Право голоса

      Бэкхён открывает глаза от тихого шуршания из прихожей, громкого «па» и следом торопливого «тише-тише, папочка спит», и это вызывает у него улыбку. Только перед глазами совсем не его родная квартира, голос, успокаивающий сына, не принадлежит его супругу, а в кресле напротив развалился Джено, играя в телефон. Омега чувствует, как всё тело затекло из-за неудобного положения, и он не помнит, когда успел скрючиться в три погибели в небольшом кресле и уснуть. Он медленно спускает ноги на пол, получая удивлённый взгляд маленького альфы, отвлёкшегося от своего гаджета, и прислушивается к себе — живот отпустило почти полностью, лишь слегка тянет и отдаёт в копчик — мелочи, по сравнению с тем, что было.       Откладывая свои дела в сторону, Джено смотрит в сторону прихожей и улыбается, когда в проходе появляется любопытный Джемин.       — Жено! — малыш машет ему ручкой, и Бэкхён находит в себе силы подняться с кресла. — Па!       — Солнышко, — спросонья тянет он сипло и быстро преодолевает расстояние между ними, подхватывая сына на руки. — Я так соскучился.       — Вы проснулись? — улыбается появившийся следом Чанёль, и Бэкхён жмурится, потому что, наверное, не стоило так резко нагружать ещё не оклемавшийся организм — в глазах на секунду темнеет.       — Угу, спасибо вам большое, — он открывает глаза и смотрит с такой благодарностью, что у мужчины дыхание перехватывает.       — Пустяки. Как ваше состояние? — альфа проходит в гостиную к сыну и целует его в макушку, благодаря за помощь, на что Джено спокойно кивает.       — Лучше, — Бэкхён осматривает царапинку на щеке Джемина и хмурится.       — Вам нужно ещё времени. Слишком бледный, — Чанёль уходит на кухню, наконец, желая перекусить. — Вы должны поесть — негоже целый день голодным ходить. Составите мне компанию?       Бэкхён вскидывает брови, отвлекаясь от ребёнка, и смотрит на Джено, что опять улёгся в кресло поперёк, уложил голову и ноги на подлокотники и уткнулся носом в телефон. Голод ощущается давно, не утоляемый из-за противного чувства тошноты, но совсем морить себя тоже неправильно, так что он неуверенно приходит к соглашению с самим собой и идёт на кухню, где мужчина уже достал необходимую посуду, не дожидаясь его ответа.       — Па, моно с Жено? — просит Джемин.       — А ты есть не хочешь?       — Не, — он смешно морщится и качает головой.       — Джено, а ты все уроки успел сделать? — омега опускает сына на пол и выглядывает в гостиную. — Тебе не будет Джемин мешать?       — Всё сделал, — поднимает голову мальчик и выключает телефон. — Мы тогда пойдём с ним в комнату.       — Хорошо, — Бэкхён опускает взгляд на улыбчивого сына, который срывается с места и неуклюже бежит за Джено, что поддразнивающе причитает «не успеешь».       — Не переживайте, Джено не обидит его, — усмехается Чанёль, из-за чего он слегка краснеет.       — Я знаю, — омега оборачивается к нему и неловко поджимает губы. — Спасибо вам.       — Перестаньте, — ему тоже становится не по себе от столь частых слов благодарности, он не считает, что сделал что-то особенное, и, подходя к одному из стульев, отодвигает от стола. — Садитесь.       Вовремя останавливая себя от очередного «спасибо», Бэкхён осторожно опускается на указанное место и немного ёрзает, разглядывая свою же стряпню. Он смущается, что ему нужно брать чужое, ведь он и так получит свою оплату на карту — берёт слишком много от людей, что так добры к нему.       Когда Чанёль садится напротив, между ними повисает тишина, от которой Бэкхёна коробит, хочется найти хоть какую-нибудь тему для разговора, но в голову не идёт ничего. Да и что ни спроси, то либо личное, либо про работу, о которой мужчина явно не горит желанием говорить — как минимум, во время еды.       — На кого вы учитесь? — берёт инициативу в свои руки альфа.       — На экономиста, — Бэкхён оживает и, наконец, приступает к ужину.       — Нравится?       — Не думаю об этом, — усмехается он. — Не до выбора было в своё время.       — Не знали, куда пойти? — изгибает бровь Чанёль.       — Можно и так сказать. Чондэ не говорил, что мы выросли в детском доме? — прищуривается Бэкхён, улавливая искреннее удивление в его взгляде.       — Нет, — качает головой он. — Так и не скажешь.       — В общем-то, с совершеннолетием никто из ребят не понимает, как жить дальше, — пожимает плечами он. — Воспитатели направили, что нужно высшее образование, и посоветовали это направление. Чондэ вот всегда знал, что хочет в медицину, а мы с Минсоком… по течению плыли.       — То есть мысли о будущей профессии не возникали?       — Нет.       — А сейчас?       — Что сейчас? — Бэкхён хмурится, не понимает, к чему его пытаются склонить.       — Спустя время нет интереса поменять сферу деятельности? — улыбается Чанёль. — Вы прекрасно готовите, с детьми ладите…       — А, — омега смеётся и расслабляется, ведь не на допросе, а в светском диалоге. Слишком уж напрягается. — Я… честно говоря, не думал, что это можно использовать как-то в будущем. Да и как я пойду куда-то в другое место, если уже учусь?       — Можно перевестись. Вы потеряете всего год или два, а не четыре, а обучитесь тому, что, действительно, по душе. Или, как делают некоторые, поступают на второе образование параллельно, — объясняет мужчина. — На педагога или, может, повара?       Бэкхён часто хлопает глазами, ощущая своего рода озарение — он никогда не допускал мысли о том, что может сам решить, где бы хотел учиться. Ему всегда говорили, куда идти, и он слушал, а собственные хотелки по прошествии лет кажутся глупой прихотью, которая не сулит ничего путного. Чего придумывать, если уже учится?       — На педагога точно нет, — понимая, что пауза снова затянулась, Бэкхён хмыкает. — Мне важно, чтобы меня хватало на своего ребёнка, — он секунду медлит и спохватывается. — И на вашего теперь.       Чанёль усмехается — ему приятно, что омега помнит о Джено, как о части своей работы.       — И учиться параллельно я не успею, плюс — не располагаю лишними финансами на это. К сожалению, я не супергерой, — грустно заканчивает он и вздыхает. — А вам нравится ваша специальность? Знали, на что шли?       — Вы в курсе деталей моей работы, верно? — Чанёль заинтересованно посматривает на него.       — Да, в общих чертах.       — На самом деле родители мечтали, чтобы я стал врачом, желательно хирургом, гордостью семьи, — посмеивается мужчина. — А я хотел стать рок-звездой.       — Оу, — Бэкхён прикрывает рот рукой, сдерживая смешок. — Вы увлекались музыкой?       — Да, было дело. В школе мы с друзьями создали свою рок-группу — славные времена. Естественно, это не устраивало моих папу и отца, так что пришлось смириться и идти в медицинский, благо, с химией и биологией я на короткой ноге, — Чанёль вздыхает, покачивая головой. — Но надежд я всё равно не оправдал — ушёл в судмедэкспертизу. Не хотелось с людьми работать, а жизни спасать слишком большая ответственность, как по мне. Я не из таких благородных людей, как мои родители. Распаляться на посторонних — не для меня. Как вы и сказали, мне тоже важно, чтобы меня хватало на свою семью. Помню, в подростковом возрасте любил детективные сериалы и книги, а работа с такими загадками вдохновляла, поэтому нашёл выход. И, знаете, мне нравится.       — Вау, — восторженно смотрит Бэкхён, потому что никогда ещё не слышал таких откровений от врачей. Обычно все говорят о своём долге и призвании, об ответственности, а Чанёль выбивался юношеским романтизмом, которого придерживался даже в тридцать с хвостиком. — А не страшно с мёртвыми работать?       — Нет смысла бояться мертвецов. Судя по ним, живые куда опаснее, — намного тише отвечает мужчина, доедая остатки ужина.       И Бэкхён не может не согласиться. Если с первого взгляда его пугала перспектива увидеть труп, то после слов Чанёля страх отступил. Неживое тело ничего не может ему сделать, когда его собственный муж — живой и здоровый мужик — в силах причинить ему колоссальный вред. На многие вещи нужно смотреть под разными углами, чтобы познать истину.       — Мёртвые люди более сговорчивые. Им скрывать уже нечего.       Бэкхён поднимает на альфу глаза и вздрагивает, когда ловит на себе задумчивый взгляд. Фраза отдаётся эхом двусмыслия, от которого холодные мурашки бегут вдоль позвоночника. Это намёк, что мужчина что-то знает или догадывается? Или что Бэкхён — не жилец, а Чанёль — серийный маньяк? Да, стоит утихомирить буйную фантазию, а то так и с ума сойти можно.       Из раздумий его вырывает телефонный звонок из гостиной. Бэкхён извиняется и выходит из кухни, оставляя на столе толком не тронутую еду. На экране высвечивается имя супруга, и омега нервно кусает губы, успокаивая ёкнувшее сердце.       — Да?       — Бэк, вы же вернётесь сегодня домой? — в его голосе слышится искренняя обеспокоенность, не сильно свойственная ему.       — А… да, позже, — прочистив горло, Бэкхён отвечает сухо, подходя к окну и выглядывая на тёмную улицу, где накрапывал холодный дождь.       — Хорошо, — выдыхает альфа и молчит.       Бэкхён тоже ничего не говорит, ждёт, будто чувствует, что это ещё не всё. Хотя зачем он это делает? Разве ему есть до него дело?       — Я люблю тебя, — решается Тэкён, и у омеги ком к горлу подкатывает.       Слова звучат так по-настоящему, как он не слышал уже года полтора точно — от этого дыхание спирает, а нос закладывает. Бэкхён опускает телефон и прикрывает глаза, не позволяя появиться слезам. Он не верит. Или… не чувствует в ответ того же?       Эта мысль больно бьёт изнутри, а весь их брак перечёркивается красными чернилами. Ошибка, на которую не хочется, честно говоря, тратить время сейчас. Вся их связь, кроме Джемина, ошибка, а как исправить её он не понимает, не видит в упор правильного решения и необходимых конкретных действий. Минсок прав, ему нужно решаться на что-то, что спасёт его и сына, вот только в голове пустота. Для него с раннего детства замужество виделось чем-то особенным — раз и навсегда, в горе и радости, в полной идиллии и понимании. А что он видел в свои никчёмные двадцать два? Что брак — никому не нужная бумажка, из-за которой он не мог даже обратиться за помощью без последствий; брак — бюрократия, не гарантирующая человеку счастье и безопасность. Зачем оно тогда вообще?       — Бэкхён? — окликает его Чанёль, и омега подпрыгивает, тут же отключая звонок на телефоне, что всё ещё продолжался.       — Да? — оборачивается он и натягивает улыбку.       — Давайте я отвезу вас домой? Уже поздно для пеших прогулок, — альфа присматривается к нему.       — Спасибо, я вызову такси. Вам нужно отдохнуть и провести время с Джено, — с каждым новым предложением Чанёля ему становится всё более неловко и отчасти стыдно напрягать его. — Он скучает по вам.       Чанёль кивает и достаёт телефон, уточняя адрес.       — Мистер Пак, — Бэкхён медленно подходит и тепло улыбается, касаясь кончиками пальцев его руки, и тот напрягается, отрываясь от гаджета. — Спасибо. И всё же, позвольте мне позаботиться о нас с Джемином?       