School ruined my life

Вечер воскресенья. Его не впервые целуют мужские губы. Однажды он попробовал в пьяном бреду, потому что запихать член было похер куда, главное защита и полученный релакс после. Просто не зашло – или пацан был слишком бревно, или он был слишком пьян, он не помнит. Только утро, раскалывающаяся голова и дикий сушняк. Он не любитель ставить себя в сексуальные рамки, но секс с девушками ему нравиться больше: затуманенные глаза и тихие стоны, упругое тело и нежная кожа. Кажется, в их банде его даже прозвали Казановой, похитителем женских сердец, что умеет вешать красивую лапшу на уши и затащит в постель кого угодно, и это в свои-то девятнадцать. Но это не важно. Сегодня, в темном коридоре заднего входа, Хосок подставляет свою шею смазливому парню, который, возможно, старше него. Этот закрытый ночной клуб на Итэвоне, где можно найти кого-то для легких отношений на одну ночь, развлечения и выпивки «открыл» для них Сокджин, еще когда им было по семнадцать. По закону вход несовершеннолетним запрещен, но, когда ты в хороших отношениях с хозяином клуба – такое кажется пустяками. Здесь витает атмосфера пошлости и беззаботности, веселья и алкоголя, можно полностью забыться и скрыться от окружающей суеты. Не то что они любители здесь зависать, но иногда случается, и это иногда как раз сегодня, после игр в доме Чона и выпитого согревающего алкоголя, что течет по венам. Душе хочется продолжения праздника, что они и делают, потому что день у всех тупо не заладился. В темном коридоре, освещенном длинными неоновыми полосками красного цвета на дальних стенах, куда еле доносится приглушенная музыка, Хосока целуют жадно, посасывая то верхнюю, то нижнюю губу голодным зверем, дотягиваясь ловкими пальцами до тесных джинсов, сильно сжимая член, от чего Хосок немного тушуется и отстраняет от себя парня. – Не любишь жестко? – говорит парень с хищной улыбкой, прижимаясь ближе, проводя пальцем по груди. – Могу быть нежнее. – Не в настроении я чего-то, – отталкивает от себя подальше парня, без стеснения, правой ладонью поправляя все еще не поднявшийся член в джинсах. – Поищи другого, – безразлично выпаливает и удаляется прочь быстрыми шагами, даже не удосуживаясь выслушать хмыканье парня и его слова, брошенные в спину, кажется о том, что Хосок недееспособный. Хосок не выходит на улицу подышать свежим воздухом от пропитанного сильным и противным запахом одеколона или какой херни от этого парня, а возвращается к друзьям, может, выпить еще рюмку, время поистине не самое позднее, а веселиться уже что-то не хочется. Веселость вмиг пропадает и наступает то ли накрученное состояние, то ли берет злость, то ли апатия, вообще не понять. Громкая музыка стучит по перепонкам, раздражая еще больше. Видимо, не так много и выпил, или перепил, если задумывается о тревожащих вещах. Хосок бы назвал себя легкомысленным человеком, вообще не запаривающимся о жизни. Он просто плывет по течению и берет от жизни все, что она дает, но иногда страшно представить, куда его все-таки занесет это проклятое течение?! Чего он хочет от жизни? Поступить в универ – дело нелегкое, для начала нужно сдать хорошо экзамен, но даже этого мало, нужны большие деньги, чтобы платить за учебу, а наниматься на работу, чтобы платить кредит, и одновременно учиться – ядерная смесь, явно не для него, да и желания этого долбаного нет. И родители точно не потянут двух сыновей, поэтому выбор очевиден. Хосок уступает свое место Чонгуку, и тот пойдет в университет Коре, или Национальный, как и планируют родители, а он сам пойдет работать то ли на стройку, то ли на завод, а то и совсем продавцом в магазин. Не такой уж большой выбор в Корее для людей без образования, но для каждого найдется свое место под солнцем. Хосок хитрый парень, он точно что-то придумает, а если все будет плохо, он может ступить и на кривую дорожку, все-таки на рэкетира учиться не надо. Хосок садится на диван напротив захмелевшего Намджуна, который наливает себе в стакан больше половины виски, и испепеляюще пялится на свои два телефона, мирно лежащих на столике. На его лице отчетливо можно разглядеть желваки, когда он делает глоток и зажмуривается. Кажется, веселое настроение не у одного Хосока сегодня куда-то уплывает. Хосок переводит взгляд на Джина, который поднимается по лестнице за руку с каким-то парнем, что-то щебеча ему на ухо, и тот игриво улыбается и кивает на предложение. И Чон не дурак, понимает, что предложил тому Джин, и почему-то его явно злит, когда друг еще больше прижимает парня и целует за ухом. В этот момент в Хосоке кипятком поднимается ярость. Он мгновенно подрывается на ноги, даже не думая, и пресекает двумя большими шагами расстояние до Джина, отталкивает от парня, приставляя к стене. Его взгляд горит, а кулаки чешутся, пока Джин поднимает брови в удивлении, не понимая, что происходит. – Ты чего?! – Разве ты не встречаешься с Тэхеном?! – Хосок сжимает воротник рубашки Джина, на что тот только ухмыляется. – Он взрослый парень. Как-нибудь переживет, – грубо отвечает и убирает от себя руки Хосока. Тормоза будто срываются сами по себе от услышанного. Хосок замахивается и кулак проходится прямо по щеке Джина, от чего тот чуть ли не падает на пол, но задерживает себя руками, скользя ими по стене. Паренек в ужасе раскрывает широко глаза и убегает. Бойня начинается вообще неожиданная. И бурная. Старший быстро спохватывается и отвечает кулаком по животу младшего, все происходит мгновенно, удары неточные, но быстрые, и перед тем как Намджун рванул оттащить их друг от друга, и прекратить их драку, Джин получает снова, уже по губе, следующий же удар не удается нанести, потому что Джун хватает Хосока за плечи, стараясь заломить руки, но тот дико