Переменная

      За окном лило, как из ведра. Девушка любила дождь, потому что грязь на той стороне окна размокала, стекала, и оставалось только протереть рукавом халата пыльную внутреннюю сторону, чтобы наконец увидеть мир за этим окном. Капли бились в стекло, и она видела дорогу, по которой приезжали машины скорой, чёрный, высокий узорчатый забор и ворота, за которыми останавливались машины людей, приехавших самостоятельно. Но это было, наверное, процентов двадцать из того, что она могла видеть, так как окна изолятора не выходили во двор больницы.       Из них открывался вид на больничную часовню, куда пару раз в день ходили сломленные горем родственники тяжелобольных. Похоже что им оставалось надеяться только на чудо, если вместо того, чтобы побыть рядом с человеком, они ходят молиться за него волшебному всемогущему кому-то, сидящему где-то наверху. Конечно, ему, создавшему, по вашему мнению, всё сущее, есть дело до умирающего от рака старика, или до того, кто завтра может умереть под скальпелем. Смешно, но продолжайте в это верить, если вам от этого легче.       Кстати, рядом с часовней, как и полагается, находится кладбище. Там хоронили тех, за кем никто не пришёл, людей без имени, истории или хотя бы одного человека, который был бы готов забрать тело. Её похоронят там же. Очень удручающее, надо сказать, зрелище. Но ещё мрачнее на душе становилось при виде могил, расположенных за оградой. Их было мало, около пяти. Она и так пребывала не в самом лучшем расположении духа, а в последнее время ход мыслей и вовсе принял особенно мрачный оборот. Она начала жалеть, что потеряла пояс от халата.       Прошёл месяц и неделя с момента её появления на этот свет. Но те воспоминания, которые оставались у неё в тот день, никуда не исчезли. Она прокручивала их в голове каждое утро, и, похоже, это помогло. Самым страшным моментом на тот период для неё стало осознание, что она забывает, как читать и считать. Поняла девушка это в тот момент, когда увидела рекламные щиты за окном. С того дня она обязательно упражнялась утром и перед сном, читая рекламные слоганы, составляя из них новые предложения и слова, складывая и перемножая различными образами цифры из указанного номера компании.       Но в голове всё ещё было слишком много пустот, а заполнить совершенно нечем: книг ей давать не собираются, общаться с ней никто не станет, а эту комнату она изучила настолько, что в полной темноте сможет ориентироваться. Она не вела счёт дням намеренно, но пустоты в голове с радостью принимали эту информацию.       К воротам подъехала ещё одна машина, но таких девушка здесь раньше не видела: это была хорошая, новая, чёрная машина. Такие и в центре города не всегда можно было увидеть, а что уж говорить про больницу. Те, кто владеют таким средством передвижения, не поедут в больницу сами, они предпочтут вызвать врача на дом, или же в крайнем случае поедут в больницу получше, в городе побольше. Одним словом, эта машина привлекла её внимание, и любопытство усилилось, когда она не припарковалась за воротами, как и положено посетителям, приехавшим самостоятельно, а въехала во двор больницы, скрывшись из поля зрения девушки. Она села на кровать, снова уставившись на стекло, наблюдая, как капли наперегонки текут вниз.       Возможно, это какая-нибудь проверка. Но тогда почему она всё ещё здесь? Изоляционный корпус тоже проверят, даже если им скажут, что он пустует, и врачам будет ой как непросто объяснить проверяющим, что здесь делает она, под замком в условиях форменного тюремного заключения.       Прошло около десяти минут, когда за дверью, судя по звукам в самом начале коридора, раздались шаги. Шагов было много, как минимум три человека сюда шло точно. Почему-то внутри всё задрожало, а пальцы сжали край кровати. Шаги остановились у её двери, и хоть это было ожидаемо, когда в замке повернулся ключ, девушка дёрнулась и встала. Ноги плохо держали после голодовок, поэтому пришлось отойти к стене и прислониться к ней спиной. Когда дверь с противным скрипом открылась, в комнату вошло четыре человека: главврач и ещё трое, кого девушка никогда раньше не видела. И выглядели они непривычно, в Швеции так не одеваются осенью, слишком лёгкая одежда. Вероятно, не местные, сразу можно понять.       