School ruined my life

Свидания с Намджуном для Чимина как стихийные бедствия. Вот просыпаешься себе в одиннадцать часов дня, прелестно выспавшись. За окном чудесная погодка, солнечная, но в реальности слишком жарко, чтобы выходить из дома, лучше сидеть с кондиционером в комнате, что и делает Чимин. Вкусный обед, что с любовью приготовила омма, а после пара часов за компьютерными играми, и тебя никто не трогает сегодня, потому что суббота, да еще и каникулы. Святая святых! И вот, день бы должен был удастся, но ближе к пяти часам ему прилетает сообщение от Намджуна. Башня Намсан: «Я соскучился. Хочу тебя увидеть. Как насчёт свидания?» Тук-тук-тук. Сердце отбивает какой-то странный ритм, когда он видит сообщение, а внутри будто все переворачивается. Точно от раздражения! Чимин падает на кресло, закидывая голову назад и устремляя взгляд в потолок. Тук-тук-тук. Это странное ощущение внутри не покидает его после последней встречи с Намджуном. Особенно при воспоминании, как его целовали мягкие губы, от чего он потерял голову и просто поддавался, как какая-то кукла. Страшно. Страшно, что потерял бдительность, что не хотелось больше грубить. Потерялся и забился. Ещё и поблагодарил! Это от виски, наверное, его так разнесло, да еще и эти четыре этажа в этой галерее. Не удивительно, что он хотел спать и был не в себе! Чимин причмокивает губами и моргает. Все, кажется, выходит из-под контроля! Что же с ним происходит?! Он что... Но в один миг, он выравнивается в кресле, кулачком бьет по столу, уверенно, сжимая сильно губы в полоску, из-за чего выражение лица становится гневным. Он что, дурак?! Нет! Его не обманет этой долговязый хулиган своей вшивой игрой в доброго, милого и хорошего парня! Он слишком его хорошо знает. Ну хорошо, не знает, но видел же... видел, как дрался, как курил, да и слухи... они же не врут! Какой Ким старший высокомерный, самовлюблённый – исчадие ада, такой и младший. Такая себе, эта семейка Кимов! Думают, раз имеют деньги, то и людьми можно крутить? Это Чимин им ещё покрутит! Бросит первый! Но сначала переспит! Так и быть – подарит себя. Что ему будет с этого первого секса, он не кисейная барышня! Тем более первый секс слишком переоценивают! Да эта девственность никому и не нужна! А так хоть опыт будет! И RM к нему вернется! Да и Намджун с таким телом его подвести явно не может. Наверное, перетрахал полшколы! Главное, чтобы с презервативом было, чтобы потом не набраться всякой гадости! Так что смысла ему отказываться от второго свидания с Намджуном нет, так что вот оно, будет ближе к цели. Он пишет, что свободный и может встретиться. На вопрос куда бы Чимин хотел пойти, он отвечает – на его усмотрение, потому что думать совсем не хотелось. Все равно ему куда, главное, чтобы к плану приблизило. Конечно, после удивляется, перечитывая правильно ли он понял, когда в ответ ему приходит, чтобы он тогда оделся в удобные вещи и кроссовки. И он думает, что лучше всего послушать, кто его знает, что на этот раз придумал Намджун. Выбор его падает на короткие джинсовые шорты, белую длинную полосатую футболку, что спадает с одного плеча, постоянно его оголяя. Надевает гетры почти до колен, и удобные белые кроссовки на ноги. Наносит на лицо и открытые участки тела защитный крем, душится духами с ароматом корицы, дорогие между прочим, хальмони подарила. Любуется своим видом перед зеркалом, кривится на свой выпирающий передний зуб, матерится, после поправляя волосы, и мажет губы бальзамом. После процедур, хитро улыбаясь, специально ещё больше открывает оголенное плечо, думая, что сегодня нужно еще больше соблазнить Намджуна. Он говорит омме, что придёт поздно, потому что они будут у Тэхёна учиться. Она, конечно, косится, но просто кивает, потому что в гостях её подруги, что спасает Чимина от лишних вопросов. Намджун сказал, что встретит его возле магазина 7eleven и оттуда они отправятся на их свидание. Пока Чимин идёт к магазину, он строчит в чате друзьям, чтобы немного поднять себе настроение перед каторгой. «Ещё одно свидание! И я ближе к своей цели!» Ему сразу же прилетает ответ. Тэ-Тэ: «Покажи ему, кто есть кто! Fighting!» Чими: «Чонгук, я надеюсь, ты ещё не отдался Юнги-хёну! Хоть в этом я должен быть первым!» Кролик: «Я на это даже отвечать не буду!» Чимина веселит застенчивый ответ Чонгука, как и Тэхёна. Они не виделись целую неделю, хоть переписывались почти каждый день – это как святое правило, но все равно скучает и хочет увидеться, хорошо, что у них каникулы до пятнадцатого августа, и они успеют ещё провести время вместе. Чими: «Ну ты хоть нам с Тэхёном скажешь, какой член у Юнги?! Друзья ведь должны делиться!» Тэ-Тэ: «Я представляю, как нашего кролика перекривило! Думаю, у Юнги толстый!» И они шлют много смайликов с бешеной улыбкой. Чонгук решает на такое не отвечать, потому что его не только перекривило, но и лицо окрасилось в пунцовый. Хотя они в своём репертуаре, и ему уже нужно к этому привыкнуть. Пошлые разговоры для них – как поесть. Их и вправду очень интересует Юнги, но винить он их не может, потому что он сам хочет знать все. Чимин с Тэхёном рамок не знают, потому что они считают, что друзья должны делиться всем. Чонгук не против, но Юнги он оставит только себе. Тэ-Тэ: «Если нужна инструкция как очистить попку, я к вашим услугам!» Чими: «Сразу видно – друзья в беде не бросят! Чонгук... ты готов к сексу с Юнги? Думаешь, он хорош в постели?» Кролик: «Я выхожу из чата!» Тэ-Тэ: «Довели». Чимин смеётся в голос, доходя до места встречи, поднимая голову сразу же пряча улыбку, как и телефон в карман сзади, стоит увидеть Намджуна, что машет ему рукой в приветствии. «Ну что ж...» – думает Чимин, – «начинается!» Он подходит к нему и кивает головой в приветствии, тихо мямля «привет, хён», сжимает ладошки в кулаки. Намджун будто солнце: показывает свою улыбку чуть ли не в тридцать два, и делает свою дурную привычку, поднимая руку, чтобы провести ладонью по волосам Чимина, как гладят собачку. Оделся он во все чёрные, футболка широкая, шорты спортивные, что не скрывают длинные, накаченные ноги, что могут свести с ума. Аполлон, который Чимину и нафиг не сдался! – Привет! – он не выдерживает и прижимает Чимина к себе, даря лёгкие объятия, а после, медленно отстраняясь, глядит на милую рисовую булочку, как он прозвал у себя в голове Чимина, который поджимает губы и косится в сторону, наверное, чем-то недоволен. – Ты покушал? Чимин кивает. Но кивает просто, чтобы не съязвить. Ну или язык немеет. В любом случае, нужно вести себя нормально и приветливо, если хочется в постель к нему прыгнуть. Так что он натягивает улыбку, даже своими маленькими глазами. – Пойдём, – он бесстыдно берет руку Чимина в свою, и ведет к своей машине, продолжая болтать, вообще не реагируя на людей. Чимина такая безразличность к мыслям прохожих поражает. Намджуну видимо все равно, что о нем подумают люди. Совсем бесстыжий. – Я тут поблизости припарковался. Добираться не так уже и далеко, но все же. Думаю, тебе сегодня понравится. Главное, чтобы обувь была удобная. Чимин может сказать со всей уверенностью, что это, блять, ему вообще не нравится! Ещё материт не только Намджуна, конечно, в уме, но и себя! Если он ещё раз скажет, чтобы тот выбирал место, тогда он просто откинется, вот, как и сейчас! Но кто, блять, знал, что Киму такое в голову взбредет! «Ебаный.... Ебаный Намджун и его свидание!» Чимин еле дышит, делая глубокие громкие вдохи и выдохи, согнувшись пополам, а после упав на коленки, опираясь на них руками, просто молча умоляет, чтобы его здесь бросили, вот среди этих кустов и деревьев, что нихрена не спасают от припекающего солнца. Июль начался слишком жарко. Он не знает, какая это уже по счёту ступенька, может четырёхсотая, или больше, но он знает, что уже идёт в гору целых полтора гребаных часа! И если его сейчас здесь бросят – он только спасибо скажет. Пот маленькими каплями стекает с лица, голова кружится, а пить хочется до одури. Он не курит, но одышка такая, что кажется все-таки да. В горле пересохло и в глазах, кажется, темнеет. – Держи воду, – откручивает крышку Намджун, приседая на корточки напротив, и подает бутылку, которую достал из большого чёрного рюкзака. Там же он ищет еще влажные салфетки, чтобы вытереть лицо младшего. – Еще немножко. Честно. Ты справишься! А потом будешь только рад, что поднимался! Может ещё мне и спасибо скажешь. Что-что, а спасибо, Чимин думает, точно не скажет. Пошлёт – это да. Жизнь его к этому не готовила, это тебе не игровые клубы с супермягкими креслами. Удивляет еще, что этот Намджун тащит на спине тяжёлый рюкзак с едой и пледом, взбираясь на вершину, выглядя при этом мать вашу гребаным Аполлоном, в черных шортах, показывая миру длинные накаченные ноги, что так и манят, извращенец, и он даже не устал, а Чимин уже готов душу отдать. И если ещё раз он в своей жизни скажет: «На твоё усмотрение», то леща сам себе зарядит! Он-то думал, что может быть хуже галереи – так вот, пожалуйста, распишитесь. Оказалось, взбираться по ступенькам на гору Йонмасан в восточной части Сеула это ещё то приключение, а ещё говорят, что гора невысокая, идти всего лишь три часа вверх, но Чимин бы сказал – идите нахрен! Тут большая сложность со множество крутых дорожек, которые приходится проходить с большой концентрацией. Ещё Намджун со своим позитивным: «Посмотри, какой вид! Наслаждайся и думай, что просто прогуливаешься!» Да, блять, именно это Чимин и думал! Конечно, что нет! Выглядит как очень злой и коварный план Намджуна, который хочет, чтобы Пак страдал! Просто хочет над ним поиздеваться, вот честно! В уме Чимин только проклинал его, и просто держался тем, что: «Запомни, чем ближе ты к Намджуну, тем ближе ты к RM!» – Не могу, хён! Брось меня здесь! – Не говори глупости. Ты сможешь. Пей, – он осторожно протирает лицо Чимина и показывает ямочки счастливой улыбки. Чимин кивает головой, делает жадные глотки воды, отдыхает, и продолжает путь. Только в этот раз Намджун берет его за руку и помогает таким образом, тяня за собой. Он не знает, сколько времени они ещё идут, но добираются, когда солнце уже заходит за горизонт и начинает темнеть. И стоит Чимину