School ruined my life

BTS – WINGS 'Boy Meets Evil' Jungkook (BTS) – Still With You Camila Cabello – Living Proof * Красивые, тонкие и умелые пальцы медленно очерчивают коленку, плавно и играючи рисуя извивающуюся змею. Пальцы скользят вверх, проходясь по внутренней стороне бедра, легко сжимая, дразня, специально минуя сильно напряжённый, выпирающий под тонкими пижамными штанами, сочащийся смазкой член. Темные кошачьи глаза прищуриваются, похотливо улыбаясь, парень обводит языком свои мягкие, розовые, притягательные губы. Он наклоняется к подставленной шее, чтобы ласково провести языком по оголённой коже, опаляя, а потом выдыхает на ухо, протяжно выстанывая: «Ч-о-н-г-у-к… ты же хочешь меня…», и все-таки сжаливается, сжимает изнывающий член… Громкий, бесящий звук заставляет Чонгука резко открыть глаза и схватить телефон, чтобы отключить будильник. С учащенным дыханием и бешеным стуком сердца он смотрит на свой вставший член, болезненно выпирающий даже из-под одеяла, и хватается за волосы, вертя головой как ненормальный. – Нет, нет, нет… – истерично стонет Чонгук в ужасе и смущении, – нет, нет, нет... Ему никогда не снились такие сны, точнее, эротические сны, да и еще и в главной роли с Мин Юнги, после которых просыпаешься весь разгорячённый и возбуждённый, чтобы продолжить занятие наяву, правой рукой. Нет, нет, он таким не занимается, он не гоняет лысого, как говорят его друзья, в этом он не видел удовольствия, тем более немного смущает заниматься мастурбацией, когда внизу родители, а брат в соседней комнате. Это вообще все не нормально, что ему приснилось, этого и быть не может, ему же не нравится Мин Юнги! Он ведь не такой? Они ведь друзья! Да, ему хорошо с Юнги, так, как ни с кем другим, его бьет молниями от каждого прикосновения или улыбки и последний месяц они словно не разлей вода, только подземная, скрытая от посторонних глаз, но быстротечная. Чонгук откидывает одеяло, жмурится и тяжело дышит. Внизу все так и тянет, а его член так и стоит, моля о разрядке, которую Чонгук точно ему давать не собирается, он лучше подумает о дохлых зверях, но что-то идет не так, стоит только закрыть глаза, как в голове всплывает тот самый момент, где Юнги сжимает его… – Нет… нет! – обрывает свои мысли, крутит головой и чуть ли не ревет на кровати. – Опустись! Кому сказал! – дает команду своему причиндалу, который не слушается и так и стоит, и изнывает. – Чонгук, ты меня… – обрывает себя на слове зашедший в одних трусах полусонный Хосок, который никогда не стучится. Чонгук со страхом и стыдом в глазах быстро накрывается одеялом с головой и отчаянно стонет, что его застали в такой момент. – Прости… не хотел мешать тебе с «утром», – тянет последнее слово Хосок и совсем не смущается, только давит идиотскую улыбку, что удалось подловить брата, а то он уже беспокоился, что его Чонгук не умеет себя развлекать. – Ну, ты поторопись, конечно, если не хочешь опоздать, – и, улыбаясь, закрывает за собой дверь. Чонгук готов провалиться сквозь землю. Он снова откидывает с себя одеяло и открывает глаза. Как же ему стыдно! Почему это должно было произойти с ним! Он опять откидывается головой на подушку и начинает считать до ста, надеясь, что его возбуждение спадёт. Это все последние встречи с Юнги, они были невероятными... Да, он прогулял шесть последних уроков и несколько дополнительных, придумывая отговорки и ссылаясь на плохое самочувствие, чувствуя внутреннюю вину из-за того, что врет учителям, чтобы провести время с Юнги. Они ходили в парк аттракционов, где наделали много забавных фоток и ели различные сладости, посетили музей, как хотел Чонгук, разные кафе с интересными интерьерами и просто гуляли по оживленным улицам вечернего Сеула. А потом всю ночь, оставляя только два часа на сон, переписывался в KakaoTalk одновременно сидя за учебниками, чтобы не отставать в учебе, словно ему было мало, что они гуляли или катались на машине Юнги весь вечер и говорили о разных вещах, например, о музыке – любимая тема старшего, а Чонгук внимательно слушал, а после показывал на телефоне любимых художников и их работы. Он знал, что Юнги не силен в искусстве, тот сам признался, но сказал, что ему интересно слушать младшего. Чонгук уже не так сильно смущался, ему даже удаётся составлять целые предложения без заикания, но предательский румянец всё ещё показывался время от времени у него на щеках, особенно, когда Юнги до него дотрагивается или дразнит. Почти каждый день он возвращается поздно домой, отмазываясь тем, что уснул у Тэхёна, занимаясь вместе после школы. Совесть мучила каждый раз, когда он врал, омма, конечно, недовольно косилась, но, кажется, верила и просила уже меньше заниматься и больше следить за здоровьем. Чонгук чувствует себя так великолепно, но только рядом с ним. Он не знает, что это… у него никогда такого не было и он не может дать этому определение. Но Чонгук готов меняться и открываться, как птица, впервые распускающая крылья. У него просто гигантские эмоциональные скачки, будто он на американских горках, молнии так и бьют в районе сердца, а потом приходят чувства нежности и дикой привязанности. Ему не хочется расставаться с Юнги, даже если он уже должен давно быть дома и лежать в кровати. Ладошки потеют и щеки сами собой окрашиваются в красный. Но стоит ему увидеть улыбку Юнги, как внутри все замирает. Юнги… красивый. И слишком притягательный. С Тэхёном и Чимином он совсем другой, не то чтобы с ними не хотелось проводить время, но это другое… с ними такое он не ощущает. И последние три недели он с ними никуда не ходил, говорил, что идет учиться или живот болит, или голова, те двое уже начинали переглядываться и вроде что-то подозревать. Хотя Чонгук старается вести себя как всегда, но, кажется, это не очень хорошо выходит, у него не получается сильно контролировать свои эмоции, когда он видит Юнги в школьном коридоре. Особенно вчера, когда их святая троица встретила на лестничном пролете Хосока, Намджуна и Юнги, они вежливо поздоровались со старшими, но вот Юнги спускался последним и специально легко своими пальцами провел по руке Чонгука, и, подмигнув, скрылся за поворотом, не слыша, как Чонгук громко ахнул и покраснел, что не могло остаться без внимания друзей. – Что стряслось? – спросил Тэхён, уставившись на него. – Просто… – придумывать он уже научился и врать как бы тоже, может, и не очень хорошо, но как выходило, а совесть никто не отменял, – в сердце кольнуло, ничего страшного. Пойдемте. Вроде друзья поверили, но все равно между собой переглянулись, хмуря брови, и продолжили путь. Чонгук не хотел им врать, да никому не хотел, в принципе, но он обещал Юнги, что никто не узнает. Ему самому хотелось иметь один важный и личный секретик. Да и Чимин с Тэхёном хороши, он их любит, но то, что они могут случайно ляпнуть не подумав – это факт. Поэтому Чонгук решил, что лучше не искушать судьбу. Как говорят, бережёного бог бережёт. А потом Чонгук как всегда сидел на подоконнике в их любимом месте и смотрел в окно, но уже с телефоном в руках, а не с книгой, пока Тэхён рассказывал, что вроде подловил Сокджина на вранье, но он не очень в этом уверен. Чон наблюдает за курящим Юнги, скрывая застенчивую улыбку, и открывает только что пришедшее сообщение, уже