вырывается и случайно цепляет браслетом губу младшего Кима, чем заставляет его разозлиться даже больше дерущихся. Не хватает только налитых кровью глаз, злой Намджун как терминатор, поэтому он без церемоний гаркает и силой отбрасывает Хосока на диван, а Джина к стене, дыша нервно и шумно, становясь между ними и сжимая пальцы в кулаки. – А ну, блять, прекратили, суки! – кричит Намджун в порыве злости, и дотрагивается до губы языком, слизывая капельку крови и переводя взгляд с одного на другого, взбешенно смотрящих друг на друга. – Что на тебя-то нашло?! – поворачивается к Хосоку, который поднимается на ноги и поправляет на себе джинсовую куртку, кривит губы, не отвечая на вопрос, лишь отирает ладонью льющуюся кровь. – Ну и мудак ты! – бросает Джину Хосок и уходит по лестнице вниз, оставляя их одних. – Ну и что ты опять натворил? – обращается Намджун к Джину, тот просто тянет усмешку и откидывает голову назад, закрывая глаза, пожелав младшему катиться нахрен. Еще он перед мелкими не отчитывался за свои поступки. Характер Сокджина Намджун знает, и он не самый лучший, и в словах Хосока есть доля правды, поэтому он даже не удивляется, что его старший брат ведет себя как последний мудак и говорить с ним сейчас нет никакого толку, у него и своих проблем с неким красивым коротышкой, что из головы вылететь никак не может, до хрена. И опять же, приходится пожинать плоды своего вранья… Поэтому Намджун забирает телефоны со стола, запихивает в карманы и тоже уходит, без слов, только кидает на прощание разочарованный взгляд на брата. На улице и вправду прохладно, моросит мелкими холодными капельками, завывает ветер, но людей это не страшит, они все равно в своих приключениях с зонтиками, в своих вечерних заботах. Намджун не спешит вызывать такси, хотя домой идти добрый час пешком. Облокачивается о стену, облизывая губы и ощущая привкус крови, вытягивает из заднего кармана пачку, а затем и сигарету, прикуривает, вкусно затягиваясь. Все выглядят такими беззаботными, веселыми, с улыбками на губах, а ему только девятнадцать, а уже печали больше чем надо. С большим умом и телом греческого бога ему бы веселиться и брать от жизни все, как делают некоторые, а он вкушает только страдания за неким Пак Чимином. Пиздец, развлекалово. И как его так бес попутал? Снова… Снова он думает о нем. Мечтает быть рядом. Он поднимает лицо к темному, без единого облака, небу, жмурится от холодных капель и начинает со своих мыслей смеяться, даже давиться, истерично так, затянуто внутрь, болезненно. Чимина бы воспитать, и дать по жопе, потому что, если тебе пишут старшие, так будь мил, отпишись, хоть что-нибудь, а не игнорь до зубовного скрежета. После выкуренной сигареты он вытаскивает старый телефон, принадлежащий ему, только под другим именем – RM, которого он уже ненавидит, и от которого Чимин без ума, перечитывает сообщения, даже не зная, радоваться ему или остерегаться. Чимин как спичка: загорается в секунду, выпаливает, что в голову придет, а потом наконец-то думает. Буря, взрыв, эмоции – это про него. И Намджун только мечтает, чтобы в другой жизни боги над ним смилостивились, и дали в пару нормального адекватного человека, а сейчас: – Я надеюсь, ты увидишь меня. Только меня, – в небо, тихо, с надеждой в сердце. * Хосок тяжело потирает утром глаза, с хриплым протяжным стоном просыпаясь от стука во входную дверь, проклиная все в мире, думая, какого же идиота, не дающего ему еще немного подремать, приперло с утра пораньше. Понедельники гребаные, как всегда, просто ужасные, и что самое главное, что дальше, после школы, они могут быть такие самые. Он бы сказал, что час от часу не легче, а если знания приходят с возрастом, то какого хрена вообще ходить в эту школу! Стук так и не прекращается, и Хосок поднимается с большим нежеланием покидать теплую постель, но все-таки собирается и встает в одних черных боксерах, хмыкая про себя, что даже его дружок не в силах подняться, как и всегда по таким утрам. Да, видимо, он вчера слишком перепил, да еще, блять, подрался с Сокджином, после которого домой пришел страшнее грозы и, кажется, напугал миленького младшего братика, кое-как промыв свои раны в ванной. Проходя мимо комнаты Чонгука, Хосок заглядывает внутрь, но видит только аккуратно застеленную кровать – ни следа младшего. Вспоминая, где же его братик, вроде писал, что останется ночевать у Тэхена, берет себе на заметку проверить потом сообщение. – Да иду я, иду! – кричит, спускаясь по ступенькам к двери, представляя, как кому-то руки отрубит за нетерпение. Хосок открывает дверь и точно не ожидает увидеть того самого, чью честь, кажется, вчера непонятно зачем защищал. Тэхён вздрагивает и забывает даже поздороваться, стоит в школьной форме, с широко раскрытыми глазами и рассматривает побои и тело старшего, немного изумленно и одновременно в задумчивости, с кем это хен мог снова подраться, потому что видеть его с побоями, кажется, дело обычное, но также подмечая про себя, что даже так тело Хосока выглядит красиво. Пусть и с темными синяками. – Тэхен-а, говорить умеешь? – с хрипотцой в голосе дразнит старший, опирается плечом о дверной косяк, скрещивая руки на груди и смотря на увлеченного младшего. – А… да… – откашливается Ким, но все же не поднимает взгляд, все смотрит на дорожку темных волос, скрывающуюся под бельем, а затем прочищает горло, возвращаясь к лицу старшего с довольной улыбкой. – Здравствуй, Хосок-хен. Чонгук дома? Хосок стоит, наклонив голову влево, думая, это что, все идиоты? Тэхен вот стоит здесь, мигает своими милыми глазками, даже не подозревая, с каким противным типом он встречается. И Хосок бы рассказал, открыл глаза, только вот не лезет он в чужие дела, но Тэхена как-то даже жаль, и защитить