School ruined my life

Тэхён любит весну. Если честно, это его любимое время года. Когда можно закрыть глаза и просто дышать сочным, сладким ароматом цветущей сакуры, что свисает диким водопадом на улицах, улыбаться в наслаждении, ощущая на себя розовые маленькие лепестки, щекочущим лицо. Слушать пение и щебетание птиц. Радоваться, что с каждым днем становится теплее, греться под лучами желтого солнца. Корея в это время просто нереально красива, а небо над ней – чистое, голубое. Тэхён мечтал… мечтал и планировал насладиться прекрасными пейзажами весны и очаровательной атмосферой любви и нежности в городском парке Ханган в районе Йоидо, возле реки Хан, с Сокджином; расстелить клетчатый плед на траве, приготовить перед этим дома кимбап, и купить разные вкусности с фруктовым вином, чтобы упаковать в плетеную корзинку. Наделать много красивых фото и просто наслаждаться улыбкой Джина под солнцем, а потом можно было бы взять велосипед и совершить увлекательную прогулку. Но отныне Тэхён ненавидит весну. И себя в том числе. Дурной наивный романтик, который сейчас ощущает все прелести холодной весенней земли лежа не ней распластавшись возле дома Чонгука, и, если бы не слезы в три ручья, что текут по щекам, которые он даже не удосуживается стряхивать, и расшатанное эмоциональное состояние, он бы чувствовал, как холодно его телу, и как эти самые лепестки сакуры падают на лицо, будто отвешивают пощечины за наивность. На вызванное такси Сокджином, он-таки сел и поехал, потому что денег было в кармане мало, а добираться до чонгукового дома далеко пешком, реальность жизни, рыдая в нем тихо и на косой взгляд таксиста и вопрос: «Парень, все хорошо?», просто угукнул, думая про себя, как тут может быть все хорошо?! Его любовь и мечты просто разъебали с грохотом падающего сердца. И вот сейчас он лежит, наблюдает за темным небом над головой, что покрыто мелкими крапинками, хлюпает каждый раз носом, умоляя себя прекратить лить слезы из-за того, кто тебя вообще не уважал, и хоть немного потешить свое самомнение, что гордость показал! Что не раcстелился там как тряпка на кровати, принимая! – Ну и… – всхлипывает, вытирая ладонью слезы, – дурак ты, Тэхён! Но я тобой горжусь! – Хватить реветь, ради бога, разбудишь моих родителей! И встань с холодной земли, а то почки простудишь! Совсем думать не умеешь что ли! Тэхён от ошеломления с раскрытом ртом поднимается на локти и поворачивает голову влево, откуда был слышен голос, голос Хосока, который прислонившись к стене, с невозмутимым лицом прикуривает сигарету. Тэхёну стоит только гадать, сколько он стоит здесь и наблюдает за его сломленным видом. Но перед Хосоком почему-то Тэхёну не стыдно, а так… будто… даже мысленно сложно проговорить, но хочется до жути, чтобы его, бедного, пожалели, и чтобы это сделал именно Хосок, старший на два года, хён, который покупал ему мороженое и отлупил пацана, который назвал Тэхёна «некрасивым и слишком худым». – Хён… – жалобно тянет и поднимается с земли, шмыгая носом, вытирает ладонью слезы со щек, только сейчас ощутив, что продрог, потому что он весь дрожит. – Я бросил… Ким Сокджина… он… – Ну и чего ревешь?! – со всей спокойностью в голосе произносит Чон, медленно выдыхая сизый дым вверх не сводя взгляда с младшего. «Господи! Да почему все такие козлы!» – раздражается внутри Тэхён. Неужели жалко сказать: «Ты молодец, Тэхён!» или пожалеть его хоть немного, подбодрить. Он же стоит тут, захлебывается слезами, а его даже никто по головке не погладит, от чего хочется еще больше расплакаться. Ему что, умолять нужно, чтобы кто-то проявил к нему доброту? – Хён! – повышает голос с небольшим усилием, потому что говорить ужасно трудно, в горле першит от многочисленных выплаканных солёных слез. – Почему… почему ты такой ко мне злой?! – он дышит тяжело, говорит чуть ли не запинаясь, продолжая шмыгать носом и подергивать плечами, смотрит заплаканными глазами на спокойного Хосока. – Ты что, ненавидишь меня? – Просто не понимаю, – пожимает плечами и замолкает, делая затяжку. Тэхён вот тоже ни черта не понимает. Выпучивает глаза ещё больше и облизывает губы, начиная думать и скулить в душе, что он реально тупой, но любопытство берет свое. Он проглатывает слюну и спрашивает: – Что не понимаешь? – Разве человек, избавившись от дерьма, не должен быть счастлив?! Тэхён вздрагивает на месте, сразу прекращая лить слезы, приоткрывает рот, будто ему сказали что-то этакое, выходящее из ряда вон. Он наблюдает как Хосок после своих слов тушит бычок об стену и умело закидывает в урну, что неподалёку. Открывая дверцу дома, старший все же останавливается и глядит на застывшего Тэхёна, который словно заблудился в своих мыслях. – Иди спать, а то весь дом разбудишь и заболеешь, – и просто уходит, оставляя Тэхёна одного на заднем дворе, который не теряется, смотрит на свое запястье и удивляется, почему раньше еще этого не сделал: он срывает браслет с шармиком солнца, символом вечной любви, и просто бросает на землю, быстро подрываясь с места, и, совсем не думая, что делает, догоняет Хосока на кухне в потемках и сильно прижимается, обнимает со спины, не давая ему сделать шаг, утыкаясь мокрым, хлюпающим носом. Хосок удивляется, бесшумно недоумевающе охает, медленно прикрывая глаза с тяжелым тихим выдохом. Тэхён обвил грудь как удав, кажется, еще немного и будет нечем дышать. Чон уже проклинает себя. Нехер ему было соваться к этому мелкому пиздюку. Тэхён умеет завораживать людей. Вот этими своими привлекательными большими глазами и трепещущими долгими ресницами. Надутыми губами с квадратной улыбкой. Добрым, сильным, но наивным характером, о котором даже и сам не подозревает. – Спасибо… – тихо произносит Тэхён в спину. За что он говорит «спасибо» и сам толком не знает, наверное, за то, что Хосок говорил неприятные вещи ему в глаза без лукавства, или за то, что резко осаживал, хамил… Тэхён не углубляется, просто до потери сознания хотелось обнять Хосока, который с громким вздохом отцепляет его пальцы, прилагая немного силы, и говорит через плечо: – Просто иди уже спать… – идет прямиком к лестнице, даже не оборачиваясь, оставляя Тэхёна еще с минуту просто стоять и протирать глаза. Завалился Тэхён к Чонгуку в комнату после того, как умылся, стараясь быть очень бесшумным, совсем тихо, как мышь, снимая свои вещи и переодеваясь в любимую клетчатую коричневую пижаму, пытаясь не разбудить друга, ложась осторожно на краю кровати боком, обнимая одеяло, но Чонгук все же распахивает сонные глаза и не понимает, что происходит, спрашивает охрипшим голосом: – Тэхён… ты же должен быть у Сокджин-хёна?! – но Тэхён только вздыхает. Ему не хочется говорить о случившемся. – Спи, Чонгук. Завтра поговорим, – и на собственное же удивление, слишком быстро засыпает, стоит только закрыть глаза. Тэхена не пожалели ни раннее утро, ни будильник Чонгука. Голова гудела, будто там пчелы поселились, глаза горели и были опухшими, красными, это говорило о том, что он ревел всю ночь напролёт. Из носа лило, будто трубу прорвало. Настроение ниже плинтуса. И щеки просто адски пылали. Чонгук в кровати пару минут вопрошающе смотрел на потрепанного друга, который своим внезапным чихом чуть не спровоцировал у Чона сердечный приступ. – Ты в порядке? – Чонгук вытирает лицо рукой, немного кривясь, сразу же думая по дороге купить витамины и противовирусные таблетки. Сейчас заболеть он точно не может. Скоро экзамены и нужно увидеться с Юнги. – Заболел? Тэхён поднимается с кровати и снова чихает, прикрывая рукой рот. Ну а что он хотел? Лежать на холодной земле так долго, и чтобы обошлось без последствий?! Заболеть – это явно меньшее, что он заслужил за свою наивность. И как только вспоминается вчерашний вечер с Сокджином, который выглядел так, будто ему Тэхён вообще до одного места, и что это его вина, хочется снова зареветь как умалишенный, просто сесть в углу и лить крокодиловые слезы, чтобы никто не трогал. Обидно до боли в костях. Тэхён впервые такое ощущает. Неприятно, и дело даже не в этой самой ломке костей, просто что-то изнутри хочет вырваться наружу, но не получается. Противно. Но он себя сдерживает, и не из-за Чонгука, перед другом он может и пореветь, он всего лишь не хочет быть последней размазней. И еще так опозориться. Вспомнить, как он хвалился «… а мой Сокджин!» Сколько счастья и гордости было за то, что он нашел свой идеал, как говорил, что у него все потрясающе, что Сокджин самый лучший. А теперь просто взять и сказать, что он гниль последняя?! Что обвели, как дурачка?! Тэхён, конечно, не может врать друзьям и скрывать он не будет, но просто не сейчас… ловить на себе жалобные взгляды выше его сил. Вот когда наревётся, ну, скажем, через недельку, тогда и выскажется. – Мне что-то плохо… я пойду домой. Скажешь в школе, что я заболел, – голова кружится, стоять невозможно, хочется упасть. Он просто закидывает рюкзак на одно плечо, не удосуживаясь переодеть пижаму, машет рукой и хочет выходить из комнаты, но Чонгук поднимается с кровати и окликает друга, который всё-таки оборачивается с печальным взглядом. – Тэхён… я знаю, что я не Чимин… и, возможно, многого не пойму. Но, – он сглатывает, смотрит невинными глазами, и продолжает: – но ты же мой друг… Я могу тебя поддержать или чем-то помочь? Тэхёну эти слова греют душу. И был бы он не в таком состоянии, он бы расцеловал Чонгука, но сейчас просто летит к Чонгуку, стискивает в объятиях, и быстро отходит назад, чтобы не заразить, даже своим унылым состоянием. – Я не делаю разницу между тобой и Чимином. Мы же великое трио! – старается весело произнести, но в глаза будто соринка попадает, хочется скривиться и снова пустить слезу. – Я потом вам все расскажу! Обещаю, – и выходит из комнаты, отставляя Чонгука одного в замешательстве. *** Неделя пролетела быстро. И на каждом она оставила свой отпечаток. Тэхён так и не появлялся в школе – по болезни, но Чимину и Чонгуку, на следующий день после расставания с Джином, по телефону все изложил как на духу. Парни как раз сидели в своем любимом месте на третьем этаже, на ступеньках, обедая приготовленной оммой Чонгука вкусной едой, очень красиво украшенной. Для Чимина омма Чонгука сделала любимый рис, в виде маленького цыплёнка, положив по середине две кукурузинки, чтобы выделить клювик, на что Чимин мило хмыкнул, подумав, что женщина забыла, что они уже в старшей школе, ну ничего, приятно. Так же в обеде были жареные креветки и овощи. Наелись, в общем, они до отвала, потому что Чимин имел еще пакет сладостей, которые они съели после обеда. Чонгук, понятное дело, сказал, что Тэхён себя плохо чувствовал и был очень огорчен, и Чимин сразу же позвонил, выяснять, что за дела, и, услышав грустный и хриплый, хлюпающий голос Тэхёна, что предполагало рыдания, переволновался, как и Чон. И в ту же минуту начал расспрашивать на громкой связи, что случилось. Тэхён, возможно, не очень хотел говорить и излагать всю правду, что он кретин наивный, но все же… а вдруг отпустит?! Да и начал он… с матами, с чихами между слов, и всей злостью на Джина, отвлекался только, чтобы измученно вздохнуть. Чимин и Чонгук слушали, ошарашенно раскрыв рты, не перебивали до того момента, пока Тэ не закончил. – Да блять, ты издеваешься! Вот сучий сын! Кретин недоделанный! – вопит Чимин, на что Чонгук кивает головой, соглашаясь. За Тэхёна больно и обидно. – Да как он посмел! Да я ему член оторву как увижу… Чимина пришлось тоже успокаивать. Разговор завершился тем, что они