выпрямится со своего изогнутого состояния, и ступить на деревянную террасу на краю горы, открыть широко сощуренные глаза, его злость и раздражение вмиг растворяются, не оставляя и следа. Он зачарованно охает и не может поверить в такую красоту, наблюдая за панорамным видом Сеула, что греется в теплых лучах заката. Отсюда все кажется таким крошечным, хрупким, подуй – и сломается. Небо, окрашенное в красно-оранжевый цвет, быстро меняет цвета на более тёмные, и город начинает пробуждаться, окрашиваясь в яркие маленькие огоньки. Невозможно глаза отвести. Прохладный ветер обдувает волосы, и он, кажется, даже не реагирует на то, что Намджун вытаскивает из рюкзака и осторожно накидывает спортивную курточку на его плечи, берет его ладошку, соединяя руки и вместо того, чтобы смотреть и любоваться видом, он влюбленно смотрит на Чимина, растягивая улыбку на устах. – Тебе нравится? Чимин наконец-то приходит в себя, и переводит взгляд на Намджуна, что мило улыбается ямочками и выглядит просто изумительно в мягком свете заката, забывая дышать, а после опускает глаза, чтобы посмотреть на их сплетенные руки. Тук-тук-тук. Он знает, что вроде вопрос был задан о прекрасном пейзаже, что наблюдается с горы, но почему-то думает совсем о другом, как и говорит, тихо, будто не в себе, продолжая глазеть на их руки. – Нравится, – поднимает медленно очарованный взгляд, встречаясь с тёмными драконьими глазами, что, кажется, начинают блестеть в темноте. Намджун не сдерживается, милый и искренний Чимин – его слабость. Он встает еще ближе, разъединяет руки, но только для того, чтобы охватить ладонями пухлые, мягкие щеки, и поцеловать сладкие губы в лёгком поцелуе, сразу же отстраниться и взглянуть в потерянные немигающие глаза младшего, что жаждут продолжения. – Я люблю тебя, – Чимину хоть и сложно открыть рот, когда его держат ладошками, но он выпячивает губы ещё больше и поднимает брови в удивлении, а кристаллики в его глазах становятся лучисто-изумрудными. Намджун, кажется, даже слышит его сердцебиение. Оно громкое, как и его выдох с ошеломленным долгим «ох», что срывается с губ, поражая и самого Пака. – Очень сильно люблю. Можно тебя поцеловать? Тук-тук-тук. Чимин, который забыл, как говорить, просто слегка кивает, необдуманно, тянется своей рукой к щеке, на которой лежит ладонь Намджуна, накрывает нежно, сжимая поверх, наблюдает как пухлые губы Намджуна опускаются на его, втягивая в сладкий, головокружительный поцелуй. Чимин закрывает глаза и поднимается на носочки, наклоняя слегка голову в бок, чтобы Намджуну было удобнее, ощущает как руки старшего зарываются в его взлохмаченные волосы. Он сминает сначала верхнюю, захватывает и нижнюю, двигается, наращивая ритм, проникает языком в рот, от чего Чимин, сам не ожидая от себя, тихо стонет и поставляет свой язык, чтобы сплестись с чужим и подстроиться под движения. Намджун заставляет Чимина потерять рассудок. Когда он отстраняется с безумным дыханием, и убирает руки с волос, оставляя напоследок нежный чмок в губы, младший может думать только о том, что желает продолжения, и что не хочет отпускать руки... – Я купил нам поесть и взял плед. Можем прямо здесь постелить и перекусить, – Намджун убирает руку, а Чимину кажется, что у него забирают тепло. «Что за чёрт происходит?» – спрашивает он себя молча и дотрагивается до своих пухлых губ, что только что горели от поцелуев. Ему это всё не нравится. Ой как не нравится. И это «тук-тук» в груди. Бесит до невозможности! Он стоит как вкопанный, моргает, и даже не думает помогать, наблюдая как Намджун поворачивается к нему спиной, расстилает плед и вытаскивает еду из рюкзака. «Ну и орехи, мать вашу!» – сглатывает громко слюну, потому что зад Намджуна – это как произведение искусства. Да таких идеальных форм даже нет в природе. – Ты садиться будешь? – улыбается Намджун и похлопывает по пледу возле себя, чтобы Чимин присел. Тот кивает, наконец-то отмирает, присаживается рядом и послушно берет поданный ему треугольный кимбап двумя ручками, откусывает кусок, наблюдая за вечерним пейзажем, поправляет свободной рукой спортивную куртку Намджуна на себе. Они кушают в тишине несколько минут, запивают соком, на горе темнеет стремительно, и на небе уже показываются звезды, а Чимин подмечает про себя, что старший довольно молчаливый, и не кидается словами направо и налево. Но в этой тишине довольно уютно. На перилах террасы автоматически включаются лампочки, слегка освещая место. Намджун ложится на плед, сгибая коленки и выдыхая. – Ляжешь мне на грудь? – спрашивает он и поворачивает голову на Чимина, поджимающего губы и раздумывающего о чем-то, хитрый лисенок, но в итоге парень кивает и осторожно ложится на накаченную грудь. Намджун тихо усмехается, прижимая Чимина ближе, берет его ладонь в свою и целует в макушку, после устремляя взгляд на небо, любуясь звёздами. – Я всегда хотел сюда прийти с любимым человеком, – Чимин настораживается, сужает и без того узкие глаза, думает, что сейчас будут ему заливать очередную какую-то байку, но все-таки внимательно слушает. – Я рад, что этим человеком оказался ты, Чимин, – и чмокает в лобик, от чего тот хмурится и продолжает молчать, но старший и не ждет ответа. – Видишь то созвездие? – Намджун тыкает пальчиком в небо, чтобы Пак проследил за ним. – Это Лира. Согласно мифу, ее чудные звуки сопровождали песни влюблённого Орфея. Это моё любимое созвездие. У тебя есть? – Хён, – с улыбкой, – я знаю только Большую Медведицу. И то не уверен, смогу ли я её показать, – начинает хихикать Чимин в грудь Намджуна, что радует старшего. – Куда хочешь на следующее свидание? – интересуется старший, поворачиваясь так, что голова Чимина соскальзывает на его руку, зато они могут близко смотреть друг другу в глаза, и Чимину становится немного не по себе от своих мыслей: «В твою кровать». Ведь Намджун так нежно смотрит, будто хочет душу разглядеть, зарывается в волосы, поглаживает пальцами, улыбается, рассказывает всякий милый бред о звёздах, а Чимин здесь словно плохой персонаж. Чимин ведь не такой. Всё стало играть против него. Он не даст себя обмануть, размышляя, что ответить. – Хочешь в кино? – не дожидаясь ответа, сам предлагает Ким. – Разве что на последний ряд?! – вызывает у Намджуна смех, а сам глазками моргает, думая: «А что такого я сказал?!» Намджун в одно движение нависает над лицом младшего, который охнул и свои руки приподнял к груди, сжимая в кулачки, будто защищаясь. Намджун смотрит с пару секунд в удивленные и озадаченные глаза, на приоткрытый от неожиданности милый ротик, который снова хочется поцеловать. Приближается, проводит кончиком носа по щеке младшего, вдыхая его запах. – Ты пахнешь, как булочка с корицей. Так хочется укусить за щеку... – шепчет Намджун, продолжая проводить по ней носиком. Чимин лишь хлопает ресницами, не понимая, что только что услышал. Его что, с булкой сравнили?! Укусить что?.. – Ай! – выкрикивает он и ударяет спонтанно кулачком в чужую грудь, когда ощущает укус и слышит хриплый смех. Но укус заглаживается поцелуем. – Прости. – Ты меня укусил! – Потому что ты слишком хорошо пахнешь. – Так не... – ему не дают сказать, потому что впиваются поцелуем в губы, терзая их, от чего перехватывает дыхание. Он распрямляет кулачки и ровными пальцами уже дотрагивается до груди Намджуна, ловя ритм губами. – Уже поздно, – отрывается старший и Чимин чуть ли не тянется к его губам, только чтобы не прекращать поцелуй, и готов себя ударить за такие мысли. – Нужно собираться. Намджун помогает Чимину подняться, застегивает на нем куртку, собирает все вещи в рюкзак, и они начинают спускаться вниз. Ким всю дорогу держит Чимина за руку, другой подсвечивая путь фонариком. Они спускаются быстрее, чем поднимались, но даже так, Чимин пару раз спотыкается, и конечно ему не даёт упасть старший, прижимая к себе и целуя в макушку, как маленького ребёнка. В машине они едут молча, слушают музыку и Чимин всю дорогу думает, что свидание реально не так плохо прошло, как он себе представлял, а после бьёт себя, конечно мысленно, что позволяет себе такие мысли. Намджун ведь хитрый и умный, и это все его глупые уловки! Ким провожает Чимина до переулка за пару метров от дома, сильно сжимает в объятиях, как будто расставаться не хочется, а после целует, целует в мягкие губы в тёмном переулке, аж тело сводит. Водит ладонями по спине, опускаясь медленно на задницу, слегка сжимая, привлекая ближе к себе и Чимин понимает, что еще немножко и у него встанет, а у некоторых, кажется, так и происходит. Хотя хрен его знает, у того, наверное, хозяйство большое в трусах. Точно большое. Намджун делает шаг назад, опираясь об стенку и тянет за собой младшего, который ступает за ним, еще и на поднимается, и сам целует головокружительно, пальцами держится за шею старшего, и выпускает стон в его губы от чего тот отрывается с отдышкой, словно отрезвеляется. Старается разглядеть в темноте пару секунд лицо Чимина и ухмыляется от хитрого маленького гнома, который голову опустил и притулился к его груди лбом, прячя свои прелестные глаза. Намджун нагибается ещё раз, но к уху, опаляет горячим дыханием, шепчет: – Ты моя луна, Чимин, – оставляет поцелуй в макушку и уходит, не оборачиваясь, потому что выдержка уже на пределе. Чимин смотрит на уходящего Намджуна и руками обнимает себя. Спрашивает, почему ему становится всегда холодно, как только Намджун уходит. Тук-тук-тук. Сердце стучится громче. Почему-то становится до чего страшно и голос в голове кричит: «Вот блять...» * Как не умереть от стыда?! Кажется, этим вопросом Чонгук уже задается пять безрезультатных месяцев. За все это время, что он с Юнги, он не то что видит краски, они тупо оживают в глазах, как и маленькие яркие звёзды, показывая, что мир за дверьми до чего интересный, когда ты рядом с любимым человеком. Но чего Чонгук явно не ожидал... так этого самого головокружительного поворота, а главное, что сам сделает к нему шаг! Проснувшись утром в кровати Юнги, он думал, как бы не провалиться сквозь эту самую мягкую кровать, поэтому, пока что не чувствуя себя дерьмово после вчерашнего алкоголя, первое, что он делает – опускается ниже, натягивает одеяло