хочется паренька, не чужой ведь. Но… – Хен?.. – А ты не наблюдательный, да, – утверждает Хосок и тянет усталую улыбку. – В облаках витаешь, и не видишь, что перед носом творится, да. Тэхен стоит и глазками только бегает, не понимая, что вообще происходит, и почему Хосок так загадочно и непонятно вроде говорит. Перед каким-то носом он не видит?! Вроде не слепой. Все он видит прекрасно. – Ты это о том, – прокашливаясь и усиленно моргая, вроде догадывается, что от него хотят услышать, спрашивает: – что Чонгук уже ушел в школу? Хосоку просто хочется заехать себе по лбу, ну, или Тэхену. Выбор не большой. Он и так не в настроении, он хочет пить, потому что в горле пересохло, и почистить зубы, еще было бы хорошо прилечь на полчаса, потому что башка раскалывается. И в рыцари он не записывался, а глупость людей его просто убивает и раздражает сверх всего, даже вот таких, семнадцатилетних тэхенов… Но все же говорит из жалости, дает подсказку: – Я это про то, что глаза открой. И зад свой всяким долбоебам не подставляй! – закрывает перед носом отскакивающего Тэхена дверь. Тэхен стоит как вкопанный, и не понимает, что произошло. Это его обидеть только что пытались?! Но ведь хен всегда был такой добрый к нему, то мороженое им покупал, то сладости. Никогда не обижал, если на то пошло. – Я никому свой зад не подставляю! – отвечает он уверенно в запертую дверь и сжимает губы от обиды опуская плечи. – У меня вообще-то парень есть! – громко и недовольно хмыкает в дверь, будто Хосок за ней стоит и слышит. – Чего это с хеном?! Бес попутал, что ли? – поправляя рюкзак за лямки, оборачивается и шагает в сторону к дому Чимина, чтобы вместе пойти в школу. *** Чимин все-таки не удержался. А попробуй. Сидел весь день воскресенья дома, покушал любимую свининку с рисом и кимчи за обеденным столом вместе с родителями, посмотрел новые серии дорамы, втихаря вечерком отлил бокальчик из родительской открытой бутылки красного вина, съел с ним пару вкусняшек, что хальмони прислала, чтобы было вкуснее, потому что вино оказалось отвратительно кислым, но он все-таки мужик, допил до конца обещая себе, что вот, с понедельника ни одной конфеты и запишется в спортзал, или хотя бы бегать пойдет снова. День вообще для него тяжелый, еще и пришлось игнорить сообщения от башни Намсан, потому что: «Привет, Чимин-и, не хочешь прогуляться?» Конечно, не хочет, тот погоду за окном видел вообще?! Дождь же идет и ветерок поднялся. Прохладно, мрачно, лучше жопу в тепле держать. А как теперь быть с Намджуном – он вообще не знает. Тому хорошо, взял и сказал все, что хотел, да еще и так бесстыдно, а Чимин-то так не может. Отказаться немного страшно, Намджун же большой и сильный, иногда и с головой не дружит. Но… врет, падло, как дышит. Вот точно! Стоит просто вспомнить его слова или признания: «Ты очень красивый, Пак Чимин. У тебя самая красивая улыбка, что я видел. А еще ты очень милый. И я старался все это время тебе об этом сказать, а ты убегал… Но если ты дашь мне шанс…» «Красивый!» – сердито мямлит в уме голос Чимина, ясно дело, он красивый, вроде, разве что для папки и мамки, и любимой хальмони. Если бы он был красивым, за ним бы тоже бегало стадо девиц, ну, или в его случае парней, ну куда там… Даже вот виртуальный парень отшил, когда он ему скинул фотку своего мягкого животика. Улыбка, да… зубик у него передний кривой, что портит всю улыбку! Кривой! Что не понятно? Где он там увидел улыбку красивую?! «Его хорошенько, наверное, к бетону приложили, или в голову с кулака заехали» – думает Пак, усмехаясь своим мыслям. Милый. Да. Мягкая рисовая милая булка, да и всего-то. Сердце этой милотой, которая куда не плюнь в Корее, сочится чуть ли не с каждого лица, не покорить. – Хм, – лежит на кровати и пялится в потолок, – дружок-то у тебя большой... Ах ты, Ким Намджун! Всем вышел, да?! А кому-то ничего не досталось! Падло ты последнее! – смеется в голос и снова обращает внимания на засветившийся телефон. – Да че ты пристал-то! Мы и так завтра увидимся! Он поднимается на локти и снова игнорит сообщение от Намджуна, даже не читая. Заходит в галерею и, не удержавшись, открывает то самое, любимое – сохраненные фотографии RM во всей красоте с нагим прессом, от которого слюнки самые стекают изо рта. Чимин облизывается, щурится как исследователь, подносит телефон ближе и разглядывает глазками еле уловимое пятнышко сверху на правой груди, которое, кажется, не замечал, но даже оно красивое на его теле. Он только вздыхает, и ложится обратно на подушку. И почему он удивляется? Такой никогда на него не посмотрит: на низкого, с недостатками и складками на животике, еще и даже не целовавшегося ни разу, да что говорить, на девственника, в конце концов. Может, если Чимин докажет ему, что он не такой простой, а опытный, то тот к нему вернется?! А может, Чимин покажет, что тот ему тысячу лет не нужен и он справится без него, найдет себе парня в десять раз лучше! Нет, в сотни! И потом напишет RM, кого тот потерял, Пак Чимина! А еще напишет, что его парень целуется в тысячу раз лучше кого-либо! Сравнить Чимину будет, конечно, не с кем, но он же знает, когда ему будет хорошо, да… почувствует ведь! А потом он ему отдастся! И, наконец, перестанет быть жалким девственником! И RM точно захочет к нему вернуться и даже встретиться. Вот, Чимин уверен на все сто. Потому что, когда ты один – ты никому не нужен, а вот если у тебя появилась вторая половинка – так сразу всем! Это ведь проверенный факт! – Блять… – стонет Чимин и переворачивается лицом в подушку. – Почему ты меня бросил?! – жалостливо ноет и мычит от злости. А затем подрывается, будто набрался сил, сжимает зубы, считая на пальцах "написать, не написать", и злится, когда выпадает последний