Право голоса

      Чанёль предлагает заехать за Джемином и потом уже подвезти их домой, но Бэкхён отказывается, чем немало удивляет альфу. Мужчина не знает всех причин и деталей, а Бэкхён не спешит делиться, погружённый во внутренние тревоги.       — Завтра я вам нужен? — вдруг вспоминает омега.       — Нет, завтра у меня выходной. И вы тоже отдохните, потому что в понедельник будет тяжёлый день, — кивает Чанёль, следя за дорогой. — Вам нужно будет встретить Джено из школы и отвести его на тренировку в бассейн. Адрес я скину, это недалеко от нашего дома. После тренировки домой, учить уроки.       — Хорошо, — запоминает Бэкхён, надеясь, что к началу недели переживёт надвигающуюся на него бурю.       Остаток дороги они проводят в относительной тишине, слушая школьные истории Джено, обнимающего своего нового друга из семейства кактусовых. Неловкая ситуация, возникшая на кассе, быстро забывается, и Бэкхён немного устало рассматривает параллельно с ними движущиеся в потоке машины. Они ходили за покупками около трёх часов, что сказалось на утомлённости всех, а на улице начало смеркаться. Омега нервно потирает свои пальцы, пытаясь их согреть, хотя в салоне достаточно комфортная температура.       — Вы нервничаете, — тихо констатирует Чанёль.       — Нет, — приходится неловко улыбнуться и расцепить руки. — Нет…       — Может, вам нужна помощь? — мужчина сам не знает, какую помощь предлагает.       Он понятия не имеет, что происходит, но молчать не может. Он ощущает напряжение, возникшее после телефонного разговора омеги, и это не даёт ему покоя.       — У меня нет тяжёлых сумок, — он пытается развеять собственный страх глупой шуткой.       Чанёль замолкает, видит, что ему не собираются открываться, а настаивать он не собирается. Чужая душа — потёмки.       Вскоре они подъезжают к дому Бэкхёна, и омега тепло благодарит за то, что ему не пришлось ехать на общественном транспорте. Чанёль напоследок ему улыбается, а Джено неуклюже машет ручкой, в отличие от них, не ощущая гнетущей атмосферы. Бэкхён выскальзывает из салона и скрывается в подъезде, и только после этого Чанёль трогает с места.       На негнущихся ногах Бэкхён доходит до лифта, поднимается на этаж, замечая, как дрожат его пальцы, и резко выдыхает, глядя зашуганным взглядом на себя в зеркало в кабине. Он мужается из последних сил, когда выходит и направляется к своей квартире. Два поворота ключа, которые он старается сделать бесшумными, чтобы не привлечь внимание мужа; чтобы хотя бы спокойно раздеться, прежде чем начнётся концерт по заявкам. Он предвидел его ещё вчера и всё равно сделал то, что сделал. Он не жалел ни о том, что ослушался супруга, ни о том, что оставил Джемина у друзей, ни о поездке с мистером Паком в магазин. Бэкхён уже давно перестал жить полноценной жизнью, так почему бы ему хоть иногда не разбавить рутину чем-то новым — даже полезным — без разрешения альфы?       — Явился, — когда кроссовки оказываются на коврике, чтобы не пачкать пол, в коридоре появляется Тэкён. — Где Джемин?       — У друзей, — сухо отвечает Бэкхён, вешая пальто на крючок.       — Почему? — изгибает мужчина бровь.       — Он не хотел уходить из гостей, — врёт он, пряча руки за спиной, чтобы тот не увидел, как его трясёт.       — И что? Ты растишь такого же своевольного омегу, как ты? — голос чуть заметно повышается на полтона, отчего дыхание перехватывает. — Захотел домой — пришёл, не захотел — остался чёрт-те где?       — Тэ, он ещё ребёнок…       — А ты?! — голос ещё громче, и Бэкхён замирает, так и не сделав шаг ближе.       — Тэкён, послушай…       — Это ты меня послушай! — он подлетает к омеге и хватает за плечи, яростно сжимая их.       