чуть ли не до глаз и поворачивает голову влево, наблюдая за спящим хёном, думая, что вчера он выделывал... Никогда даже не допуская мысли, что дрочка в тёмном переулке под дождём может быть настолько захватывающей и горячей, тем более у него, чистюли, который только и думал о чистоте и считал все это грязным и неподобающим делом. Забудьте... этот момент он в жизни переписать не захочет! Как и забыть. Только прокручивать, прокручивать в голове, как его ласкали, как ловки пальцы Юнги, после которых было чувство, словно на тебя поливали кипяток и оставляли следы, сжимали бока, плечи, грудь, а после плавно опускались на твоё запретное место, и ты готов был выть, потому что внутри разрывало от ощущений, затуманивающих ум. Господи... он трогал Юнги там... сжимал его член, толстый, ощущая на ладонях напряженные венки, покрывающие возбужденную плоть, и, самое главное, довел до оргазма! Ну и как тут не провалиться от стыда! А после все испортить своим неконтролируемым спазмом, хоть всю дорогу в такси Юнги успокаивал, что все хорошо, когда его голова покоилась на плече с закрытыми глазами, потому что алкоголь догнал и постучал не только по голове, а и по желудку, и было так хреново, что он даже свое имя не помнил. Так это ещё были цветочки, потому что как только они добрались к Юнги, чего он не помнит, его снова укачало, спасибо, что старший успел его отвести в туалет, помог держаться и спадающее пряди придерживал пальцами, поглаживал по спине, пока выходило зло. Носился с Чонгуком, как с писаной торбой, поднося воду ко рту, помогая выпить, потому что даже руки отмирали. Как нежно снимал облеванную одежду с тела и промыл полотенцем, почистил зубы, пока он сидел на бортике ванны, упершись головой и телом в холодную плитку, моля о спасении. И даже отнёс в кровать, потому что ноги отказывали, и положив на голову хладное полотенце ждал, пока не уснёт. И как после этого не умереть? А утром Юнги просто сказал, что с кем не бывает, и ему не стоит об этом волноваться, но Чонгук не Чонгук если сто раз не извинится, не покроется пунцовым цветом и не сверкнет щенячьим взглядом. – Мне жаль. Прости. Я помню, что, кажется, выпил только три маленьких коктейля... Мне не следовало. Прости, хён, – он накрывается одеялом с головой, мямля из-под него: – мне так стыдно! – Вылезай! – Юнги улыбается и скидывает одеяло с младшего, любуясь красными щеками и сожалеющим взглядом. – Все хорошо. Не думай про это. Хотя... – он приближается впритык, скидывая одеяло с себя, будучи в боксерах и футболке, запрыгивает сверху на Чонгука, который широко открывает глаза, ощущая вес хёна на себе, – я все же обижен! – Прости... – начинает беспокоиться Чонгук, но сразу же его терзания Юнги перекрывает лёгким поцелуем в губы и понижает голос, проговаривая: – Я обижен, – поцелуй в щеку, – что ты не помнишь, – поцелуй в висок, – как я к тебе прикасался и как ты стонал в мои губы... – и Чонгук, кажется, сразу же обмякает и его кидает в пот, как и его Пикачу, что херачит молниями по телу, от таких интимных слов, особенно, когда Юнги сокращает расстояние и вглядывается в глаза, чуть ли не шепча в губы: – Как тебе было хорошо... Как ты закатывал глаза... как... – Я... – сглатывая слюну, – помню, хён. Все помню! Лицо Юнги украшает его коронная довольная ухмылка. Он щурит глаза и приближается губами к уху, горячо выдыхает, слегка прикусывает: – И тебе было хорошо? Чонгук громко выдыхает, окрашивая даже уши в красный. Но смолчать, значит, что он остался в той стадии, что он даже слова не может сказать, а он такого не хочет, потому что он уже зависим от прикосновений Юнги к своему телу. – Ты даже не представляешь, насколько, Юнги-хён... И ему стало наконец-то легче высказывать свои мысли, но лишь до того момента, пока его тело не проснулось полностью и не напомнило, что за неразумные действия нужно отвечать. Голова начала раскалываться, и даже таблетка не помогла, в желудке было кошмарно неприятно, тошнило так, что даже не смог съесть завтрак, приготовленный старшим. Разумеется, Юнги его отвёз домой и попросил отдохнуть и вызвать врача, если совсем будет плохо. Так вот... Чонгуку было плохо, почти неделю от алкогольного отравления, он только и делал, что лежал на кровати, спал и пил таблетки, ощущая свое тело сломленным. Родители слишком переживали, и конечно же им пришлось соврать, что он, кажется, отравился несвежими морепродуктами. На пару дней он выпал из жизни каникул и объятий Юнги, по которому безумно скучал. И когда ему становится уже немного лучше, будто и не было этого отравления, он поднимается утром с улыбкой на губах. Завтракает омлетом и пьёт ромашковый чай. В кухне спокойно и тихо, брат еще спит в своей комнате, родители ещё вчера уехали к хальмони в гости в Пусан, как только он сказал, что ему уже хорошо и не следует о нем больше так беспокоиться. После, поднимаясь наверх, он идёт в ванную комнату, принимает душ достаточно долго, намыливая свое тело гелем, чтобы остался приятный запах, все время думая о Юнги, и когда они наконец встретятся, потому что он скучает очень сильно. Чон выходит бодрым из душа и в хорошем настроении, и когда оказывается в коридоре, слышит, как доносится хриплый голос брата с кухни, который, судя по всему, общается по телефону очень громко. Чонгук решает поздороваться и медленно спускается по ступенькам, останавливаясь на верхних так, чтобы его не было видно, необдуманно сжимая перила сильнее, когда слышит: – Да ты гонишь... За что Юнги разъебал личико Тэмина? Чонгук не знает, что чувствует в этот момент, наверное, радость, потому что на лице показывается удивленная улыбка от мысли, что Юнги его не даст в обиду. Чонгук против драк, но от того, что Тэмин получил, ему становится почему-то до одури приятно. Он так задумывается, что не видит, как Хосок поднимается наверх, останавливаясь, чтобы понаблюдать за братом. – Чонгук, ты как? Эй, тебе плохо? – он приближается ближе и Чонгук отмирает, моргая глазами, приходя в себя. – Да. То есть, нет... Все хорошо, хён, не беспокойся. – Хорошо. А то ты славно нас всех напугал! – он тормошит влажные волосы младшего и мило улыбается. – Сегодня я хочу пригласить пару друзей вечером. Ставлю тебя в известность. Если будем слишком сильно шуметь, можешь написать мне сообщение, чтобы мы не мешали тебе учиться. У Чонгука будто глаза загораются от мысли, что он увидит Юнги-хёна, но сразу же гаснут, потому что они не смогут провести время вместе. Юнги так и не пригласил его сегодня на свидание, значит, точно будет с друзьями. Немного бьёт по больному. Он поднимается в свою комнату, ложится на застеленную кровать и все-таки решает проверить, хоть писать это для него немного стыдно, но, если вспомнить, через что он прошёл… Так что он печатает почти жмурясь, прикрывая глаза. Чонгук: «Хён, мне уже лучше. Ты свободен сегодня? Хочу увидеться с тобой». Юнги долго себя ждать не заставляет, но для Чонгука эти пару минут в ожидании ответа тянутся как вечность. С мыслями, соскучился ли по нему хён так же, как и он по нему. Юнги-хён: «Хосок пригласил к себе. Так что мы точно увидимся. Извини, что не могу сегодня провести с тобой время. Я рад, что тебе лучше!» Хорошее настроение просто исчезает, как снег после солнца. Он понимает, что Юнги не должен с ним проводить все свое свободное время, и что у него есть много знакомых и тем более этот год его последний в школе. На этом Чонгук принимает сидячее положение, его будто молния ударила от мысли, что в новом учебном году он не будет видеть в школьных коридорах макушку Юнги-хёна. Он тяжело выдыхает, с мыслью, что стал слишком жадным до внимания старшего, так что старается об этом не думать. Ведь даже если хён пойдёт учиться в университет, они все равно будут видеться, может реже, но все-таки будут! Так что это не повод вешать нос. С тяжёлой головой он приступает к учёбе, её все равно никто не отменял, даже если ты на каникулах, учиться усердно нужно продолжать, а потом можно немного расслабиться и сесть за рисование, которое ему очень нравится. Вечер наступает достаточно быстро после пары часов учёбы в тишине за столом, которые он даже не перерывал на обед, только сильно проголодавшись и поужинав в шесть вечера, когда Хосока как ветром смело. После наброска портрета Юнги, не удержавшись, все-таки нарисовал его в своём блокноте карандашом, собирается в магазин за банановым молоком, как раз немного прогуляться и размять кости, а то в сидячем положении весь день. Возвращается домой неторопливой походкой, дышит вечерним воздухом, в руке – тканевый мешок с запасами еды и на утро. Чон заходит в дом, думая, что сейчас снова будет сценарий, где он всех хёнов видит в гостиной, но на удачу, этого не происходит, поэтому парень с лёгкостью выдыхает и расслабляется. В доме тишина такая, как и была, ни единой человеческой души, ну, теперь уже кроме него. Он включает телевизор на фон, попадая на популярную дораму, от которой тащится Чимин и направляется на кухню: ставит пакет на столешницу, вынимает оттуда банановое молоко, протыкает трубочкой крышку и всасывает большое количество, втягивая щёки, не ожидая, что в этот самый миг в дом ворвется Хосок. Его друзья до одури громкие, о чем-то спорят, а потом заваливаются в гостиную, где младший чуть не давится молоком, но кланяется в приветствии, в уме насчитывая шесть человек. Однако взгляд останавливается на одном, особенном для него парне, что хмурится как кот и подмигивает глазом так, чтобы никто не видел, пока другие раскладывают пакеты возле стола. Чонгуку даже не надо догадываться, что в этих пакетах. – Чонгук-и, мы решили устроить барбекю на заднем дворе. Не хочешь мяска? – подходит Хосок и похлопывает застывшего Чонгука по плечу. Чонгук качает головой, что нет, спасибо, лучше он ещё поучится. – Так... Еду выкладываем на стол, – обращается к парням Хосок. –Джексон, помоги мне бухло на улицу донести. Парни начинают готовиться к барбекю, выкладывать все из пакетов на стол, обходя Чонгука, который не знает, куда себя деть, наблюдая, как Юнги становится сзади него и высыпает рис в рисоварку, не обращая внимания на него. Чонгук понимает, они не должны палиться перед