договорились встретиться в воскресенье у Тэхёна, когда он уже поправится, и проведут ночевку у него. Чонгук, конечно, немного расстроился, потому что предполагал, что встретится с Юнги, проведет с ним вечер, а может и ночь. Но сразу же вздрогнул от такой мысли, о чем он вообще думает?! Поэтому просто тряхнул головой, и сказал, что обязательно придет к Тэхёну. К другу, которого нужно поддержать. И если будет минуточка, то все-таки расскажет правду, что он тайно встречается с Юнги, а то как-то некрасиво выходит уже. Он же не такой! Но страшно-то как… столько времени молчал! Целая неделя прошла для него до чего плачевно. С Юнги он виделся только два раза в один день, и то лишь взглядом в школьном коридоре, стараясь скрыть улыбку, потому что в следующий день Юнги сказал, что будет на эту неделю немного занят, и ему ужасно жаль, что так выходит, обещал, что будет писать. Для Чонгука это была большая печаль, он, кажется, полдня просто лежал на кровати, всматриваясь в ничем не примечательный потолок и ничего не делая. А это, позвольте заметить, большое расточительство времени. Но на следующий день он все-таки взял себя в руки. Наконец выспался и стал усердно учиться, потому что экзамены вот-вот, а потом летние каникулы, которые он точно проведёт со старшим. Юнги обещал! Обещал, что покажет интересные места и они весело проведут время. На Чимина, конечно же, по его словам, свалился очень тяжелый груз в виде Ким Намджуна. Друзьям он тоже сразу рассказал, что Ким Намджун предложил ему встречаться! И про свой тупой план он тоже рассказал, на что Чонгук кривился, как будто съел лимон, крутя головой, что нельзя так! Он же использует человека! А Тэхён просто сказал, что если он брат Сокджина, тогда пусть тоже страдает эта семейка Кимов! Чимин даже не задумывался продолжать свою игру или нет. Кости уже брошены, как любила высказываться его хальмони. Намджун… Это имя крутилось в голове у Чимина каждый день, каждую ночь, причем еще во снах. Каждое долбанное утро, в сраную рань, которую ненавидел Чимин, приходило сообщение: «Доброе утро, мой Чимин-и», и от этой тошнотворной милоты хотелось блевать дальше, чем виделось, а потом Намджун все-таки встречал его недалеко от дома, с дебильной улыбкой на пол-лица, с этими впадинами на щеках, и хорошим настроением, хоть Чимин и сказал, что не будет в школу кататься на его машине, потому что это вызовет очень много вопросов у одноклассников и так не годится, конечно, он соврал, плевать ему на мнение других, просто думалось, хоть утро проведёт спокойное, но нет, Намджун видите ли упертый, променял привычные комфортные поездки на своей машине на... автобус, где придерживал Чимина за плечи, чтобы он не упал, потому что этот водитель тот еще мастер своего дела. Докапывается с утра, чуть ли пылинки не сдувает. Почти всю дорогу молчит и таращится со своей высоты птичьего полета с улыбкой на лице, как придурок, от чего становится не по себе, и сразу хочется глаза в землю уткнуть. А еще подарки дарит! Каждый раз перед школой! Как, например, пакет разных сладостей, на которые Чимин смотрел то с обожанием, то с ненавистью, потому что худеть, худеть ему нужно, а не сладости есть! Вот и не козел ли Намджун?! Козел! Так потом они эти сладости с Чонгуком и съели, но Чонгуку-то что, на боксе все сгонит, да и тело его вообще хорошее, не то, что у Чимина со складочками! А на следующий день подарил большой пакет с разными раменами! А потом набор витаминов, будто Чимин с ног валится от усталости и умирать собирается. Но нет, спасибо. А потом подарочную упаковку с женьшенем! Тут, конечно, Чим глаза вылупил хорошо так, подарок уже достаточно дорогой, тридцать пять долларов, между прочим, стоит. Ну ничего, не обеднеет! И второй вопрос, как он должен с ним по школе таскаться-то?! Кто-то совсем своей головой не думает! А упаковочный набор дорогой свинины – это уже был явный перебор. В голове было много матов, но словами он только тихо сказал: – Спасибо! Но хён! Да как я буду таскаться с этим по школе?! – с надутыми щеками и выпученными губами говорил. Нет. Свининку он любит, но блять… – Не волнуйся. Я заберу сейчас и отдам после уроков. – А как я вообще домой это занесу?! Родители будут спрашива… – Скажи, что был тысячным покупателем, – Намджун пожимает плечами, будто умную задачку отгадал. «А мозги у тебя есть, болван ты тупой!» Да, подарки приятны. Но нервы уже просто сдавали… «Серьезно?! Ну кого он пытается надурить?!» – все время думал Чимин. Он же хулиган. Отбитый на всю голову, которого б уже давно вышвырнули из школы за прогулы, курение, избиение одноклассников, если бы не его уважаемые богатые родители, которые делают взносы в школу каждый вот такой раз. Хорошо, что в школе он банным листом не прилипал. Только сообщения писал, и махал рукой, как придурок, когда видел в коридоре или во дворе. Чимин злился… он абсолютно точно был зол. Почти долбанная неделя пролетела, а этот Намджун не может взять дело в руки! На свидания не зовет! И даже не целует! Только несчастный чмок в проклятую пухлую щеку, как детсадовца, недалеко от дома в проулке, когда провожает. Желает хорошей ночи, отворачивается и идет как в ничем не бывало. Чимин только поднимает руки к небесам, и спрашивает, что за нахуй?! У него, между прочем, план горит! Он что, скинет RM рамены или говядину со словами, посмотри, что мне мой парень дарит?! Да что за пиздец-то творится! Ни одного нормального доказательства! Он заходит домой злой как черт, хорошо, что родители спят, и он тихо положил говядину в холодильник, но по лестнице в свою комнату шел до чего разъяренный. Пак снимает свою одежду и бросает на пол, включает настольную лампу, что возле кровати, а потом плетется в ванную комнату, чтобы быстро принять душ и почистить зубы, злостно смотря на себя в зеркале. После падает на свою мягкую кровать, накрываясь желтым одеялом. Лежит так пару минут не двигаясь, и молча начинает гаркать. Это что, снова позориться и брать все в свои руки?! Злит все! Чимин настраивается, берет в руки телефон, представляя, как кроет матами Намджуна, и в это же время приходит сообщение. Башня Намсан: «Где хочешь провести первое свидание? Я приглашаю. Завтра». Чимин аж приподнимается со скоростью света, выпучивает глаза, чтобы убедиться, что там реально написано то, что ему нужно. Господи! Первое свидание! И где же Чимин хочет его провести?! Конечно же в его кровати! Ему же нужно отправить свои затраханные взлохмаченные селфи RM, чтобы тот локти кусал. Он подносит пальчик к пухлым губам, зажмуриваясь и припоминая, что там рассказывал Тэхён о своем опыте… первое… второе… и только аж на третьем переспали! – Это что же… еще два свидания ждать?! – спрашивает себя недовольным возгласом, опуская медленно плечи, и снова падает на подушку, держа телефон перед лицом, соображая, что ответить, а потом уже без интереса отвечает: «На твое усмотрение». Намджун шлет много позитивных смайликов, на которые Чимин кривится, как среда на пятницу. Еще спрашивает о самочувствии, и что он делает. Но Паку совсем не хочется переписываться, поэтому пишет с кислым лицом: «Я ложусь спать. До завтра», и громко выдыхает. Тянется к желтой настольной лампе, чтобы выключить, уютно устраивается в кровати, закрывает глаза, и думает, что очень скучает по перепискам, по RM, конечно… Он старается уснуть уже достаточно долго, но сон не идет, поэтому он ворочается с одной стороны на другую. Сдавшись, открывает глаза, решительно берет телефон в руки, жмурится от света экрана, но упрямо смотрит, думая, писать или нет, поберечь гордость или все-таки сломаться. Он ломается. Открывает чат с RM и набирает сообщение стремительно, даже забывая дышать. «Зачем ты сделал мне больно? Ты ради шутки со мной переписывался? Я такой некрасивый для тебя? Мое сердце переполнено грустью. Ты писал мне, что твоя любовь как трансфинитное число ко мне! Я и понятия не имею, что это значит! Но казалось, что-то хорошее! Или нет? А потом ты просто исчез… и мое сердце облилось кровью! И чтобы ты знал! Я наложу на тебя проклятие! Потрачу все свои деньги! И тогда тебе тоже будет больно! А ещё у меня есть парень! И он в тысячу раз лучше тебя!» Чимин наконец шумно выдыхает. Сообщения прочитано, но ответа так и не приходит, ни за пять минут, ни за пятнадцать. Пак закусывает губу, трет глаза, чтобы слезы не вырвались бурным потоком и унывает еще больше, тихо выдыхая накопленную внутри душевную боль. И на что он рассчитывал?! Он просто закрывает глаза с досадой, как пиликает телефон, оповещая о новом сообщении, и он спохватывается, чувствуя, как холодные мурашки пробежались по телу. Чимин быстро открывает KakaoTalk чат с трясущими руками, читая лаконичное: «Я не хотел! А ты такой невнимательный, что и льва перед собой не увидишь!» – Не хотел, – говорит в голос поразившийся Чим. Ответа он уже и не ждал, но то, что ему ответили, вышибло дух из груди. Ответ запутанный и непонятный. И он даже не надеется, что RM еще что-то отпишет после этого. – Не хотел?! Что не хотел? Делать больно или писать мне? Что не хотел! Ты вообще знаешь, как люди поступают?! Какие, блять, львы! Мы в Корее живём! Он начинает злиться, не зная, что думать. Но это, блять, не ответ! Поэтому он снова печатает: «Не знаю, что у тебя там с головой, но у моего парня все в порядке с ней! И я завтра иду с ним на свидание! Которое, чтобы ты знал, может кончиться у него в постели!» Чимин откидывает телефон на кровать и снова накрывается с головой одеялом, спрашивая себя в мыслях, почему все такие идиоты?! Вот и настало время свидания с Намджуном. На дворе чудесная погода, солнышко светит, грея своими лучами, небо голубого-голубого цвета без единой тучи, очень тепло. Чимин прихорашивается перед зеркалом, намазывая пухлые губки бесцветным бальзамом, поправляя на себе одежду, любуясь собой. Широкая кофта в горизонтальные полоски, которые он очень любит, с длинными рукавами, голубые шорты с белыми потёртостями до колен, гетры и новые зеленые кеды. Он принаряжается не для Намджуна, говорит он себе, просто он же стильный, и так не будет видно, что у него жирок! Они договорились встретиться на Инсадоне, возле торгового центра Ssamziegil, где Чимин приостановился за пару шагов, наблюдая за ждущим его Намджуном, который что-то смотрит в телефоне. «Небось смотришь на сколько я опаздываю» – раздается в голове, потому что опаздывает он уже хорошо так, на двадцать минут. Ну что поделать, у него нет личного транспорта! Он разглядывает Намджуна с мыслью, что тот выглядит совсем не как мажор, простенько одет – в черную футболку и синие джинсы, что он не наденет, ему все подойдёт, как гласит вечная пословица: подлецу все к лицу! Чимин вдыхает и выдыхает, готовясь ко всему. Особенно к Намджуну, думая, как бы набраться силы и все перетерпеть. – Чимин-и, – нежно обращается Намджун к подошедшему Чимину, который еще и ладошкой показывает «привет, вот и я», дотрагиваясь до его волос рукой, слегка погладив, как собаку, он уверен, что младший так и подумал, поэтому быстро убирает руку и старается улыбаться своей милой улыбкой. – Я рад, что ты пришел, – а затем не удержавшись, легко обнимает, притягивая к себе, от чего младший улавливает нотки бергамота… А внутри у Намджуна просто чайки бушуют. Вчера было больно от сообщений младшего. Да не хотел, не хотел он ему делать больно. Просто нужно было собрать яйца в кулак и рассказать все, как на духу, но, видимо, по его венам течет трусость. И лучше бы