давно не слушая Тэхёна. Хён: «Сегодня после пятого урока поедем в одно место. Тебе понравится!» И Чонгук улыбается как ненормальный, забывая, что на него уставились две пары пристальных глаз. И его даже не злит, что Юнги не спрашивает, сможет ли он, Чонгук просто рад, что сможет провести с ним время. И как всегда отвечает: «Не могу дождаться, хён!» – Эй, Чон! Ты оглох?! Кому ты там строчишь? – выкрикнул Пак, привлекая к себе внимание, и поднялся со ступеньки, чтобы посмотреть, но Чон быстро спрятал телефон в карман, будто они его оттуда не достанут, придумывая новое враньё. – И почему ты такой счастливый? – добавил Тэхён, подпирая стенку со сложенными на груди руками. – Омма написала, что сделает сегодня шашлычки на палочках. Вот и все. И они вроде поверили. Совесть снова мучила, но до того момента, пока он не встретился с Юнги неподалёку от школы, чтобы их никто не заметил, и они вместе сели в машину. Юнги отвёз его в бильярд. Да, Чонгук был ошарашен, он ведь никогда не играл. Так старший ещё и отдельный зал арендовал, только чтобы они были вдвоём. Комната была не внушительных размеров, но и не очень маленькая, посреди стоял красивый бильярдный стол с белыми ножками и черным покрытием, на стене висел большой телевизор, а рядом с ним – кии и полки для шаров. На противоположной стене висело большое зеркало и стоял черный диван, возле которого была небольшая барная стойка. Атмосфера в бильярдной комнате была расслабляющей. Чонгук, ясное дело, переживал и ему было немного неловко, это же, наверное, стоит больших денег, или не очень, он не знал, но ему было не по себе, о чем он и сообщил Юнги, но тот как всегда беззаботно ответил: – Не беспокойся об этом. Угостишь потом меня кофе. Возможно, если бы Чонгук был более смелым, он бы начал спорить или возмущаться, но черт, он хотел быть с Юнги, и если тот сказал не беспокоиться, тогда он так и сделает. Они играли два часа, которые пролетели как пара минут для младшего. Игра, может быть, и не выходила отличной, зато они много говорили и смеялись. Чонгук уже не был таким замкнутым и зажатым, он реально веселился и даже выпил вкусный алкогольный коктейль, который заказал для него Юнги, и его еще больше расслабило и он немного захмелел, но сердце так и не прекращало трепетать от взгляда старшего. И когда Юнги подошел сзади, чтобы научить его правильно держать кий и ударять по шарам, младшего конкретно шарахнуло. Чонгук скинул мурашки по телу и разряд Пикачу на выпитый коктейль. А после, когда солнце уже село и стало немного прохладно, они оказались на рынке Намдэмун и Чонгук действительно ел шашлычки из баранины, только вот приготовленные не оммой, как он соврал друзьям, а уличными торговцами. Глаза разбегались от такого количества вкусной еды. По большей части снова платил Юнги, но всё-таки разрешил Чонгуку угостить его лепешками с кимчи. Они не сильно переживали, что их кто-то увидит, было довольно многолюдно и еда забирала все внимание на себя благодаря шумным торговцам. Все лавки освещались, вывески на магазинах и гирлянды придавали свое очарование, было довольно весело. Чонгук хоть и кореец, но он не любит есть на виду у других, да еще и уличную еду, где можно подцепить какие-то микробы, но как всегда его принципы отходят не то что на второй план, а куда-то в бездну. Он не бесхарактерный парнишка, просто с Юнги ему хочется попробовать все. Он отвлекается, чтобы купить картошку в виде спиральки для Юнги, но когда оборачивается, не видит его. Тогда Чонгук уже хотел начать паниковать, думая, что, возможно, сделал что-то не так и Юнги ушел, но улыбка сразу появилась на лице, когда он увидел идущего к нему старшего с черным пакетом в руке, который он поднимал вверх, показывая, что он что-то купил. – Я думал, что потерял тебя и испугался, – честно признался Чонгук, уже сидя под деревом в тихом и уединённом месте, куда его привел Юнги, чтобы выпить баночку пива и покурить вдали от посторонних глаз. Юнги как всегда ухмыльнулся, хоть на улице было и темно, но Чонгук хорошо видел его лицо. Довольное и дико спокойное. – Ты не потеряешь меня, – уверенно сказал Юнги и поправил свою куртку, на которой они сидели, чтобы не застудить почки. – Честно? – Чонгук не знал, зачем он это спросил, но ответ хотелось услышать безумно. Но сильнее хотелось услышать такое простое «да». Юнги ему никогда не обещал, что они всегда будут дружить и гулять вот так, вдвоем под темным звездным небом. Что это все будет продолжаться долго, очень и очень долго. Чонгук никогда не задумывался о том, что их ждет впереди, но потерять это он теперь очень боится, до дрожи в коленях. Он не сможет теперь без Юнги. Возможно, это слишком по-детски, наивно, но ему все равно. Ему так хорошо с Юнги… Юнги так и не ответил, легко усмехнулся и открыл пиво, сделал глоток, смотря куда-то вдаль, а потом затянулся сигаретой и выдохнул в другую сторону, чтобы не дымить на младшего. Чонгук не обиделся, но все же внутри что-то неприятно кольнуло. – Держи, – Юнги передал ему открытую баночку фруктового пива. Чонгук за все время, проведённое со старшим, ни разу не отказывался от этого алкогольного напитка. Юнги его не заставлял пить, просто покупал, а Чонгуку то ли хотелось составить компанию, то ли вкус понравился, он и сам не понимал, но продолжал. Обычно одна баночка была его нормой, выпитый в бильярдной коктейль был крепче, чем фруктовое пиво, и ему бы, кажется, достаточно, но он все-таки сделал большой глоток. Они молчали некоторое время, но оба не чувствовали напряжения, Чонгуку казалось, что Юнги просто о чем-то задумался, и Чон не хотел мешать, допивая маленькими глотками остатки пива, которое все больше и больше расслабляло его. Не сказать, что он был прям пьян, но глуповатая улыбка не хотела уходить с его лица, а взгляд – фокусироваться, но ему это не мешало все это время смотреть на спокойное лицо Юнги. А потом случилось то, что он бы себе, наверное, никогда не позволил будучи трезвым. Совсем осмелев, он, прикрыв глаза, положил голову на плечо Юнги и обнял его руками. Юнги не шевельнулся, только ухмыльнулся. – Холодно, хён, мы сидим на твоей куртке, а ты в легком свитшоте, – Чонгук, кажется, начинал засыпать, вот так, обвив Юнги своими руками, чтобы тот не замёрз. Днем на улице действительно стало теплее, начало апреля всё-таки, сакуры и другие деревья начинают цвести, но ночью все равно прохладно. – А ты уже под градусом. Буду знать, что коктейль и маленькая баночка пива – твоя доза. Не смей без меня пить, а то пойдешь ещё на Итэвон и спутаешь там девушку с парнем! – Юнги вот всегда так дразнит его, но Чонгуку это даже нравится. – Хён, не нужен мне никто, кроме тебя, – сонным голосом произнес Чонгук, кажется, пиво начало расплетать ему язык. И когда до него дошло, что он сказал, у него уже совсем не было сил оправдываться. Да и не хотел он. – Кому-то уже пора в кроватку, – провёл рукой по волосам младшего, у которого на лице сразу же появилась нежная и довольная улыбка. Но глаза Чонгук так и не открывал, боялся, то ли непонятной близости, то ли того, что все прекратится. Но все-таки пришлось. Вернулся домой он после двенадцати, чувствуя смятение и счастье одновременно. Юнги, конечно, проводил его как всегда, за руль уже не сел, поскольку