другими, особенно перед Хосоком, но почему-то становится не по себе. – Как проходят каникулы, Чонгук-а? – его вырывает из мыслей голос Сокджина. И Чонгук, кажется, совсем не актёр, потому что он сразу сжимает губы и на лбу показываются маленькие складки, стоит вспомнить, как Тэхёну было больно, от того, как с ним поступил Ким Сокджин, находящийся сейчас в его доме и моющий овощи в раковине рядом с Юнги, еще и с милой улыбкой. Это начинает злить. Чонгук сглатывает слюну и старается привести себя в чувство, но это оказывается сложно, когда сзади тебя твой секретный парень, от которого ты прямо уплываешь. – Нормально, хён, – всё, что удаётся холодно из себя выдавить. – Эй, помогите! – доносится со двора голос Хосока. – Ох, он не может без нас! – шутит Вонхо и вместе с Минхо направляется во двор, бросая распаковывать пакеты. Джин хмыкает, но ему звонят по телефону и он выходит из комнаты в прихожую, так что в комнате остаётся Гук, который до сих пор не понимает, почему он ещё здесь, Намджун, у которого задание сделать самый крутой плейлист, и который не отрывается от телефона, и все приговаривает: «Да отпишись ты же мне уже!», и Юнги, что чуть ли не прижимается сзади, дыша в шею, заставляя чужое сердце делать невероятные кульбиты. – Скучал? – тихо на ухо, от чего Чон сразу же поворачивается, чуть ли не сталкиваясь с носом Мина, делает судорожный выдох. Они встречаются взглядами, совсем забывая, что в любую минуту их могут застукать, но так хочется... Так хочется быть ближе, ощутить ловкие, тёплые касания на своём теле. – Безумно, хён, – неловкий шепот все-таки срывается с губ, от чего его щёки начинают краснеть, стоит вспомнить их последнюю встречу. Чон опускает взгляд, но скрыть смущенную и радостную улыбку не удаётся. А потом Юнги делает то, что врубает внутреннего Пикачу Гука на особый режим: придвигается совсем близко, как хитрый кот, и своим розовым языком проводит по губе младшего, слизывая оставшуюся каплю молока, а потом быстро отодвигается, кокетливо щуря глаза со словами «вкусно», в то время как дверь открывается и заходит Хосок. Чонгук готов просто упасть, сердце стучит как бешеное, мозг почти вышел в окно, и, не выдерживая напряжения, как и мимолетного испуга, младший сильно сжимает бутылочку молока, вздрагивает, ударяясь поясницей об стол. – Чонгук-а, ты в порядке? – Хосок подходит ближе, пока Юнги оборачивается спиной и посмеивается от своей выходки. – Да, все в порядке,– еле выговаривает Чонгук, стараясь не умереть от мысли, за чем их могли только что застукать. – Я пойду приведу себя в порядок... – он быстро удаляется с красным лицом наверх по ступенькам, чуть не падая на них. Хосок опирается о столешницу, складывая руки на груди и косится взглядом на Юнги, поднимающего брови в уверенном взгляде. Молчаливое переглядывание продолжается с пару секунд, пока Хосок первый не перерывает тишину. – Он очень ранимый, – но у Юнги даже глаз не дергается, так и смотрит, будто они в игру играют, кто первый сдастся. – Я за него и прибить могу. – Не сомневаюсь, – спокойным хриплым голосом. – Все, блять! Я сегодня просто напьюсь в хлам... да как он смеет! – подходит к ним Намджун разрывая их «гляделки» своим нервным пыхтением, и достает из пакета бутылку пива. – Я, блять, просто его отлуплю и все! По жопе надаю! Я, блять, не железный... – Что, не такой твой Чимин ангелочек, как ты себе представлял? – хмыкает шутливо Хосок, подбадривающе похлопывая Намджуна по спине, пока тот закатывает глаза и идёт к ребятам во двор, как и Хосок, оставляя Юнги одного. Мин тяжело выдыхает, будто долгое время сдерживал в себе слишком много чувств и эмоций. Хосок ещё тот мудила: догадывается или знает, или просто «стреляет» подходящими словами, как он умеет, чтобы спалить. Хосок хитрая жопа. Проходили... Знает Юнги его характер, быть дохера уверенным, ничего при этом не зная. Он переводит взгляд наверх, где слышит звук воды, доносящийся из ванной. Чонгук, наверное, отстирывает пятно от молока. И как сдержаться всякий раз, когда он так мило смущается? Хочется подняться, погладить его по голове и сказать «какой хороший малыш», но Мин только сжимает губы и выходит во двор к остальным. Три невыносимых часа для Чонгука. Сосредоточиться на учёбе тяжело, как и рисовать Юнги, находящегося за пару шагов от него. Он прячет рисунок в книгу и закрывает, поднимается на ноги и сжимает губы с мыслями, как проводят время друзья Хосока во дворе. Ну хорошо, интересует его только одна личность. Остаётся только сожалеть, что его окна в наклонности, так еще и не выходят туда, куда нужно, но он не отчаивается, крадется тихо в комнату родителей и, не включая свет подходит к окну, радуясь, что оно выходит на задний двор. Отодвигает слегка шторку пальцами и, набираясь смелости, смотрит, поглядывает за ребятами, чувствуя себя последним сталкером. Вот Джексон возле кустов гортензии, кажется, уже в стельку, срывает цветок, за который омма готова голову оторвать, вот Хосок, пинает Минхо за какую-то тупую шутку, вот Сокджин, жарит остатки мяса на гриле, попивая аристократично вино, пока Намджун, который уже тоже хорошо накидался, видно по его рукам, разливает соджу за столом, стараясь попадать в стопочки, а рядом с ним Юнги. И именно от последнего дыхание становится быстрее. Как Мин втягивает дым от сигареты, и, поднимая голову вверх, игриво выдыхает, а после, как будто знает, поворачивается в сторону дома и всматривается в то самое окно, где стоит Чонгук. Младший громко глотает и думает, видно его или нет, в комнате темно, по идее не должно, но Юнги подмигивает и тянет свою кошачью ухмылку, а Чонгук отстраняется от окна с диким биением сердца. Попался. Это какое-то сумасшествие. Ему ничего больше не остаётся как уйти в свою комнату и сесть снова за учебники, смирившись с мыслью, что сегодня ему не перепадет обнимашек от Юнги. «Обнимашек?!» – думает Чонгук, – «Я уже точно как Тэхён!», а затем громко стонет от печали. Кажется, он понимает Хатико. «Докатился, ты Чонгук!» Ещё какие-то полтора часа, просидев за учебником, стараясь вникать в написанное, а не думать о Юнги, и он уже слышит звуки, доносящиеся из гостиной, а потом крик Хосока: «Чонгук-а, мы уходим!». Время на телефоне доходит до одиннадцати вечера. Вот так он бы назвал этот день – бездарным. Что самое интересное, его дни до Юнги были все такие, однообразные, за учебниками или рисованием, иногда эта серость разбавлялась друзьями. И, честно говоря, он злится, и вроде даже не знает на что. Чтобы расслабиться и отпустить злость, он включает на ноуте спокойные и романтичные песни IU, сидит ещё с пару минут, а после идёт в душ, решая поскорее улечься спать, чтобы настал следующий день, который он точно проведёт с Юнги-хёном. В душе он торчит где-то около десяти минут, думая, что зависимость, кажется, самая ужасная вещь на земле. Моет голову персиковым шампунем, делая массаж, намыливает себя гелем, и опускает взгляд вниз, на свой вялый член и маленькие кучерявые волоски на лобке. Он не знает, что им движет, но он берет бритву и приступает к бритью, чтобы быть «голеньким». С тяжелым отчаянным вздохом Гук приходит к заключению, что так будет лучше и, наверное, приятнее для Юнги, когда... – Боже... Я сошёл с ума! – ноет тихо под нос и упирается головой в стеклянную дверцу. Сушит волосы слегка, оставляя их влажными, одевается в белую футболку и чёрные шорты на чёрные боксеры, спускается вниз, конечно, встречая только тишину, выпивает немного воды, а затем идёт в свою комнату совсем безрадостным, и точно не ожидает, когда открывает дверь, увидеть «вселенную» в своей комнате. Он расширяет глаза в удивлении, взирая на небольшой круглый ночник на столе, от которого на стенах и потолке показывается имитация космического пространства, мягкие красно-фиолетовые цвета переливаются в другие, медленно кружат с маленькими фиолетово-белыми звёздами, от которых глаз невозможно отвести, потому что завораживают до умопомрачения своей неповторимой атмосферой. Он смотрит с пару секунд с открытым ртом, а после поворачивает голову вправо и видит его... с нежной удивительной улыбкой, заставляющей сердце биться чаще. Чонгук не дожидается, как всегда какого-то знака, а сам резко дёргается с места и крепко обнимает удивлённо охнувшего Юнги. – Спасибо... – тихо, в шею, шмыгая носом от того, что его сердце тронули до мурашек на коже. – Спасибо, что не ушёл, хён. – Разве я мог бросить тебя?! – Юнги легко почесывает пальцами его слегка влажные волосы, пока тот прислоняется головой к его плечу, закрываясь от мира и сильно сжимает талию. – Всё хорошо? – Теперь да, – выдыхает Чонгук и Юнги оставляет на его лбу лёгкий чмок, а после начинает слегка покачиваться, и младший повторяет за ним движение, скрывая счастливую улыбку. Выходит нелепый танец под нежную спокойную музыку, но Чонгуку нравится, так что он полностью расслабляется в руках Юнги и целый ужасный день для него будто испаряется. Существует только сейчас, этот миг. – Чонгук, я весь пахну барбекю, я переживаю, что ты там задыхаешься! – через пару секунд отзывается Юнги, чем вызывает у младшего усмешку. – Ещё немножко, и я тебя отпущу, хён. – Вот какие мы смелые стали, да? – Юнги веселит, что Чонгук становится более смелым. Этого он и хотел. Чонгуку даже не нужно закрывать глаза, чтобы представить себе, что они танцуют медленный танец в галактике под красивую песню любимого исполнителя, потому что Юнги для этого постарался. Он поднимает лицо вверх и смело оставляет лёгкий поцелуй на губах старшего, который останавливается и заглядывает в глаза, пытаясь, что-то сказать, но Чонгук со страху первый начинает, слегка отстраняясь. – Только не говори, что тебе надо уйти! Пожалуйста... – Я не ухожу. Просто не мешало бы принять душ. – Ох... да... – встрепенулся Чонгук и начинал тараторить: – Ты можешь принять душ у меня. Хосок-хён и так ушёл... и я найду тебе чистую одежду... и ты можешь остаться... – на этом он краснеет, и опускает глаза от смущения, – не знаю на сколько... но... – Хорошо, – просто отвечает Юнги и притягивает младшего, чтобы оставить на его губах нежный поцелуй. Чонгук ждёт всего пару минут, сидя на кровати, наблюдая за