Он не понимает, откуда в Чанёле столько желания помогать, если он сам говорил, что не такой уж и благородный, а Бэкхёну, откровенно, приятно чувствовать заботу от такого мужчины. Омега находится на распутье, в полнейшем непонимании, что ему делать дальше, а альфа своими поступками заполняет пустоту в его голове собой, мешая рационально мыслить о жизненно важных вещах. Если бы он только мог себе позволить, наверное, без оглядки кинулся бы в омут с головой, как жадный ребёнок, цепляясь за желаемое, за такое недоступное и запретное, что хочется вкусить и запрятать для одного себя, чтобы никто больше не увидел, какая неприкрытая красота лежит на самом видном месте. Вот только на нём ответственность в виде брака, который абсолютно точно не стал хорошим делом, оправдывая название, и сына, который не должен ощутить на себе последствия его необдуманных влечений.       — Бэкхён, — Чанёль смотрит ему в глаза, не смея моргнуть лишний раз. Единственное, что бьётся в его голове, так это подслушанный из-за слишком громкого динамика в чужом телефоне разговор.       Его имя на губах мужчины звучит необъяснимо приятно, когда присущая голосу хрипотца особенно слышна на последнем слоге, и Бэкхён открывает приложение в своём телефоне, чтобы отвлечься, лишь бы не надумывать себе лишнего, которого совсем нет в действительности. Он может тешить себя какими-то мыслями, но не позволит им выйти за пределы его воображения.       — Вот, через минут десять подъедет, — он мельком смотрит на Чанёля. — Как раз успеем собраться.       — Я провожу вас, — альфа неосознанно касается его спины чуть выше поясницы и сразу одёргивает себя.       Бэкхён делает вид, что не замечает, потому что списывает на собственное волнение, и идёт к комнате Джено. Они с Джемином задержались в гостях, да и ребёнку не нужно лишних впечатлений перед сном — перегуляет и начнёт капризничать.       — Мальчики, — он заглядывает в детскую, где застаёт Джемина и Джено лежащими на полу.       Маленький альфа что-то увлечённо рассказывает о Сэмми, когда как небольшой горшочек с красно-зелёным кактусом стоит прямо перед их лицами. Джемин оглядывается на папу и садится.       — Па, видей? — он указывает пальчиком на растение.       — Да, — Бэкхён нешироко улыбается.       — Я тое хотю, — дует губки мальчик и жалостливо смотрит на Сэмми.       — Ты можешь приходить ко мне в гости и тоже ухаживать за ним, — ободряет Джено, поднимаясь с пола и убирая цветок на подоконник.       — Ну-у, — тянет Джемин, а Бэкхён подходит к нему и поднимает на руки. — Па…       — Малыш, ты знаешь, что за Сэмми нужно присматривать? Он ведь живой, — отвлекает он сына и уносит в прихожую. — Нужно быть дома, чтобы следить за поливом. А ты целый день в садике — ты не успеешь. Вот подрастёшь, пойдёшь в школу, и мы купим тебе такой же цветочек.       — Хотю сетяс, — куксится Джемин, всматриваясь в папино лицо.       — Давай мы купим тебе что-нибудь другое? — предлагает он, помогая обуть ботиночки.       — А? — Джемин поднимает бровки и переводит внимание на грустного Джено и Чанёля, что с улыбкой остановился позади Бэкхёна.       — К примеру, — омега театрально задумывается. — Мягкую игрушку?       Джемин сжимает губы и смотрит в пол, обдумывает предложение, и, судя по всему, оно ему не особо нравится.       — Джеминни, как насчёт мягкого Сэмми? — вступается Чанёль, подавая детскую курточку Бэкхёну. — Растение Джено колючее, а игрушка будет мягкой. Ты даже сможешь спать с ней!       Маленький омега округляет глаза и смотрит то на альфу, то на папу, который кивает, подтверждая чужие слова.       — Хашо, — выдыхает мальчик с видом, будто делает им одолжение, вызывая тихий смех у взрослых.       — Вот и отлично, — Бэкхён чмокает его в лобик и приступает к своей обуви.       Чанёль накидывает себе на плечи пальто и галантно помогает одеться Бэкхёну, чем снова смущает, но омега почти смиряется — это воспитание, норма для него, и не нужно принимать на свой счёт.       — Джено, я вернусь через пять минут, — мужчина присаживается на корточки перед сыном и ласково проводит по его щеке.       — Угу, — поджимает мальчик губы и смотрит на Джемина, расплываясь в улыбке. — До свидания.       — Пока, — машет ручкой маленький омега, и Бэкхён тоже прощается.       За ними из квартиры выходит Чанёль, запирая дверь, пока не приезжает лифт, на котором они спускаются в тишине. Джемин водит ножкой по полу кабины, о чём-то сам с собой шепчется под взглядом родителя, а потом поднимает голову и строго смотрит в ответ.       — Что такое?       — Хасо гоит, я япета. Это то?       — Ябеда? — хмурится Бэкхён. — Это он тебе царапину оставил?       — Мы дхались, — гордо вздёргивает нос мальчик.       — Дрались? Из-за того, что он назвал тебя ябедой? — цокает языком Бэкхён.       — Угу, — он отводит взгляд и дует губы. — Я япета?       — Нет, ябеда — тот, кто жалуется. Ты не жалуешься, а гордо отстаиваешь свою честь. Он ведь первый начал тебя обижать? — объясняет омега и подхватывает сына на руки, чуть морщась, когда лифт открывается. — Не обращай на него внимания.       — Он токо меня обзывает!       — Может, ты ему нравишься, — усмехается Чанёль, и Джемин поворачивается к нему. — Он хочет с тобой дружить, но боится.       — Боится? — удивляется мальчик и дует щёчки. — Я не сташный.       — Нет, ты не страшный, ты самый красивый, — убеждает Бэкхён. — Попробуешь с ним подружиться? Может, вы станете не разлей вода.       Чанёль улыбается, наблюдая за ними, и открывает им дверь подъезда, получая благодарный кивок и смущённую ответную улыбку Бэкхёна.       — Ого, — выдыхает омега густой пар и поднимает взгляд к небу. — Джеминни, смотри, это же снег.       — Снег? — мальчик вертит головкой. — Де?       — Вот, — Бэкхён вытягивает руку ладонью вверх, куда приземляется первая маленькая снежинка и тут же тает от его тепла. — Совсем ещё не окреп.       — Это снег? — восторженно тянет ребёнок, наклоняясь к папиной ладони, куда следом падает ещё одна будущая капелька воды. — Натоясий?       — Да, — шепчет омега, сам с радостью приглядываясь к тому, что из квартиры посчитал дождём.       Чанёль останавливается в шаге от них и задумчиво смотрит, сколько тепла излучают эти двое. Хочется потянуться к ним и попросить совсем немного для себя, чтобы согреться не физически, а растопить заледеневшее сердце. Как давно он радовался первому снегу? Когда в последний раз сам был в состоянии подарить Джено хотя бы долю той заботы, что проявлял Бэкхён по отношению к Джемину? Или это врождённое? Может, на такое способны только омеги? Джено нужен папа — он убеждается в этом не первый раз, видит, как тянется его сын к Бэкхёну, когда тот делится с ним своей любовью. Казалось бы, какая любовь может быть — работа, не более, но Чанёль чувствует, что это не сугубо коммерческие отношения, омега проникается маленьким альфой, а от этого мужчине хочется верить, что у него ещё появится шанс, он сможет найти омегу, который полюбит его сына, как родного.       Сердце замирает на какие-то доли секунды, когда он сталкивается взглядом с Бэкхёном, на губах которого играет робкая улыбка. Он впервые за долгое время понимает: не только Джено нужен папа, но и ему нужен тот, с кем он будет не вынужденно, а по зову своих чувств. В идеале ему хочется быть с Бэкхёном, вот так по-детски, как Джемин хочет Сэмми, игнорируя факт, что это невозможно. Хоть они и знакомы от силы неделю, а омега и вовсе замужем, к нему тянет, тянет так, что сжимает лёгкие, что кончики пальцев покалывает от желания прикоснуться, вдохнуть естественный запах тела, которое, он уверен, ещё более привлекательное без одежды. Жаль, что одного его желания мало.       