выпил, да и хотелось прогуляться с младшим. Они минут десять прощались, как бы смешно это не было, завтра они снова встретятся в школе, но разлучаться совсем не хотелось. Как только Юнги сделал шаг, чтобы уйти, Чонгук, не думая, схватил его за руку. Он сам не знал, что делал, кажется, алкоголь затуманил его разум, но он не хотел в этот раз прощаться с Юнги простым: «Увидимся завтра». Они стояли неподалёку от дома младшего в темном переулке, чтобы их никто не заметил, хорошо, что в его районе их было довольно много, Чонгук поднял голову, покусывая нижнюю губу, сердце бешено стучало. Юнги словно все понял, поэтому и позволял сжимать свою руку. Да и последний час он был тихим, словно боролся с собой или наслаждался, Чонгук не знал, он не умеет читать людей, а таких как Юнги, отбитого хулигана как он думал, и подавно. Но тот сделал осторожный шаг к нему, совсем близко, Чонгук боялся выдохнуть и прикрыл глаза, жмурясь, но он отчетливо чувствовал тёплое дыхание на своей щеке и мурашки по коже, руку, что еще раз провела по его мягким волосам, а потом нежный, легкий чмок в щеку и тихий шепот на ухо: «Я тоже буду скучать», а после услышал отделяющиеся шаги. Чонгук не знал, что ему делать, сердце так колотилось в грудной клетке, будто сейчас выпрыгнет. Когда шаги позади уже совсем стихли, только тогда он открыл глаза и обернулся, смотря в пустоту, оставшись с тысячей вопросов. «Друзья ведь так делают? Почему мое сердце так бьется? Это все алкоголь?» – думал он, прикладывая руку к сердцу. Тэхён с Чимином тоже любили оставлять свои слюнявые чмоки с ужасным звуком, особенно когда у них хорошее настроение и Чонгук согласился сделать за них домашнее задание, но они и рядом не стояли с тем, как сделал Юнги. Чонгук решает, что нужно с этим завтра разобраться, что же у него за дружба с Юнги. Он тихо открыл входную дверь, чтобы никого не разбудить, и, подсвечивая себе телефоном, на цыпочках поднялся по лестнице и чуть не умер от страха. Хосок стоял около своей комнаты, прислонившись к стене, со скрещенными руками на груди. – Ты меня напугал, хён, – брат, видимо, сам недавно вернулся, он был одет в уличную одежду и, если принюхаться, от него чувствовался запах сигарет вперемешку с алкоголем. – Извини. Почему так поздно? – Хосок его не ругает, просто Чонгук никогда так не задерживался, а в последнее время приходит все позже и позже, а ведь с утра в школу. Для Хосока школа – это ничто. Аттестат и забивание головы ненужной информацией, а для Чонгука это дорога к хорошему будущему, обеспеченному. Хосок почему-то начинает волноваться за своего брата. – Учился. У Тэхёна, – убедительно произнес, а после сжал губы в тонкую полоску. – Ты ведь знаешь, что со мной ты можешь поговорить обо всем? «Обо всем. Но только не о Юнги», – проносится в голове. Чонгук считает Хосока самым лучшим братом, который вообще может быть. Распиздяй, как говорит Чимин, или хулиган, но самый позитивный и уравновешенный человек на Земле, а главное – добрый. Врать своему брату больно, совестно и, возможно, низко, Хосок ни разу его не обманывал, но свое времяпровождение с Юнги он не позволит забрать. – Знаю, хён. Все хорошо, – Хосок смерил его взглядом, пожелал доброй ночи и ушел в свою комнату. После дня, полного новых эмоций, Чонгук так и уснул с приложенной к щеке рукой и с мыслями о Юнги. И вот сегодня, утром пятницы, он проснулся вот с этим дебильным стояком. Когда его дружок наконец спал, и он облегченно выдохнул, он молился, чтобы не встретиться с братом в коридоре, быстро проскальзывая в ванную комнату. Там он пробыл добрых пятнадцать минут, снимая стресс, конечно, не правой рукой по своему писюну, а теплыми струями воды, что притупили головную боль от мыслей. Если он сам не может справиться с этим, получается, нужно обратиться за помощью к своим болтливым друзьям, они-то лучше в этом разбираются. Но дело в том, что нужно еще придумать, как обо всем расспросить, не раскрывая своих мотивов и отношений с Юнги. Почему-то ему это кажется непосильной задачей. В школе на большой перемене они решили выйти на улицу, поскольку уже тепло и можно наслаждаться прекрасной природой и тёплыми лучами солнца. Они сели на скамейку подальше от чужих глаз и ушей, чтобы их никто не слушал. – Я слышал у Хосока новая пассия, – рассказывает Тэхён о новом слушке в школе и кладёт ногу на ногу. – Ты что-то об этом знаешь? – спрашивает он у Чонгука. – Нет. Он слишком часто меняет девушек, – отзывается Чонгук и вздрагивает от испуга, когда Чимин чертыхается. – Блять! Вот что за срань! – Что случилось? – поднимает вверх бровь Тэ, смотря на насупившегося Чимина. – Мне RM уже второй день не отвечает! Может, я ему надоел? – скулит Чимин и почёсывает носик, смотря в телефон. – Он даже сообщения не читает! Может, у него что-то случилось? Тэхён с Чонгуком переглядываются и опускают глаза. Чимин ведь не проживёт без своего виртуального парня, это даже Чонгук понимает. Тот очень привязался к нему, хоть и мало что знает о нем, а у Тэхёна язык так и не поворачивается сказать: «Может, у него появился кто-то другой? Настоящий?» Чимин вот уже совсем поник. Все ведь было хорошо. Он даже похудел на один килограмм, это для него много, но предательские щёчки никуда не уходят, как и складочка на животике. Но RM писал, что ему нравится, значит, Чимин напрасно загоняется? А еще эта башня Намсан, так Чимин прозвал Намджуна, ошивается рядом со своими тупыми предложениями, которые Чимин в голове передразнивает писклявым голосом: «Чимин, хочешь онигири? Чимин, хочешь понесу рюкзак? Чимин, хочешь помогу с английским? Чимин... Чимин…» Чимин уже заколебался слышать свое имя из его уст. Вот реально, пристал как банный лист. Чего он хочет? Пак уже по коридору шарахается, чтобы его не встретить. А вчера Чимину вот захотелось побегать вечером и вдруг, откуда не возьмись, из-за поворота выбегает Намджун в коротких шортах, открывающих вид на накаченные ноги, и в футболке, чтобы все видели его мощные ручищи. И по закону подлости Пак врезался в него и упал, больно ударившись своей пятой точкой, зацепив руками наушники, из-за чего телефон смачно шлепнулся на землю и разбился. Ну Чимин как бы Чимин, он не виноват, нужно смотреть, куда бежишь. Но вообще он немного боится Намджуна, да кто такого бугая боятся не будет? Поэтому он опустил глаза, промяукав тихое «прости», а тот ему руку подал и сказал спокойно: «Ничего. Он уже старый. И так буду новый покупать». Тоже, блин, мажор недоделанный, повыделываться захотел. Вот как Чимину по-другому такое воспринимать? Злит его, вот это все злит. – Я вообще-то у вас спрашиваю! – начинает повышать голос Чимин, вытряхивая из головы вчерашний инцидент с Намджуном. – Так! А ну успокойся, истеричка! – бьет легко по лбу Чимина Тэхён и морщит носик. – Сегодня собираемся у меня. Я стащил у родителей две бутылки соджу и третью мне купил мой Сокджин, так что все обсудим. Мне тоже не очень хорошо, между прочим. Мой Сокджин на этих выходных меня вообще динамит! Едет с родителями на какой-то праздник! – возмущается Тэхён. – Чёт он постоянно куда-то едет, – уже тише себе говорит. – Я не смо… – О нет, Чон! – обрывает его на полуслове Чимин. – Ты нам нужен! Учёба в этот раз не прокатит. Никуда твои книги не убегут! Ты