А ещё было несложно понять, что главврач нервничает, волнуется и… выглядит очень заискивающе, стоя чуть корпусом вперёд и держа руки в замке у груди. Весьма необычно для него, человека, который мог своим носом черту на потолке сделать, так высоко он был задран. Да, он, безусловно, хорошо выполнял свою работу, девушка лично убедилась в этом, но даже слепой увидит в его глазах желание власти и наживы. Всю власть, доступную в этих стенах, он получил ещё давно, а вот нажива… Её взгляд скользнул по «гостям».       Один из них сразу привлёк её внимание. Высокий, худой, пожалуй, преклонных лет мужчина с седыми аккуратными усами и бородой, в чёрном пальто, с тростью и моноклем. Он сделал несколько уверенных шагов вперёд, сразу оказавшись посередине комнаты. Девушку от такого резкого движения бросило в лёгкую панику, что отразилось как на её лице, так и на теле: она побледнела и буквально вжалась в холодную стену. Увидев это, мужчина остановился. — Мисс Миллиган, меня зовут Сэр Реджинальд Харгривз. Я хочу увидеть ребёнка.       Похоже что на её лице появилось недоумение, так как мужчина продолжил, после небольшой паузы. Голос у него был твёрдый, хоть и с сильной хрипотцой, говорил он чётко и уверенно, никуда не отводя взгляд. И в целом весь он был словно сделан из чего-то твёрдого и в чём-то даже величественного. — Не важно, откуда я знаю эту информацию. Главное, что я знаю, что ваши родители отказались от вас после рождения этого ребёнка. Гарантирую, что если он окажется у меня, я обеспечу ваше дальнейшее будущее во всех областях.       На лице девушки всё ещё блуждало недоумение. Так значит, он не знает. Получается, ему нужен ребёнок. В таком случае, если он собирался использовать его в качестве донора органов или типа того, то он будет немного разочарован. Хотя не то чтобы она что-то понимала в трансплантации. Несколько раз переведя взгляд с мужчины в пальто на врача, стоящего чуть у него за спиной, и обратно, она всё же решила ответить. Она не сказала ни слова с последнего разговора с медсестрой, язык плохо её слушался, поэтому лично для неё голос прозвучал глухо и неестественно: — Кажется, вам многое не рассказали, — она собралась с силами чтобы сказать это. — Мисс Миллиган умерла третьего октября.       Брови мужчины взлетели вверх. Теперь уже он пребывал в недоумении. Голос девушки окреп, и она даже смогла сделать небольшой шаг от стены. — И, как бы это ни звучало, но я — тот ребёнок, которого вы ищите.       В палате повисла тишина. Девушка слышала только стук своего сердца, которое откуда-то нашло в себе силы забиться в ускоренном ритме. Мужчина скрыл своё недоумение, повернувшись к главврачу, который тут же выпрямился по струнке. — Оставьте нас.       Сопровождающие Мистера Харгривза, которых девушка так толком и не разглядела, тут же скрылись за дверью, и главврач, немного помедлив и бегая взглядом по спине мужчины и по лицу девушки, так же поспешил удалиться. Дверь снова издала противный звук и закрылась, но замок не щёлкнул. — Что ж, Мисс Миллиган… — Не называйте меня так. — Допустим, — чуть помедлив, ответил он. — В любом случае, нам есть, что обсудить.       Он жестом пригласил её сесть на кровать, но онемевшие ноги предательски подкосились, и после пары шагов её повело в сторону. Мистер Харгривз быстро среагировал и поймал девушку за плечи. Хоть и выглядел он не молодо, но сила в его руках определённо была. Он осторожно усадил девушку на край кровати и, убедившись, что она не упадёт, сел с другого края. Она смотрела в пол, даже не убрав длинные рыжие волосы с лица, от чего его было почти не видно. Но то, что оно было ужасно худым и неестественно бледным, как и всё тело девушки, скрыть было невозможно. Одежда, если так можно было назвать грязный больничный халат и нечто серое, похожее на старую ночнушку, висела на девушке мешком. — Вы плохо выглядите. Вас не кормят? — Я сама не ем.       