он не отвечал, но все-таки не сдержался, сглупил или нет, но зато снова увидел истинное лицо Чимина. Маленький жопастый хитрец, которого нужно воспитывать. Он надеялся, что пробил стену… но не удивительно, что нет… выдуманный RM засел слишком глубоко, Чимин не хочет прощаться с ним, еще и до чего глупо мстит. Но если таков его путь, то он пройдёт… главное пробить стену, а там уже просто дотронуться… – Да… куда мы пойдем? Кафе? Чимин просто хочет себя лупануть, и чтобы как следует. С ноги. Чтобы в другой раз не писать: «На твое усмотрение», потому что оно оказалось ужасным. Insa Art Center, художественная галерея современных авторов. – Здесь четыре этажа выставок, – радостно изрекает Намджун, осматривая любопытными глазами зал, полный интересных картин. – Давно хотел сходить. «Святые бубенчики… вот это я попал», думает Чимин. Искусством он не интересуется, от слова вообще. Это Чонгук творческая натура и это ему бы понравилось такое свидание, но явно не Чимину, который в этом ничего не понимает. Они уже битый час ходят от картины до картины, и Намджун почти каждую комментирует, улыбается, говорит как-то умно, что цвета переливаются с одного к другому, что художественные формы, хорошо вписанные в композицию, что элементы, органично связанные между собой, а Чимин как смотрит на пару разноцветных фигур в картине, так больше ничего и не видит. Другая не лучше, куча точек на полотне. Хочется спросить только: им что, реально за это платят деньги? И кто это вообще покупает? Так же дети в садике рисуют! Да он сам такое нарисовать может! Еще выпьет пару бокалов вина хальмони, так еще и лучше нарисует! Они наконец заканчивают просмотр на четвертом этаже, Чимин бы сказал «четыре этажа пыток», и как только видит вход на террасу, берет Намджуна за руку, который снова хотел открыть рот и начать говорить о картине, тащит их туда, глотает свежий воздух и опирается на перила, наблюдая за Ссамджи-гил. Уже вечереет, Сеул радует красивыми разноцветными огоньками на улицах, освещающими дорогу. Под вечер немного поднимается ветер и становится достаточно прохладно, но приятно. – Ты не замёрз? – Намджун приближается ближе и обнимает сзади Чимина, которого аж передергивает от неожиданности, и он забывает, как говорить. А вдруг люди их увидят?! –Тебе понравилось? – Э… – ну тут он не успевает заговорить, как в животе киты начинают распевать, что их как бы уже нужно покормить, от чего он вздыхает, и прижимается больше к прозрачным перилам, сильнее их сжимая руками, краснея щеками. Намджун молча улыбается, чмокает легко в макушку, вдыхает запах волос Чимина, наслаждаясь. – Пойдем поужинаем, – он берет Чимина за руку, как и тот прежде, но перед самым выходом тормозит, быстро оборачиваясь, от чего Чимин чуть не падет на попу, но его ловят крепкие руки. – Прости, – ерошит волосы, медленно заправляя прядь за ухо, нежно вглядываясь во внимательный взгляд Пака. Такое чувство, будто он все время на чеку. – Я забыл тебе кое-что дать. – Что? – срывается само собой, потому что любопытство, как и всегда, побеждает, и он быстро смыкает губы в полоску, но уже поздно. Намджуна только радует такая реакция. Он берет ладонь Чимина в свою руку, который с интересом наблюдает, что творится-то. Намджун с многозначительным видом вынимает из заднего кармана джинс маленькое колечко, которое надевает на чиминов маленький пухлый мизинец, но останавливается на первой фаланге, потому что дальше идет сложно, и он тихо цыкает, старается пропихнуть, и когда кольцо уже надето до конца, хоть и с некоторым усилием, улыбается ярче дешевых неоновых вывесок на улице. У Чимина, если бы это было возможно, чуть глаза не лопнули. Он, конечно, держался, молча наблюдая, что происходит, и когда поднес пальчик ближе к лицу, удивился. Намджун хоть в одном угадал. Он любит украшения. Он вообще падок на них. У него целая коллекция такого барахла, дешевого, естественно, но сейчас он внимательно разглядывает благородно сияющее кольцо. Он округляет глаза шире, и хочет снять кольцо, но Намджун быстро перехватывает его ладошку в свою и вот так просто целует, не беспокоясь, видит ли их кто-то. Целует мягко, легко, почти отрываясь от губ, но нет, еще раз прижимается. А потом отрывается и подносит с улыбкой к лицу Чимина свой мизинец, длинный, ровный, такой, что позавидовать можно, и на этом блядском мизинчике такое же кольцо. – Это же… – удивляется так, что слова пропадают, думает, что за пиздец. Совсем рамок не видит или без стыда Намджун, хер разбери. Хотя, кажется, приятно. Губы старшего такие мягкие… Но сейчас его интересует совсем другое. Первое, это как такое перенести, и второе, что с этим Намджуном вообще не так?! А третье… это же весомое доказательство, которое можно скинуть RM?! – Да! Парные кольца, – Намджун совсем без стыда, берет, притягивает Чимина ближе к себе, обнимая. Его сияющим лицом точно можно ослепить. – Тебе нравится? – Намджун-хён… – Чимин знает свой противный характер, о… очень даже знает. И свое недовольство всегда высказывает в сию же секунду, но смотря сейчас в эти выразительные глаза, полные счастья и нежности, язык не поворачивается сказать что-то плохое, поэтому он проглатывает слюну, еще раз смотрит на блестящее колечко и тянет улыбку. Говоря ртом для себя одно единственное тяжёлое слово, которое в некой степени все-таки является правдой: – Нравится. «Но ударить себя очень хочется!» – остаётся несказанными мыслями. Следующая их остановка, оказывается, куда они отправились на такси, – кафе десертов Beansbins Myeongdong, Намджун всю дорогу трещал, что там очень вкусно готовят, хоть он и не очень любит сладкое. В кафе играет молодежная музыка, новинки, что выпускают айдолы. Стоит ароматный и сладкий запах. Здесь довольно комфортно и приятно. Чимину нравится, он еще здесь не бывал. Хотя, чему удивляться, ему всюду нравится, где вкусно готовят, особенно сладости. Так что это явно не плюс в копилку Намджуна. Они сели подальше, у окна, где было меньше людей за столиками. Чимин заказал себе бельгийскую вафлю с клубникой и какао, а старший – черный кофе и фисташковое мороженое, опять же, из-за равнодушия к сладостям. Чимин мог подумать только «всем бы такое счастье», но просто промолчал, съев кусок вафли, ощутив наслаждение и цвета радуги. Вафля, конечно, вкусная, и Чимин мысленно засчитывает себе плюс пару килограммов через подаренную еду и вот эту вафлю, какая она, черт ее побери вкусная, помешивает какао ложкой, стараясь вникать, что говорит Намджун о выставке, делая серьезное лицо. А если честно, он вообще не понимает, что здесь делает! Только время тратит! – Можно на каникулах куда-то съездить… Надеюсь английский ты хорошо сдашь. Будем лучше готовиться, ты, главное, не переживай, – делает глоток горького кофе. Вот Чимин не переживает за учёбу вообще, раздумывая про свой план. Если Намджун живёт один и говорит, что он ему нравиться, тогда почему не пригласит?! Он ведь пацан, а не какая-то девка, что будет, возможно, реветь, что ее девственности лишили. Он-то реально ныть не будет! Приходиться пропускать все слова старшего мимо ушей, только молчать и мычать, пихая в рот очередной кусок. – Я недавно купил большое полотно, краски, кисти, думаю научиться рисовать, хоть в этом я просто ноль, но… – Почему ты не зовешь меня домой к себе? – вытирает губы ладошкой, сжимая их. Терпение явно не его конек, и Чимин уже жалеет, что сболтнул, сужает глаза, ожидая услышать в ответ какой-то поучительный урок, потому что лицо Намджуна вмиг преображается с радостного на удивленно-печальное. Чимин не разбирается в эмоциях, прочесть он не может, но он явно увидел, как Ким на миллисекунду опустив глаза сделал выдох, снова их открыл, просто целую минуту смотря на него, не мигнув. А вот тут уже хочется провалиться сквозь землю, кажется, от стыда. – Я не хотел этого говорить... то есть… – Я рад, если ты хочешь ко мне, – Намджун поднимается на ноги, натягивает милую улыбку, которая, кажется, Чимину поддельной, вытаскивает из кармана телефон. – Я оплачу счет и закажу нам такси. Подожди пару минут. «Паршиво вышло, да?» – спрашивает себя молча, когда смотрит в спину уходящему Намджуну. «Но какая разница» – вопит сознание, если он ближе к своему плану и не придется с Намджуном таскаться долгие дни, если сегодня все случится! «Ох, Чимин, какой же ты дурак! Не терпится свою жопу подставить!» Ой как не терпится. И как только Намджун открывает перед ним входную дверь и вежливо приглашает кивком, перед этим всю дорогу ни слова не сказав, только сжимая слегка ладонь младшего в такси, будто говорить разучился, Чимин не мнется, залетает как птичка, все рассматривая своими маленькими глазками. Ну что ж, Намджуна бедным точно не назовешь, как ни посмотри. Что еще говорить. Каннамская квартира с видом на реку Хан, город и горы. Можно ходить и только присвистывать с большой ванной комнаты. Одним словом, огромная студия в серых тонах, с непонятными картинами, множество больших зелёных растений по углам или у окон, которые ему очень нравятся. Намджун приглашает на диван, как Чимин понимает, в гостиной, он садится, кладя ладони на колени, поджимая пальцы на ногах, кивает себе, продолжая разглядывать студию. Окна во всю стену, большой светлый диван, по бокам мягкие кресла, торшерная большая коричневая лампа, напротив – огромная плазма, серый пушистый коврик на полу, пара маленьких круглых столиков, один больше, второй поменьше. Полочки с книгами и фигурками Bearbrick, что стоят уж очень недешево. Все под дизайн, стильно, красиво, соединено с небольшой светлой кухней и большим обеденным столом. Красиво жить, еще в одиночку, ох, мечта Чимина. Ему до жути интересно какая же спальня, наверное, тоже красивая с большой кроватью и супердорогим, удобным матрасом, а еще интереснее, когда в нее пригласят. – Что будешь пить? Чай, кофе? – Никогда не пробовал виски, – Чимину для смелости нужно. Очень нужно, а то что-то дышать становиться трудно. Сердце идиотское еще трепещет, будто аритмия началась, и в животе крутит, наверное, все от вафель, и от того, что кое-кто глаз с не сводил, когда он жевал! Он все сделает, но выпьет этот блядский виски, потому что действовать на трезвую голову точно не сможет! Намджун замирает, проглатывая слово «капучино», потому что он думал, что знает о Чимине все, но кажется, все-таки недооценил. Малыш алкоголем любит баловаться. Но наливать малолетним он не нанимался, и кто знает, что Чимину взбредет в голову, после того как он выпьет. И так характер не сахар. – Чимин, но тебе ведь только семнадцать и… Он замолкает, потому что хитрая гарпия поднимается на ноги, делает самый сексуальный свой, но еще неопытный взгляд, облизывая медленно розовым язычком мягкие, блестящие от гигиенической помады губы, приближается и чуть ли не вешается на шею, кладёт одну руку на талию, слегка сжимая, и маленьким пухлым указательным пальчиком неторопливо водит по груди, поднимая взгляд вверх, встречаясь с его, и это, Ким сказал бы, не сексуально, а скорее мило. Маленький цыпленок хочет соблазнить умного большого льва. Но дух все равно выбивает. – Хён… – еще и голос понижает, на что Намджун изо всех сил старается не рассмеяться, и тупо самому не взять, и не трахнуть это милое создания, которое пытается играть с ним во взрослые эгоистичные игры. – Мы немножко… и ты будешь контролировать, чтобы я оставался трезвым. Я буду хорошим. Честно. И моргает. Антилопа. Намджун только выдыхает, сдаётся, поцеловать так и