и так нас постоянно теперь динамишь! Или… – прищуривает глаза, смотря на поднятые брови Чона, – ты что-то скрываешь от нас? – и скрещивает руки на груди. – Нет! – тут же выкрикивает Чонгук и машет руками. – Нет. Я приду, – выходит, он начинает быть маленьким врунишкой. Кажется, совести еще придётся немного подождать. Тем более, сегодня Юнги-хён его никуда не звал и не писал вообще. Это немного огорчает. И вчера… поцелуй в щеку… может, это он вынудил Юнги сделать… или… или он нихрена не знает на самом деле. Может, он вчера перебрал? Возможно, сегодня действительно нужно посидеть с друзьями и как раз узнать то, что он хотел. И лучше, думает Чонгук, самому написать Юнги-хёну, но делать это перед друзьями будет очень палевно. – Вот так-то, – довольно говорит Тэхён. Урок уже начался, но Чонгук отпросился у учителя, соврав, что ему нужно в медпункт, его сразу же отпустили, посмотрев в его красные глаза и бледное от недосыпа лицо. Ему срочно нужно написать Юнги-хёну, узнать, как тот себя чувствует и все ли нормально после вчерашнего. И увидеть его в конце концов, но после этого сна ему будет стыдно смотреть ему в глаза. Чонгук забегает в уборную и заходит в кабинку, закрываясь на щеколду. Секретность на высшем уровне. Он вытаскивает телефон и начинает печатать, но раз за разом стирает сообщение, хватаясь за голову, думая, как правильно выразить свои мысли. Чонгук слышит, как в уборную кто-то заходит, и закрывает рот рукой, чтобы не было слышно его дыхание. – Блять, да ты гонишь! И где ты вчера вообще был? – и Чонгук понимает, что это его брат и точно не один. – И пропадаешь все время в последнее дни?! – в голосе слышится нотка негодования. – Весь вечер болела голова. Сидел дома и спал. Не хотелось никуда переться, – отвечает Юнги и садится на подоконник, игнорируя возмущения, вынимает сигарету себе и Намджуну, который облокотился на стену рядом. – И зря. Тебе бы понравилось. У Сокджина была крутая тусовка. Кстати, Тэмин там тоже был. Спрашивал про тебя. Я слышал, вы пару дней назад хорошо провели время, – буднично сообщает Хосок, поправляя волосы перед зеркалом, пока Чонгук, услышав голос Юнги, стоит с широко раскрытыми глазами в кабинке и не знает, что ему думать и как относиться к услышанному. Внутри начинает что-то колоть, но это точно не совесть. Будто все сжимается. Сердце начинает так стучать, что в ушах звенит, желудок скручивает жгутом, кажется, его сейчас вырвет. Обида? Да… но в вперемешку с чем-то очень жгучим. Глаза застилает вода, нет, не вода, а непрошеные соленые слезы. – Он мне больше не интересен, – выдыхает дым и отводит взгляд, пересекаясь глазами с Намджуном, который усмехается и прячет сразу же свою понимающую улыбку. – Почему? Трахнул и все? Тебе вроде он нравился. Или… – косится на него Хосок через зеркало, – появился кто-то новый? – и прищуривается, изучая взгляд Юнги. Юнги тянет улыбку и смотрит Хосоку прямо в глаза, думая, неужто тот что-то подозревает? Если так, то нужно сбить его со следа. – Нет. Переспал один раз и хватит. Сам знаешь как это, – пожимает плечами уверенно Юнги, тушит сигарету и выкидывает в мусорное ведро. – Да… Ну что ж, – поправляет рубашку и, вроде удовлетворённый услышанным, давит улыбку. – Пойду на урок, а то профессор Кан потом мне проходу не даст. Хосок уходит, а Юнги с Намджуном переглядываются. – Осторожней ты, – только и говорит Намджун, и выходит вслед за Чоном. Юнги сгребает волосы вверх, а потом опускает, шумно выдыхая, чертыхается. Он вынимает телефон и пишет Чонгуку: «В девять. На нашем месте». И как только переступает порог уборной, он слышит звук оповещения на чужом телефоне, щурится и оборачивается назад с мыслью: «Неужели их разговор кто-то слышал? И может этот кто-то быть Чонгуком?», но он не успевает проверить, мимо него проходит учитель Манн, вскидывая бровь, наблюдая за ним. Юнги мысленно матерится, здоровается с учителем и плетётся в класс. Чонгук трёт глаза и гадает, спалился ли он. Но какая разница, если ему почему-то очень больно из-за мысли, что Юнги может быть с кем-то. Ну, и что здесь такого? Они ведь только дружат, Юнги ему ничего не должен и может быть с кем хочет. Но вопрос в том, хочет ли Чонгук, чтобы так продолжалось? Кажется, люди ошиблись, говоря, что он умный, и он сам тоже. Впервые в жизни он не знает, как ему поступить, что делать и что вообще происходит. Еще и сны пошлые снятся в придачу. И никто не объяснит, что с ним творится. Он смотрит на сообщение Юнги и, с одной стороны, радуется, что тот все-таки ему написал, а с другой – ему почему-то очень обидно и не хочется отвечать, так что он зажмуривается, чтобы ушли все эти неприятные чувства, и судорожно выдыхает, так и не отвечает Юнги. Больно, тошно и неприятно. Вывод у него один – старшая школа разрушает его жизнь. Вечером после занятий он, безрадостный и унылый, с опущенной головой, будто несёт в ней весь разум мира, заходит к Тэхёну, как и обещал. Тот с улыбкой в тридцать два зуба открывает дверь, но при виде Чонгука уголки его губ сразу же опускаются вниз. – Знаешь, – начинает Тэ, впуская Чона в дом, – у меня такое лицо, когда мне алкоголь не продают. Да и в школе ты сегодня целый день был странный. Случилось что? – Нет, – крутит головой Чонгук и натягивает улыбку. – Я сделаю себе какао, – и плетется на кухню под хмыканье друга. Родители Тэхёна куда-то уехали, возможно, Чонгук бы знал куда, если бы больше слушал друзей, а не думал о своем. Но не суть. Он идет через гостиную, где уже сидит Чимин, наконец довольный и с румяными щеками, и Чон переводит взгляд на открытую бутылку соджу с закусками на журнальном столике. Вот как, проносится в его голове, они уже начали веселиться. – Соджу? – с мольбой в глазах предлагает Чимин, поднимая стопочку, еще и подмигивает, когда видит Чонгука. – Какао, – отвечает Чон и идет на кухню, слыша, как те двое о чем-то перешёптываются, но замолкают и показывают свои притворно радостные улыбки, когда он возвращается. Чонгук с кружкой в руке садится на пол возле Пака, пока Тэхён включает рандомный корейский фильм на телевизоре для фона. Чимин разливает по стопочкам соджу и подпирает щеку рукой, облокотившись на столик. – Когда тебя бросили лучшее, что можно сделать – это напиться в хлам, – и, втянув воздух, Чимин наигранно громко выдыхает. – Потерял килограмм, вот и верну его назад, если буду жрать столько закусок! Что за блядская жизнь. – Тебя никто не бросил! Вы не встречались! И ты не жирный! – бурчит Тэхён. – Может быть у него просто дела, а ты уже нюни распустил. Иногда мой Сокджин может тоже долго не отвечать. Но я все понимаю. Он же типа студент. Ему задают много домашки, ну, и друзья у него тоже есть. Но я кроме наших «хулиганов» больше никого не знаю. Но не суть. Сокджин идеальный парень для меня. А какой у нас секс! Кстати, мы недавно попробовали позу… Чонгук уже не слушает и даже не хочет слышать, какую они позу там попробовали, его уши такого, в отличие от чиминовых, не выдержат. Он переводит взгляд на часы, на которых показывает полдевятого, и начинает грызть губы, дергая ногой. У него еще полчаса до встречи с Юнги и ему, если он хочет успеть, следовало бы уже уходить, но обида его так и не покидает, в голову ничего другого не лезет, кроме услышанного