Мужчина обратил внимание на то, что когда он поймал девушку, она крепко сжала кулаки, прижав руки к груди, словно защищаясь. И сейчас руки, лёжа на коленях, до сих пор были крепко сжаты в кулаки. Он и не подозревал, что защищала девушка этим жестом не себя, а его. — Почему же? — Меня пытались отравить. — И вы так спокойно об этом говорите?       Она чуть пожала плечами, всё ещё смотря в пол и не выпрямляя спины. Снова повисла звенящая тишина. Но почему-то она не была неловкой. Бросив взгляд на дверь, Мистер Харгривз вздохнул, положил трость рядом с собой на кровать и, повернувшись к девушке корпусом, чуть наклонился вперёд, оперевшись локтями на колени и сцепив руки в чёрных перчатках в замок. — Буду честен — то, что я вижу сейчас, это совершенно не то, что я ожидал увидеть. Тебе пришлось нелегко… — Прошу, только не надо жалости, — прервала она его. — Я не из тех, кто к ней склонен.       Она наконец повернула к нему голову. Во впалых, мутных голубых глазах не читалось абсолютно ничего. Казалось, что на всём бледном, худом лице любые эмоции проявлялись исключительно усилиями мимики. А глаза была просто матовыми, голубыми зеркалами с двумя чёрными точками зрачков. — Ты удивительна. В тебе таится сила, которая может сделать этот мир лучше и, возможно, даже спасти его.       К его удивлению, девушка печально усмехнулась. — Вы видели кладбище, расположенное у часовни? — Не заметил. — А я вижу его через окно каждый день. И это напоминание о том, что я — ходячий мертвец. Девушка, которая ни в чём не была виновата, у которой была прекрасная жизнь и не менее прекрасное будущее, умерла, а я в её обличии жива и понятия не имею, как это в принципе возможно и что я такое. Скажите, как «способность» красть чужие тела и жизни может помочь хоть кому-то?       Мистер Харгривз неотрывно смотрел на неё, о чём-то задумавшись. — Потенциал этой способности велик. Нужно только развить её, открыть новые грани. И, разумеется, научиться контролировать.       При последнем он многозначительно посмотрел на её сжатые кулаки. Заметив это, она сжала их ещё сильнее, так что ногти болезненно впились в сухую кожу. — Я собирался выкупить тебя у матери, но в силу обстоятельств могу забрать тебя только если ты сама согласишься на это. — Забрать меня? — не сразу поняв смысл сказанного им, сипло переспросила девушка, заглядывая ему в глаза. — Именно. Не сомневайся, ты будешь жить в гораздо более лучших условиях.       Конечно же она хотела уехать. Но на секунду она засомневалась, не обман ли всё это? Вдруг он просто учёный, который хочет, чтобы она добровольно пошла с ним, чтобы на ней можно было беспрепятственно ставить опыты? То-то глаза у главного так блестели, наверное уже получил чек на кругленькую сумму. Но почему-то ей хотелось поверить ему. От чего-то он казался ей надёжным человеком. Да и какая разница, умрёт она здесь от очередного отравления, или где-то там, на операционном столе. Хуже её жизнь точно не станет. — Когда? — Прямо сейчас. — Я согласна. — Отлично.       Мистер Харгривз встал, подошёл к двери и подозвал одного из своих помощников. — Найдите какую-нибудь обувь и верхнюю одежду. Отправляемся через десять минут.       После он достал записную книжку, начеркал что-то карандашом, периодически поглядывая на девушку, нервно сидящую на краю кровати, вырвал лист и передал помощнику. — Пусть это будет готово к моему приезду.       