хочется, поэтому крепче прижимает к себе удивлено ахнувшего от хватки Чимина и впечатывается в сладкие губы, прикрывая глаза. Кровь разгоняется по венам быстрее от того, что сегодня ему хоть немножко перепадет. Ведь он так долго его добивался, ждал, а целовать эти пухлые блядские губы, которые на удивление сами открываются, поддаются, целуют… Еще и на носочки встаёт, чтобы Намджуну было удобно. Маленькая диковинка, но сжимать его объятиях, поглаживать ровную спину, узкие плечи и переходить руками на лицо, дотрагиваясь до пухлых щечек, а потом запутываться в шелковистые волосы, и сминать, сминать губы в умопомрачительных поцелуях, и прислушиваться к мимолетно срывающимся с губ тихим стонам, – самое приятное в этой жизни. Контролировать себя становиться все сложнее. Намджун еще крепче прижимает к себе Чимина, шагая вперед, утягивая за собой младшего, который поддается и только мычит в губы, будто сам оторваться не может и от неожиданности взвизгивает в поцелуй, когда старший резко и аккуратно помогает опуститься на диван, а сам осторожно нависает над Чимином, придерживаясь одной рукой за спинку дивана, чтобы полностью не лечь на Пака и не придавить своим весом, а коленом размещается у стыка, и так наполовину в подвешенном состоянии продолжает целовать, ощущая, как гулко внутри бьётся сердце, и от любопытства медленно приоткрывает глаза, чтобы посмотреть не смотрит ли Чимин, но нет, тот крепко зажмурился, будто отдаваясь и веря без колебаний, только своими маленькими ладошками вцепился изо всех сил в кофту, и просто поддается напору Намджуна, который немного сильные всасывает губу, слегка прикусывая, после чего останется след, но младший и слова не говорит, только дышит тяжело и тихо мычит. Чимин сам подстраивается, его уносит, и он с резкостью отпускает одну руку и пробирается под футболку старшего, бесстрашно проводит ладошкой по прессу, опуская медленно, почти что у кромки джинс, отвечая на очередной глубокий поцелуй, и Намджун понимает, что ему бы остановиться, потому что начинает тянуть снизу и затормозить будет тяжело, а еще это все очень коварный грязный план Чимина, поэтому он быстро отстраняется, дыша загнано, и, глотая слюну, смотрит на покрасневшее лицо Чимина, который за секунду понимает, что что-то не так и широко открывает глаза, будто это был не он, медленно убирает руки, складывая пальцы в кулачки, прижимая их к своей вздымающейся груди. Взгляд становится немного потерянным, перепуганным и Намджун быстро поднимается с дивана, поправляя на себе одежду. – Я принесу виски… За виски идти далеко и не нужно, всего пару шагов, но даже пара этих минут спасает от маленькой гарпии. Хочется поддаться, прижимать младшего дальше к себе и целовать, насладится близостью, но после этого тот просто уйдёт, как только план претворится в жизнь… Нужно еще немножко подождать. Может… может… Чимин посмотрит наконец-то на него?! Но сейчас приходится только взъерошить волосы, потереть лицо ладонями, привести себя в чувство, сделать пару вдохов, пока стоит спиной к младшему, достать два стакана и натянуть милую улыбку продолжая играть в игру Чимина. – Держи, – Намджун ставит бутылку на столик, предварительно налив им на два пальца в стаканы, подаёт младшему, который сразу отбирает и быстро делает глоток, кривится, прокашливаясь, но повторяет. «Ну что ж, продолжим», молча думает Намджун, радуясь с потерянного вида младшего, который только на руку, нагибается и легко целует, от чего тот немного шарахается и широко раскрывает глаза. – Дай мне пару минут, Чимин-и. Мне нужно в душ, а потом мы продолжим, если ты хочешь, у меня в спальне. Хорошо, милый? И Чимин только медленно кивает, неуверенно так, а в сознании на повторе крутится «…в спальне… в спальне…» Как раз то, что ему нужно было, по сути. Стоит только Намджуну скрыться за дверьми, он валится на спинку дивана, пару раз медленно моргая, думая о том, что же это такое сейчас произошло. Его просто унесло. Стоило Намджуну дотронутся до его губ, так все, пиши пропало. Он хмурится, очень сильно хмурится, до глубоких складочек на лбу, поднимает ладонь вверх, как бы говоря: «Что?!», другой рукой, поднося стакан к губам, делает еще один глоток противной жидкости. Это реально тебе не вкусное вино, которое только и можешь лить в себя, но Чимин быстро глотает остаток и тянется за бутылкой, чтобы налить еще. Крепкое, как и Намджун, блин, который целуетcя, как греческий бог, блять. Жарко, сладко! Но дело не в этом, а в том, что Чимин, кажется, был готов пойти за ним на край света. Щеки пылали, сердце дико стучало, поглаживания грели, отдавая нежностью. Хотелось больше. Больше и глубже. Было… невероятно? Прекрасно? Влюб… Чимин этого и испугался. Быстрее встряхивает головой и делает глоток, жмурясь, но внутри такое чувство, будто сейчас все сгорит к хренам. Это просто от алкоголя. Да. Точно. Он просто устал от этого самого нудного свидания в мире. Его не обманешь! Намджун хулиган и мудак, а RM интересный. Любит книги, музеи, прогулки, у него красивое тело, он интересно рассказывает, а Намджун просто ну это… умеет делать такие штуки, чтобы мозги запутать… Глоток… А Чимин не дурак. Дождётся сейчас его и пойдет с ним… пойдет… в постель! Сделает фотки для доказательства и бросит RM, которого, которого еще любит. Нет, не кажется, любит. И тогда тот к нему вернется… «План же был таков?», зачем-то спрашивает себя, делая еще один глоток и снова наливая, чтобы успокоить сердце и набраться смелости, раз и все… Тэхён говорил, что это легко, значит, он тоже сможет! Время летит незаметно, пока он, размышляя, смотрит в одну точку как заколдованный, развалившись сидит на диване. Глаза закрываются сами. В итоге его просто вырубает. Намджун выходит из ванны через двадцать минут, где было все-таки сложно успокоить себя и свое тело, ниже пояса. Он все время думал о хитром Чимине. На его счастье, боги смилостивились: сейчас приятно смотреть на похрапывающее милое создание, что отрубилось на его диване. Ким присаживается сбоку и просто наблюдает, любуется, даёт время немного вздремнуть. Чимин просыпается от того, что его дергают за плечо и на корточках напротив сидит Намджун, с этой паршивой мягкой улыбкой. Голова трещит, глаза открыть шире становится очень сложной задачей. Спать хочется до ужаса. – Я уснул? – тихо и сонно спрашивает Чимин, возвращаясь в сидячее положение, держась за голову. – Сколько времени, хён? – Первый час ночи. Я не хотел будить тебя. Ты так мило дремал, – и видя мимолетное беспокойство на лице младшего, сразу его успокаивает. – Не волнуйся, я отвезу тебя домой, –он помогает ему подняться, потому что взгляд Чимина расфокусированный, младший слабо стоит на ногах, его волосы взъерошены после сна и мило причмокивает губами с опухшими щеками, наверное, от количества выпитой жидкости, но выглядит до чего мило, так, что обнять хочется и не отпускать. Никогда. – Намджун-хён, а сколько ты был в душе, что я уснул? – бубнит он в грудь старшего, потому что тот-таки не удержался, обнял, наслаждаясь бессилием и сонным состоянием младшего. – Всего пару минут, милый. Пойдем. В дороге Чимин, конечно, снова засыпает, стоит только закрыть глаза в машине и Намджун просто умиляется с этой картины. Когда Чимин усталый и сонный, оказывается, может быть человеком, таким спокойным и очаровательным, что внутри просто от этого все взрывается. Он довозит его домой быстро, поскольку ночью пробок на дороге нет, и даже расстегивает его ремень безопасности, потому что Чимин хмурится и еле держит без того маленькие узкие глаза открытыми. – Спокойной ночи, моя луна, – не удержавшись, целует в носик податливого, будто потерянного в пространстве Чимина на прощание. – Хён, я… спасибо тебе, – он не знает сам, как слова благодарности срываются с его языка, но он кивает, будто убеждая себя, что все под контролем, все нормально, все хорошо. И выходит из машины. Возвращаясь домой, Намджун думает, что только одному богу известно, какие были для него тяжёлые эти двадцать минут: сидеть, упираясь в двери ванны, ждать и надеяться, что прочитал запутанные эмоции младшего правильно, и что его малыша вырубит от алкоголя очень быстро после выматывающего свидания. Все-таки сонный Чимин – это отдельное проявление вселенской милоты. *** – Я должен вам рассказать, что… я не говорил раньше, потому что... впрочем, – делает затяжку почти на каждом слове Чонгук, волнуясь, поправляя очки на переносице. Кажется, даже его пальцы вспотели и по виску медленно течет маленькая капля пота. – Я хочу сказать вам, что один человек очень важен для меня! И вы, как мои друзья, должны знать это… айщ… Они меня просто пошлют! Чон выдыхает и крутит головой перед зеркалом у себя в комнате. Все безнадежно. Он и так битый час в интернете искал, как рассказать правду, чтобы твои друзья не сердились и остались друзьями. И вот, проверяя сейчас время на телефоне, вздыхает, потому что с минуты на минуту должны прийти Тэхён с Чимином. Планы поменялись, и ночевка перемещается в его обитель, потому что к Кимам приехала сестра оммы с детьми и в доме шумно, и совсем не осталось места, а Тэхёну как раз будет здорово сменить обстановку после расставания и болезни. Но дела не меняет. Чонгуку наконец нужно рассказать правду, потому что врать им дальше он не может. Вот и долгожданный стук в дверь, который сегодня значит для Чонгука многое, и через пару секунд, он слышит голоса друзей внизу, поэтому молча взмахнув себе кулачками fighting, спускается вниз. Тэхён похудел, выглядит немного бледным и точно замазал тональным кремом синяки под глазами, говорит еще немного охрипшим грубым голосом, но старается вести себя как всегда – непринуждённо и весело. Стоят и щебечут с Чимином приветствие его омме и отдают пакеты с приготовленной домашней едой, что сделали их оммы, и за всем этим, Чонгук смотрит вправо, сконцентрировано наблюдает, уперевшись в столешницу, его брат, который ест чипсы нори, даже не моргая, что-то раздумывает, кажется. Чонгук ступает к ним, наконец-то показывая приветливую улыбку, и вроде ничего не превращает беды. Они здороваются, обнимаются, омма ставит пакеты рядом с Хосоком, и спрашивает у ребят как учеба и они отвечают, и здороваются наконец, с Хосоком, который просто угукает и смотрит на Тэхёна, что прячет взгляд, но все же, собирается, и смотрит в ответ, стараясь мягко улыбнуться. Только выходит как-то надломлено, жалостно. И вот оттуда начинается хаос Чонгука, потому что его омма говорит: – Ох, Тэхён-и, надеюсь для вас это не было слишком обременительно, что Чонгук так часто оставался у тебя на ночь. Мне тогда казалось, что он уже к тебе переедет, честно. Но учеба главное в таком возрасте, поэтому… Она болтает себе дальше, но у Чонгука, кажется, происходит сердечный приступ. Большие оленьи глазки расширяются, и он начинает ловить ртом воздух, бледнея, поднимая слегка руки вверх, говоря: «Я сейчас все объясню», пока Тэхён с Чимином, подозрительно смотрят и медленно переглядываются между собой, и немного не понимают, молча друг с другом передавая вопросы: "Чего? Оставался?" Да Чонгук у него спал за этот месяц, возможно, всего одну ночь… и то пришлось уговорить! И всех их отвлекает смех Хосока, который начинает еще громче смеяться, просто без причины, хлопает в ладоши, смотрит на них как на идиотов, и просто уходит, качая головой. Как только они добираются до чонгуковой комнаты и закрывают дверь за собой, начинается дикий истерический поток быстрых