в уборной разговора. Даже вкусный какао не лезет. Но как быть, ведь Юнги, наверное, будет его ждать? А Чонгук же не подлец какой-то, чтобы не прийти, тем более когда ужасно хочется. Да и почему бы ему не пойти? Юнги-хён ему ничего плохого не сделал. Он наоборот к нему очень хорошо относится, еду покупает, возит в разные места. И да, он знает, что Юнги, его хён, вроде как тоже по мальчикам, как и его друзья. Как его вообще угораздило дружить с геями?! От последней мысли он отмахивается. «Мы же с ним друзья. Друзья… ведут ли себя так? Я ведь не чувствую "это" к Чимину или Тэхёну?» И чтобы убедиться в этом, он еще раз переводит взгляд на друзей, Тэхён вообще валится на пол и хохочет, чуть ли не умирая, пока Пак заливает в себя соджу неосторожно, что аж по подбородку течет, и сам с этого начинает смеяться. Чонгука как будто током прошибает, он чуть ли на месте не подпрыгивает. Нет, точно нет. «Это» он к ним не чувствует. «Это», когда он видит Юнги и Пикачу бьет разрядами по телу, ему хочется улыбаться, быть рядом и слушать…слушать его рассказы про все на свете. Хочет держать его за руку или чтобы Юнги продолжал так с ним прощаться… как бы странно это ни звучало. Поэтому ему нужно сейчас же идти к Юнги, но как он может просто уйти, не услышав ответы на свои вопросы. Он смотрит еще раз на друзей, те уже явно под градусом, ржут как кони и еле на ноги поднимаются, пошатываясь, чтобы пойти на кухню ещё за закусками. И как вот у них что-то спрашивать? Чимин живет виртуальной жизнью, говорит, что влюбился, а сам даже не знает в кого. Курам на смех. А Тэхён? Тэхён вообще отдался на третьем свидании, потому что влюбился?! Нет, Чонгук его не осуждает, но что вообще такое эта их любовь?! Чонгуку такое не нужно. У него точно этот диагноз отсутствует, он ведь гетеро?! Ему вроде как девушки нравятся? Ну как бы…он на них не смотрит. Он книги любит. Да. Поэтому, посмотрев на происходящее, он считает, что вряд ли они ему помогут узнать, что с ним происходит. Вот чем он думал?! «Может, реально к доктору записаться? Это ведь могут быть с сердцем проблемы. И чай с ромашкой не помогает. Уже тошнит от него каждый день заливаться», – думает он и поворачивает голову к экрану телевизора, когда слышит нежный, уверенный женский голос, который говорит главной героине близкие ему симптомы. Он хмурит брови и прислушивается. «Сердце часто стучит?» Чонгук уверенно кивает головой. «Когда видишь его, улыбка сама показывается на губах?» Чонгук снова кивает. «Ты чувствуешь какую-то эйфорию каждый раз, когда ты с ним? Ты словно становишься окрылённым? Ты дорожишь каждой проведённой минутой с ним и время утекает как вода?» Чонгук подползает ближе к телевизору, не понимая, как так одна из героинь может точь-в-точь описать его состояние. «Ты постоянно ждешь сообщения и радуешься, когда они приходят? А когда видишь его с другими, начинаешь злиться и ком в горле встает?» Чонгук активно кивает головой, как болванчик, чуть ли не целуя экран, так близко он находится, желая узнать истину. «Поздравляю, подруга! Ты влюбилась!» А Чонгук аж от экрана отшатывается, хватаясь за свое дёрнувшееся сердце. Он мысленно спрашивает себя, что она только что сказала? И как на зло героиня снова громко повторяет по слогам. Чонгук широко раскрывает глаза и рот, в горле пересохло, он как рыбка на суше хватает ртом воздух. Второй раз ему точно не послышалось. Он медленно встаёт, дыша через раз. В голове начинает дико шуметь из-за появляющихся мыслей, он хватается за неё руками, легко сжимая. – Я влюбился в Юнги-хёна! – тихо шепчет себе под нос, наконец осознавая свой диагноз. – Что ты сказал? – спрашивает Чимин, заходя с Тэхёном в гостиную с пачками снеков. – Мне пора. – Приходит в себя Чонгук и бежит в коридор, обувается, не обращая внимание на вопросы друзей, что случилось. Выбегая из дома Тэхёна, он смотрит на время, всего пятнадцать минут до их встречи. Он вытаскивает телефон и быстро печатает Юнги: «Я уже бегу. Не уходи, хён» и срывается на бег, словно опаздывает на поезд. Он чуть не сбивает женщину за поворотом, второпях просит прощения и продолжает бежать как сумасшедший. Нет времени анализировать и думать. Юнги его ждет. И чтобы он не чувствовал, он не хочет лишаться ни этого, ни Юнги. Только не сейчас, желательно никогда. Героиня с экрана может говорить, что хочет, а он проверит это сам. И когда он добегает до их места возле маленького книжного магазинчика, он со страшной отдышкой хватается за бок, сгибаясь, и на лбу выступил пот. Юнги как раз выходит из магазина со старой, пошарпанной книгой в руках, которую прячет в рюкзак и тянет улыбку, смотря на запыхавшегося Чонгука. Хоть он и ответил так поздно, Юнги знал, что он придет, даже не сомневался в этом. Он понял, что это был младший тогда в кабинке, когда не получил ответ, наверное, ему было неприятно слушать то, о чем они говорили. Но, кажется, его влюбленность и непонятная для него тяга взяли вверх над обидой. И когда Юнги получил сообщение, только самоуверенно ухмыльнулся. Чонгук действительно милый ребенок, который не понимает своих чувств. Юнги тянется рукой к младшему, чтобы взлохматить его прилипшие ко лбу темные волосы. – Зачем же так бежал? Я бы подождал, – убирает руку и улыбается своей загадочной улыбкой. – Хён… – выпрямляется Чонгук, и робкая улыбка сама показывается на его губах. – Привет, – он смотрит на Юнги не так как всегда, а с некоторой толикой того, что он уже вроде понимает почему так, но еще борется с самим собой. – Привет, ромашка. Пойдем. И Чонгук идет, не спрашивает куда, просто прячет озадаченный взгляд и идет рядом. Они гуляют, и по большей части разговаривает Юнги, Чонгук в этот раз лишь смущенно улыбается, но в глазах видна обида. Юнги понимает его настроение, от Чонгука веет немного напряжённостью, но сейчас он с этим ничего не может сделать. Нужен подходящий момент. На улице уже темнеет, время перевалило за десять, везде горят фонари и разноцветные вывески магазинов и кафе, освещая дорогу, по которой куча молодежи гуляет в поисках хороших баров и приключений на жопу или голову, поэтому Юнги тянет рассеянного Чонгука ближе и, услышав, как у того забурчал живот, тут же ведёт в ближайшее кафе, где заказывает телятину с разными гарнирами, даже не слушая негодование младшего, что это дорого стоит. В знак благодарности Чонгук покупает ему кофе, который Юнги с удовольствием выпивает. Неожиданно поднимается прохладный ветер, играя с их короткими волосами, а тучи на небе все больше сгущаются. Кажется, их это мало беспокоит, но Юнги все-таки спрашивает: – Ты хочешь ещё прогуляться? – Да, – тихо отвечает Чонгук и опускает глаза вниз. – У меня есть еще два часа, хён, – и их он хочет провести со старшим. Но почему-то сегодня смотреть на Юнги до жути больно, хотя хочется быть рядом, но в голове постоянно крутится имя «Тэмин» и «Неужели это правда? А как хён тогда относится ко мне…». Ему ведь казалось, что между ними что-то особенное. Неужели он ошибся? Да и не странно это, ведь у Юнги полно друзей, почему он подумал, что он особенный? – Ну, тогда пойдем. Он ведет его в парк Ёидо, расположенный на берегу реки Ханган. Возможно, младший там немного расслабиться. Это место считается самым лучшим, чтобы любоваться цветущей