Покидая больницу в сопровождении Реджинальда Харгривза, девушка практически не поднимала взгляда на врачей и медперсонал, шепчущийся у них за спиной. Говорить о том, что ей было неуютно, особенно после долгого пребывания в одиночестве в небольшом пространстве, не приходилось. Ей хотелось уменьшиться, сжаться, спрятаться от этих взглядов, может даже вернуться в изолятор, залезть на твёрдую кровать, обнять себя за колени, накрыться тонким одеялом и закрыть глаза и уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. Успокаивала она себя, кутаясь в огромный серый свитер и смотря на старые чёрные кроссовки, которые были ей на размер минимум велики. Похоже их, а ещё какие-то клетчатые штаны, которые пришлось несколько раз подворачивать и подвязывать каким-то поясом, чтобы они не падали, взяли из забытых вещей больницы.       Но когда они вышли на улицу, у неё снова начали подкашиваться ноги, и не столько от истощения, сколько от страха. Она была как клаустрофоб-перевёртыш, не могла осознать, насколько же огромно пространство вокруг неё, как высоко небо, как далеко может простираться взгляд и всё равно не упираться в стенку. Было очень светло, несмотря на дождь, и девушка жмурилась, пока глаза привыкали к свету. Видеть мир, который она видела только в окно, но теперь на все триста шестьдесят градусов, было необычно. Воспоминаний явно было мало для того, чтобы подготовить её к встрече с реальностью.       Но больше всего её поразил воздух: его было так много, и он был настолько свежим, что внутри всё сжалось от восторга. В изоляторе была только одна маленькая вытяжка, окно не открывалось, поэтому хоть как-то комната проветривалась только когда медсестра приносила еду. Как бы не получить кислородное опьянение, или как это называется.       Реджинальд раскрыл чёрный зонт над их головами и уверенно пошёл к машине. Девушка, опомнившись, поспешила за ним, но на полпути почувствовала, что в глазах темнеет, а в ушах звенит. И опять он поймал её, обняв рукой за плечо и прижав к себе. — Твоё состояние никуда не годится, — сухо констатировал он, когда она смогла стоять на ногах. — Будь добра, найди в себе силы дойти до машины. Мы спешим.       Со временем темнота в глазах рассеялась и девушка, собрав в себе все силы, что остались, доплелась до машины, поддерживаемая под локоть своим спутником. Упав на чёрное кожаное кресло, она поняла, что сейчас отключится. Почти всё время в изоляторе она либо спала или просто лежала на кровати, либо прохаживалась из угла в угол. Сегодня она прошла слишком много для себя, и свою роль сыграло волнение и некоторый шок, а также большое количество кислорода, которое раньше не попадало в её организм.       Реджинальд сел рядом, закрыл зонт, стряхнул его на улице и закрыл дверь. Звук захлопнувшейся двери машины оказал внезапное воздействие на девушку. На неё накатило волнение, которое приятно скрутилось в животе, заставляя дышать глубже. И с каждой секундой это чувство становилось всё сильней. Когда машина тронулась и выехала за ворота больницы, девушка, смотря в окно, поджала губы и молча заплакала. Она наконец почувствовала облегчение, почувствовала себя в безопасности, и это чувство было таким сильным, что не могло сидеть внутри. И сейчас ей было не важно, зачем и куда забрал её Реджинальд Харгривз. Она была ему безгранично благодарна, потому что этот человек, без преувеличения, спас её. Она нашла рукой рукав его пальто и сжала пальцами. Он в недоумении посмотрел на неё, но увидев её состояние, осторожно накрыл кисть девушки своей рукой в чёрной кожаной перчатке и слегка сжал. — Можешь отдохнуть. Ты едешь домой.       После чего он убрал руку. Но в этом коротком жесте девушка нашла для себя огромный эмоциональный отклик, потому что это была поддержка, доброта, в которой она так нуждалась. Сейчас она хотела верить, что её жизнь может наладиться. — Спасибо.       Она улыбнулась, и её глаза заблестели. Кажется, в неё возвращалась жизнь.       