нескладных слов от Тэхёна, а его иногда трудно понять, потому что он произносит слова неверно, хоть он и коренной кореец. Что-то в голове у Чонгука отзывается просто как громкий шум, а сердце колотится от страха как ненормальное, и он просто стоит и вдыхает воздух, не зная, на что отвечать в первую очередь, ещё и Чимин сбоку поддакивает. – Чон Чонгук, я, блять, не понял! Это когда ты у меня ночевал?! Что происходит?! – продолжает ворчать Тэхён, хмуря лицо, в то время как Чимин скрестил руки на груди, ожидая ответа и пристально наблюдая за Чоном. – Э… лучше скажи, как ты? – старается перевести тему Чонгук, но ему и вправду хочется знать состояние друга. – Рыдал, валялся в кровати, болел и проклинал свою тупую голову! Ничего интересного! Но ты тему не переводи! Мы вообще-то ждём! – Ага, – контрольное от Пака, что уже ногой чуть не топает. Лицо Чонгука сейчас по цвету напоминает белую стену. – Я... айщ… – Чонгук опирается затылком в дверь, шумно выдыхает и пытается взять себя в руки, чтобы все рассказать как есть, хоть и трудно, потому что он не знает, чего ожидать, но все же высказывается: – Мне кое-кто нравится. Точнее, я влюбился… И… мы встречаемся уже некоторые время… – выплевывает как на духу. – Ты что?! – в один голос вырывается у Тэхёна и Чимина. Они как сурки, переглядываются, а потом задумчиво смотрят на Чона, не сводя с него глаз, обдумывая сказанное. Один думает, что Чонгук на солнце перегрелся, другой – что небо падает. Потому что Чон Чонгук и влюбился?! Не смешите мои трусы! Замирают на месте и хотят услышать, что это шутка такая, типа с первым апреля, но нет, Чонгук стоит такой весь серьёзный, с умоляющим взглядом, губу кусает и поднимает брови, немного наклоняя голову, чтобы наконец-то услышать хоть что-то. – Только не говори, что это Джису! – первым отмирает Чимин и сразу же перекрещивается, умоляя, чтобы это была не та шайка ненормальных девиц, ведь Чонгуку такое счастье не нужно. Да и им тоже. – Нет, не она… – и ему снова не дают договорить, как они начинают возносить хвалу высшим силам, что это не она, и бросаются перечислять имена всех известных им девушек из школы быстрее речного потока, даже не давая слова вставить, чуть ли не скороговоркой тарахтят, пока Чонгук закатывает глаза и срывается наконец-то, потому что их перервать еще та миссия. – Это вообще парень. Тишина повисла моментально. Тэхён как стоял, схватившись за сердце, так готов был упасть, но Чимин его придержал за локоть, сам ошарашенный и глаза вылупил на раскрасневшегося Чонгука, что начинает жевать нижнюю губу от нервов и уводить взгляд то вправо, то влево, не найдя себе места в своей же комнате. В комнате настолько тихо, что слышно их дыхание. Переглядываются все трое, и кажется после самой долгой минуты молчания в жизни, Тэхён наконец-то спрашивает: – Ты гей? – а потом сам себя отряхивая, получая ладошкой по плечу от Чимина, который от потрясения забыл, как разговаривать, – да, не это я должен спрашивать! Кто он? Мы его знаем? – и поднимает руки вверх, – нет, ну все же... Ты гей? – Я не знаю, но мне не нравятся другие… он просто… – Дэ-ба-к! – вырывается у Пака. – Ты с ним целовался? Блять! Подожди! Если ты с ним целовался, то это случилось раньше, чем у меня! – и конечно Чимин получает по лбу от Тэхёна, который хмыкает, и призывает прийти в себя, потому что тут, между прочем, оказалось, что Чонгук не такой тихий кролик, как они считали все время, или возможно, кролик наконец-то достиг дзена. – Кто он? – и Чимин кивает на вопрос Тэхёна. – Я скажу, но обещайте, что никому не будете говорить и держать это в секрете, особенно от Хосока! – Мне начинают нравиться вот такие драмы... – увлекательно произносит Тэ. – Хм... так говоришь, будто отхватил самого угрюмого, богатого и недовольного жизнью холодного принца Мин Юнги, – хмыкает Чимин, и, видя как глаза Чонгука в миг расширяются, будто тот отгадал загадку, опускаются на чёрные носки с ромашками, стараясь скрыть эмоции, но на лице начинает расцветать румянец, как и улыбка, которую он старается со всех сил сдержать, вздергивается сам, как и Тэхён. – Да ты гонишь... – снова в голос вырывается у друзей вместе. Им так и хочется схватиться за сердце, что они и делают, потому что: как? Что вообще происходит?! Как в такое вообще возможно поверить? – Он другой... со мной, наверное, – защищает его Чонгук, наблюдая за удивленной реакцией друзей. – Я люблю его, он очень милый и... – Мин Юнги милый? Любишь? – саркастичным тоном и немного громче спрашивает шокированный Тэ, пока Чимин переваривает ситуацию. – Мы вообще говорим о том самом Юнги, из нашей школы? О том старшекласснике, который носит кожаную куртку, курит и бухает?! – Ты с ним трахался уже? – приходит в себя и не выдерживает от «интересного» вопроса Чимин, а Чонгука сразу же передергивает. – Я вообще не могу поверить! – дотрагивается пальцами до щек, как актер дорам. – Но все же... Чимин прав, ты с ним спал уже? Вы целовались? Подожди... – задумывается Тэхён, – так ты хочешь сказать, что ночевал у него?! Спал в его кровати?! О, Господи! – пищит он, и Чонгук прикрывает ему рот ладошкой, чтобы успокоился, пока омма не залетела в комнату и не спросила, кто кого убивает, но Тэ быстро отцепляет ладонь и снова продолжает: – ты был сверху? Ты пассив? Актив? Вы это делали? И как? Юнги был сверху? – и Чимин просто кивает на все вопросы, как собачка, до жути интересно узнать ответы. – Лучше я бы молчал! – выдыхает Чонгук и проходит внутрь, садится на пол и опирается на кровать, откидывая голову назад, прикрывая глаза. Слишком много вопросов. Он не готов отвечать на все, особенно на те, что связаны с сексом, разве можно говорить об этом так легко? – Мы тебя простим, что ты умалчивал, если ответишь на наши вопросы, Чон Чонгук, так что на этот раз ты не увильнешь. Ты нам должен! Мы вообще должны были развернутся и уйти с гордо поднятыми головами, ты скрыл от нас такое! Так что у тебя нет выбора! И Тэхён даёт пять Чимину за его идею. Они подходят к другу ближе, садятся напротив, вытягивая из рюкзака, конечно, куда же без этого, Чонгук даже не удивился, две зеленые бутылки крепкого соджу, которые точно спёрли у родителей, маленькие карточные стопочки и много разных вредных закусок, которые открывают, раскладывая по полу. Чимин берётся разливать соджу, аж губу прикусывая. Чон смотрит на три стопочки, качая головой, что нет, пить он не будет, но они даже не вникают в его причитания, смотрят так, что в этот раз, хочешь или не хочешь, но должен выпить в качестве наказания. И Чонгук просто сдаётся, думает, что да, чёрт, он даже не против, потому что в голове такой бардак из эмоций, что кажется его сможет спасти только алкоголь. И когда все три стопочки наполнены, они без слов чокаются и залпом выпивают, кривляясь, сразу же заедая чипсами. – Ну так что... вы спали? – не выдерживает и первый прерывает тишину Чимин. – Нет, – честно отвечает Чон и прячет глаза. – Мы... целуемся... – И ты его трогал там? Большой? – играет бровями Пак, хитро улыбаясь. – На это я вообще не буду отвечать! – краснеет Чон, дотрагиваясь до своих горячих щек, на что те двое хмыкают. – Ещё зелёный. Ничего, созреет. – У Намджуна большой! Вот такой, – показывает ладошками размер, начиная смеяться, как и Тэхён, потому что делает все больше и больше. – Эх... Надеюсь я хотя бы быстрее трахнусь с ним, чем ты! А потом его брошу! – причмокивает и разводит руками: – А то где такое видано! Я – последний?! Да ну нахрен. Гребаный Намджун! Тут уже начинает смеяться и Чонгук, упускает из внимания момент, когда Чимин наливает еще по одной, но опрокидывает случайно на коврик. Проходит целый час, как Тэхён и Чимин сидят на полу и слушают, все больше удивляясь и шире открывая свои рты с каждым предложением Чонгука, который рассказывает им как все случилось и что сейчас между ними, краснея время от времени, сверкая как звездочка на небе, стоит произнести смело имя Юнги, без вставки «хён», как с ним он совсем другой… и от выпитого алкоголя внутри становится горячее и тело как вата – мягкое, но он улыбается, легко, счастливо, потому что на душе становится так спокойно, что он наконец-то рассказал об этом друзьям, сбросив немного груз с плеч, и что самое важное, они не рассердились и остались с ним. – Когда я был с Джином, – начинает немного подвыпивший Тэхён, понижая голос, с печалью в глазах, играясь пальцем собирая маленькие капли на стопочке, чтобы не смотреть в глаза друзьям, потому что на сердце еще больно, – мне казалось, что все идеально, что я нашёл своего человека так рано, и мне несказанно повезло. Но… внутри я всегда чувствовал, что что-то не так и часто притворялся, был не собой, только бы ему нравилось. Я такой дурак… – затыкается и кусает губу от злости и всепоглощающих чувств, чтобы снова не пролить слезы, Чимин и Чонгук слегка его обнимают, чтобы поддержать, от чего становится лучше. Выдохнув после минуты обниманий, Тэ продолжает: – знаешь… Ты думаешь, что знаешь человека, но оказывается, что это совсем не так. Я надеюсь, что… Юнги не такой, как этот подонок. И что ты нашёл своего человека. Но почему ты уверен, что это не лёгкая влюблённость в семнадцать лет? – То, что я чувствую, это не влюблённость. Я готов идти за ним на край света, если понадобится, – хоть это звучит, скорее всего, глупо и по-детски, но Чонгук серьезен. – Это как… я не знаю, как описать эти чувства, но… – он усмехается сам себе от мысли, которую все-таки решает произнести: – мне кажется в моем теле поселился Пикачу и стоит Юнги показаться мне или подумать о нем, внутри будто проходит импульс. – Кажется, я понял, – смеётся Чимин, легко шлепая себя по коленках кулачком, от чего друзья хмурятся, не понимают, что его так развеселило. – Юнги-то твой, оказывается, теперь тренер покемонов. Чимин со своей шутки уже вовсю разлегся на полу, смеясь, пока до тех двоих доходит, и они, просто смеясь, падают сверху на Пака и шлепают его по попе, чтобы прекратил смеяться, а то всех на уши поднимет. Они засыпают поздно, выпившими, ещё о многом разговаривая перед сном лежа на полу, постелив матрасы. Чонгук, не удержавшись, хоть глаза и слипались, но он все равно открывает контакт Юнги и прищуриваясь пишет, особенно стараясь избежать ошибок. Чонгук: «Хён… я пьяный. Но я очень скучаю по тебе». И ответ не заставляет себя ждать, от чего Чонгук издает непонятный звук и улыбается. Мин Юнги-хён: «Разве ты должен пить с другими людьми, когда не умеешь это делать? Это может быть небезопасно, Чонгук!» Чонгук так умиляется тому, что хён в самом деле переживает и думает о нём, что лицо скоро треснет от улыбки. Хочется написать так много, сказать через алкоголь что течёт по венам, но он себя сдерживает. С трудом. Чонгук: «Это были Тэхён и Чимин. Я в полной безопасности, хён». А после, пишет, то, что сам не ожидает, но очень хочет: «Я хочу увидеть звезды с тобой… с закрытыми глазами». Он отваживается нажать «отправить», хоть и не понимает, или понимает, что написал, но желание сделать это, кажется, побеждает. А утром… утром он разберётся, сейчас он краснеет, кусая нижнюю губу в ожидании ответа, который быстро приходит. Мин Юнги-хён: «Я покажу тебе Вселенную … Спи, Чонгук-а». Чонгук просто не верит своим глазам, чуть ли не задыхаясь от молний внутри тела. Он делает скриншот сообщений и просто уплывает мыслями, думая, что он так чертовски влюблён… Как бы Чонгуку хотелось больше видеться с Юнги и проводить с ним долгожданное время, но в