дверью, как верный пёс дожидаясь, немного нервно потряхивает ногой, думая о том, что они одни, в его комнате, практически в галактике, что ему безумно нравится, а он может думать только о том, что же будет дальше... И когда Юнги заходит в его комнату после душа с влажными волосами и в его одежде, чёрной футболке и спортивных штанах, которые он подвернул снизу, Чонгуку эта разница в их росте очень нравится, нравится, что хён ниже его, просто радость взлетает к небесам, и взирая как Юнги бросает свои вещи на пол, рядом с кроватью. – Ну... Что такое? – усмехается Юнги и сразу плюхается на кровать младшего к стене, от чего тот подпрыгивает на месте. – Ляжешь со мной? Чонгука два раза просить не надо, он ложится боком, как и старший, вглядываясь в лицо при ночнике. – Хён... – Да? – Юнги протягивает руку и заправляет прядь волос Чонгука за ухо. – Я рад, что ты пробрался в мой дом, – Юнги начинает громко смеяться и опускает ладонь на щеку смущенного от своих же слов Чонгука, слегка поглаживая её. – Да?! Значит, буду так почаще делать. И это, конечно, не те звезды, что ты хотел с закрытыми глазами, но все же... – Хён... – ноющий писк сам вырывается от смущения, и он зарывается лицом в ладошку старшего от стыда, радуясь тому, что в темноте не видно его красных щек. – Прости-прости, но я так люблю тебя дразнить, ты такой милашка. – Прекрати, хён... – ноет смущенно в ладошку. – Тебе же было хорошо, – Юнги поворачивает его лицо к себе и смотрит так, будто в душу лезет. Чонгук не может не ответить, потому что боится, что Юнги подумает, что он глупый ребёнок, но это ведь не так, поэтому он решается и смело слушает до конца, чтобы ответить честно. – В ту ночь, пока ты, конечно, не... – Хён! – сам от себя не ожидая, закрывает ладошкой губы Юнги, только бы не слушать, как опозорился в ту ночь после, поэтому отвечает честно и смело: – Хорошо... Мне было хорошо. Очень... – Вот это другое дело, – убирая ладошку с губ и целуя кисть, хитро улыбается, а после выдыхает, ложится на спину, наблюдая за имитацией космоса. Они пару минут просто молчат, разделяя эту тишину на двоих. Чонгук мирно лежит сбоку и наблюдает за тем, как улыбка Юнги сходит с губ, и он о чем-то раздумывает, а после тихо говорит: – У тебя так уютно... Знаешь, ощущения, что в доме царят любовь и поддержка. Твои родители и Хосок очень тебя любят. Это ощущается, вот здесь, – он прикладывает палец к сердцу, а глаза становятся грустными. – А твои родители... – Давай не будем об этом, – с натянутой улыбкой оборачивается к младшему, протягивает руку вперёд проводя по нежной коже щёки. – Ты очень хорошо рисуешь Чонгук, не потеряй это, обещаешь мне? – Обещаю хён, – легко срываются слова с губ, пока Юнги берет его ладонь в свою, и переплетает пальцы. Чонгук решает, что, наверное, это хорошее время, чтобы спросить то, что хочет узнать. – Хён... Тебе осталось совсем ничего учиться. Куда будешь поступать? – Беспокоишься, что не буду звонить? М? – игриво тянет, показывая белозубую улыбку с деснами и играет бровями, загоняя младшего словно в тупик, о чем говорят его дрожащие губы, и Юнги решает сжалится над ним. – В престижный университет, как и положено богатому мальчику, Чонгук. Ничего нового. Лучше давай поговорим о твоем новом хобби. О «сталкерстве», – шутит он, пока Чонгук от услышанного закрывает глаза ладонями и ноет: – Ты меня снова смущаешь, хён! Прекрати. Юнги улыбается пока Чонгук краснеет, не отрывая руки от глаз, тогда он и решает подразнить его щекоткой, поэтому залазит на младшего и щекочет бока, а тот елозит под ним со смехом, что срывается с губ. – Хён, остановись, – через смех, – пожалуйста, – и Юнги снова прекращает, но так и не слазит с Чонгука, вглядывается в глаза, и младший становится серьёзным. Веселость как водой смывает, когда старший наклоняется, как кот, медленно, плавно, останавливаясь близко к лицу, и проводит пару раз, будто играясь, нежно, своим кончиком носа по чонгукову, от чего сердце младшего начинает колотиться, как бешеное, в том числе от близости и дыхания Юнги на его губах. – Ты такой красивый, настоящий, искренний... Юнги смотрит проникновенно в большие чувственные глаза, и слышит, как дыхание младшего становится более глубоким и низким, а потом впивается пылким затяжным поцелуем, целует, целует, оттягивает, сминает губы Чонгука, закрывающего глаза и отвечающего с желанием. Младший подстраивается под его ритм, ощущая, как одна рука Мина проникает под его футболку, сжимая кожу у ребер, а другая опирается около головы, чтобы удержать равновесие. Юнги целует так сладко, что Чонгук чуть ли не выгибается, чтобы ощущать близость еще больше. Касания Юнги – его личная вселенная, он его распаляет одним только взглядом прищуренных кошачьих глаз, а от прикосновений Чон готов расплавится, как мороженое на солнце. Можно сказать, он уже тает, там внизу... тем более, когда Юнги врывается своим языком к чужому, чтобы сплестись с ним в медленном танце. Совсем теряя голову, он проходится своим стояком по чонгуковому и чуть ли не постанывает в поцелуй, пробираясь рукой к соску, слегка поглаживает его, массирует, и наслаждаясь тем, что Чонгук охает от новых ощущений и поддается, хоть ещё немного и смущается, кажется нерешительным, но эти чувства все быстрее покидают его... Юнги плавно спускается ладонью ниже, к кромке шортов, поглаживает бок, слегка цепляет пальцами тазовую кость, желая о большем, о чем говорят его натянутые штаны, и Чонгук открывает затуманенные глаза. – Хён... – мямлит в поцелуй. Юнги неохотно, но отстраняется от губ, глубоко дышит, всматривается в лицо младшего, что вдыхает так же тяжело. Чонгук громко сглатывает, сжимает пальцы на ногах, чувствуя, как внутри все переворачивается вверх дном и молниями шарахает насквозь. – Да? – словно после бега, с одышкой. Даже непонятно сколько времени они целовались, и он просто забылся. В Чонгуке... – Кажется... Кажется, я… Я в тебя влюбился. Нет, не кажется. Я действительно безумно люблю тебя, Юнги-хён. Я влюблён в тебя... Юнги застывает взглядом и брови слегка нахмурены, из-за чего лицо напрягается, как и тело. Наверное, это тот самый миг, когда мысли должны бушевать в голове, но там полнейшая тишина и пустота. Он слегка промаргивается и хмыкнув выдыхает. Мин знал это, кажется, с самого начала, стоило только заметить, как Чонгук смотрит на него... Но явно не ожидал услышать сегодня. С этим он конкретно проебался. Он думал, что готов, но нет, нихуя... Ему никогда не признавались так... чувственно. Никогда не говорили такие слова проникновенным шепотом, ощущающимся криком на дороге к сердцу. Его не любили так искренно и чисто. Он всю свою жизнь спрашивал, что такое любовь и вот... он её видит! Это так же страшно, как и красиво. Он будто находится в некой прострации, наблюдая, как лицо Чонгука напрягается, а в глазах вопрос. Он ждет ответа. И Юнги отвечает, сам не понимая, зачем, ломким, тихим голосом: – А я ведь говорил не привыкать ко мне... – Что... что... ты... ты, – напряжение сменяется страхом. Чонгук разрушен после услышанных слов, он не понимает их значения, смотрит побитым щенком и приподнимается на локтях, от чего Юнги отстраняется больше, – ты не... не чувствуешь... я... – Разве я был бы здесь, если бы не чувствовал? – он сразу же перебивает панический поток младшего. Успокаивает, приближаясь, дотрагивается до его губ и оставляет на них нежный поцелуй, ощущая, как плечи Чонгука расслабляются. Мин выдыхает и на лице расцветает облегченная улыбка. Юнги прикасается своим лбом к его, поглаживает ладонями плечи и тихо усмехается, произнося, что Чонгук такой маленький паникер. И разве Чонгуку нужны еще какие-то слова? Юнги его любит. Мин снова горячо впивается в губы с новой страстью, укладывая младшего обратно на кровать. Гук совсем расслабляется в его руках. Он целует, будто заглаживает вину, что не смог нормально ответить. Проскальзывает рукой под футболку и ладонью ласкает живот младшего, покусывая и оттягивая губы, слегка подмахивает тазом, проезжаясь по члену Чонгука, и опускает пальцы на низ футболки. – Можно? – он дожидается заторможенного кивка Чонгука, который шумно выдыхает в губы и смело поднимает руки вверх, чтобы Юнги снял с него вещь и отбросил на пол, и зачарованно жаждет продолжения. Сердце бешено стучится, пока Юнги смотрит прямо в глаза и с нежностью проводит рукой по его волосам, приглаживая назад, нагибается слегка, одаривая будто хрупкими поцелуями, шепча в ухо, хрипло и так сладко, заставляя разум помутиться за считанные секунды. – Я хочу сделать тебе хорошо... – легкий поцелуй в шею, а после горячий выдох в ухо. – Ты же веришь мне? – Да... – отвечает раньше, чем успевает подумать, закатывая глаза от удовольствия. К черту все. И смущение, которое так желает вырваться, сегодня он его запрет, даже если щеки пылают огнём. Алкоголь был бы сейчас кстати. Он без футболки, с голым торсом и грудью, вздымающейся в сумасшедшем ритме, на кровати в своей комнате, а на нем Юнги-хён... Безумно красивый и нежный... готов сделать ему хорошо, хоть Чонгук и в душе не ебет, что это значит, но есть дикое желание узнать. Он и мечтать не мог о таком... какие к чёрту звезды, здесь целая Галактика. Юнги едва ощутимо покусывает его за ухо, опускаясь все ниже, касаясь горячим дыханием, добирается до губ, целует их, уже покрасневшие и так соблазнительно распухшие после долгих поцелуев: – Расслабься, мой малыш, – и Чонгук просто уплывает, запрокидывает голову, закрывая глаза, когда Юнги опускается все ниже, и ниже... Целует слегка накаченную грудь, а после дорожкой пробегается по животу, останавливаясь у резинки шорт, ловко зацепляет края и медленно, под шумный выдох и стон Чонгука, «оох», опускает шорты вместе с бельём, освобождая уже выделяющий смазку стоящий колом член младшего. Чонгук лишь прикрывает в смущении глаза ладонями и подтягивает ноги. Юнги улыбается и целует в тазовую косточку, цепляя член своим плечом, заставляя Чонгука дернуться. – Не стесняйся меня. Ты прекрасный. – Хён! Что ты... что ты собираешься делать... – дрожащим голосом спрашивает Чон, но так и не открывает глаза. Стеснение все-таки побеждает. Он даже перед друзьями не