Она спала в машине, но когда они сели в частный самолёт, спать было бы просто преступлением. Они летели чуть больше десяти часов, и почти всё это время девушка смотрела в окно. Особенно красиво было, когда они взлетели над линией облаков. Внизу всё было серым, но стоило самолёту вылететь из этой серости, у неё дыхание перехватило: небо было голубым, а вместо земли до горизонта простирались оранжевые и розовые облака. Оранжевое рассветное солнце осветило весь салон самолёта и её лицо, от чего глаза и волосы словно светились изнутри. Теперь на солнце можно было различить небольшие детали её внешности, которые были скрыты в полумраке: на бледной коже проявились редкие веснушки, концентрация которых была чуть больше на заострённом носе. Искусанные до крови тонкие губы были знаком, оставленным стрессом и голодовками. Так же как и худоба, которая стала ещё заметнее из-за контрастных теней.       Реджинальд ещё до посадки в самолёт сказал принести девушке поесть, так как её организму нужна была энергия для такого длительного и утомительного путешествия. В противном случае был шанс, что она не справится и, если уснёт, умрёт во сне от истощения. Она понимала, что поесть надо, но смотря на поставленный перед ней суп, почувствовала, как внутри нарастает беспокойство. И тошнота. Мистер Харгривз взглянул на неё поверх книги. — Ешь, тебе это нужно. — Я… Не подумайте ничего такого, но…       Девушка замолчала, тупо смотря в тарелку. Она знала, что это просто суп, была на все сто уверена, что её не станут травить. Но тошнота не отступала и она понимала, что организм, почувствовав хоть что-то неладное, вывернется наизнанку, как и все разы до этого. Реджинальд отложил книгу. — Как ты ела после того случая с отравлением? — Мало, медленно и… часто промывая желудок.       Он внимательно посмотрел на неё, раздумывая. Почему-то казалось, что ему было даже интересно наблюдать за её реакцией. — Попробуй съесть немного. Одну ложку.       Она попробовала, но ложка зависла в нескольких сантиметрах от рта. Вкусный запах только усилил желание проблеваться, и сколько бы девушка ни убеждала себя, что она в безопасности, что это просто суп, дрожащая рука не двигалась дальше. Она питалась раз через раз только кашей, хлебом и водой, и если рецепторы уловят яркий вкус горячего свежего супа, то организм просто сойдёт с ума и её будет рвать до потери пульса. Через минуту она просто сдалась, вернув ложку в тарелку. — Я не могу. Просто не могу, — всплеснула она руками, в отчаянии откинувшись в кресло. — Простите, но если я и смогу впихнуть в себя хотя бы ложку, меня точно вывернет наизнанку.       Мистер Харгривз нахмурился, и девушка подумала, что он разозлился и немного испугалась. Но через какое-то время его лицо приняло обычное выражение. — Нам с тобой предстоит много работы.       Весь оставшийся полёт девушка летела с капельницей. Это был единственный способ накормить её организм без потерь. Но её настрой заметно ухудшился: теперь она ощутила это неприятное покалывание в лёгких и тяжесть где-то в животе, что называется чувством вины. Конечно, Мистер Харгривз сам предложил ей поехать с ним, но теперь она чувствовала себя так, словно свалилась ему на голову, став обузой. До конца полёта он расспрашивал о её силе, и хотя это было немного, но она описала всё, что помнила с момента касания: как она начала видеть словно с двух сторон, как она чувствовала боль той девушки, свою боль, разливающуюся по телу всё то время, что она меняла тело, потом то время, когда она считала себя той девущкой, как она постепенно начала терять её воспоминания до тех пор, пока не стала на них фокусироваться, и тот момент, когда она поняла, кем является. Мистер Харгривз внимательно слушал её, иногда делая записи в блокноте.       После самолёта они снова сели в машину, такую же, на какой ехали в аэропорт. Девушка поняла, что даже не знает, куда именно едет, но спросить сейчас было бы глупо и неуместно. Так же, как и задать самый очевидный вопрос: кто же такой Реджинальд Харгривз? Но ответ пришёл сам собой, когда машина остановилась перед красивым, огромным четырёхэтажным зданием, ограждённым от улицы чёрным решетчатым забором. Реджинальд Харгривз очень необычный человек… И очень богатый. Но об этом можно было догадаться при первом же разговоре.       