вариант, но все равно, шикает недовольно со словами: «да похер», открывает переписку с RM и уверенно набирает текст, закусывая нижнюю губу. Строчит так, что разве дым из ушей не идет. «Я не знаю, что случилось, но вижу, что ты читаешь сообщения! И чтобы ты знал – у меня появился парень! И больше тебе я писать не буду! Так что знаешь, что?! Пошел ты… Это не ты меня бросил. Это я тебя бросаю!". Чимин довольно откидывает телефон с самодовольной улыбкой, и держится он так ровно минуту, а после чуть ли не срывается на плач. – Ты мне так нужен… – шепчет в потолок, шмыгая носом и, накрываясь одеялом почти до носа, закрывает глаза в своей печали. Завтра он поговорит с друзьями, и они точно подскажут, что ему делать. Ну почти… если бы Чонгук не был таким отбитым, а вот Тэхен – мозг в таких ситуациях. Ах… Чимин так завидует Тэхену, по-доброму, конечно, что тот имеет парня, ходит на свиданки и уже трахается во всю со своим Сокджином. Радует только одно – что он не один в их тройке нецелованный. Это он сделает точно раньше Чонгука. Да сто процентов. Чимин вот готов даже голову на отсечение положить! Так что в голове у него зарождается очень хитрый и коварный план. * Хоть Чимин и не любит понедельники, но идти с Тэхеном в школу – всегда приятно. Они много болтают, делясь друг с другом обо всем в мире, и шутки свои дурацкие шутят. – А он мне: «…долбоебам не подставляй!», – бурчит с досадой Тэхен, рассказывая сегодняшний не самый умный разговор с Хосоком, поедая по дороге чипсы со вкусом масла и меда и делясь ими с другом. – Ну ты ведь с Сокджин-хеном встречаешься! И никому больше жопу не подставляешь! Может, Хосок еще пьяный был? – кивает Чимин, облизывает пальчики от приправ, заходя в ворота школы и шагая к скамейке во дворе. Урок начнется через десять минут, так что у них есть еще время поболтать. Чимин кладет рюкзак рядом с собой, а сам, расслабляясь, откидывается на спинку лавки, подставляя свое защищенное spf-кремом лицо солнцу, радуясь, что от вчерашней погоды и след простыл, растягивается в беззаботной улыбке. Тэхен разваливается на всю скамейку своим тощим телом, ложится головой на колени друга и рассказывает, что вчера вытворил его абоджи, когда пришел немного в стельку, пока его не перебивают недовольные голоса девочек из параллельного класса. – А вот и вы! – невежливо обращается Лиса, кривя пухлые губы, которые, Тэхен готов поспорить, она уломала своих богатых родителей сделать. Девушка стоит и осматривает парней хмурым взглядом, пока Тэхен поднимается на ноги, а Чимин только таращит глаза и прикидывает, что этим недружелюбным богиням вообще нужно. – Только не вижу Чонгука! – Я, вообще-то, старше тебя! – хмыкает Тэхен и скрещивает руки на груди, хотя знает, что им все равно, потому что эти девчонки – самые настоящее нахалки и грубиянки, каких еще поискать нужно. – Да-да, Тэхен-оппа! – издевательски тянет и закатывает глаза. – Что тебе надо от Чонгука? – деловито спрашивает Чимин и щурит глаза, стараясь сделать более злой взгляд. – Ну… дай-ка подумать! – рассерженно. – Если он пригласил нашу Джису, то мог хотя бы ее не бросать посреди свидания в кафе и убегать, как последний трус! Она, между прочим, слезы потом лила по нему! У Тэхена и Чимина от услышанного чуть челюсти не отваливаются на землю. Они быстро переглядываются друг с другом, Чимин сразу же подрывается с лавки, и в один голос громко выкрикивают: – Чонгук?! Наш Чонгук?! Чон Чонгук?! – девушки с перепугу отступают на шаг назад, уставившись на парней в замешательстве. – Да ты врешь! – Зачем мне врать?! – психует Лиса, и Дженни ее слегка дергает за руку, чтобы они ушли, и больше не говорили с этими на голову больными дураками. – Он ее бросил, ни с того ни с сего! Вообще не понимаю, что она в нем нашла! – обращается к Дженни, и снова переводит взгляд на них. – Так что передайте ему, что он кретин! И ему бы извиниться! – они напоследок обводят застывших парней взглядом, отворачиваются и идут в сторону входа в школу, перешептываясь по дороге, радуясь, что постояли за подругу. Тэхен с Чимином стоят и, вот честно, ни слова не понимают, нет, понимают, язык-то они свой родной знают, не на высший балл, но… сойдет, в общем. Верить в это – то же самое, что им бы сказали, что на луне завелись кролики. Это ведь Чон Чонгук! Он кроме своих учебников вообще ничего не видит и не слышит. Он девственно-невинный, их милый друг, о котором они знают все, ну, или почти все! – Так, подожди! Нихрена не врубился, – отмирает первым Чимин, дергая друга за рукав пиджака, чтобы привести в чувство. – Чонгук ходил на свидание? Ну он же… Он же… А где он, кстати? Он же никогда не опаздывает! – А может они врут? – предполагает Тэхен, поднося пальчик к уголку губ, легко постукивая, будто думает. – Они же сплетницы и врунихи еще те. Может, совесть нашего зайчонка хотели загрязнить? – Не знаю, Тэхен! Но все слишком странно, – серьезно говорит Чимин и поднимает с лавки рюкзак, потому что прозвучал школьный звонок, приглашая на урок, но он продолжает сверлить друга заинтересованным взглядом. – Наберу я его, а то он утром трубку не брал. Может, что-то случилось?! – Чимин шагает за Тэхеном, пока тот набирает номер друга, который оказывается недоступен. Он обеспокоенно оборачивается к Чимину, спрашивая взглядом, знает ли тот что-то, но Пак просто дергает плечами. – Что-то в последнее время, он очень часто себя странно ведет. Тебе ведь тоже так кажется? – Ага. И динамит нас все время, мать его! Сегодня же нужно выяснить, что не так! Они заходят в класс, когда учитель делает перекличку, извиняясь за минутное опоздание, и первым делом смотрят, на месте ли их друг, но Чонгука как след простыл – его парта пустая. Парни рассаживаются по своим местам, и подпирают