сакурой. Тем более вечером здесь не так много посетителей, как днем, поэтому они могут спокойно провести время, без лишней суеты. Юнги садится на землю, наблюдая за Чонгуком, который отошел, чтобы сделать пару фото на телефон веток сакуры, он нежно улыбается удачному кадру и любуется летящими лепестками, оборачивается на Юнги и смотрит в глаза с немой просьбой, которую Юнги сразу понимает. – Сфотографируешь нас вместе? И Чонгук кивает. Подходит ближе, садится рядом и смотрит в камеру, щелкает пару раз, чтобы уж наверняка получились удачные кадры. Ветер поднимает лепестки вверх, делая обстановку ещё больше романтичной. Для последнего кадра Юнги его начинает щекотать, и Чонгук наконец-то радостно улыбается, показывая на камеру свою милую кроличью улыбку. – Хён, прекрати! – смеется Чонгук в припадке, пока тот его щекочет. Он отстраняется, когда на нос падает одна крупная капля, а за ней множество прозрачных и холодных, и поднимает голову вверх. – Дождь начинается. – Пойдем, – поднимается на ноги Юнги и подает руку младшему. – Я недалеко отсюда живу. И Чонгук, как только это услышал, замирает с держащей его рукой Юнги, и все равно, что начинает лить дождь, под деревьями они сильно не намокнут. Юнги оборачивается на него и прищуривает глаза из-за ветра. – Что случилось? – громко спрашивает старший, чтобы Чонгук мог его услышать, и уже тише добавляет: – Боишься? И Чонгук даже не слышит последнее, но читает по губам. Хороший вопрос. Да, боится, что все станет правдой и он не вырвется из этого, что его сердце никогда не успокоится. Он же увидит, где живет старший, и теперь будет думать каждую ночь, что ему показали ещё одну часть чужой жизни. Теперь он не будет представлять, он уже будет знать. Из-за этих мыслей его дыхание учащается. – Нет. Пойдем, – уверенно говорит и следует за старшим, держа его за руку. Они переходят на бег, дождь усиливается, и они уже начинают смеяться и наступать на все встречающиеся им лужи. Юнги просто счастлив, что шумный и прохладный дождь развеселил и расслабил немного младшего, пока они бегут к подъезду старшего. Он набирает пароль и открывает дверь. Они едут в лифте и улыбаются, тряся головами как собаки, специально моча друг друга, хотя и так промокли до нитки. Юнги берет улыбающегося Чонгука за руку и ведет в свою квартиру. Набирая пароль свободной рукой, он так и не выпускает ладонь младшего, тот, кажется, и не против, все время посматривая на их скреплённые руки. Когда дверь открывается и Юнги заходит первый, Чонгук уже не улыбается, он словно делает судьбоносный шаг в логово дракона, тихо сглатывает, немного дрожа, но это из-за холода и мокрой одежды. Да, только из-за этого. Юнги снимает мокрую обувь и кидает на пол кожаную куртку, поглядывая на младшего, который так и застыл, что-то думая, но тут же отмирает и разувается, снимает очки, складывает их и кладёт аккуратно на полочку в прихожей, сжимая губы в полоску. – Пойдем. Нужно переодеться, а то заболеем. Чонгук на это только кивает и следует за Юнги в спальню, где старший открывает раздвижную дверь в небольшую гардеробную. У Юнги современная и просторная квартира с дизайнерским интерьером в стиле минимализм. Точно не из дешевых. Ничего лишнего, черные и белые стены с черно-белыми картинами и минимум мебели. Чонгуку такое нравится. – Так… что тут у нас… – сам себе говорит Юнги и достаёт с верхней полки серые спортивные штаны и белую футболку. – Вот, держи. Должно подойти. У нас более-менее одинаковое телосложение, только ты немного выше. Чонгук берёт вещи и тут же краснеет, открывая рот, потому что Юнги снимает с себя свитшот вместе с футболкой, оставаясь с голым торсом. Чонгук бы, конечно, отвернулся, если бы понимал, что таращится на грудь старшего, теперь с проколотым правым соском, он сглатывает, не отдавая себе отчет, что громко, и медленно опускает взгляд вниз на блядские волоски, которые прячутся за кромкой джинсов. Да, он видел уже так Юнги и даже не раз, но сейчас, черт, он, кажется, впервые чертыхается в мыслях. Ему хочется увидеть больше, провести руками по тату, по груди, где теперь красуется серебряная штанга в одном из сосков. Он не может думать, его мозг затуманен, не хватает только слюны, которая бы стекала по подбородку от увиденного. Низ живота начинает тянуть. – Чонгук… И тот в испуге поднимает широко открытые глаза. – Прости… я… я не смотрел… я просто… – Успокойся, – дарит нежную улыбку, кладет руку на плечо младшему, который шумно выдыхает и прижимает к себе одежду, прикрывая пах. – Переоденься, пожалуйста, – показывает в сторону пальцем. – Ванная комната там. На раковине ты найдешь чистое полотенце. И да… – он достаёт с нижней полки свое белье. – Думаю, трусы ты тоже намочил. Чонгук снова громко сглатывает, краснея как рак, и пулей выбегает из гардеробной, случайно спотыкается об свою ногу, но даже не падает и запирается в ванной, опираясь спиной на дверь, держась за желающее выпрыгнуть из груди сердце. Господи, он только что пялился на Юнги и представлял… «Черт! Я точно поехал головой!» – стонет младший и смотрит в зеркало. Его немного трясёт, ещё и внизу начало тянуть, поэтому он решает, что лучше переодеться как можно быстрее. Оставив свою одежду около раковины, он умывает лицо прохладной водой, вдыхает и выдыхает пару раз, выходит из ванной и снова застывает в гостиной. Юнги в коротких черных шортах и белой майке. «Пиздец», – кажется, это его первое матерное слово. Чонгук снова опускает глаза и сжимает пальцы в кулаки на руках, и поджимает на ногах, его кровь, видимо, решила разогнаться по телу не по-детски. – Я уже думал, тебя инопланетяне похитили, – усмехается Юнги и смотрит на заторможённого младшего, который отрицательно мотает головой. Чонгук не уверен, что готов сейчас хоть слово сказать. «Лучше бы похитили», – снова проносится в голове у Чонгука. – Я нашёл нам фильм на Нетфликсе и принес виски, чтобы согреться. Оно крепкое, конечно, но лучше него тебя ничего не согреет, поверь, – он подходит к журнальному столику и открывает бутылку, наливает в стаканы на два пальца. Чонгук в жизни не думал, что может подумать, что алкоголь сейчас кстати, и даже очень. Расслабиться ему точно не помешает, а то он себя чувствует натянутой струной, и опять закусывает губу, скоро точно ранки появятся. – Чонгук, – привлекает к себе внимание Юнги, – ты еще долго будешь топтаться там? Я могу подумать, что тебе неприятно здесь быть. – Что… нет! – поднимает голову вверх и встречается взглядом с Юнги. – Просто мне немного неловко и… – Выпей. Юнги берет свой стакан и делает небольшой глоток, сразу чувствуя тепло в груди. Чонгук робко подходит, садится на диван, куда указывает Юнги, и тоже делает глоток, но закашливается, чувствуя, как крепкий алкоголь раздражает горло. Он прикрывает рот рукой, чуть краснея, и старается не смотреть на такие острые и красивые коленки, на мускулистые руки с татуировками и самое главное – в глаза старшего. Он даже не может объяснить себе, что сейчас чувствует. Обида, боль вперемешку с этой самой непонятной эйфорией и Пикачу внутри. Слишком много всего за один день. – Осторожно, – Юнги садится около него и при помощи пульта выключает свет в комнате, и если бы не работающий телевизор, здесь бы была непроглядная