его пальцы, его руки, его губы. Дилюк рычит от досады, расстегивая рубашку и скидывая ее прямо на пол. В шкафу должна быть рубашка Кэйи — нелепая и с огромным вырезом, но его. Дилюк находит ее и, поколебавшись всего несколько секунд, надевает, глубоко вдыхая родной запах. Насладившись терпким ароматом, он опускается на кровать.       — Кэйя, — тихо срывается с его губ, когда он снова проводит рукой по груди, опускается к брюкам и с тихим стоном сжимает собственное возбуждение.       Дилюк стягивает брюки вместе с бельем и обхватывает член пальцами, делает несколько резких движений, облегченно выдыхая. Возбуждение накатывает только сильнее, и он переворачивается на живот, становясь на колени. Он утыкается носом в подушку, которая — о, архонты — тоже пахнет Кэйей, и, смочив пальцы в масле, взятом с тумбочки, касается сжатого входа. Пальцы проскальзывают внутрь и Дилюк стонет, выгибаясь на кровати. Его пальцы грубые и не такие ловкие, как у Кэйи, но и их хватает, чтобы чувство заполненности опьянило, заставляя дрожать и выгибаться.       С хлюпом вынув пальцы, Дилюк в несколько быстрых движений доводит себя до разрядки, представляя — как бы ни было стыдно признать — руки Кэйи, его губы и бездонные голубые глаза, синие пряди, сползающие на лицо и смуглую кожу, отливающую золотом в лучах рассветного солнца. Волна удовольствия накрывает Дилюка с головой, сбивает с ног, заставляя жадно хватать ртом воздух и дрожать, сжимая пальцами простынь.       — Кэй… Кэйя, — стонет Дилюк, словно надеясь, что его услышат. Но Альберих далеко и вернется не скоро, а Дилюк так и будет скучать, стыдливо прибирая за собой их спальню, складывая обратно в шкаф помятую рубашку, прекрасно зная, что она понадобится ему снова.