головы руками. Первый урок – английский, и Чимин с Тэхеном уже готовы проклинать эту жизнь. У них и так есть важное дело, разузнать, что происходит с Чоном, например. А вдруг их друг попал в липкую паутину, под названием «Джису», и не знает, как выпутаться?! Влюбился, может, по уши? Ну разве бы он ее бросил посреди свидания?! А может, он просто сильно переволновался, и не знал, как себя вести? В амурных делах он ведь ноль без палочки. Ну даже если так, то у него ведь есть друзья, которые, между прочим, для того и нужны! Тэхен вот точно опытный, хоть он и с девушками не встречался, но, кажется, там ничего сложного нет. У них никогда не было секретов друг от друга. Им точно нужно во всем разобраться. Пятнадцать минут проходят слишком скучно, и Тэ уже чуть не засыпает, закрывает глаза, не понимая, что учитель объясняет второй раз, пока его не будят классные открывающиеся двери, а в них загнанный, тяжело дышащий, будто бежал всю дорогу, взлохмаченный Чонгук с криво надетыми очками, в невыглаженной школьной форме и любимых белых кроссовках, запачканных по бокам. Да он за их чистоту готов душу продать, Тэхен это точно знает, потому что тот как умалишенный всегда их чистил, чуть ли не до блеска. Чимин от удивления за неряшливый вид друга прикрывает ладошкой рот, потому что Чонгук – синоним «чистота». – Извините за опоздание, учитель, – тараторит Чонгук в поклоне. Учитель только улыбается, что пришел его любимый ученик, и просто машет ему занять свое место, пока Чимин и Тэхен с него глаз не сводят, прищуриваются в замешательстве и переглядываются между собой. *** Он чувствует прохладное дыхание на губах, будто кто-то подул на них, а потом, встряхнул маленькие неподвижные черные ресницы легким аккуратным движением пальца. Горячая кожа ощущает свежий воздух, который остужает, и дышать становится очень легко и приятно, но ему не прохладно, он бы сказал, что ему, наоборот, тепло и приятно. Рот слегка приоткрывается, дыхание углубляется. От прикосновений к разгоряченной шее, что оставляют после себя на коже красный цвет, снизу начинает тянуть. Поцелуи плавно переходят к мочке уха, игриво кусая и опаляя дыханием. Чонгук во сне закусывает нижнюю губу, и, тихо постанывая, слегка поднимает таз. Ему, наверное, снова снятся горячие поцелуи Юнги и его обжигающие прикосновения. Жар разносится по телу как кровь по сосудам. Легкое скольжение от колена к бедру еще больше распаляет низ живота и заставляет член сочиться и подниматься по стойке смирно, натягивать шорты, когда внутреннюю часть бедра сжимают холодной ладонью, слишком близко к сокровенному месту. Произнесенное на выдохе сладко-хриплым шепотом его имя вызывает мурашки по всему телу, и он снова стонет, когда ощущает легкий укус в нижнюю губу. Холодные руки тянутся выше, медленно пробираясь под шорты, застывая в нескольких сантиметрах от члена, скребя щекотливо ногтями, над ухом слышится хриплый тихий смех, от чего внутри сжимается абсолютно все. Как же сон может быть таким реальным, что он ощущает каждое поглаживание от хена, как он через сон желает, чтобы к нему прикоснулись там, от чего еще раз выстанывает громче прежнего, и, кажется, он даже улавливает слова, что звучат в его ушах: – Если ты не прекратишь стонать и не проснешься, я клянусь, я просто возьму тебя прямо здесь и сейчас. «Подождите… это ведь снова пошлый сон?! Взять? Кого взять… куда?!» Чонгук вмиг раскрывает глаза и видит перед собой самодовольное лицо Юнги, закусывающего губу. Чон громко вдыхает, издавая непонятный звук. – Хен! Что ты… – проходится взглядом вместе с Юнги по ноге, где чужая рука покоится под шортами, в опасной близости от его члена, совсем очевидно стоящего, прикрытого только бельем, потому что одеяло хрен знает где, точнее, в ногах. Чонгук торопливо дергается, и, широко распахнув глаза, отталкивает руку хена, чтобы убежать куда подальше, потому что щеки сейчас взорвутся от красноты, да и он вместе с ними. Подрывается с кровати со скоростью света, и так же быстро валится на пол, от запутавшегося в ногах одеяла, но спохватываясь, опускает голову вниз от смущения, и натягивает белую футболку все ниже. Еще ниже, чтобы прикрыть свое «утро». – Ты такой милый, невинный ребенок, Чонгук-и, – хрипло усмехнулся Юнги, наблюдая за граничащим со смущением возбуждением младшего, и, скатившись на край кровати, устроился боком, лениво подперев ладонью щеку. – Но стонал ты как опытный… – Хен! – перебивает и поднимает голову вверх, смотря в прищуренные лисьи глаза, не сводящие с него взгляд. Грудь ходит ходуном от ускоренного тревогой дыхания. – Прекрати, пожалуйста, – он сжимается словно в кокон, стискивая пальцы в спасении, моля в эти безумные и постыдные минуты, чтобы волосы были длиннее, и прикрыли пунцовые щеки и его жалостливый взгляд. Он не знает, как себя вести в таких ситуациях и как быть. Ему до мурашек стыдно. Он представлял себе утро другое, спокойное. Как встанет тихонечко пораньше и приведет себя в порядок, приготовит вкусный завтрак, разбудит Юнги-хена, обработает его ранки, и они вместе пойдут в школу. И все будет так… нормально. А на деле, он просто спал блаженно в постели Юнги! И спал как никогда крепко-крепко. Господи, он же стонал совсем бесстыдно перед старшим! И еще сидит на полу со стоящим членом, который прикрыть нормально не получается. А еще хен… хен его целовал, кажется, а он даже зубы не почистил! И что он был должен сделать, проснувшись от того, что к нему чуть не притронулись…там…там… Тэхен постоянно треплет своим языком, что с Сокджином все так и начиналось, касания в этом месте, а потом… Чонгук просто здесь умрет от стыда. Он ловит себя на мысли, что иногда ненавидит себя за эту робость и скованность. И что вообще Юнги-хен нашел