Бэкхён вытягивается струной, подаваясь немного назад, но ему не дают этого сделать. Становится больно, и он жмурит глаза, инстинктивно выставляя руки вперёд.       — Если я говорю, что нельзя, значит, ты должен слушаться! — альфа уже орёт, заведённый с пол-оборота. — Ты должен подчиняться мне! А что делаешь ты?!       Омега молчит, боясь произнести хотя бы звук — вдруг это то, что от него хотят? Вдруг беспрекословное подчинение смягчит удар?       — Я не слышу! Ты что, оглох?! — Тэкён толкает его от себя, и Бэкхён впечатывается спиной во входную дверь, ударяясь затылком, к счастью, несильно. — Где ты был?!       — Я работал, Тэ, — шепчет он, опираясь рукой о стену, чтобы не упасть под слабостью собственных ног.       — Ртом, я не пойму?! — рядом с его головой вписывается рука альфы, а тон на пару секунд становится тише. — Малыш, тебя еле слышно.       Милое прозвище неприятно скользит вдоль позвоночника мерзким холодком, не предвещая ничего хорошего. Альфа издевается: то срывается на крик, то ласкает, будто бы успокаивает, чтобы снова окатить ледяной ухмылкой. Его рука с двери приближается к омеге и резко хватает за волосы.       — Тебя нужно научить манерам, — шипит мужчина, оттягивая чёрные волосы на загривке, чтобы он смотрел на него. — Ты без меня никто, запомни уже, — он разворачивается и волочёт несопротивляющегося мужа за собой.       Бэкхён не видит смысла отстаивать свою гордость — это усугубит ситуацию, раззадорит его только больше, и он всё равно ничего не добьётся, если не считать дополнительных гематом, что будут напоминать о себе ещё долго, как урок, выученный на ближайшие месяцы.       Тэкён врывается в их спальню и с силой бросает его на пол. Омега упирается руками под собой и приподнимается, чтобы сесть, но супруг нависает сверху, сжимает пальцами за шею сзади и давит к полу. Бэкхён стискивает зубы, прижимается щекой к холодному ламинату и терпит. Он мысленно повторяет, что скоро всё закончится, скоро это пройдёт, надо только подождать, пережить это, отключиться, быть может, чтобы не чувствовать первый удар, который приходится ногой в живот, выбивая из лёгких сдавленный кашель. Он не сдерживается и скулит, поджимая колени к груди, чтобы закрыться. После такого произнести хоть слово получается с трудом.       — Тэ…       — Кто-то смеет рот открывать не на том уровне? — мужчина садится на корточки, покрасневшими от злобы глазами высматривая что-то в его лице. — У шлюх нет на это прав.       — Прошу тебя, — Бэкхён открывает полные слёз глаза, но ничего не видит сквозь пелену страха и влаги.       — Когда я тебя ждал вчера, просил вернуться, ты плевал на меня! — снова гаркает он, склоняясь к его уху. — Что ты делал?! Где ты был сегодня?!       — У друзей, — сипит он, дыша ртом.       — А я тебе где сказал быть?!       — Дома, — сдаётся омега и плачет от боли, от обиды, от ужаса.       Тэкён отпускает его шею, выпрямляется и осторожно, будто пробуя, наступает на мужа ногой. Он выбирает место в районе нижних рёбер и медленно усиливает давление, с садистским удовольствием наблюдая отразившиеся эмоции на чужом лице. Ему нравится, что он не даёт отпор; он знает, что прав — видит, как его преимущество признаёт Бэкхён, чтобы в следующий раз не сметь перечить.       — Мне кажется, нужно закрепить, — посмеивается альфа, когда видит, что ему так больно, что он пытается увернуться, и убирает ступню. — Вставай.       Пока Бэкхён ищет в себе силы, чтобы подняться, Тэкён теряет терпение и с ноги снова бьёт уже по рёбрам. Омега, приподнявшийся на пару сантиметров, падает, выдыхая на грани стона. Его хватают за волосы на макушке и тянут вверх — он воет, но встаёт. В животе колет, дышать полноценно не получается, он лишь хватает воздух, мелкими дозами прогоняя его через грудину.       — Где мой сын? — Тэкён подтягивает ослабшее тело к себе, обхватывает его шею второй рукой и испепеляет взглядом.       Бэкхён неосознанно подмечает, как вздулись вены на его предплечьях, как выступили жилки на шее и лбу. Альфа в бешенстве, каком ещё его не доводилось видеть близким людям.       — В безопасном… месте, — шепчет одними губами омега, чем вызывает очередной приступ агрессии у мужчины, и тот откидывает его на их кровать.       — Ты смеёшься надо мной?! Он должен быть дома! — от ора он сам начинает хрипеть и подходит ближе, к пятящемуся на адреналине Бэкхёну.       — Чтобы он видел всё это?! — вскрикивает омега, пытаясь достучаться, что кажется абсолютно бесполезным. На секунду это отрезвляет Тэкёна, и Бэкхён продолжает дёргать за ниточку совести. — Чтобы он узнал, какой у него отец на самом деле?!       — Мразь, — выдыхает альфа, понимая манипуляцию по-своему. — Это всё ты виноват! Ты делаешь меня таким!       Бэкхён округляет глаза, как от пощёчины. Он? Он сам виноват?! Это он делает из него чудовище?! Омега качает головой, когда Тэкён надвигается на него, становясь коленями на кровать.       — Ты провоцируешь меня! — хрипит мужчина, берёт его за лодыжку и дёргает на себя, подминая испуганного мужа. — Ты рушишь нашу семью! От тебя одни беды! Никому не нужное ничтожество!       Он снова обвивает пальцами изящную шею и в этот раз сдавливает, прижимая его к кровати. Бэкхён в ужасе слушает унижения, что вбиваются ему в подкорку, ведь он виноват. Он ничто без Тэкёна, и всё равно поступает, как хочет. Разве он не прав? Это от него все их проблемы.       — Отвратительный, — прямо ему в лицо с гримасой брезгливости отчеканивает альфа и, взяв за пояс спортивные брюки, стаскивает их с ягодиц.       — Нет! — хочет крикнуть, но может лишь сипеть Бэкхён, упираясь ступнями в его бёдра. — Пожалуйста!       — Заткнись! — рычит Тэкён, наваливаясь между его ног и мешая сопротивлению.       Бэкхён сдавливает чужие плечи, хватается за его лицо, чтобы отодвинуть от себя, и альфа психует, давит на горло сильнее, отчего омеге приходится вернуться к руке на своей шее, вцепляясь в нее ногтями побольнее.       — Сука! — кривится мужчина и отпускает, чтобы перевернуть его на живот, лишая возможности полноценно двигаться. — Какой ты мокрый… я всегда знал, что тебя возбуждает грубая сила.       — Нет, Тэкён! — из последних сил кричит Бэкхён, когда тот раздвигает его ягодицы. — Прекрати!       Его не слушают, справляясь с собственными брюками, а Бэкхён зажимается и мысленно благодарит своё тело, что, чувствуя опасность, помогает ему избежать сильной боли, потому и течёт. Если бы он был возбуждён, у него бы реагировал другой орган — как жаль, что простую физиологию понимают не все. А вот если Тэкён способен на такое, то разве это не его возбуждает грубая сила? Почему Бэкхён вообще думает о таком, когда вот-вот над ним надругаются?       Резкая боль всё равно пронзает неподготовленное тело. Мужчина одним толчком входит до основания, выбивает из супруга, прижатого собой же, сорванный визг, заставляет дышать так громко и надрывно, что это, вероятно, возбуждает его сильнее. Неразработанный сфинктер разрывает от неконтролируемого посягательства, движения альфы резкие, дёрганые, не жалеют нежную кожу, что тесно сжимает чужой член, позволяя ощутить всю узость слабого тела. Тэкён глухо рычит, давит на его поясницу, оставляя красные пятна, задирает его свитер выше и глубоко царапает бока. Он тянет мужа за волосы, поднимая его голову на себя, не давая нормально дышать, а тем более — кричать. Бэкхён жмурится, плачет, задыхается, до крови кусая губы, и как мантру повторяет про себя: «Всё хорошо, всё пройдёт». Омега не следит, сколько продолжаются эти издевательства, хотя они заканчиваются довольно быстро — Тэкён кончает в него, блаженно стонет, вдалбливаясь с режущей болью, что приводит омегу в чувства. Голову охватывает паника, потому что… потому что даже подумать страшно — он излился в него. Какого чёрта?! Нет!       