мае это оказалось куда сложнее, чем предполагалось, особенно перед летними экзаменами, когда нужно только зубрить и ходить на дополнительные занятия. Однако Юнги обещал, если младший сдаст экзамены хорошо, в чем он даже не сомневался, тогда получит сюрприз, а Чонгук прекрасно знает, как Юнги умеет удивлять. Виделись они всего пару раз, и встречи все эти были до чего короткие, что как только Чонгук приходил домой, хотелось вернутся обратно, в объятия любимого Юнги. С каждым разом все тяжелее и тяжелее расставаться, словно перестаешь дышать от нехватки воздуха. Но эти, даже короткие, встречи грели душу. Ложась ночью в кровать, Чонгук каждый раз прокручивал в мыслях все важные моменты, как Юнги пригласил его в кино, на новый корейский фильм, что набирал популярность даже за границей, но внимание Чона привлекало совсем не это, а лёгкие, нежные прикосновения в тёмном зале, как Юнги легко провел рукой по его коленке к его руке, чтобы сплести пальцы, тогда его сердце билось чаще и сжатые губы растягивались в улыбке. Суть фильма потерялась, как и его сердце… Юнги учил его водить. Это было сумасшествие, но Чонгук хорошо справлялся, схватывая все на лету, за что получал радостную улыбку старшего и похвалы. Юнги отвёз его за город, отыскав спокойную без машин дорогу. Сердце тогда сходило с ума, а кроличья улыбка и не думала исчезать с лица. Спокойный и хриплый голос Юнги как песня для души. А сидеть за рулём его машины оказалось чем-то удивительным, новым. Про такое он даже думать не мог. – Да, вот так… молодец, моя прелесть! – радуется Юнги сбоку, сжимая коленку младшего и проводя ладонью по бедру с хитрой ухмылкой, на что Чонгук отреагировал довольно стремительно, невольно свернув в бок, остановившись. Щеки приобрели розовый оттенок, голова опущена, руль крепко сжат. Дыхание стало глубже. Чон наблюдает за мирно лежащей внутренней стороне его бедра рукой Юнги. Так близко к интимному месту. «Прелесть» выбивает из него весь дух, что есть, а нежные касания как кипятком по коже. Не привык он к таким сокровенным жестам. Он видит краем глаз, как Юнги прислоняется к подголовнику и улыбается той самой фирменной удовлетворенной тонкой улыбкой, прищуривая свои кошачьи глаза, не сводит взгляда с младшего, который-таки решается поднять голову и посмотреть на Юнги. – С алкоголем ты смелее, да, ромашка?! Чонгук краснеет ещё больше, понимая, о чем говорит старший. Тот самый день, когда он рассказал друзьям правду и решился написать, по его мнению, интимное сообщение, когда в крови тек алкоголь. Стыдно. Юнги, ничего не говоривший о произошедшем до этого момента, сейчас просто дразнится, как он умеет. Чон опускает глаза, но не отворачивается, стараясь собрать себя в кучу и не краснеть, и видит, как Юнги двигает рукой, сжимая снова коленку, и тогда Чонгук поднимает невинный и затуманенный взгляд. Кажется, биение его сердца можно услышать в другом городе. – Ты такой милый, когда стесняешься, – поднимает свою руку с коленки, чтобы провести пальцами по красной щеке, любуясь невинным видом младшего, который в голове жалко собирает пазл, чтобы объяснится за свое поведение. Ох… знал бы он, что Юнги видит его мысли насквозь. – Тебе нечего стыдится, Чонгук. И объяснять тоже. – Мне нравится, когда ты… так зовёшь и… – показывает немного робкую улыбку, стараясь быть смелее, – и касаешься… хён. Юнги только хрипло посмеивается, приближаясь, целует легко в щеку, и оповещает, что выйдет покурить. Выдержка – на самом деле нелёгкое дело. Юнги уже почувствовал на себе. Сдерживать себя, контролировать, с каждым разом становится все сложнее и сложнее. Чонгук хоть до одури мил, но привлекателен так, что хочется его, желательно у себя в кровати до учащенного пульса. Кажется, он начал курить больше необходимого, чтобы отвлечься от грязных мыслей о младшем. Но Чонгука он не тронет, пока тот сам не дозреет и не попросит о близости. Он хочет, чтобы младший сам открылся и начинал наконец-то высказывать свои мысли вслух. И если придётся потерпеть ещё, то Юнги сможет. Надеется… А ещё на неделе они сходили в парк аттракционов, где было, конечно, весело, но очень многолюдно, от чего Чонгук слишком скучал и хотел некой близости, от которой сводило внутри, хотел легких нежных касаний к его коже… губам… Солнце тогда грело нещадно, но Чонгук думал, что даже в солнечной и жаркой пустыне, не хотел бы отпускать ладошку Юнги-хёна. К сожалению, как только наступил поздний вечер, Чонгук должен был возвращаться домой, хоть с Юнги разлучаться совсем не хотелось. Старший проводил его, как всегда останавливаясь в проулке недалеко от дома Чонгука, и тогда он думал, что наконец-то Юнги его поцелует по-взрослому и обнимет, как всегда, трепетно и с чувством, но Чонгук потерялся в мыслях, потому что Юнги просто поцеловал его в щеку, улыбнувшись на прощание: «Спокойной ночи, ромашка». В груди поднялось волнение. Вот что Чонгука начало смущать. Юнги больше не целовал его так сладко, умопомрачительно, как до этого, но и безразличным его не назовёшь. И Чон начинал себя накручивать. Потому что Юнги смотрит так, что внутри все переворачивается, пикачу бьёт молниями, сшибая все на своём пути током, а потом старший, просто чмокает в щеку, и уходит курить. Неужели Юнги-хён подумал, что ему страшны его поцелуи и касания? Эти мысли не давали нормально заснуть долгие ночи. Чонгук себе признался, каждый раз, ложась в кровать, что хотелось большего! И что самое ужасное, проходилось ждать, когда он сдаст экзамены, чтобы наконец-то набраться смелости и спросить. У друзей спрашивать не хотелось – у них самих запары, Чимин ходит будто потерянный и злой одновременно, говорит: «Паршивец накаченный меня отвергает! Издевается надо мной! Вы такое видели!», а Тэхён, кажется, сам не понимал, что делает, совсем запутавшись, но все же они не забывают про подколы и вечные вопросы, на которые отвечать совсем не хотелось, что он и делал, просто закатывая глаза, слушая очередное: «Ну что, Юнги залез уже тебе в трусы?!», «А он часто до тебя дотрагивается?», «Так это правда, что у него тату на жопе? Ты видел?». Они были как цикады, трещали на каждой перемене. Но Чонгук не злился, понимал, что такой, как Юнги, неинтересным быть не может. Ох… знали бы они как он жаждет прикосновений Юнги, его сладких губ. Уже и в голове не укладывается, что он мог когда-то про такое думать и хотеть. Разве желание может победить стыд? Оказывается, может, потому что каждую ночь Чонгук закусывает губу и думает о Юнги, немного возбуждаясь, из-за чего к щекам приливает краска стыда, но смелее, дотрагиваясь до себя, там, внизу, где отчаянно тянет, проводит рукой, закрывая глаза, представляя совсем не свою руку, спускает всего за пару касаний, а после стонет, почему он стал так слаб против своей воли. Чон задаётся вопросами в последнее время, как люди побеждают ломку, потому что у него, кажется, сильная зависимость от старшего. Это в одно время пугает, а в другое, он может думать только о любви к Юнги. И ждёт... ждёт, когда сдаст чертовы экзамены и сможет показать, что он не сплошная робость и трусливость. *** –Ну, – тянет Тэхён возле стенда набранных экзаменационных баллов, – как и предполагалось! Чонгук, ты на первом месте! Поздравляю! – Спасибо! – улыбается Чон, облегченно выдыхая. Но не потому что набрал высокие баллы, кто бы мог подумать, а потому что его ждут удивительные каникулы с Мин Юнги! Иногда ему кажется, что он теряет реальность времени, и на смену приходит затуманенный ум. Как странно, что твой мир вмиг превращается в совсем иной. То, что ты презирал и удачно избегал, настигло тебя в один момент показывая, что твои правила рассеиваются, как кучевые облака. – Видимо, – подпирая стенку боком и наблюдая за счастливым Чоном сужает глаза Чимин, понижая голос так, чтобы никто посторонний не услышал, хоть они одни в коридоре,– Мин Юнги не так плохо на тебя влияет. Что будете делать на каникулах? – Не знаю, – пожимает плечами Чонгук. Потому что реально не знает. Юнги для него как неизвестность, в хорошем ключе. Собираясь домой после последних занятий, на которых учитель всю дорогу причитал, чтобы каникулы провели с пользой, и после уборки класса, Чонгук идёт к своему шкафчику, открывает его и охая, вытаскивает красный конвертик с подписью «Моей прелести за хорошие оценки!» Подарок радует глаз, внутри ликующе трепещет сердце. Чон оборачивается вправо и влево на проверку, и быстро открывает конверт, вытаскивая оттуда один билет в обсерваторию «KHAO», где было сделано первое открытие переменной звезды. Может быть звезды отражаются в глазах, или сияние, но Чонгука пронимает до самой души. Он всегда мечтал посмотреть на звезды, и, кажется, мечты становятся явью. Этот билет он прикладывает к груди, не веря в происходящее. Юнги знает его лучше всех. И это, черт подери, не может не радовать. Лучезарная улыбка не сходит с лица целый день. Как только наступает вечер следующего дня, Чонгук, приняв тёплый душ, стоит в белом халате возле открытого шкафа и с волнением рассматривает свою одежду, думая, что надеть. Ожидание сегодняшнего свидания щекочет пальцы рук и ног. Он примеряет первую футболку, потом вторую, и все ему не то... То слишком детская, то слишком простая, и в итоге он нервничает, что кажется живот сводит, закусывает губу и выдыхает через нос, мысленно прося себя успокоиться. – Так, просто дыши, – гладит себя по бокам, при этом глубоко дыша. – Хёну все равно, что на тебе надето. Ах... – стонет отчаянно в голос. А мысли дальше продолжают терзать голову: «Знал бы я куда мы пойдём...» «Моё сердце сейчас просто взорвётся!» «У меня что, все носки с ромашками?!» Выбор падает на белую широкую кофту в тонкую черную полоску – подарок зависимого от полосок Чимина, голубые джинсы и, конечно же, носки с ромашками. Очки он сегодня решает отложить, и не брать с собой. Вблизи он видит хорошо, так что Юнги разглядит точно, а больше ничего и не нужно. Ещё раз проходится пальцами по волосам, укладывая, и громко выдыхает с мыслью: «Господи, что творится-то!», выбегает из дома, сообщая перед этим омме, что придёт поздно, потому что с друзьями он празднует начало каникул и они будут у Тэхёна. Ложь во благо. Для него. Но теперь становится легче, вдруг чего, Тэ реально сможет прикрыть, а с совестью он потом поговорит. Юнги ждёт его на Итэвоне, докуривая сигарету возле бара Bermuda, где назначал встречу. И у Чонгука уже сердце отбивает чечетку, стоит увидеть старшего. Простая белая футболка, поверх накинута зелёная куртка от Аmiri, которая ему не по карману, и которая очень к лицу Юнги, чёрные широкие штаны с большими карманами, взлохмаченные волосы. И как украшение – хмурый вид, но стоит ему увидеть младшего, сразу же показывается любимая улыбка. – Юнги-хён... – прочищает горло, стоит подойти, – привет. Нужно ли говорить, что улыбка не то что с губ сходит, но и с глаз тоже. – Привет, Чонгук-и! – Юнги выбрасывает сигарету под ноги, туша, и протягивает руку, чтобы заправить выбившуюся прядь волос младшего. – Готов к веселью? Сегодня мы празднуем твоё первое место в рейтинге! – Хён, спасибо за подарок, ты... – Чшш... – подходит ближе, почти что впритык, не обращая внимания на мимо проходящих людей, – я обещал, так что незачем меня благодарить. Ты заслужил. Пойдем... Он берет его за руку, и проходит внутрь. Они садятся за последний столик, обращенный к панорамному окну, украшеному гирляндами, чтобы иметь возможность наблюдать за суетящимся Итэвоном. Чонгуку