в нем?! И подняться не может на ноги, потому что стояк, и стыдно, и убежать сломя голову так хочется. И признаться не может, что Юнги кружит ему голову и сердце покруче любой карусели, чуть ли не сводя с ума. И быть с ним хочется до потери пульса. – И долго ты еще будешь рефлексировать? – зевает Юнги и поднимается на ноги, садясь на корточки рядом с младшим, прикасаясь холодной ладонью к щеке Чонгука, легонько поглаживая, таким жестом успокаивая, как он думает, и Чон улавливает запах табака с нотками апельсина и мяты, что действительно его немного расслабляет. Это наводит на мысли, что хен проснулся намного раньше его, и даже успел покурить, а потом… вернулся к нему в теплую постель… «Господи!» – его взгляд бегает по полу от надуманного, и он снова не решается посмотреть в темные любимые глаза. Юнги все-таки видит его насквозь. – Помнишь, что я говорил? – Что… – сглатывает слюну, но все же отвечает, хоть и шепотом с заминкой, – не будешь ко мне… приставать? – Хм… нет… с этим я жестко облажался, Чонгук, если ты не заметил. – Не заметишь тут, – ответил он быстрее, чем подумал, и от вырвавшихся слов сам же громко охает, но видя, как Юнги начинает заразительно смеяться, позволяет засмеяться и себе, оперившись головой о плечо старшего, который теперь поглаживает его волосы на затылке, не прекращая смеяться, от чего немного подергивается его плечо, а вместе с ним Чон. – Я не хочу, чтобы ты меня стеснялся Чонгук, – уже на полном серьезе говорит Юнги, ощущая, как отчаянно выдохнул Чонгук, – поэтому прекрати прятаться в свою ракушку, как моллюск. Я хочу видеть тебя… всего, – он легко прикасается к лицу младшего, поднимая, чтобы тот посмотрел на него и Чонгук поворачивается, раскрывая свои растерянные глаза, закусывая нижнюю губу, чтобы вымолвить, спросить загадочное для него «новое»: – Всего? – А ты и вправду невинный, – Юнги хмыкает и приближается к младшему, удобно присев на ноги, соединяя губы в легком поцелуе, от чего Чонгук закрывает глаза и поддается, забывая о гигиене напрочь. Так что Юнги радует одно, что на поцелуй Чонгук отвечает мгновенно и увлеченно, поэтому с легкого он перерастает в развязный. Мин проникает языком в доверчиво приоткрытый рот младшего, блуждая там без стеснения, радуясь, что младший старается подстроиться под его ритм. Юнги нащупывает руку младшего на полу и охотно переплетает пальцы, ловя вздох Чонгука. Целует, целует до красных губ, получая откровенный кайф от того, что младший не отстраняется, хочет его так же целовать, быть рядом, но урок здесь в другом, поэтому он тянет руку Чона ближе к себе и кладет умышленно на свой пах, где такой же поднявшийся член жаждет ласки и дрочки. Чонгука чуть ли не хватают и инфаркт, и Пикачу одновременно, по телу бьет ток, действия старшего загоняют его в дичайших страх, от чего он хочет оттолкнуться, но слышит где-то на задворках сознания шепот любимого голоса: «Все хорошо, ты доверяешь мне?». На то, как ему не дают от испуга отвернуться и прижимают к себе рукой, он распахивает глаза, но не отталкивает, потому что да, доверяет, как слепой котенок, поэтому продолжает отвечать на поцелуй. Чонгук ощущает пальцами бугорок старшего, слегка сжимая, так как чувствует некоторое давление на свою ладонь, и краснеет пуще прежнего, если такое возможно. Сердце выпрыгивает из груди вслед за сознанием, уже покинувшим голову. Потому что не так, ох, не так он представлял себе безобидное утро. Всплеск эмоций, и он ощущает, как скоро его Пикачу взорвется и эволюционирует в Райчу, если так дальше пойдет, но рука Юнги прижимает сверху, поэтому он даже не возобновляет попытки вырваться. Просто до чего же это стыдно, ощущать под пальцами чужой эрегированный крепкий член. Но поцелуи такие мокрые, а Юнги так близко, что если он не оттолкнет сейчас старшего, то кончит, от чего ему, по задумке природы, станет намного лучше, но с другой стороны – он просто умрет, прямо здесь, на этом самом месте, где Юнги напоследок облизывает его губу и отстраняется с прерывистым дыханием, и наконец убирает руку младшего, ухмыляясь, и упирается своим лбом в его. – Видишь, что ты делаешь со мной… – в открытые губы, признаваясь про себя, что давно такого притяжения не ощущал. И сам себя еле оторвал, чтобы не продолжить водить рукой младшего по своему члену, понимая, что для Чонгука это в первый раз и слишком… очень слишком, тем более, если он только осознал, что гей и начал встречаться, а у них даже не было первого свидания. Чонгук же об этом думает, наверное, как в романтической манге: первый букет, невинные поцелуи, свидания, а потом аж ночь в закате… если он читал девятнадцать плюс, в чем Юнги, конечно, очень сомневается. – Прости, что сорвался… я не хотел тебя пугать. Знаю, что для тебя это все новое, ну, это все… нормально, когда мы нравимся друг другу. Ты же не думаешь, что я с тобой в песочнице буду играть?! – он дотягивается до него рукой и легко гладит по плечу, которое от учащенного дыхания то поднимается, то опускается. – Но… я хочу, чтобы ты мне пообещал, что больше не будешь стесняться этого, – он кивком указывает на их напряженные места. – Обещаешь? – Хен… – Обещаешь, – как контрольное, – Чонгук-а? Младший просто смущенно кивает без слов. Обещает ли он? Видимо, придется с этим справиться как-то. Он же сможет, чтобы не разочаровать Юнги-хена? В песочницу было бы куда спокойнее играть, думает Чон. И что ему сейчас делать? Сидит рядом и глазами моргает, дышит через раз, а в уме только как он трогает Юнги там… его… даже стыдно произнести в уме, где сейчас гремят набатом голоса Чимина и Тэхена, как они играли в их озабоченную игру про эти самые названия, что Чонгук чуть не свихнулся, как только услышал: дилдак, хрен, агрегат, шишка, хер, щекотун, пенис… и