раздевается, а здесь... он лежит нагой и просто не знает, как скрыться от стыда в своей маленькой комнате. – А на что это похоже, по-твоему?.. – Я... – он замолкает, и даже не может произнести хоть слово. Юнги подтягивается ближе к лицу младшего, ухмыляясь и умиляясь невинности, а затем снимает свою футболку, скидывая ее туда, к чоновой, нежно касается его ладоней, освобождая смущенные глаза, и укладывает на матрас, придерживая руками. – Если ты хочешь, я прекращу. – Нет, – срывается с губ, что вызывает улыбку старшего. – То есть, я не... Это все так ново и... И мы... мы же не... – Чонгука просто рвёт, но он так и не может произнести свою мысль, подразумевая: «мы же не собираемся сейчас заняться сексом». Насколько он знает, от Тэхёна, конечно, сначала нужно провести процедуры очищений, – я не знаю, как себя вести! Прости, я... просто... Я голый! – Что мне очень нравится, позволь заметить, – весело хмыкает Юнги и целует в кончик носа, наслаждаясь наготой младшего под ним. Чонгук смыкает губы, громко выдыхая через нос. Его взгляд меняется из смущенного на провинившийся. – Прости... – Эй, тебе незачем говорить такое. Если хочешь я уйду... – Нет! Нет, хён. Я такой дурак. – Прекрати. Просто доверься мне, – целует в губы. Младший немного расслабляется, ощущая тепло губ и как горячее тело Юнги на себе. А потом Пикачу хреначит молниями, потому что… Юнги опускается, жмурит хищно глаза, и проводит пальцами по всей длине члена, слегка сжимая внизу. И Чонгук готов поклясться, что видит радугу в глазах, стоит Юнги к нему прикоснуться там. Старший сильнее сжимает ствол и делает ритмичные движения вверх-вниз, а после, нагибаясь, дует на головку, от чего ноги Чонгука сами дергаются, а глаза широко раскрываются от чувства прохлады на кончике. Юнги довольно улыбается, высовывает язык и легко проводит по сочащийся головке, слизывая каплю, причмокивает, облизывая губы. «О, Господи!», – вырывается у ошеломленного Чонгука. А после Юнги насаживается ртом на его член до половины и плотно смыкает на нем губы. Невинный мир Чонгука шатается ещё больше. Он громко охает, и вжимается в кровать от ощущения горячего рта, захватившего его головку. Чон просто закрывает глаза и рот, чтобы плохие слова и громкие стоны не срывались с губ, и он не умер от стыда. Юнги скользит по члену мягко, стараясь не касаться зубами, опускается вниз, после снова вверх. Чонгука лишь кидает в дрожь, и он открывает глаза, потому что он должен, должен посмотреть, как Юнги заглатывает его влажный член глубже, сосёт, сосёт, как леденец. Горячий язык скользит по набухшим венкам, а рука дотрагивается до его яичек, слегка переминая. Юнги крепко сдавливает ствол рукой, а губами перемещается на чувствительную головку, продолжая ласкать только ее тёплым влажным ртом. От увиденного тело Чонгука содрогается как от разряда тока. – Хён... – Чонгука выкручивает, и сам того не ожидая, он выкидывает бедра вверх, охая, но Юнги продолжает усердно ласкать его член. Чон просто не выдерживает. – Я не могу... больше... хён! И не контролируя себя, через секунду после слов, обильно кончает в рот Юнги с протяжным стоном, переживая сногсшибательный оргазм. Юнги отстраняется только тогда, когда проглатывает, и как кот облизывает красные губы, щуря похотливые глаза и утираясь рукой. Чонгук все... Еле живой, валится на подушку, получив сногсшибательный первый минет в жизни. Он просто не верит в происходящее... Сердце готово выпрыгнуть, а ум – помахать ручкой. Чонгук не может думать. Перед глазами темно. Тело ватное. Все, что он может – хватать ртом воздух, как рыбка, которую выбросило на берег. – Ты такой вкусный... – Юнги улыбается тому, что довёл младшего, прикрывает его одеялом и, оставив на животе поцелуй, приближается ближе. – Блять, – срывается у Чонгука мат. Он смотрит на звёздно-галактический потолок будто не может прийти в себя и поверить в происходящее, звёзды, кажется, не только отбились на его сетчатку, но и внутри, а затем его кидает ещё больше в пот, когда он слышит шаги по ступенькам и громкий голос брата: – Чонгук, я вернулся, ты ещё не спишь?! Он срывается с кровати, как сквозняк, чуть ли не падая носом в пол, потому что боксёры с шортами на щиколотках, натягивает их в панике, слыша, как Юнги валится на подушку совсем без страха, и со смехом говорит: «Ну что за пиздец!» И все происходит, кажется, в безумную секунду и в шаге от сердечного приступа Чонгука. – Одеяло... накройся хён, – шепчет и помогает быстро кое-как накрыть Юнги, вертит головой по комнате, находит первую попавшуюся футболку, которая оказывается старшего, подбегает к лампе-ночнику, отключет её, делая темноту в комнате, и только успевает рвануть к дверям, когда их открывает Хосок, стараясь что-то разглядеть сощуренными глазами, спасает то, что он оставил свет внизу, что немного проскальзывает в комнату. – Хён... – от Хосока явно несёт алкоголем, чему Чонгук впервые в жизни рад, как бы это не было эгоистично. – Почему ты так тяжело дышишь? – с удивлением спрашивает Хосок и улыбается, опираясь об дверной косяк, потому что, кажется, немного перепил. – Мне... сон плохой приснился, – первое выпаливает, что пришло в голову. – Хорошо, что услышал, как ты меня зовёшь, хён, – всё выговаривает на выдохе, придерживая дверь, чтобы почти ничего не было видно в его комнате. – Не беспокойся. Иди ложись... Ты... Хосок кивает со смехом, отлипая от косяка, покачивается на месте, медленно опуская взгляд вниз на футболку младшего и гортанно хмыкает, поворачивая голову вбок, показывая кривую ухмылку. Чонгук наблюдает за его взглядом, стараясь медленнее дышать, пока брат так и не сводит пьяный взгляд. – Хён. – Мдаа... кажется, я конкретно перепил. Спокойный ночи, Чонгук, – он отшатывается со странным смехом, идя спиной вперед, неровно, к своей комнате. – Ну или сладкой... – а затем закрывает за собой дверь, когда проходит внутрь. Чонгук с секунду смотрит в коридор, где только что стоял брат, и когда понимает, что он, кажется, в безопасности, закрывает за собой дверь на ключ, впервые в жизни. Жизнь просто пролетела перед глазами. Он идет, и просто садится на кровать, где из одеяла показывается Юнги, начиная хрипло смеяться, уткнувшись в спину младшего, от чего Чонгук охает и на ощупь находит его рот и прикрывает ладонями губы, чтобы не дай бог Хосок услышал. – Хён, – Юнги убирает его руки, тянет на себя и впивается в губы сладко-горьким поцелуем, делясь вкусом, и до Чонгука наконец доходит, почему, когда Юнги отрывается. – О, Господи... – Я всего лишь Юнги. – Для меня ты, кажется, весь мир, – срывается с губ. – Хён, а как же ты? – смущаясь и радуясь, что в комнате до жути темно, но он себя пересиливает, потому что знает, от тех двоих балаболов, что партнёра нужно тоже... приласкать. Не сказать, что сейчас он готов вообще к чему-то, потому что он ещё не отошёл, но Юнги... – Не беспокойся. Твой брат постарался, чтобы мой член просто упал, – Чонгук в первый раз за этот день облегченно, но истерично улыбается. – Ты можешь ещё побыть со мной? Я запер дверь, так что Хосок-хён не зайдёт... И... я не хочу, чтобы ты уходил. Но если ты... – Я ещё останусь, – целует легко в губы. – Давай, ложимся спать. Чонгук кивает, и ложится после Юнги, на его голую тёплую грудь, удобно располагается, обвивая рукой бок, прислушивается к биению его сердца. Тот с пару секунд ещё играется с его волосами и чмокает в лоб, после закрывая глаза. – Хён, – после долгих минут окликает старшего, прислушиваясь к его ровному дыханию, уже совсем сонно. – Спасибо. Это было... галактически? – Юнги усмехается, как и Чонгук, и отвечает поцелуем в макушку. – Спи, ромашка. Проходит, кажется, пару часов, которые Юнги не смог уснуть, все время поглаживая волосы младшего, что мирно спал на его плече. На улице уже начинает подкрадываться утро, и он легко и осторожно освобождается их захвата Гука. Надевает его футболку, потому что тот уснул в его, доходит до дверей, а затем оборачивается ещё раз на мирно спящего Чона. Не этого он хотел... заводить отношения, ещё и с самым лучшим человеком в мире. Ну, судьба такая, делает все по-своему, не спрашивая разрешения. И, открывая дверь, тихо выходит. * Последняя неделька до каникул для Тэхёна была как лопатой по рёбрам. Долбаная учёба и так все мозги забирала, хоть он сказал спасибо, меньше страдал. Но Сокджин... ох, это имя вертелось в голове, но только уже не было радости и милости от его звучания, а только накопившиеся злость и разочарование. Ясное дело, он себе воображал, как Джин на коленях молит у него прощения, говорит, что его бес попутал, и что Тэхён лучшее, что с ним случилось. На деле все оказывается не так. Пусто. Глухо. Больно. Но Тэхён доказал себе в первую очередь, что он не является мальчиком на сладкие ночи, ещё вспоминая как молитву, слова Хосока: «Разве человек, избавившись от дерьма, не должен быть счастлив?!» Тэхён хотел быть счастлив, поэтому заблокировал контакт Джина. И если он думал, что его уже ткнули носом в грязь, и он получил урок, и что разочарование его больше не настигнет, то в этом он очень сильно ошибался. К сожалению. Все было не сразу. Ему уже просто началось казаться, что судьба на него зуб точит, такой остренький, коварный, и это в семнадцать-то лет. Просто страшно подумать, а что после тогда будет... Все было нормально. Учёба, а потом дожить до каникул. Солнечные дни и вроде никакой драмы. Одни лишь спокойствие и сосредоточенность на экзамене, потому что омма говорила, что из дома выгонит, если он провалит, но Тэхён знает, что аппа в обиду не даст, с ним уйдёт. И вот в одни такие прекрасные солнечные дни в школе, Тэ сидел на скамейке с книгой в руках, читая корейскую историю, ничего не видит, ничего не слышит. Сама сосредоточенность. – Держи, – ему прилетает на книгу батончик со вкусом вишни от Хосока, севшего на другой край скамейки. Даже в сторону Тэ не смотрит, будто того здесь и нет. – Спасибо, хён, – удивленно выговаривает и смотрит на батончик будто на чудо света, а потом поворачивает голову на Хосока. Тот закрыл глаза и подставил лицо солнцу. «Ты и сам как солнце», – думает неожиданно Тэхён и ещё шире отрывает глаза, удивленный своими