Он вышел из машины и, подождав, когда девушка так же вылезет и подойдёт к нему, направился к каменному зданию. Она пыталась не отставать, и у неё это получалось, потому что после капельницы она чувствовала себя лучше и бодрее, чем за несколько последних недель. Размашистым движением Мистер Харгривз открыл витражные двери с изображением зонта и уверенно прошёл внутрь дома. Девушка нерешительно шагнула за ним и открыла рот от удивления. Внутри дом выглядел гораздо роскошней, чем снаружи: каменный узорчатый пол, колонны, подпирающие второй этаж и красивыми арками разделяющие комнаты, огромная роскошная люстра, висевшая под потолком. В конце этой огромной прихожей находилась широкая деревянная лестница, ведущая на второй этаж, с которого можно было взглянуть вниз на прихожую. Здесь было достаточно мрачно, так как на улице уже был вечер, а хозяину дома, похоже, не доставляло неудобств ходить по своему дому в темноте. Но на стенах в соседних комнатах висели бра, за счёт света которых становилось даже уютно, пусть всё ещё было мрачновато.       Девушка, с неподдельным любопытством разглядывая каждую деталь, попадающуюся ей на глаза, прошла через арку в соседнюю комнату. Она была немного меньше прихожей, но здесь было гораздо светлей, потому что здесь были окна, через которые проходил свет зажигающихся на улице фонарей. Скорей всего это столовая. Об этом говорил длинный стол, занимавший большую часть комнаты. Также тут был белый каменный камин, диван с подушками, на небольшом высоком столике стоял граммофон, на стенах висели различные картины, одной из которых был портрет хозяина дома в полный рост. Она ничего не понимала в искусстве, но как минимум цвета ей нравились.       За их разглядыванием её и застал Реджинальд, уже переодевшийся в домашний костюм, который выглядел не хуже чем, предположим, парадный. Монокль он так и не снял, и девушка невзначай подумала, что он и спит в нём. — Это Пого, мой ассистент. Он проводит тебя в твою комнату.       Девушка думала, что теперь её будет сложно чем-то удивить, но она явно ошибалась. Перед ней стоял молодой шимпанзе. И не просто шимпанзе, а шимпанзе в костюме. У него были большие, умные карие глаза. — Я буду у себя, — сказал мужчина не столько ей, сколько шимпанзе, и удалился. — Прошу, следуйте за мной, Мисс.       Девушка от неожиданности дёрнулась, что, похоже, позабавило Пого. — Понимаю ваше удивление.       Шимпанзе кивнул в сторону, давая знак следовать за ним, что она и сделала, не переставая разглядывать его одежду и походку. Шёл он легко, немного в развалочку и в этой походе была видна его обезьянья натура. Когда они поднимались по той самой лестнице, которую девушка увидела, когда зашла, она всё же решилась заговорить. — Пого, а вы… — Не нужно формальностей, Мисс. Просто Пого. — Хорошо. Пого, ты… Очень необычный. — Весьма приятно слышать, — посмеялся он в ответ. — Я знаю, что у вас много вопросов, но я могу ответить на них одним предложением: Сэр Реджинальд Харгривз — удивительный и великий человек. — Что ж, это действительно исчерпывающий ответ.       Они проходили мимо дивана, стоящего напротив стены, увешанной картинами. На диване сидела стройная женщина с чёрными волосами, уложенными в аккуратный пучок. Одежда у неё тоже была чёрной, за исключением безупречно белого фартука. Она неотрывно смотрела на картины, не моргая и не выражая никаких эмоций, что показалось девушке жутковатым. Наверное, это горничная. В таком большом доме их, должно быть, много.       Они поднялись на третий этаж, как оказалось, последний. Возможно, четвертый этаж был чердаком, а может она просто запуталась, ведь дом был действительно огромным, полным коридоров, лестниц и дверей. — Пого, а насколько большой этот дом? — Он занимает весь квартал. Девятнадцать ванных комнат, сорок три спальни, — остановившись у одной из дверей, он открыл её, пропуская девушку вперёд. — И одна из них теперь ваша.       