нравится здесь атмосфера. Непринуждённая, с вечерним освещением, красивыми вазонами и спокойным дизайном, хорошо подходит для свиданий. На этом чуть ли не падает со стула, потому что да, он на свидании! Чон удивляется, когда их не просят показать документы, а Юнги, делающий заказ, подмигивает при этом Чонгуку. И как только официант уходит, Чонгук не выдерживает: – Хён! – приближаясь ближе и шепча на ухо, – я ведь несовершеннолетний! – слышит в ответ хриплый смех, и чтобы он не волновался, Мин объясняет, что владелец кафе его хороший знакомый. Заказ приносят быстро. Большую вкусно пахнущую пиццу, одно маленькое фруктовое пиво, как Чонгук догадывается, для него, и бокал виски с льдом, а потом и соль на тарелочке и лимон с двумя стопочками прозрачной жидкости. – Ну что ж... будем! – Юнги чокается виски с младшим и делает небольшой глоток, причмокивая губами. Они проводят время хорошо, будто кроме них никого больше не существует. Разговаривают, смеются и Чонгук воистину чувствует себя расслабленным и до чёртиков влюблённым. После выпитого пива спрашивает, показывая пальцем на стопки, что это такое. – Давай-ка я тебя познакомлю с текилой, Чонгук! Вот так, – он показывает как насыпает соль на руку, выпивает залпом, потом слизывает соль с руки и прикусывает лимон, кривясь так, что Чон сам начинает показывать зубы, морщась с улыбкой. – Твоя очередь, ромашка. Покажи, на что способен. Чонгук сразу же выдыхает, хочется показать, что он не такой уж слабак к алкоголю и сможет так же слегка выпить, и повторяет то, что делал старший, выпивая залпом, зажмуривая глаза от насыщенного вкуса голубой агавы, от чего внутри, кажется, все сгорает нахрен. Его лицо не предвещает ничего веселого, скривилось так, будто он съел целый лимон. Запить чем-то хочется до жути. Вспоминая, что на руке лежит соль, слизывает быстро, пока напиток не возвращается обратно, берет с рук старшего лимон, который подает, чтобы спасти это милое создание от позора выплюнуть всё на пол, хрипло смеется, похлопывая Чона по спине, пока лицо его не приходит в порядок. – Господи... хён! – не может отойти от вкуса Чонгук, уже показывая смущенную улыбку, видя как Юнги от смеха падает своим лбом на его плечо, не прекращая смеяться с реакции младшего. – Это был ужас! – Да! Поэтому мы возьмём ещё! Можно ещё... – Чонгук дурашливо стучит по плечу, уже сам утыкаясь ему лбом в плечо, ощущая, как рука хёна поглаживает его по волосам, пока он мысленно умирает от счастья. Вторая порция на столе. Юнги не колеблется, насыпает соль сначала Чонгуку на руку, выпивает, и притягивает руку младшего к себе, чертовски горячо и бесстыдно слизывая с его руки соль, наблюдая за реакцией Чонгука, вылупившего глаза и охающего. Видимо, Чон сейчас молится, чтобы в помещении было довольно темно и все посетители, занятые своими разговорами с напитками, не смотрели в их сторону, но руку он так и не убирает, пока Юнги оставляет на запястье легкий поцелуй, и сам не отдаляется с хитрой усмешкой на губах. Пикачу херачит в Чонгука до учащенного сердцебиения. К щекам приливает румянец и время замедляется. Он моргает пару раз, не теряя контакта со взглядом Юнги, падая в него, еще раз и еще раз, до самого дна. Как же хочется его прикосновений... больше. Поэтому, он обрывает взгляд от смущенных мыслей, выдыхает, и глотает быстро стопку текилы, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. А после... после происходит все быстро. Юнги расплачивается сам, не позволяя Чону оплатить счёт, и спрашивает не против ли Чон посетить одно место, где он должен появиться, на что младший просто кивает. Они выходят на улицу, где множество вывесок баров и кафе освещают поздним вечером улицы, где начинает моросит прохладный дождь. Юнги берет Чонгука за руку и ведёт вперёд, чтобы его не потерять, потому что людей на улице, как муравьев, все ищут приключения и развлечений на свою голову и мягкое место. Они подходят к чёрному входу в проулке, где Юнги стучит пару раз в черную обшарпанную дверь возле больших баков с мусором, и ему открывает накаченный мужик в черной рубашке с татуировками на шее и с сигаретой в зубах, кивая, чтобы они прошли внутрь. Чонгук следует молча, алкоголь, кажется, притупляет чувства опасности, хотя кого он обманывает, ему до чертиков интересно, но шагая дальше, он начинает слышать звук музыки, и понимает, что он в одном из ночных клубов на Итэвоне, куда его пропустили через чёрный вход. Юнги ведёт его уверенно, и еще перед одной дверью останавливается, оборачиваясь к удивленному младшему. – Мы здесь не надолго. Обещаю. Я поприветствую своего доброго знакомого, и как только ты захочешь уйти, мы уйдём. Хорошо? Чонгук кивает, собирая себя в кучу, он же впервые в семнадцать лет посещает ночной клуб, Тэхён с Чимином наверное умерли бы от зависти, и как только Юнги оборачивается и забирает свою ладошку, Чон сжимает кулаки, чтобы не протянуть руку. Мин головой кивает следовать за ним, что и делает Чонгук, останавливаясь, когда они заходят в дверь, за которой оказывается большой темный зал, освещенный различными многоцветными проекторами, танцплощадкой, и местами для сидения за отдельными столиками с мягкими диванами, или за стойкой, где бармены обслуживают своих клиентов. В зале мощный, объемный звук, под энергичную музыку множество девушек в коротеньких платьях танцуют как в последний раз. Людей – не пробиться. Ему чужда такая обстановка, ему странно и непривычно, и если бы не Юнги, он бы сюда даже ногой не ступил. Он любит тихие и спокойные места, где можно от посторонних глаз держаться за руки и обниматься, нежно, с чувством, целый вечер. Но Чонгук показывает старшему улыбку, говоря этим, что все нормально, незачем за него беспокоится, как за маленького ребёнка, он может потерпеть этот шум, что невыносимо бьёт по ушам. А потом... а потом он скажет Юнги, что соскучился по его мягким губам и сильным рукам... Чонгук наблюдает, стоя сзади, как Юнги радостно приветствуют и пожимают руки несколько парней около стола, заставленного разным алкоголем и закусками. Парни веселые, немного подвыпившие, с бокалами в руках. Юнги знакомит их с Чонгуком, который кланяется в приветствии немного смущенно, показывая легкую улыбку. Именинник, как понял Чонгук, высокий парень, на голове которого декоративная чёрная корона с золотистым напылением, наливает в стаканы со льдом виски, прося их взять, чтобы выпить за его здоровье. Юнги подносит, чокаясь с именинником и выпивает залпом, пока Чонгук смотрит на стакан с большим сомнением, виски пить он явно не хочет, а то и слова потом не свяжет, но отказать – значит проявить неуважение, и как только стакан дотрагивается до губы, Юнги оборачивается к нему, шепча на ухо: – Я выпью за тебя, малыш, – и забирает стакан, быстро опустошая, пока другие парни не видят, снова наливая себе по бокалам. Чонгука только от одного услышанного «малыш» кидает в жар. Юнги реально за него беспокоится, и от этого становится еще более приятно. Они садятся за столик, и он просто не знает куда себя деть. Он не особо общается с незнакомыми людьми, ещё и с сомбе-нимами, да и через музыку орать не хочется, поэтому ему здесь супер неуютно, но становиться легче, когда Юнги кладет свою ладошку ему на коленку, слегка сжимая, показывая этим свою близость, к сожалению не долго, потому что именинник, имя которого Чонгук даже не услышал из-за громкой музыки, как и у остальных парней, подходит к Юнги и просит выйти с ним покурить и перекинуться парой слов, потому что долго не виделись. Юнги, разумеется, поднимается, но нагибается спросить, все ли нормально, на что Чонгук снова кивает, что да, все хорошо, хоть и сердце ноет, чтобы его не оставляли одного, но он же взрослый парень, справится пару минут и без старшего. Он поджимает пальцы на ногах и руках, прикусывает губу, отсчитывая минуты в уме, когда вернётся его, его парень... как тут к нему подсаживается красивый, худой, уточненный, с черными подобранными в хвост волосами, парень. Его лицо выглядит мило, но будто дерзко. Одетый явно по параметрам клуба. Чёрная шелковистая рубашка, прилегающая к телу, с четырьмя расстегнутыми сверху пуговицами, из-за чего открывается вид на грудь, облегающие тёмные джинсы. Парень немного нагибается вперёд к Чонгуку, чтобы было слышно: – Ты пришёл с Юнги, я видел, – и Чонгук просто кивает, показывая улыбку. – Наверное, тебе неудобно. Но не волнуйся, здесь все хорошие ребята. Чонгук, да? Я правильно расслышал? – Да… да...Чон Чонгук, сонбе-ним. – Ли Тэмин, – очаровательно улыбается. Стоит Чонгуку услышать имя, как ему сразу становится не по себе. Улыбка сходит с лица. Неужели перед ним тот самый Тэмин, про которого он слышал, что он что-то имел с Юнги, да и не просто что-то, а сексуальные отношения. В животе скручивает, и просто хочется уйти, плюнув ему в лицо, но он себя сдерживает, хоть глаза все и говорят за него. – Давай выпьем за знакомство. Я так рад познакомиться с новым, – улыбается оскально. – д-р-у-г-о-м Юнги, – Чонгуку кажется, что эта фальшивая улыбка в его строну, но молча принимает стопку от старшего, делая глоток, матеря себя в уме, что он не Чимин, который сначала посылает, а потом думает. – Вы давно дружите? – Нет, не очень, сонбе-ним. – Я вот и думаю... ведь тебя раньше нигде не видел. И Юнги ничего о тебе не говорил! А мы с ним так хорошо… ладим, – Чонгук делает еще глоток, но обида как-то прорезается в горло. Внутри разливается злость. Но к счастью, сразу вспоминаются слова Тэхёна: «За Юнги, наверное, много кто бегает, и узнав, что он занят, они точно будут ядом плеваться! Но ты им покажи, что у тебя бубенчики тоже есть!» Оказывается, вот что значит ядом плеваться, ну что ж... Тэмин это делать прекрасно умеет, думает Чонгук. – Ах, Юнги прячет от нас такого милого парня. Давай, пей, не стесняйся. Кажется, Чонгук уже заливает в себя третью стопку с цветной жидкостью, которую подсовывает ему Тэмин с коварной улыбкой, но как только видит Юнги в поле зрения, сразу же поднимается, говорит Чонгуку: – Ещё увидимся, и приближается к Юнги, за чем наблюдает младший, сжав зубы, только догадываясь, что он ему говорит. Но черт. Это так злит и бесит. – Серьёзно? Променял меня на вот это, – Тэмин кивает в сторону Чонгука, чуть ли не прижавшись, шепчет в ухо, специально, чтобы младший приревновал, проводя пальцем по груди, который Юнги быстро сбрасывает, и отвечает с хмурым и злым выражением лица: – Ещё раз приблизишься к нему, и я твою рожу разъебашу нахуй... Он цепляет парня плечом, показывая, что не шутит, и направляется прямиком к растерянному младшему. – Прости...