тьма. – Ты в порядке? Или включить обратно свет? – Да. Нет… я... не нужно света, – выдыхает последнее слово Чонгук, радуясь, что не будет видно его красных щек. – Хорошо… тогда посмотрим фильм, – тянет расслабленно Юнги и откидывается на спинку дивана, делая вид, что смотрит фильм, но краем глаза поглядывает на задумавшегося Чонгука. Видимо, не нужно было ещё больше смущать младшего, снимая перед ним одежду. И вдруг в голову Чонгука врезается фраза Тэхёна: «Сокджин привёл меня к себе домой, и мы с ним впервые переспали». Его голова действительно скоро лопнет от такого количества мыслей. Юнги ведь не Сокджин. И Чонгук ведь не гей. И Юнги даже не пытался приставать к нему, все, что между ними происходило – это дружба? Да нет, последние моменты так точно. А его сон! Он представлял Юнги, не девушку какую-нибудь, а Юнги-хёна! А поцелуй в щеку? Чонгук не может прекратить о нем думать, не может не думать, что Юнги может с кем-то встречаться. Он не хочет, чтобы Юнги с кем-то встречался. Он хочет Юнги… чтобы тот прикасался только к нему. «Подожди, что?!» – мысленно спрашивает себя Чонгук. Может быть, та девушка с экрана права, и он влюблен? Влюблен в парня? Влюблен в Юнги до звёзд в Галактике? Но что тогда чувствует Юнги? – Чонгук… – и Чон поворачивается к Юнги и смотрит в глаза, словно тот мог услышать его мысли. – Ты очень громко дышишь. Ты в порядке? Чонгук никогда не умел притворяться. И ему кажется, что Юнги его читает как открытую книгу, поэтому целый вечер все брал на себя. Так есть ли смысл врать ему, тем более он не умеет это делать, и именно Юнги – не хочет. Он хочет узнать, кто такой Тэмин, даже если потом будет еще больнее. – Нет, – честно выпаливает Чонгук и поднимается с места, подходит к панорамному окну, обнимая себя за плечи. Он пытается разглядеть город, но ничего не видит, кроме стекающих по стеклу капель. Юнги выключает звук на телевизоре, и Чонгук теперь слышит только собственное тяжелое дыхание, стучащее сердце и шум дождя за окном, и то, как тихо к нему подходит старший, становится сзади, близко, слишком близко, что можно ощутить его дыхание на шее, и тело покрывается маленькими мурашками. Юнги не касается его, просто молчит, разделяя этот волнующий момент, и смотрит на напряжённые плечи младшего. – Ты… – начинает Чонгук, но останавливается. Он боится, что его примут за ненормального, выдумывающего того, чего нет ребенка. – Я не знаю, как это спросить… – Так спроси, как есть, – тихо шепчет Юнги, сдерживая себя, чтобы не прикоснутся к младшему так, как он хочет. Сначала ему нужно узнать, понял ли свои чувства Чонгук. – Я… мы ведь друзья? – это не то, что он хотел спросить, но как бы близко к этому. Он и так сейчас взорвётся из-за шума собственных мыслей и теплого дыхания на шее. Юнги поднимает правый уголок губ, тихо ухмыляясь, и больше не сдерживает себя, тянет руки к талии младшего, легко, нежно, медленно перемещаясь к животу, окольцовывая, обнимая со спины, чувствуя, как тот еще больше начинает дрожать в его руках и рвано дышать. – У тебя со всеми друзьями такое? – Чонгук не отвечает, просто отрицательно мотает головой, боясь произнести хоть слово. – Почему ты так сильно дрожишь? Если тебе неприятно, я могу… – и он хочет уже отстраниться, но Чонгук останавливает его, хватаясь за его руки на своем животе, громко выдыхая с тихим «нет, пожалуйста». Юнги сам уже напрягается. Он не думал, что ему будет так хорошо обнимать младшего, что не захочется отпускать его. Он хотел поиграться сначала, подразнить, показать Чонгуку веселую школьную жизнь, если этого не могут сделать его друзья и брат, и дать возможность открыться, выплеснуть все, что он думает, но сейчас осознаёт, что сам в нем нуждается. Юнги не умеет любить, он никогда не волновался ни за кого. Его сердце не знает, что такое трепетать от светлых и чистых чувств, а не от боли. Он не до конца осознаёт, во что он ввязался и его это пугает не меньше, чем мальчишку перед ним. Чонгук искренний, невинный и честный ребенок, который впервые чувствует что-то глубокое и светлое к другому человеку, парню, и не может разобраться в себе. Поэтому он решает, что хватит мучить младшего, он должен перед ним объясниться. – Ты ведь был там… ты слышал, о чем мы говорили в уборной… – и Юнги даже не нужен ответ, он чувствует, как Чонгук сильнее сжимает его руку. – Между мной и Тэмином ничего нет. Я соврал Хосоку, чтобы он ничего не подозревал, – и слышит, как Чонгук облегченно выдыхает, и решает добить шепотом младшего: – Я ни с кем не был, как только всё началось с тобой… Чонгук готов прямо здесь умереть. В нем бушует целый ураган неизвестных ему чувств. Он услышал ответ на вопрос, который не решился задать, и получил ответ, на который даже не надеялся. Значит, Юнги думает о нем так же, как и он о нем. Юнги осторожно и медленно высвобождает свою руку из крепкого захвата младшего и легко скользит, еле дотрагивается до предплечья, ведя тремя пальцами вверх, словно считая выступившие на коже мурашки, и улавливает ушами шумное и напряжённое дыхание Чонгука. Юнги закатывает короткий рукав футболки, открывая вид на плечо младшего и неожиданно для Чонгука нежно касается его губами, оставляя легкий, невесомый поцелуй. Не получив запрета на свои действия, он, выдохнув, с еле заметной улыбкой начинает медленно спускаться нежными маленькими поцелуями, вызывая еще больший табун мурашек у младшего. Чонгук от таких действий еле на ногах держится, он делает глубокий вдох, а после судорожно громко выдыхает, широко открывая свои и без того большие глаза, чувствуя, как его прошибает молния внутри. Он чувствует такое впервые, тем более с парнем, но факт в том, что ему безумно приятно, поэтому он закрывает глаза и отдаётся на растерзание вихрю эмоций. Он будто в дурмане, но только из-за маленьких и таких интимных поцелуев на его коже. Его ноги точно ватные, потому что стоять на них слишком тяжело, особенно, когда Юнги зарывается рукой в его влажные волосы, поглаживая, а потом Чонгук улавливает его губы на своей шее, где сумасшедше пульсирует венка. С его губ неожиданно срывается тихий стон, и он испуганно открывает глаза, потому что кроме удовольствия он чувствует, как внизу тянет, и опускает свой взгляд на пах. Паника накрывает с головой. «Безжалостное утро» настигло. Его член стоит по стойке смирно, сильно выпирая из штанов, при том что Юнги почти ничего не сделал, но так его возбудил. Он мысленно стонет «нет» и краснеет вмиг, быстро закрывает руками лицо и сжимается еще больше. Стыд накатывает мгновенно. Что же Юнги подумает о нём? Чонгук тянет футболку вниз и отскакивает в сторону, словно его молнией ударили, все еще находясь спиной к старшему. – Я… мне надо… я отойду. Прости, – тараторит он и срывается на бег в ванную комнату, пытаясь скрыть свою проблему футболкой. Чонгук, слишком сильно хлопнув дверью, закрывается на замок, рвано дыша. Он подходит к раковине, включает воду и, опираясь на край, смотрит на себя в зеркало. Волосы взлохмачены, взгляд возбуждённо сумасшедший. Сердце бешено стучит, а дыхание, кажется, можно услышать через дверь. – Опустись! Кому сказал! – приказывает Чонгук, смотря на свой пах, который больно тянет и даже не думает слушаться. Он вертится, сгибается, надеясь, что боль