Она нерешительно перешагнула порог, оглядываясь вокруг: это была небольшая комната, с большим окном, сейчас наполовину задёрнутым шторами, почти новым резным письменным столом, стоявшим у окна. У стены стояла одноместная кровать, чистая и заправленная, а напротив неё расположился платьевой шкаф, выполненный в том же стиле, что и стол. На кровати лежало аккуратно сложенное белое полотенце и халат. Под потолком висела небольшая люстра, на столе горела лампа для чтения. — Примите душ, вы устали с дороги. Ближайшая душевая в соседнем коридоре, третья дверь.       Он улыбнулся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Девушка осторожно взяла в руки полотенце и халат и пошла на поиски душевой. Она была уверена, что заблудится, но нашла нужную дверь достаточно быстро. Внутри было темновато, свет шёл только из маленького окошка над ванной, однако над зеркалом висела небольшая бра, зажигающаяся дёрганьем за шнурок. Заперев дверь, девушка разделась, залезла в душевую. В больнице чтобы получить хоть немного тёплую воду ей приходилось выкручивать горячий кран на полную. По привычке она сделала здесь тоже самое, но через мгновение осознала свою ошибку, когда ноги начало обливать кипятком. Шипя от боли, она быстро выключила воду, после чего повернула вторую ручку. Минуту она обливала ошпаренные места ледяной водой, и убедившись, что ноги уже не болят, осторожно начала настраивать температуру. Когда вода достигла комфортной температуры, девушка встала под тёплые струи и, закрыв глаза, глубоко вздохнула. Она чувствовала себя тем самым стеклом, с которого дождь смывает пыль и грязь. Убрав с лица воду, она осмотрелась в поисках мыла и нашла его на полочке, прикреплённой к стене. И это было не хозяйственное, а самое обычное мыло округлой формы. Оно даже пахло приятно. Рядом с ним стоял бутылёк, и приглядевшись, она поняла, что это шампунь.       Когда девушка вылезла из ванной она почувствовала, словно потеряла лишний килограмм, хотя в её случае это было скорей пугающе. Она тихонько добежала до комнаты, шлёпая по полу босыми ногами, и, прикрыв дверь и положив одежду на стул, который стоял у письменного стола, села на кровать. Но стоило ей сесть, как она подскочила. Ей показалось, что она провалилась куда-то вниз. Словно попыталась сесть на облако или вату, забыв, что они тебя не удержат. Девушка осторожно положила руки на край кровати и надавила всем телом. Она не могла осознать, что кровать может быть такой мягкой. Но чему удивляться? Ведь если сравнивать с её кушеткой в больнице, любая кровать станет мягче.       В дверь постучались. Девушка повернулась, ожидая, когда к ней войдут, но этого не происходило. Потом стук раздался ещё раз, и тут она поняла, что, вероятно, ждут её разрешения войти. — Входите? — скорей спросила, чем разрешила она.       На пороге появилась та самая женщина в белом фартуке. Она выглядела достаточно доброжелательно. — Добрый вечер, Мисс! — бодро улыбнулась она. — Меня зовут Адель. Скажите, вы в состоянии поужинать обычной едой?       Девушка замялась и прислушалась к своему организму. Она представила ту самую тарелку с супом, вспомнила запах и поняла, что ситуация в самолёте повторится и сейчас. — Боюсь, я не смогу, — тихо сказала она, опустив глаза. — Хорошо! — энергично ответила Адель. — В таком случае я принесу и установлю вам капельницу. Вы можете пока переодеться.       Она вышла, даже нет, выплыла из комнаты, беззвучно закрыв за собой дверь. Под одеялом девушка нашла голубой пижамный комплект, состоящий из штанов и футболки с каким-то гербом, вышитым на груди. Похоже что это была эмблема этого места. Адель вернулась с держателем для капельницы и небольшим чемоданчиком. — Ложитесь. Руки на одеяло, — мило улыбаясь, щебетала она.       