Мужчина выходит из истерзанного тела, небрежно отталкивая от себя, отпускает волосы и встаёт с кровати, заметно успокоившийся. Бэкхён утыкается лицом в подушку, тяжело дышит и боится. Боится, что это ещё не всё. К ноющей заднице постепенно прибавляется боль слева в рёбрах, чуть ниже в животе, голова раскалывается на части, а до слуха доносится хлопок двери их спальни. Превозмогая себя, омега упирается руками под собой и приподнимается, стараясь не делать необдуманных движений. Он аккуратно встаёт на четвереньки и двигается назад, спускаясь на пол. Дрожащими пальцами Бэкхён натягивает спортивные брюки обратно, ощущая, как чужая сперма медленно вытекает из него, бередя свежие ранки на сфинктере. Морщась от совокупности всех новых — как физических, так и душевных — ран, он шаркает тёплыми носками по полу. В глазах неожиданно темнеет, и он хватается за невысокий комод, опираясь на него. Главное — не потерять сознание. Надо было раньше, сейчас уже поздно.       Ему удаётся вытащить себя из полуобморочного состояния, и он открывает дверь, скользит в коридор, прислушивается, хотя шум в ушах сильно мешает. Дверь в ванную комнату открывается, и Бэкхён поднимает затуманенный взгляд, встречаясь с мужем. Тэкён протирает влажные волосы полотенцем, медленно подходит к нему и… Что это? Раскаяние? Омега сводит брови домиком, смотря ему в глаза, и видит, что взгляд альфы далёк от агрессии или ярости — мужчина смотрит спокойно, с долей жалости непонятного происхождения. Неужели всё так плачевно?       — Прости, — шепчет Тэкён, касаясь костяшками пальцев покрасневшей щеки.       Бэкхён отшатывается от прикосновения, будто от удара, но слабые от пережитого ноги отказываются его держать, отдают болью в пояснице, и он теряет равновесие, но не падает — супруг реагирует моментально, подхватывая его за спиной, и обнимает, утыкаясь носом во взъерошенные волосы. Омега поджимает губы, пытается не расплакаться снова, потому что ощущает собственную никчёмность. Он ведь поломанная кукла в руках жестокого кукловода, которому он обязан подчиняться, чьи заботливые руки смогут его уберечь от всего только при условии полного послушания.       — Пойдём, — мужчина отпускает его, приобнимает за пояс и ведёт в ванную, где оставляет одного.       За это Бэкхён остаётся благодарен и запирается. Он сверлит пустым взглядом дверь, и слёзы снова жгут уголки его глаз. Просыпается жалость к себе, ненависть, ведь это он довёл альфу до такого. Он знал, что так будет, и всё равно поступил, как вздумалось.       Взгляд в зеркало делает только хуже — потрёпанный, потасканный, с красными пятнами на шее — он уродлив, от чего сам же кривится. Слёзы новой волной срываются с опухших век, и Бэкхён шмыгает носом, включает воду в ванной и скидывает с себя брюки, путается в штанинах, нервничает, снимает свитер, откидывая его от злости в сторону. Он смотрит на своё тело, покрытое разливающимися синяками разных размеров, видит этот ненавистный пухлый живот, исполосованный растяжками, и всхлипывает. Он забирается в ванну под горячие струи воды и закрывает глаза. Он ощущает себя грязным, чувствует липкое семя на своих бедрах, часть которого перепачкало его бельё вперемешку с красными разводами. Кожа на спине чешется от контакта свежих царапин с водой, и омега берёт в руки мочалку, выдавливает немного геля и судорожно трётся, сильно надавливает на ранки, чтобы перекрыть навязчивый дискомфорт болью. Сфинктер жжёт, и уже его тереть максимально глупо. Бэкхён осторожно промывает отверстие, вспоминая, что