мыслями. – Хён... – начинает неуверенно Тэхён, но его резко перерывает голос Минхо. – Эй, Хосок, пошли, покурим. Хосок поднимается, ничего не говоря на прощание, уносится как ветер, Тэ остаётся только смотреть в спину уходящего, но потом на лице показывается улыбка, когда он бросает взгляд на батончик и в сердце разливается тепло. Хосок никогда не показывает эмоций, говорит много, да, заговорит любого, но что касается чувств – там тёмный лес. Вот что понял Тэхён. Хосок не говорит. Хосок показывает. И батончик он бережёт, для чего?! Он не знает, просто вечером кладет на прикроватную тумбочку и засыпает, смотря на него. Следующий день проходит гладко. Почти. После дополнительных Тэхён возвращается домой, усталый, голодный, да вообще никакой. Ещё и на смену солнышка пришли серые грязные тучи и начинает лить как из ведра сию же минуту, не давая времени спрятаться. Он, конечно, зонт с собой не взял, а омма ещё говорила об этом, но видимо он лучше знал. Нихрена. Поэтому сейчас бежит с рюкзаком на спине в ближайший магазин 7eleven в районе Чонгука. До дома ему оставалось всего нечего, двадцать минут пешком, а теперь придётся кто его знает сколько ждать. Он смотрит через стеклянную дверь, поджимая губы и отчаянно вздыхая. С волос капает, с носа капает, с лица капает. Он утирается рукавом белой школьной рубашки, чуть ли не хныча, задаваясь вопросом, что вообще не так? Даже погода против него! Очень хочется пустить слезы, будто вот это самый край эмоциональной нестабильности, что сейчас его взорвёт. Но... – Мда... Кажется, долго будет лить, – Тэхён вздрагивает от неожиданности и оборачивается на голос, голос Хосока. Слезы исчезают моментально. – Хосок-хён... – удивленным голосом. Смотрит завороженно, поверить не может. Рот широко открывает. На Хосоке надет жилет, которые носят продавцы. А ведь Тэхён и не знал, что он здесь подрабатывает. А ведь он всегда в курсе таких вещей. В школе особенно быстро разлетается такая информация. – Рот закрой, а то муха залетит, – пожимает плечами. – Смотришь, будто я привидение. Лицо расслабь, – Тэхён так и делает, а еще следует за кивком хёна. Хосок приводит его к небольшому деревянному столику у окна, где все быстро перекусывают и говорит садиться. Тэхён снимает рюкзак с плеч, ставит у ног, а сам присаживается на высокий стул. Хосок уходит к стеллажам. Ким, конечно, ждёт, подергивая ногой, а потом слышит, как Хосок спорит, кажется, со своим коллегой. – Ну блять, Хосок! Будь другом! Это ведь последняя пачка! Я его хочу! Дам вдвое больше! – А я пару миллиардов вон хочу. Но не всем везёт! И возвращается с довольным лицом и двумя пачками рамена в руках. Впервые улыбается Тэхёну за все это время. А у Кима внутри будто солнце светит. Хосок подходит к зоне для самостоятельного разогрева еды, греет воду в термопоте, ждёт всего три минуты и заливает рамены кипятком, за чём наблюдает младший, а после ставит на стол с палочками напротив Тэхёна. – Это мне? – Тэхён, хватит тупить. Ты ещё кого-то видишь здесь?! – Тэхён смущенно улыбается и двигает к себе ближе, хватая в руки палочки и благодарно улыбаясь. – Спасибо, хён. – Ешь. А то кости одни. Разговорами сыт не будешь. – О, не острый, хён! – улыбка еще больше расцветает на лице, когда он пробует, втягивая лапшу в себя, громко причмокивая. Мало кто знает, но Тэхён не переносит острого. И на его удивление Хосок угадал. – А у тебя? – он, не дожидаясь ответа, бесстыдно лезет палочками в миску, набирая, на усмешку Хосока, который просто позволяет и смеётся, когда Тэхён вытягивает губы в трубочку и начинает ныть, что очень остро! – Так никто и не просил лезть! – Хосок отвешивает подзатыльник и Тэхён строит обиженного, надувается, но в следующее мгновение снова приступает к еде, наслаждаясь моментом. Дождь за окном тарабанит, стекая крупными каплями по стеклу. Ветер дует, а Тэхёну так тепло, что слов не подобрать, даже если волосы мокрые. А еще, готов поклясться, что это самый вкусный рамен в его жизни. Хочется ещё сказать спасибо, что Хосок-хён угостил его едой. Тихо наслаждаться он не умеет, слишком его все волнует: – Хён, а давно ты здесь работаешь? – С начала учебного года. Владелец магазина, знакомый моего абоджи, принял меня. Я прихожу на пару часов и раскладываю товар. Три раза в неделю. – Я и не знал. Чонгук ничего не говорил. – А ты и не должен был. Чонгук тоже не знает, – Тэхён угукает. – Буду приходить почаще, хён, – с энтузиазмом выговаривает и смущенно улыбается. – Вот поэтому и не говорил! – Ты не хочешь видеть меня? – задорно спрашивает Ким и глазками моргает, играет. Ведь как так, Хосок всегда был ему рад, когда он приходил в их дом. –А должен? – с хмыком отвечает вопросом на вопрос и смотрит в притягательные с необычным разрезом тёмные глаза Тэхёна. – Но я ведь твой любимый тонсен! – делает очаровательное лицо, и тычёт пальцем в щеку. – Ты мой самый надоедливый тонсен, – Чон тычет пальцем в лоб Тэхёна от чего тот дует губы. – От тебя одни проблемы! – Ты несправедлив ко мне, хён, – расстроенно тянет младший, и все равно улыбается, будто на улице единороги разгуливают. Хосок на это только хмыкает, качает слегка головой, думая, что Тэхён такой Тэхён. Милый, добрый, красивее солнечного света, и что самое худшее, наивный, как малое дитя. Может, потому что желает видеть только хорошее в людях?! Хосок часто об этом задумывался. Ему бы немножечко стервозности вот этой, и все бы к его ногам валились, и жизнь оплеухи не давала. Сам бы вертел всеми как хотел. Но Тэхён не такой. Он искренне желает любить. Дурашка. Хосок смотрит на него молча, как и тот, уставился во всю своими привлекательными глазами, и Чон делает то, чего от себя сам не ожидает. Поднимает взгляд и дотрагивается до влажных волос Тэхёна, зарывается пальцами в них и ерошит легко, поглаживает, поджимая губы, а после нежно, неспешно, будто наслаждается моментом, заправляет за ухо, касаясь ладонью щеки, опускает взгляд на пораженного Тэхена, который сидит в тихом шоке. Даже моргать забывает и, кажется, дышать тоже. От его улыбки и след простыл, только мило приоткрыл ротик. Хосок отшатывается вмиг, отнимая ладонь от чужого лица, кусает губу и нервно выдыхает. – Уходи, Тэхён, – говорит грубым голосом и поворачивает голову в окно. – Дождь закончился. Я сам приберу, – и быстро удаляется, так, что Тэхён даже не успевает и слова вымолвить, приходя в себя, когда смотрит на спину, что теряется за стеллажами, а потом слышит хлопок двери. Тэхён проглатывает слюну, снова начиная дышать. А затем подносит руку к сердцу, что бьётся, как ненормальное, понимая, что дела плохи. Кажется, он запутался полностью. Он берет рюкзак с пола, надевает на одно плечо и выходит из магазина. Дождь, как и говорил Хосок, закончился. Почти. Покрапывает маленькими каплями, но он продолжает свой путь в полном смятении. Всю ночь Тэхён пытался уснуть, но выходило до чего плохо. В глазах так и стояла сценка, где Хосок нежно дотрагивается до его волос с мягким взглядом. И если он думал, что утром будет лучше и он просто себе навыдумывал глупого, то чёрт побери, как он ошибался. Если раньше у него и крутилось только имя Джин, то сейчас гудело только одно, более знакомое, более надёжное? Стало страшно. То, что с ним происходит, это как гром среди ясного неба. Последний день учёбы, и Тэхён выдохнул с лёгкостью. Экзамены сдал на хорошо и его теперь не выгонят из дома. Сегодня ему явно никто настроение не испортит, как бы не старались. Сейчас он пойдёт домой, упадёт в кровать и проспит до утра. Чимин с Чонгуком уже ушли, а он оставался дежурить с другими одноклассниками. Тэхен уже выходит из класса довольный, и замечает в конце коридора Хосока, что заходит за угол. Улыбка становится шире. Он срывается с места, бежит, чтобы догнать и порадоваться тем, что хорошо сдал экзамены, и пусть хён угостит его раменом за его старание. Он заворачивает за угол и видит, как Хосок заходит в дверь музыкального класса. Ему становится интересно, а что это такое хён удумал, зачем задержался в школе. Младший тихо подкрадывается через пару минут, как мышь, на цыпочках, а когда доходит до двери, поднимается на носочки и вглядывается в маленькое верхнее окошко на двери. Он улыбается ещё шире, как чеширский кот, когда видит голую спину Хосока без рубашки, а потом глаза будто гаснут, потому что он видит женские руки, что показываются из-за спины, и как какая-то девушка опускается на колени, стягивая с Хосока штаны. Тэхён тут же дергается от двери, чуть ли не к стене, закрывая рот руками, желая стереть память. Он начинает судорожно дышать, будто в горле что-то застревает. По телу пробежали неприятные мурашки, как и внутри. Становится очень плохо, даже дурно до тошноты. Боль отдаётся в груди, будто все внутри пылает, хочется спрятаться от всего мира. Он хочет просто кричать в голос. «Почему… почему… почему так плохо?!» Хосок ему ничего не должен. Всё ведь было в порядке… Он не должен был… Не должен был позволить себе тонуть в Хосоке. Он трясет головой, потому что солёные слезы просятся вырваться наружу, но Тэхён не позволяет. Слышит, как что-то падает в классе, вздрагивает, быстро убегает и прячется за угол коридора, упираясь в стенку и хватаясь за бешено колотящееся сердце. Он, кажется, заблудился в своем сознании и чувствах, потому что не уходит, хоть и стоило бы, а стоит как долбаный мазохист до того времени, пока не открывается дверь музыкального класса и смех, до жути пронзающий, довольный, смех девушки и голос Хосока, какая она хорошая. Горько. Паршиво. Тэхён выходит из школы через минут десять с потерянным лицом, умоляя себя выкинуть из головы то, что увидел. Когда подставляет лицо вечернему прохладному воздуху, легче совсем не становится. Тело дрожит. Он вытирает скатившуюся по щеке слезу, глубоко дышит свежим воздухом пару минут, обещая себе, что плакать не будет, и ступает медленным шагом вперёд, блуждая в мыслях. За что ему это всё? Когда Тэ поднимает голову, он совсем не ожидает того, что видит: знакомую машину у обочины. И он не ошибается. Из неё выходит Джин. Как всегда прекрасный. С уложенными волосами и стильно одетый. Приближается уверенной походкой и останавливается напротив