Он вспоминает день их первой встречи и понимает, что тот порыв помочь, не взвесив толком, разумная ли будет трата денег, появился неспроста. Стоя в очереди за сереньким неприметным человеком, который со стороны вызывал лишь жалость не только внешним видом, но и внушительной стопкой распечатанных листов курсовой, он понятия не имел, что наткнётся на золото — доброго, скромного и… совершенно потерянного омегу, который искренне смеялся над его историей становления взрослым человеком; который чутко заботился о Джено, будто он его сын; который не смог ответить мужу «я тебя тоже», давая понять, что врать ни черта не собирался.       — О, машина подъехала, — приводит Чанёля в чувства Бэкхён и чуть кланяется. — Спасибо вам за всё. Поспешите домой, на улице холодает.       Он направляется к машине, потому что спина начинает снова ныть наравне с отдающей эхом болью в животе и тазу.       — Бэкхён, — окликает его мужчина, и омега оборачивается у самой двери такси, когда тот догоняет и открывает её им. — Напишите, что вы доехали.       — Х-хорошо, — Бэкхён краснеет и быстро садится в салон автомобиля, чтобы не выдавать своего стеснения.       Такси отъезжает от подъезда, и Чанёль на автомате запоминает номер машины, провожая её взглядом прежде, чем самому скрыться в подъезде.       Бэкхён пристёгивает Джемина к детскому креслу и откидывается на спинку сиденья. Он скользит пустым взглядом по мелькающим мимо них домам и погружается в навязчивые мысли, что перетекают одна в другую, переливаясь разными чувствами, вспыхивающими в груди. Он перебирает в голове, что нужно успеть завтра, думает, что Тэкён по телефону звучал слишком жалобно, а Чанёль, подходя ближе, чем на шаг, вызывает в нём приятное тянущее чувство в районе солнечного сплетения. Он был уверен, что из-за постоянных скандалов с мужем давно заблокировал в себе способность испытывать нечто большее, чтобы не выдать себя, не показать свою слабость и не позволить надавить. Он думает, что поступил правильно, ведь мог закрыть глаза на многое свинство, лишь бы удержать иллюзию семьи, но мистер Пак — он ломает все его внутренние барьеры, показывая, каким может быть альфа. Этот несоизмеримый контраст травит душу, тыкает в неё иголками и ядовито хихикает, потому что ему не светит. Никогда. Никому не нужен омега с ребёнком — слишком ярое убеждение, чтобы допустить обратное. Он некрасивый — очевидно при взгляде в зеркало. Он толстый, а его тело изуродовано беременностью — ему даже стыдно перед врачом раздеться, а здоровому альфе смотреть тем более неприятно. И всё же скулы окрашивает румянец, а в мечтах теплится маленький лучик надежды — когда-нибудь он будет счастлив. Когда решится что-то менять.       Он оплачивает поездку и выходит вместе с Джемином на улицу. Мальчик успел уснуть в тёплом салоне автомобиля, потому, переместившись на плечо папы, закрывает сонные глазки, желая удержать сладкое сновидение. Они поднимаются домой, Бэкхён тихо открывает дверь, прижимаясь щекой к макушке ребёнка, а потом в темноте раздевает, стараясь не разбудить.       — Бэкхён, — слышит он со стороны их спальни и поднимает взгляд на тёмный силуэт в свете комнаты.       