откуда у людей такая фантазия берется?! Кажется, его хватило только на это, потому что он тогда подорвался с места, и просто пошел домой, кинув им на прощание «извращенцы!». И зачем он это вообще вспомнил?! Он же и так этого всего не вымолвит. «О, Господи! А если Юнги-хен попросит это произнести?!». Краска так и прилетает к щекам. «Стоп… а ты вообще понимаешь, что хочет от тебя хен?» – сам спрашивает себя и сглатывает слюну, кажется, его несет быстрее течения, от того и сердце громче стучит в груди. О чем он вообще думает! Так и хочется себя стукнуть. – Чонгук… – и он быстро реагирует на свое имя с уст хена, милыми большими перепуганными глазками, – школа. – Что? – Мы опаздываем в школу. – Черт! – ругается неожиданно для себя, подрывается быстро на ноги и уносится в ванную комнату, слыша за спиной смех Юнги. Как ни странно, но он ощущает себя достаточно комфортно дома у Юнги, не спрашивая, можно ли принять душ или взять гель для тела и шампунь. Да и для мыслей остается не так много времени, поэтому принимает душ быстро, как никогда в жизни, даже не высушивает после до конца и не укладывает волосы. Надевает свою вчерашнюю, высохшую и аккуратно сложенную Юнги на полке одежду, поспешно выходит, сразу встречаясь с глазами старшего, уже одетого в школьную форму: рубашка, как всегда, не заправлена, а галстук просто накинут на шею. В руках у него черная чашка. – Кофе? – Я не пью кофе, хен. И у нас нет времени. Мне нужно заехать за вещами. – Я тебя подвезу домой, – Юнги обходит диван, ставит чашку на журнальный столик и спешит на выход. * – Спасибо, хен, – говорит Чонгук, когда Юнги останавливается в начале улицы, чтобы никто их не увидел, и отстегивает ремень безопасности, а дальше зависает и смотрит на Юнги, не зная, что ему делать, а хен, кажется, даже не хочет помогать, опирается о кресло и ухмыляется как всегда, голову вон даже ниже в сторону опустил, стучит пальцами по своим коленкам и смотрит, ждет… ждет ведь чего-то? Чонгуку бы просто выйти из машины, да? Кажется, легче легкого, но не ему. Пары ведь должны как-то прощаться, да?? Но если, не дай бог, соседи увидят через стекло, чем они тут занимаются, и расскажут родителям, Чонгук же просто тогда умрет. Ну а как быть с тем, что в школе? Они ведь тайно встречаются, Хосок не должен о них узнать. А как они увидятся? А что будет в школе? – Чонгук, – Юнги сам приближается и легко целует в щеку нерешительного младшего, быстро отстраняясь. – Ты слишком громко думаешь. Топай в дом. Я буду ждать на повороте около остановки. – Ты… хочешь сказать, что будешь меня ждать? – удивленно спрашивает младший, хотя с чего? Он не впервые ездит в машине Юнги. Но то, что хен его будет ждать, и повезет в школу, это совсем другое. Ведь правда? Чонгук еще не привык, что Юнги-хен его парень. – Я только что это и сказал! – показывая нежную улыбку. – Ох, чуть не забыл, – он дотягивается до задних сидений, берет рюкзак, открывает и достает оттуда окуляры младшего, отдавая ему в руки. – А теперь беги. Чонгук показывает счастливую застенчивую улыбку, надевает очки на глаза и срывается с места бегом домой. У них и так мало времени, чтобы успеть в школу, а он позволяет себе еще зависнуть на хене. Он открывает дверь, заваливается быстро в дом, снимая обувь в прихожей, хочет уже быстро бежать наверх за вещами, но останавливается на пороге гостиной, ойкая с округлившимися глазами, потому что уверен был, что брата дома не будет. – Хен, – Хосок сидит за кухонным столом и пьет red bull, что совсем не полезно, заедая ложкой жареного риса, будто это спасет его желудок. – Ты еще не ушел, – не то разочаровано, не то радостно звучит голос Чонгука, а потом он чуть ли не прикусывает язык от своего тона и смотрит на реакцию брата. Хосок, кажется, на секунду опешил, поднял губу, показывая зубы в оскале, но не стал ничего на это говорить, только ухмыльнулся и снова взялся за свою трапезу, а как только нога Чонгука ступает на первую ступеньку, выпаливает: – Тэхен заходил, – и Чонгук вмиг бледнеет. Врать он и без того не умел, а сейчас как выкрутится и близко не знает. Так и хочется сказать Хосоку правду, но, если она ему не понравится, все те синяки и ссадины снова будут красоваться на лице Юнги, а Чонгук этого позволить не может. Если ему запретят быть с хеном, он не знает, как быть, он не сможет, он слишком влюблен. И эти мысли пугают в один миг. – Ты же написал вчера, что у него останешься. – Чимин, – выговаривает быстро то, что пришло в голову. Хосок вопросительно поднимает брови и удивляется, потому что, проверив сообщение, он точно видел имя Тэхен. – Я… я… случайно написал «Тэхен», но не исправил, потому что не считал это важным. Я был у Чимина, – на одном дыхании произносит и прячет глаза в сторону. Круто, приписал еще одного друга к своему вранью. Хосок ругаться не будет, он знает, тот никогда не кричит на него. Но разочарования в глазах брата он не выдержит. Хосок тоже опускает взгляд на стол, постукивая пальцами. – Хорошо. Иди собирайся, – Чонгук уже снова хочет ступать, как слышит нежеланное: – Пойдем вместе в школу, – звучит как приговор, потому что у него забирают время побыть с Юнги, который его ждет. Но тут ничего не поделаешь. Он слегка кивает и бежит в свою комнату, первым делом вытаскивая из кармана телефон и печатает Юнги-хену, что Хосок дома, и он вынужден пойти с ним, и извиняется. Подходит обреченно к шкафу, достает оттуда форму и совсем расклеивается, смотря на нее, потому что забыл привести ее в порядок после стирки, ведь мысли были совсем о другом. Точнее, о Юнги-хене, но так как времени сейчас нет, он просто надевает ее, берет свой черный рюкзак и спускается вниз, где его дожидается, оперевшись о дверь и зевая, Хосок. Вид брата