Тэхёна, снимая с глаз чёрные очки, как в лучших дорамах, где плохие мальчики краше всех. «Хочется стереться в пыль», – думает Тэхён. Жизнь на него чем-то серьёзно обижена. – Привет. Я надеялся, что застану тебя здесь. Я ждал, между прочим! Тэхён просто опускает голову и тупит глазами под ноги. Молчит, сжимая руки в кулаки. Ему больше нечего сказать. Джин для него лишь глупое прошлое… и сейчас он хочет просто обо всем забыть. – Да брось, Тэхён. С кем не бывает. Повздорили немного и хватит. Не упрямься. Нам ведь было хорошо. Я прошу не просто так, – он подходит еще ближе, чуть ли не шепча на ухо: – Взамен я тебе помогу с деньгами. Ты будешь иметь многое. Нужно просто согласиться. Подумай хорошо! Не будь глупцом. Позже все равно прибежишь. Таков мир, Тэхён. Все нуждаются в деньгах и красивой жизни, – отступает на шаг и дотрагивается до чужой щёки ладонью, но Тэхён встряхивает головой, будто Джин неприятно колет своими касаниями, и тот убирает руку с ухмылкой. – Упрямый! Тэхён поднимает красные глаза и думает, что сейчас просто взорвется. Извергнется как вулкан, мощными взрывами горячей магмой. Но не потому что перед ним стоит пафосный индюк, в прошлом его парень, и равняет его с пустышкой, предлагая красивую жизнь в обмен на подставленную жопу, а потому что его глаза видят на противоположной стороне улицы, за спиной Джина Хосока, который что-то щебечет девушке, наверное, той самой, что сделала ему минет в классе. Младшего берет дрожь, внутри все скручивает неприятным спазмом и уколом в ребра, от чего сжатые губы с опущенными уголками приоткрываются, зрачки расширяются и от взгляда исходит невыносимая грусть и дикое желание убивать. – Тэхён… – привлекает его внимание Джин. – Куда ты так смотришь? – и оборачивается, следуя за взглядом застывшего Тэ, но Хосок как раз исчезает в толпе людей, что вышли из пришедшего автобуса, и возвращает взгляд обратно. – Ну так что?! Тэхён переводит глаза на него. И если секунду назад он хотел кричать, то сейчас он хочет просто забиться в угол, желательно с бутылкой соджу. Но Джину все-таки сказать хочется просто и лаконично, потому что сил уже нет. – Пошёл ты, Джин. Засунь свои деньги себе в жопу! Индюк напыщенный! Да если бы мне миллион предложили, я б не лег с тобой! Бесчувственный чурбан! – весьма невежливо, от чего тот распахивает широко глаза, но Тэхён, пользуясь его удивленностью, идёт вперёд, толкая плечом, уходит побыстрее, срываясь на бег. Первая неделя каникул проходит ужасно. Он ничего не хочет. Но, к сожалению, он живёт не один. Приходится убираться дома и идти кушать с родителями, притворяясь, что все хорошо, но на душе кошки скребут. Он убирает со стола после ужина, все складывает в посудомойку на автомате, громко выдыхает и думает, жил бы он один и был постарше, лежал бы просто в кровати и пялился то ли в стену напротив, то ли в потолок, а когда уже совсем было бы плохо, тогда запивал бы горе соджу, а так приходится сок глотать, и чуть ли слезы от этого не лить. Долбаные семнадцать! – Что-то случилось?! Ты сам на себя не похож, сынок, – абоджи выдыхает и всматривается в лицо своего хмурого сына. Его притворство он видит издалека. Тэхён просто кивает, что все хорошо, шмыгая носом, а слезы почему-то сами наворачиваются на глаза. Абоджи просто разводит руки, без слов, приглашая в объятия, что и делает Тэхён, втыкается в грудь аппы и начинает молча реветь, принимая поддержку от своего родного человека, который его понимает и поглаживает ладонью по волосам. Святой человек! – Все будет хорошо, сынок. И да… может и будет… Но сейчас во все тяжкие. И явно не в хорошем смысле этого слова. Хотел ли этого Тэхён? Конечно нет, но как говорится – оно само как-то. Просто пошло что-то не так. Свернул не туда. Точнее не на тех людей. Жизнь оплеухи раздает налево, направо, а он только щёки подставляет, вместо того чтобы увернуться. Талант! Был обычный день каникул. И Тэхён все-таки вышел из депрессии, как бы, и решил, что это то самое время, чтобы извиниться перед Богомом. Ведь наговорил на человека, а тот защитить хотел, истину-правду сказать, но Тэхён не поверил. Ну с кем не бывает. Так он и написал, что хочет встретиться, извиниться, поговорить. И все было хорошо, шло по плану. Богом написал новый адрес, где он живёт и пригласил в гости. Тэхён всю дорогу речь репетировал, и даже в магазине был, потратил свои сбережения, купил большой сет фруктов, он бы и алкоголь купил, только вот кто ему продаст! Находит адрес, смотрит на двухэтажное красивое здание. На первом этаже находится бар, а на втором, куда он и топает, крыша украшена многочисленными вазонами, которые он обходит и стучится в дверь, тренируя свою лучшую улыбку. Открывает ему совсем незнакомый парень. Тэхён промаргивается, немного удивляется, ведь адрес точно тот. Он слегка кивает в приветствии, рассматривает милого парня, а потом уже и говорит: – Э, здравствуйте... Кажется, я все-таки не туда попал! – Богом задерживается, но ты можешь его подождать. Заходи. Тэхёну как раз в эту минуту приходит сообщение от Богома, что он задержится и спрашивает, может ли Тэхён его подождать, поэтому он кивает и заходит внутрь. Но кто знал, чем это обернётся! Оказывается, это друг Богома, который живёт с ним. Чхве У Шик. Двадцать три года, он студент и имеет милую внешность, а ещё очень открытый в общении, потому что десять лет прожил в Канаде. Он предлагает Тэхёну чай, и они вместе усаживаются на пол перед журнальным столиком, распивая его. Старший рассказывает разные студенческие истории, над которыми Тэхён хихикает, и один час в компании У Шика пролетает незаметно. Когда старший рассказывает о временах, проведённых в Канаде, Тэхёну приходит снова сообщения от Богома, что ему очень жаль, но он ещё должен задержатся. Тэхёну честно не хотелось уходить, да и У Шик попросил остаться, на что он согласился. – Ну, а что у тебя? – после ещё нескольких минут разговора интересуется у него старший. – Есть, что рассказать? Тэхёну может и есть. Даже очень. Но как он расскажет?! Ведь его истории точно не связаны с девчонками. Он поджимает пальцы на ногах и прячет глаза, не ожидая услышать: – Не парься! Я знаю, что ты гей! – и на большие от удивления глаза Тэхёна, отвечает: – Богом мне не рассказывал, если ты об этом. Я случайно подслушал... Да и сам я гей. – Оу... – все, что выходит изо рта Тэхёна, но толику облегчения он явно почувствовал. – Ага, – улыбается старший. – Ты не против выпить? Я знаю, что ты несовершеннол... – Я двумя ногами и руками за, хён! – перебывает его Тэхён с улыбкой на лице. Выпить – это то, что ему сейчас нужно! Ой как нужно! Они уже распивают вторую бутылку соджу, и Тэхён чувствует себя до чего расслабленно и открыто, что сбросил немного груз, поделившись. С Чхве У Шиком легко, забавно и даже приятно. Он не строит из себя правильного и взрослого хёна, а просто поддерживает, говоря, чтобы Тэхён лучше учился распознавать плохих людей, услышав историю про Джина. А после... Хосок. И всё. Стоит вспомнить, как дрожь поднимается по телу. У Шик кивает понимающе, похлопывает по плечу и улыбается мило и нежно, а Тэхён не знает, что им руководит, он и не хотел, просто внутри такая злость и напряжение, а еще туман от алкоголя, и он просто наклоняется и целует старшего в губы, закрывая глаза. Тот, конечно, отталкивает, удивляется, но после, посмотрев в томные глаза несколько долгих паршивых секунд, спрашивает: – Ты уверен? – Да. Закрывать глаза и стонать, когда тебя трахают в чужой кровати, подставлять лицо для хаотичных поцелуев, представляя перед собой совсем другого человека оказывается несложно. Всего лишь нужно отдаться и расслабиться под влиянием алкоголя. Способ, возможно, не самый добросовестный или безупречный, но выплеснуть злость и грусть таким образом, оказывается, легко. Откинуть голову на подушку, выгнуться как кошка, представить, что он поглаживает по бедру сильными нежными пальцами, что оставляют красные следы, кусает ласково за сосок, а ты стонешь еще громче. После, впивается сладким, тёплым поцелуем, поглаживает твои бока и сильнее толкается внутрь, с каждым разом принося больше удовольствия. Представить, как мило, любовно-тепло тебе улыбается самый лучший в мире человек, как нежно юрким языком облизывает твои губы, и ты готов кончить от того, что он просто рядом с тобой, сплетается с твоим телом, водит по шее кончиком носа, опаляет горячим дыханием, и долбит, долбит, попадая по простате. Ты кончаешь, выстанывая с пылким выдохом то самое имя: – Хосок! …Они лежат после секса пару минут в помятых простынях на кровати в комнате У Шика, смотря в потолок, дыша загнанно в унисон. Тэхён бы не сказал, что ему стыдно или похабно, даже если он отдался почти что незнакомому человеку. После Джина это кажется уже не такой большой потерей. Он не знает, что сейчас сказать или как объясниться, себе или У Шику, но на душе становится как-то легче что ли? – Прости, что сказал… ну… – Не волнуйся об этом. Мы хотели оба. Каждый со своим сломом. – Сломом, – повторяет Тэхён слово, что просто идеально описывает его состояние, а потом содрогается, когда слышит звук стука двери. – Это Богом, наверное, пришёл. Нам нужно одеться. Тэхён подрывается с кровати в ту же секунду, напяливая на себя быстро одежду. Не надо даже, кажется, догадываться, что думает Богом, когда видит, что он выходит с комнаты У Шика с красными щеками. Теперь вот стыдно, поэтому он опускает глаза в пол, но Богом просто говорит другу провести до такси, и говорит, что позвонит завтра, скрываясь за дверью ванны. – Не волнуйся. Богом поймет, – возле остановки сообщает У Шик. Тэхён просто кивает, обнимая себя руками. Сейчас он находится в какой-то прострации. Сказать, что он жалеет, будет слишком глупо, ведь он это сделал, потому что хотелось притупить боль. – Тэхён, все хорошо? – Да. Извини. Просто сейчас все так сложно… – Я понимаю! Если будет плохо – звони. Я думаю, ты понимаешь о чём я, – он улыбается и оставляет Тэхёна возле такси, перед тем оплатив путь и пожелав хорошей ночи. Всю дорогу Тэхён думает, что пуститься во все тяжкие – не такой уж плохой вариант. А вот влюбиться в Хосока, натурала, как он думает, хуже некуда!