Девушка послушно залезла в кровать, оставив руки на поверхности одеяла. Бельё было сухим, чистым и прохладным, а ещё очень приятно пахло. Вот бельё в изоляторе пахло сыростью. Может пора перестать сравнивать это место и изолятор? Руку немного кольнуло. — Вот так, — нежно поправив одеяло, она распрямилась. — Вы можете спать, а я уберу капельницу, когда раствор закончится. — Спасибо, Адель.       Впервые за всю жизнь, хоть она была не особо длинной, девушка была рада, что проснулась. А главное, что всё это был не сон. Легко выпрыгнув из-под одеяла, она внезапно пошатнулась и снова села на кровать. В глазах потемнело, и она поняла, что поторопилась. Организм всё ещё был на пределе, и пары капельниц и одной хорошей ночи было недостаточно, чтобы он был готов покорять этот мир.       Когда шум в голове улёгся, а мир вокруг стал различим, девушка уже аккуратно встала и тут с удивлением обнаружила, что её вещей на месте нет. Наверное, их положили в шкаф. Подойдя к нему, она потянула за ручку и разинула от удивления рот. В шкафу висел только один костюм, но смотря на него она не могла подобрать слов.       Тут она заметила на внутренней стороне дверцы шкафа зеркало в полный рост. И впервые увидела себя чётко, с каждой деталью, а не полупрозрачным силуэтом в отражении окна. Девушка повернулась боком, другим. Да, она была непозволительно худой. Теперь, если когда-нибудь придётся притвориться мальчиком, это не составит особого труда, если игнорировать всё же девчачьи черты лица.       Не долго думая она вытащила из шкафа одежду и начала переодеваться. В итоге было сложно поверить, что это действительно она: белая рубашка, чёрный жилет с блестящими пуговицами и такой же эмблемой, как и на пижаме, чёрный тонкий шёлковый галстук и чёрная юбка с широким поясом, по длине чуть выше щиколоток. Из обуви в шкафу оказались только невысокие сапожки на шнуровке и на небольшом широком каблуке. Они выглядели мило, но при этом в них было комфортно даже бегать. Сменить больничные лохмотья на это равнялось чуду, произошедшему по моновению волшебной палочки.       Но краем глаза девушка увидела что-то, оставшееся на небольшой полке в шкафу. Она потянулась и достала небольшие чёрные кожаные перчатки. Это словно вернуло её на землю. Перед глазами всплыло искажённое ужасом и болью лицо, а после безжизненное тело на белых простынях. Восторженная и опьянённая происходящим с ней, она совсем забыла, зачем именно она здесь, что её сюда привело и какой ценой она появилась на этот свет. Это не сказка о Золушке, её ждёт работа. Работа над собой и своими способностями. Она поймёт и научится контролировать эту силу. А пока что…       Девушка надела перчатки. Пока она не будет точно знать, что может это контролировать, что не причинит кому-то вреда, она их не снимет. В дверь постучали. Девушка растерялась, но после собралась. — Войдите.       В комнату вплыла Адель. — Мистер Реджинальд послал меня вас разбудить, но вы уже встали сами. Это весьма похвально! Человек, встающий с солнцем, всегда добивается больших высот. Ах да, он ждёт вас внизу.       Когда она закрыла за собой дверь, напевая что-то на французском, девушка ещё раз посмотрела на себя в зеркало. Ей хотелось, чтобы Мистер Харгривз увидел её на контрасте с тем, кого он привёз. Галстук вроде был завязан правильно, волосы расчёсаны и лежали опрятно, все пуговицы застёгнуты. Подходя к лестнице, ведущей на первый этаж, она почувствовала, что сейчас случится что-то, что изменит её жизнь. Что всё это только готовило её к этому моменту.       Увидев её, Реджинальд, очевидно, остался всем доволен. Во всяком случае он не сделал никаких замечаний, это было хорошо. Пого, стоявший рядом с ним, улыбнулся и одобрительно кивнул. Тут девушка заметила за его спиной семь чёрных детских колясок. — С этого дня твоё имя — Номер Икс, — торжественно сказал Реджинальд. — Добро пожаловать в Академию Амбрелла.