сегодня не радует совсем, но спросить с кем он подрался на этот раз и услышать очередное «не важно» не хочется. Они идут молча до остановки, что странно, потому что его брат хоть и разгильдяй и бывает довольно равнодушен, но поболтать любит, и Чонгука немного передергивает. Он давно не видел такого не то вялого, не то в апатии брата, который молчит и все время зевает, даже не удосужившись прикрыть рот ладошкой. Какой-то невидимый груз будто давит на его плечи. И Чонгук, кажется, знает ему название – совесть. Она теперь часто его посещает. Перед Хосоком стыдно за свое вранье, и он чувствует, что еще дальше отдаляется от брата. И эта далекая, накаленная тишина только все усложняет. Они доходят до автобусной остановки за пару минут, Хосок опирается о металлическую трубу, вертя в пальцах зажигалку, не обращая ни на кого внимания, дожидается автобуса, пока Чонгук с опущенными плечами стоит рядом и нервно сжимает лямку рюкзака. – Эй, садитесь, – кричит Юнги из приоткрытого окна своей машины. Хосок наконец-то показывает улыбку ярче солнца, салютует весело другу, а Чонгук… он просто готов разлететься на осколки от внезапного испуга. Его подзывает брат, который уже садится в машину на переднее сиденье, и Чонгук еле передвигает ногами, не веря, что это происходит, открывает заднюю дверку и садится с громко бьющимся сердцем и приветствием, как бы было положено, не будь между ними сейчас то, что есть. – Здравствуйте, Юнги-хен, – на что ему отвечают простым «привет» и ухмылкой глазами в зеркало переднего вида, подмигивая, так, чтобы Хосок, занятый включением любимой музыки, не увидел. Чонгук понимает, что Юнги-хена это все веселит, он издевается, точно издевается. Нравится ему видеть перепуганное лицо младшего. Чонгук глядит на Хосока, который откинулся головой назад на сиденье, ведет себя до чего расслабленно, то перебрасываясь словами с Юнги, то поглядывая в окно. А Чонгук, а что Чонгук, на задних сидениях хоть и полно места, сжался как перепуганный котенок и голову вниз опустил, чтобы прятаться от взглядов и не спалится, потому что так и хочется смотреть на Юнги-хена за рулем. На его изящные фарфоровые пальцы, выпирающие кости и венки по ним. Загляденье, и Чонгук, кажется, теперь начинает понимать своих друзей, которые могут говорить о кинках на протяжении пары часов, теперь у него эта самая болезнь, под названием «идеальный Мин Юнги». И если его спросят, что такое красота, он теперь сможет ответить без раздумий. И как ему вытерпеть целую дорогу?! – Я думал, ты вчера нас оставил, чтобы пойти провести время с Тэмином. Он, кстати, у меня спрашивал о тебе на днях, – заявляет громко Хосок, когда они доезжают до парковки недалеко от школы. Чонгук вмиг поднимает голову, сердце делает неприятный удар внутри. Противная резкая боль разносится по телу. Хотя с чего бы это? Он и так знает, что вчера всю ночь, господи, провел с хеном. Но все равно смотрит на Юнги, ожидая его ответа, но тот лишь кривит рот в усмешке, заворачивая на свободное место парковки, останавливая машину. – Нет. Я был с другим, – ровно отвечает Юнги, смотря прямо в глаза друга, и даже ни одна мышца на лице не дрогнула, пока щеки Чонгука заливаются красным, – с тем, кто важен для меня, – и Чонгук опускает глаза, но усмешка сама показывается на его губах от счастья, которое тяжело спрятать, хоть он и пытается, сжимая губы в полоску. Но внутри… так тепло… приятно, сердечко хочет выпрыгнуть от радости и запищать не своим голосом, что это он. Он важен Юнги-хену, а в голове, как назло, сразу же звучит голос брата: «Ты наша гордость, Чонгук-и!», «Я так рад, что ты такой умный. Никогда не попадаешь в передряги», «Так хорошо, что тебя волнуют только учебники, а не девчонки. Ох, поверь, они еще те выносители мозгов». Да, кто бы знал, тут Хосок не прогадал, девчонки его и вправду не волнуют. Только Юнги, чему он улыбается сейчас еще больше. Хосок только ухмыляется уголком губ, смотря в ответ пронизывающим взглядом, а затем переводит взгляд на улыбчивого младшего. – Чонгук, уже урок начался. Ты почему еще сидишь тут?! – Чонгук охает, от радости вообще забыл, что должен выходить. Тараторит вежливое «спасибо», кланяется головой и открывает дверь, выходя из машины. Со скоростью света младший надевает рюкзак на плечи и бежит в сторону школы, потому что опаздывает. Хосок меняется в ту же секунду, как его брат выходит из машины. От веселого настроения ничего не осталось, только презрительный оскал на лице, который он просто устремляет вперед, пока Юнги постукивает пальцами по рулю, не зная, чего ему дожидаться. Между ними тишина в салоне, но не разъедающая, кулаками они точно махаться не начнут, а многозначительная – никто не спешит выходить наружу. Хосок потирает лоб и обреченно выдыхает, переводя взгляд на Юнги, у которого взгляд холодный, но спокойный, что раннее тихое море. – Ох, – наконец подает голос Хосок после нескольких секунд молчания, – да вы актёры, мать вашу! На Оскар тянете?! Юнги вздергивает брови вверх, открывая глаза полностью и переводя взгляд с дороги на друга, и выражение лица у него такое, будто совсем не понимает, о чем говорит Хосок, и просто тянет ухмылку, а потом спокойно выдает ровным тоном: – Не понимаю, о чем ты, – Хосок просто закатывает глаза. – Ага, – смотрит выразительно, с иронией. – Будь по-твоему. Но… Ты ему хотя бы сказал? Юнги смотрит в сверлящие глаза друга, который хочет услышать ответ, но все, на что он сейчас способен – это просто прикрыть глаза, отвести взгляд в сторону, опустить голову и, зажимая губу, уйти от этого ответа. Он не спорит. С этим моментом он проебался. – Какой же ты все-таки мудак… – выплевывает Хосок и выходит из машины, слыша в ответ только хмыканье. Это Юнги и так знает.