Ильхун слишком любит много говорить... Ты в порядке? – Юнги присаживается к Чонгуку, который кивает, встречаясь с ним выразительным взглядом. – Пойдем отсюда. И на лице Чона расцветает улыбка. Наконец-то. Но происходит слишком неожиданное: начинается какая-то потасовка, визги девушек, потому что какой-то мажор напился и возомнил себя богом, начал размахивать кулаками по парню за соседским столиком, так и завязывается драка между ребятами, которые себя вообще перестают контролировать, задевая других парней. Чонгук расширяет глаза от потрясения и будто замирает, впервые рассматривая пьяные драки, отмечая про себя, что это действительно как в дорамах, и Юнги успевает оттянуть младшего за кофту, потому что кто-то валится на столик, сбрасывая все напитки, что злит знакомых Юнги и начинается какое-то сумасшествие, потому что они вмешиваются в драку, толкая посетителей, и Мин краем уха слышит, что девушка сбоку кричит, что копы уже внутри. Юнги, долго не думая, берет Чонгука за руку, и тянет вперёд, оборачиваясь и говоря, чтобы Чон следовал за ним, не замечая, как на пути появилось препятствие в виде непрямостоящего пьяного тела, что собирается бить с кулака. Юнги явно бы не успел отреагировать и отразить удар, но к счастью, Чонгук быстро толкает Юнги за свою спину, блокируя удар и бьёт в ответ со всей силы, а тот, еле держась на ногах, зацепляется за платье девушки, которая отвешивает пощёчину. Младший мысленно говорит спасибо Тэхёну, что затащил его на бокс. Чонгук как и Юнги замирает в потрясении, потому никто не ожидал такого. – Ебать, Чонгук... да ты просто нечто, – восхищено и громко произносит Мин, а затем хватает за руку и тянет на выход, потому что видит копов, что бегут к ним. Они бегут недолго, под холодными проливными каплями дождя в темном узком проулке, останавливаясь только на безопасном расстоянии от клуба, сгибаясь, переглядываясь друг с другом, начиная громко смеяться, заливаясь искренним сумасшедшим смехом, совсем не обращая внимания на дождь, что делает влажными их волосы и одежду. Это безрассудное веселье продолжается всего пару минут, пока Чонгук медленно не выпрямляется, все ещё глубоко учащенно дыша, моргая пару раз, чувствуя, как капли дождя скатываются по лицу, от чего он жмурится. Тело начинает дрожать, но совсем не от холода, а голова кружиться, как и бушующие мысли в ней. Вот тот самый переломный момент, которого он так ждал. Его улыбка сходит на нет, когда он прищуривается и всматривается в темноте в любимое лицо напротив просящим и пристальным взглядом в глаза старшему, показывая взбудораженный и серьёзный вид. В глазах отображается лишь дикое желание, которое Юнги сразу же замечает, хмыкая, поднимая один уголок губ вверх, кивает головой, будто спрашивает: «Ну и чего ты же ждёшь?!» Все... Чонгук глотает слюну и его тормоза срываются нахрен. Он быстро сокращает расстояние и впивается губами в мягкие губы Юнги страстным, немного грубым поцелуем, поднимая ладони, обхватывая лицо старшего, целуя, будто изголодавшийся зверь. Сминает верхнюю, оттягивает нежно нижнюю, повторяя из раза в раз, с закрытыми глазами ощущая, как Юнги пылко отвечает, и покусывает его губы в диком поцелуе, как сильные руки ложатся ему на бедра, и как его резко толкают к мокрой и холодной стене, от чего он охает, но не отталкивает, обмирает, когда старший прижимается впритык. Мокрые руки Юнги скользят от бедер, проникают под влажную полосатую кофту, сжимают бока, ребра, поднимаются к груди, развязно поглаживая, от чего Чонгук откидывает голову к стенке, глубоко дыша, не веря, что это происходит с ним. Закатывает глаза, когда старший медленно покусывает челюсть, а потом врезается в шею зубами, целуя, засасывая, проводит языком, слизывая свои укусы и капли дождя, что стекают с взлохмаченных волос. Чонгук не понимает, что происходит, нет, понимает, просто его шарахает молниями по всему телу, от касаний, как и желания быть еще ближе. Разум затуманен, но как же ему нравится... как нравится, что руки Юнги сжимают его сильные бедра. Нравится, что старший снова врывается языком в его рот, чтобы сплестись, очертить его небо. Целовать, целовать до красных опухших губ требовательным, пошлым, вкусным, громким поцелуем. И когда Юнги, прижавшийся впритык к Чонгуку, делает толчок в пах, по вставшему члену, младший открывает глаза, как и рот с шумным вздохом. Его взгляд будто затраханный, он не здесь, и здесь одновременно, теряет себя в пропасти под названием Юнги. Юнги медленно отрывается от мягких губ. Его грудь ходит ходуном от глубокого неровного дыхания. Он скользит языком по своей губе, медленно поднимая взгляд на младшего, смотря в немного напуганные и затуманенные тёмные глаза. Проводит мокрой от дождя рукой по щеке, задевая открытые губы, что оставляют лёгкой поцелуй на ладони. Юнги прижимается носом к щеке младшего, шепча возле уха: – Все хорошо? – и Чонгук, сглатывая, быстро кивает, без слов, которые кажется застряли где-то внутри. – Ты мне веришь? Позволишь?.. – нежно кусает щеку, сразу же зацеловывая, чувствует, как младшего всего потряхивает, как тяжело он дышит. Юнги расслабляюще и мягко улыбается, заправляя чужие влажные волосы назад, дотрагивается своим носом к его. Чонгук, кажется, понимает, о чем речь. Или нет? Все внутри так смешалось… все в голове так размыто-дурманяще… И все, что он сейчас знает, это как раствориться в Юнги и его касаниях, поэтому просто пару раз кивает, тихо произнося прямо в губы напротив выдыхом: – Да. И закрывает глаза, кусая уже истерзанную поцелуями губу, когда руки Юнги тянутся к его ширинке, ловко расстегивая молнию. Чонгуку не то стыдно, не то страшно, потому что такое происходит впервые, и он не знает, что нужно делать, но ему так хочется... желание преобладает над разумом сейчас, его накрывает теплой волной еще более острых горячих эмоций. В крови выделяется норадреналин и, смешавшись с вкусным алкоголем, он образует гремучую сногсшибательную смесь, поднимая сексуальное возбуждение до невероятного уровня. Его член, в полной эрекции, твердый, как камень, требует к себе немедленных касаний. От постыдной одной только мысли, Чонгук уже готов провалиться сквозь землю. – Посмотри на меня, малыш... – шепчет в губы, от чего Чонгук не может игнорировать, сразу же подчиняясь нежному хрипящему голосу. Он прикасается губами к Юнги, открывая мутные глаза, а затем выдыхает с протяжным стоном, что вырывается сам собой, когда ладонь Юнги скользит под трусы, обхватывая напряженный член. Чонгук закатывает затуманенные глаза, но берет себя в руки, возвращаясь взглядом к Юнги, лишь сильнее сжимает плечи старшего, ощущая, как его всего потряхивает. Стыдно. Но так приятно, что даже не ощущается холод от дождя и ветра. Тело горит вожделением, просит. Ноги становятся ватными, и стоять становится тяжело. – Мне продолжить, малыш? Ты хочешь? Чонгук-а, скажи мне. Скажи... – Хочу... – произносит в губы. – Хочу… – Расстегни мои брюки, Чонгук-а… Чонгук расширяет глаза от услышанного, но потом собирается, и дрожащими пальцами, неуверенно расстегивает джинсы старшего, немного разворачивая края, и Юнги благодарно целует его в губы, действуя дальше. Он тянет руку из трусов младшего, впивается требовательным поцелуем, таким сочным и желанным, и приспускает белье младшего, чтобы освободить член, после продолжая и с собой, с помощью Чона, который стал более смелым. Юнги начинает надрачивать, от чего мальчик вздрагивает, открывает рот, судорожно глотая воздух от ощущений, прикрывает глаза… Юнги ловок, неотрывно глядит в глаза, сжимая твёрдый, стоящий, довольно крупный член. Обхватив кольцом пальцев, проходится по всей длине – от основания до самой головки, наслаждаясь шумным дыханием младшего, похожим на низкие хриплые стоны. Как же его потряхивает от касаний. Какой же он чувствительный, податливый… Нежный малыш. Юнги сжимает сильнее, постепенно увеличивая темп. – Ну же... Прикоснись ко мне, прелесть... Чонгука хоть и самого всего потряхивает, и руки дрожат, но он прикасается, обхватывая пальцами член старшего, ощущая, что он несколько толще, видя, как Юнги ухмыляется, сам показывает удовлетверенную улыбку, не разрывая взгляд, сжимает пальцами, повторяя движения, двигает ими вверх и вниз, сначала медленно, а потом быстрее. От мысли, что он дрочит Юнги и прикасается к его члену, ноги не держат, хочется превратится в лужу. Его щеки пылают, вслед за телом, но он продолжает стараться, наблюдая за мимикой хёна. – Я... тебе хорошо? Я делаю правильно, хён? – Да... малыш... так... сильнее сжимай член... – Блять... – вырывается у Чонгука мат, когда Юнги берет яички в руку и очень нежно сжимает, оттягивая вниз, придерживая большим и указательным пальцем кожу между ними и плавно поглаживает её от основания к краю. Чонгук уже просто закидывает голову назад, еле держась, чтобы не спустить. – Давай я, прелесть... – Юнги замечает состояние младшего, берет в руку оба члена, обхватывает их, и начинает дрочить, губами ловя тихие сладкие стоны Чонгука, через пару секунд ощущая его сперму у себя на пальцах, и кончает обильно сам, облегченно выдыхая, рыча от удовольствия. И Чонгук действительно чуть не сползает по стенке от мощного оргазма, но Юнги ловит чистой рукой, укладывает на свое плечо, тяжело дыша, поглаживает младшего по мокрой спине. –Ты как, Чонгук? – Чонгук только вздергивает плечами, после прячась лицом в его изгиб шеи, судорожно вдыхая свежий влажный воздух, все ещё продолжая прижиматься к Юнги своим достоинством. – Превосходно. Но мне так стыдно, хён, – тянет Чонгук, дальше зарываясь лицом. – Я хоть смог сделать тебе приятно? – Моя сперма на твоём члене говорит за меня. – Хён, да как ты... – посмеивается Чонгук, стуча Юнги по плечу за такие откровенности. – Нужно привести тебя в порядок, малыш. Слышишь... – Я сейчас умру от стыда, а потом делай со мной, что хочешь, – Юнги улыбается. Все-таки Чон невинный милашка. – Давай, Чонгук-а, – нежно проводит рукой по его голым ягодицам, от чего Чон ещё сильнее сжимает закрытые глаза, – нужно спрятать твои милые булки, если ты не хочешь, чтобы я продолжил... Для Чонгука эти слова стали сигналом прийти в себя. Он отцепляется и наблюдает, как Юнги снимает куртку, поддерживая её ногами, футболку, от чего Чонгук будто просыпается, а потом Юнги своей футболкой вытирает его член, от чего Чон откидывается на стенку, закрывая глаза руками, тихо поскуливая: «Как же стыдно... боже мой…», что веселит старшего, который вытирает свою руку, и выбрасывает футболку в сторону, надевая мокрую, неприятную до тела куртку. Чонгук застегивает ширинку и наконец-то выпрямляется. В голове сумасшествие. Как и в животе, а после… – Хён… – и он, сгибаясь, начинает блевать. – Чонгук…– обеспокоено нагибается к нему Юнги, наблюдая, как Чонгук все извергает, кажется, догадываясь почему. – Эй, Чон… ты что-то пил без меня? И Чонгук, делая ещё одну попытку проблеваться, успевает кивнуть, и схватиться рукой за стенку, ощущая, как Юнги зачесывает пальцами его волосы назад, вызывая после такси. * Когда Юнги вспоминает сегодняшнее утро, как перепуганный Чонгук проснулся в его кровати после вчерашней ночи, улыбка показывается на лице сама собой. До чего Чон был мил с красными щеками и стыдливым видом. Мин бы снова накинулся с ранними поцелуями, если бы тому не было так плохо. – Что за странная улыбка на твоём лице? – вырывает его из мыслей Сокджин, подойдя, чтобы долить себе виски. – Случилось что-то хорошее? – и, не давая ответить, сразу продолжает понижая голос и подмигивает. – Это как-то связано с Чон Чонгуком?! Юнги, поднося стакан к губам, замирает на полпути, поворачиваясь и смотря в проникновенные глаза Сокджина, который показывает довольную улыбку. – Откуда... – Видел вас, когда вы ходили на фильм. Хорошо смотритесь однако. Интересно, Хосок знает? – усмехается и слегка по-дружески похлопывает Юнги по плечу. – Хотя неважно. Оказалось, что мы с тобой даже больше похожи друг на друга. – Что ты имеешь ввиду? – хмурит брови Юнги. – Да брось... Разве не ты мне говорил, что любовь тебе нахрен не сдалась? Тем более теперь. – Джин довольно ухмыляется. – Жалко будет пацана, но, думаю, Хосок о нем позаботится. Юнги опускает голову вниз, прикрывая глаза. Он не хотел всего этого... Но иногда жизнь преподносит неожиданные повороты, забывая спросить у тебя разрешения.