Он не отвечает, скидывает замызганные от непогоды кроссовки, быстро отписывает сообщение мистеру Паку и осторожно проходит по коридору, минуя супруга, в ванную. Тэкён идёт за ним, останавливаясь в дверях, и смотрит, как он заботливо промывает маленькие ручки сына. Купать уснувшего Джемина омега не решается, оставляя это дело на утро, а потому останавливается напротив преградившего дорогу альфы и упирается взглядом ему в грудь. Бэкхён не собирается с ним говорить, не хочет даже словом обмолвиться, а потому ждёт, когда Тэкён отойдёт.       — Бэк, надо поговорить, — просит мужчина, и Бэкхён нехотя угукает, поглаживая сына по тёмным волосам.       Тэкён отступает, пропускает мужа пройти и снова идёт по пятам, заходя в спальню Джемина. Он терпеливо ждёт, пока Бэкхён укладывает малыша в кроватку, переодевая уличную одежду на домашнюю, и только спустя пару минут решает подойти. Омега не реагирует, склоняется над мальчиком и мягко улыбается, невесомо проводя большим пальцем по царапинке на щеке.       — Бэк, — шепчет альфа и кладёт руку ему на плечо, и омега ведёт им, заставляя убрать. — Прости меня.       — Угу, — кивает Бэкхён, не отвлекаясь, и бессовестно сравнивает супруга, молча смотрящего, как он морщится от неудобства, пока Джемин на его руках, с мистером Паком, который рвётся помочь в любой момент, удобно ему самому или нет.       — Не знаю, что на меня нашло.       Чанёль замечает любое изменение, прислушивается к его желаниям, даже если они незначительны. Он относится к нему, как к хрупкому омеге, когда как Тэкён его только использует «по назначению».       — Я так испугался, что ты уйдёшь.       Чанёль смотрит на него, как на какое-то чудо света, благодарит за работу, к Джемину относится с теплотой, когда как Тэкён изредка проявляет интерес к сыну, а о Бэкхёне не вспоминает вовсе, если ему самому что-то не нужно.       — Обезумел. Я так боюсь потерять вас.       Может быть, Бэкхён всё это придумывает, он не исключал, но это значит, что мозг ищет то, что так ему необходимо, чего он тоже достоин, а не только маленький ребёнок, которому он посвящает всего себя. Ему стыдно, что он тоже хочет ласки, тоже хочет любви, которую должен(?) получать от мужа.       — Тебе со мной сложно, я знаю, но ведь у тебя есть только я.       У Бэкхёна нет никого, кроме Джемина. Ему всегда не хватало такого простого и само собой разумеющегося, что есть почти у всех детей, с которыми они с Минсоком и другими ребятами из детского дома учились в школе — родителей. Омега всё детство перед сном представлял папу и отца. Как они выглядели? Каким был папа? Наверное, он был самым красивым омегой, самым добрым и нежным, а роднее его запаха не существовало ничего. Каким был отец? Бэкхён всегда представлял его высоким, сильным и мужественным, а ещё не менее любящим, заботливым и улыбчивым.       — Мы должны держаться вместе.       Родители должны быть вместе ради ребёнка, они должны любить его, показывать этот мир, оберегать от опасностей и научить поступать правильно, выбирать то, что ему необходимо, чувствовать сердцем. Бэкхёна этому никто не научил.       — Я погорячился, но, признай, ты тоже не прав.       Бэкхён резко поднимает голову и спокойно смотрит ему в глаза, заставляя замолчать. Тэкён невольно делает шаг назад и поджимает губы.       — Я продолжу работать, как назначит мистер Пак, а ты не станешь устраивать мне истерик. Джемин, если нужно, будет ночевать со мной, и ты слова мне больше не скажешь, — шепчет он и выпрямляется.       — Но…       — А иначе, — он перебивает и делает паузу, раздумывая, как бы мягче выразиться и не спровоцировать гнев. — Я сохранил доказательства, — он откровенно сочиняет, ведь попросту не додумался до этого раньше. — И пойду в соответствующие органы. Тэкён стискивает челюсти и немного скалится, сжимая пальцами перила кроватки:       — Я понял.