отпустит и все само пройдёт, но через несколько мучительных минут видит, что на штанах показывается пятно от предъэякулята, и округляет в истерике глаза. – Нет! – стонет Чонгук и опускает штаны вместе с бельем, охая. – Как же стыдно! – он знает, что для того, чтобы возбуждение спало, ему нужно подрочить и наконец дать своему молодому организму то, что ему нужно, но не в ванной же Юнги. Но что делать, если ужасно больно! Кажется, Чимин с Тэхёном его предупреждали, что его воздержание ему боком выйдет. Они все накаркали. Но Чонгук не может больше терпеть, поэтому, весь красный, стыдясь, проводит рукой по своему изнывающему члену. Он не силен в этом, но сейчас, кажется, ему хватит всего пару касаний. Он чуть ли не ревет, получая долгожданное облегчение, открывая рот в выдохе. – Чонгук… Все хорошо? Он слышит обеспокоенный голос старшего и ему хочется взорваться прямо здесь и сейчас. Разве это хорошо? Он ласкает себя в квартире своего хёна, когда тот стоит за дверью и не знает, что думать. Чонгук думает, что это все. После этого Юнги-хён его просто пошлёт и не захочет видеть. От последней мысли его сердце готово разорваться. – Минутку… – хнычет Чонгук и спускает в руку, подрагивая. «Минутку… как же тупо», если он не сможет выйти отсюда даже через двадцать минут. Его всего трясёт, а из глаз начинают литься слезы, которые он вытирает чистой рукой. Господи! Такого позора он еще никогда в жизни не испытывал. Он смывает с руки сперму, все ещё продолжая реветь, закрывает кран и опирается спиной об дверь, съезжая по ней вниз, обнимая себя руками, стараясь успокоиться. – Чонгук, я начинаю волноваться. Открой, пожалуйста, дверь, – просит Юнги, но слышит только тихое «нет, хён, не могу» дрожащим голосом. – Блять! – это он уже говорит себе, понимая, что младший плачет. – Сука! Он потирает лоб, злостно выдыхая. Зол он на себя, что не смог сдержаться, показал свое отношение к младшему и довел его до такого. Чонгук, наверное, и так не может объяснить себе, что с ним происходит, а он начал лезть к нему со своими поцелуями. Чонгук же нежный и ранимый. С ним нужно аккуратно, бережно. Кажется, не получилось. Юнги усмехается и вертит головой в стороны. Он довёл малыша до возбуждения, чего он ожидал?! Прикрытый стояк младшего он все-таки увидел. Свой еле сдержал. Но как бы он более опытный, чем его ромашковый Чонгук. Поэтому проблему нужно решать, тот же себе в голову точно вбил и стыд, и позор, и что теперь будет, так что нужно идти другим путем. – Чонгук… – прислоняется головой к двери от безысходности. – Прости меня. Я не хотел тебя пугать… я больше не дотронусь до тебя, обещаю. Чонгук от услышанного сразу шея выпрямилась, а слезы сами собой остановились. Он думает, не послышалось ли ему. «Он что, себя винит?!» – Чонгук точно не такого ожидал. Осуждение и позор, вот, что он должен был услышать. Он хочет, чтобы Юнги к нему прикасался. – Хён… – удивленно окликает старшего. – Ты не… не напугал меня. – Разве? Тогда почему мы говорим через дверь? – Юнги улыбается, радуясь, что младший идёт на контакт. Чонгуком так легко манипулировать. – Я просто… – «У меня встал на тебя и я подрочил в твоей ванной», – остаётся неозвученным. – Прости… я не хотел… честно. Мне так стыдно, – он зарывает лицо в ладони, хныча, но уже без слез. – Все хорошо, ромашка. Слышишь? Это я должен был держать себя в руках. Такое случается… и я рад, что у тебя случилось это на меня, – дразнит его Юнги и смеется. Чонгуку немного легче, что Юнги не говорит всех этих вещей и понял его, точнее его ситуацию. – Хён! – выкрикивает Чонгук, и улыбка невольно показывается на его губах. – Мы можем об этом не говорить? – Если ты выйдешь, все, что захочешь. Все хорошо, Чонгук, – убеждает его еще раз Юнги. – Принести тебе одежду? – Да. Пожалуйста, хён. Но не открывай дверь! Юнги срывается в свою комнату за чистой одеждой, а когда приносит, Чонгук приоткрывает дверь, высовывая только руку, чтобы взять вещи и быстро закрывает. – Пожалуйста, когда переоденешься, выйди. Я честно больше тебя не трону. – Ты не будешь смеяться? – выкрикивает Чонгук, надевая уже штаны. После пары перекинутых слов у него словно камень с души упал. Юнги все-таки самый лучший и самый добрый хён в мире. Но стыдно все равно, тем более показаться перед глазами. – Не буду. Чонгук выдыхает, собирается и с опущенной головой и румянцем на щеках выходит из ванной, не торчать же ему здесь целую ночь. Тем более домой пора. Он все еще обнимает себя руками и старается дышать ровно. В глаза он посмотреть так и не решается, стыдно. И мысленно благодарит, что Юнги так и не включил свет в комнате. – Прости, – шепчет Чонгук, а у Юнги сердце разрывается. Господи, как же можно быть таким милым. Он бы сейчас его обнял и пообещал бы всегда оберегать, но он обещал его не трогать. – Тебе не за что извиняться. Слышишь меня? Я никогда не буду над тобой смеяться. Между нами ничего не изменилось. И не стыдись этого при мне! В этом ничего позорного нет, – он старается аккуратно говорить, подбирая слова, избегая такие, как «член» и «стояк». – Уже поздно, я вызвал такси. Оно будет здесь через минуту. А завтра мы увидимся. Я обещаю. Конечно, если ты хочешь, – серьёзно говорит Юнги, и видит, как на лице младшего сменяются эмоции. Чонгук просто кивает. Кажется, только Юнги его можно так быстро успокоить. Юнги провожает его к двери, и пока младший обувается, он накидывает на себя куртку и прихватывает зонт, но Чонгук, выпрямляясь, останавливает его за руку. – Не нужно меня провожать. Я сам, хён, – старается говорить ровно. – Ты вроде сказал, что такси прямо у входа, – так и говорит с опущенными глазами. Юнги предполагает, что Чонгук после случившегося просто хочет остаться наедине со своими мыслями, поэтому не возникает и понуро кивает, отдавая зонт. Но он не хочет, чтобы младший понапридумывал себе снова всякой ерунды, поэтому подходит ближе и берет его лицо в ладони, встречаясь с ним взглядом, и, к удивлению, Чонгук не возмущается, а смотрит прямо, закусывая губу. Глаза у него опухшие, красные, грустные. Юнги и не знал, что у него может быть так много разных эмоций. – Ты самый лучший, кто попадался мне на пути. Ты искренний и нежный. Ты мне важен, Чонгук. Мне хорошо только тогда, когда ты рядом. Поэтому я не хочу, чтобы ты напридумал себе всякую чепуху. Тебе не нужно стыдиться произошедшего, тем более передо мной. Я хочу, чтобы ты это запомнил. Я знаю, что обещал, что не прикоснусь к тебе… – Прикасайся… – срывается с губ заворожённого словами Юнги Чонгука. Юнги показывает наконец расслабленную улыбку и обнимает Чонгука, прижимая к себе, чувствуя, как руки младшего легко поглаживают его спину, а голова ложится на плечо. – Мы точно увидимся завтра? – он не то что не верит словам Юнги, но почему-то очень хочется убедиться. – Да. Обещаю, Чонгук. Завтра мы увидим звезды. И Чонгук отстраняется из теплых объятий и показывает легкую стыдливую улыбку, немного смелеет и чмокает старшего в щеку, сразу же скрываясь за входной дверью. В лифте он уже не мучает себя мыслями о произошедшем, разве что немного, но он думает, какой он дурак, что усомнился в Юнги. Юнги-хён – лучшее, что с ним случилось в старшей школе. А завтра… он уже наконец решится сказать, что он чувствует.