в аптечке есть подходящего, чтобы обработать кожу. Его тошнит от осознания произошедшего — его изнасиловал собственный муж — такое вообще считается за изнасилование? Или это отработка супружеского долга? От иронии его выворачивает, и он опускается на колени в ванне, тяжело дышит и скулит от безысходности, шкрябая ногтями по её поверхности. Дышать невыносимо тяжело, хочется вытошнить всё содержимое тела — выплюнуть лёгкие; избавиться от сердца, предварительно разорвав его на десятки кусков, перетерев его между подушечками пальцев; вытянуть всю пищеварительную систему, подвергнув санобработке, что уж говорить о репродуктивной.       Бэкхён начинает замерзать и, пыхтя, поднимается на ноги, смывая с себя остатки засыхающего мыла. Он слишком устал — устал жить такую бестолковую жизнь, где он виноват во всём, что с ним происходит. Он радуется только от мысли, что Джемин не застал всю эту грязь, не слышал папиных криков о помощи, не видел рассерженного отца — мальчик под защитой чутких Минсока и Чондэ, что с самого его рождения стали опорой для Бэкхёна и маленького Джемина.       Омега кутается в выброшенный ранее свитер, оттягивая его к бёдрам, чтобы прикрыться, пока не дойдёт до спальни. Грязная одежда отправляется в стирку, в аптечке находится заживляющая мазь, и Бэкхён тихо проходит босыми ногами до их с мужем комнаты, где его встречает всклокоченная постель. Он зарывается в шкафу, надевая чистое бельё, футболку, пижамные хлопковые брюки и такие же тоненькие белые носки, и вздрагивает, когда слышит звонок в дверь. Мимо спальни проходит Тэкён, и омега замирает, прислушиваясь. Неудивительно, что к ним пожаловали соседи, напуганные очередными воплями из их квартиры. Странно, что не явились раньше, спасли бы Бэкхёна — хотя кому какое дело, верно?       — Бэк? — зовёт Тэкён, и он хмурится. — Подойди, пожалуйста.       Бэкхён выглядывает в тёмный коридор, ведущий к двери, и пугается — на пороге стоят люди в полицейской форме — соседи всё же не рискнули наведаться к ним. Наверное, его крики были слишком душераздирающими.       — Бэк? — с нажимом просит Тэкён, но улыбается.       Нехотя, Бэкхён медленно из-за сковывающей боли идёт к ним, обнимая себя за плечи.       — Бён Бэкхён? — обращается к нему сотрудник полиции.       — Да, — тихо отзывается омега, останавливаясь чуть позади мужа, чтобы в свете из подъезда не было видно его лица без косметики.       — Соседи пожаловались на ругань из вашей квартиры. Вы в порядке?       Бэкхён растягивает губы в подобии улыбки и косится на Тэкёна, что смотрит на него испытующе.       — Мистер Бён?       — Вы смущаете его, — легко переводит на себя разговор Тэкён. — Понимаете, мы практикуем некоторые игры, где крики — часть происходящего, — альфа самодовольно хмыкает. — Смекаете? А шумоизоляция ни к чёрту.       Бэкхён краснеет от стыда, готовый провалиться сквозь землю.       — Мистер Ок, мы не первый раз получаем жалобы на вашу квартиру, — настаивает полицейский. — По нашей информации с вами проживает двухлетний ребёнок. Где он? Вы и при нём эти игрища устраиваете?       — Он у дедушек, — как будто это простая истина, объясняет Тэкён.       — Мистер Бён? — сотрудник правоохранительных органов хочет услышать ответ от него.       — Да, — шепчет он, потому что знает — скажи, что всё это ложь, Тэкён его убьёт не только морально.       — Если соседи напишут на вас заявление, вам придётся явиться в суд, — предупреждает полицейский.       — Ох, мы постараемся больше не шуметь, — убеждает альфа. — Просим прощения. Этого больше не повторится.       — Доброго вечера, — откланиваются сотрудники, и Бэкхён тоже виновато кланяется им.       — До свидания, — закрывает дверь Тэкён и довольный разворачивается к мужу. — Хороший мальчик.