Право голоса

      Бэкхён кусает тонкую кожицу и тянет, отрывает с уголка губы и чуть вздрагивает, когда доходит до места, где отмершая часть заканчивается. Он ощущает, как проступает капелька крови, и слизывает её, окончательно отрывая кусочек. Своего рода самоистязание — плохая привычка, от которой не так-то просто избавиться. Он выдыхает глубоко и порывисто, встаёт из-за стола на кухне и открывает окно. Невыносимый цветочный аромат приелся, хотя, может, он уже выветрился двумя часами ранее, когда омега открывал окна во всей квартире, пока Тэкён не начал жаловаться, что стало слишком холодно. Единственное спасение оказалось в комнате Джемина, где чужой парфюм лишь случайно осел, быстро исчезая, перебиваемый запахом маленького ребёнка. Но время уже позднее, малыш спит, и беспокоить его своим нахождением рядом нет нужды, поэтому Бэкхён жадно дышит морозной свежестью из окна.       Он не знает, что чувствует. Злость? Раздражение? Облегчение? Досаду? Для каждого оттенка эмоций у него находятся причины, но что таится в истине за всеми этими декорациями, которые омега сам для себя выстроил?       Равнодушие.       Плевать на измену — обидно, что это произошло в его доме, который провонял чужим человеком. Посмотреть бы ему в глаза, спросить, не стыдно ли? А знает ли он, что спит с женатым? А Чанёлю стыдно целовать Бэкхёна?       Двойные стандарты.       Бэкхён усмехается, потому что ему самому стыдно самую малость, и то не потому что у него супруг дома, а из-за излома собственных убеждений, из-за Джемина, которого он должен воспитать правильно. Что есть «правильно»? Опять это деление на «чёрное» и «белое» — бесполезное и угнетающее.       — Ты идёшь спать? — в кухню заходит Тэкён, прерывая на самых интересных размышлениях.       — Да, — Бэкхён бы отказался, но, по правде, устал. — Бельё постельное поменяю только.       — Зачем? — альфа изгибает бровь и слишком игриво кривится, будто между ними довольно дружеские отношения. — Уже поздно, давай завтра?       Бэкхён хочет ответить едко — он не понимает или дурака включает? — но останавливает себя, потому что это ни к чему не приведёт. Смысл? Давно не скандалили?       — Иди в душ, я всё сделаю, — омега закрывает окно, проходит мимо мужа, стараясь не задеть его плечом, и скрывается в их спальне.       В комнате пахнет ещё невыносимей, потому что к сладким цветам прибавляется нотка чего-то страстного. Бэкхёна передёргивает от отвращения, и он нервно стаскивает одеяло, подушки и простынь на пол. На пальцах остаётся неприятный налёт грязи, от которого хочется оттереться, хотя, вероятно, это самовнушение.       Бельё летит в стирку сразу после того, как Тэкён освобождает ванную. Бэкхён принимает душ после, тщательно моя руки, а после и всё тело, будто чужая грязь могла расползтись по нему всему со скоростью света. Он не брезгливый, в детском доме и не с таким приходилось сталкиваться, но тут отдельный случай.       Спать Бэкхён ложится под мерное сопение Тэкёна и радуется, что не надо желать элементарных добрых снов. Неискренне, ведь на деле он пожелал бы ему кошмаров, с обиды ли или из вредности — он не знает.

***

      — …а когда вернулись, то папа Джисона приготовил нам кексы! — делится Джено, пытаясь самостоятельно застегнуть пуховик, аккуратно, не заев молнию.       И только на этих словах до Бэкхёна доходит смысл:       — Папа Джисона готовил у вас?       — Да, — мальчик справляется с застёжкой и поднимает взгляд. — Там ещё остались. Отец сказал, чтобы я вас угостил.       Омега часто смаргивает и улыбается:       — Спасибо.       А на душе неприятно скребёт. Ревность? Да к чему ревновать? К тому, что мистер Пак пускает на свою кухню других омег? Это даже смешно. И всё же неприятно. Бэкхён берёт мальчика за руку, и они направляются в бассейн.       Что между папой Джисона и мистером Паком? Любопытно, но даже думать об этом стыдно — не его дело. Или его? Альфа ведь уделяет ему внимание, а что если в равной степени интересуется и другими? Чего и следовало ожидать. Нужно было задуматься об этом, ещё когда Хёнджин решил прийти к ним на ужин. Кто знает, чем тогда закончился их вечер? Да какая разница, если только его мучили эти вопросы. Зря он допускал в своих мыслях хоть какие-то варианты их будущего. Да и какое будущее, если он уже отказал ему в прошлый раз. На этом должно уже было всё логически закончиться, только вот почему-то сердце рвётся на части, надеясь, что нет.       Не строй ожиданий, тогда не последует разочарований.       Настроение стремится вниз, и готовка обещанного вчера ужина затягивается — может, зря он старается? И хотя он просто душу вкладывает в любимое дело, а не пытается угодить кому-то, от похвалы не отказался бы. И всё равно вдохновение пропадает от того, что Бэкхён невольно соревнуется с папой Джисона. Он не хочет, оно само получается, а переубедить себя сложно.       — Завтра Джено заберёт папа, — напоследок перед уходом Бэкхёна информирует Чанёль.       — Значит, у меня выходной, — тихо констатирует омега, уставший за день бесконечных тревог.       И выходные — это неплохо, только выйдя из больницы и оплатив счета, Бэкхён понимает, что радоваться нечему — денег за отдых ему никто не заплатит.       — Да, — Чанёль задумчиво кивает, не отводя взгляд от него. — Вы пробовали кексы?       — А? — Бэкхён сводит брови. — А… нет.       — Почему? — альфа хмурится.       — Аппетита не было, — на этот раз отговорка правдивая.       — Бэкхён, — Чанёль порывается что-то сказать, но замолкает на пару секунд, ненадолго отворачиваясь в сторону комнаты сына. — У вас что-то случилось?       Омега вытягивается в лице, недоумённо глядя ему в глаза:       — В смысле?       Чанёль цыкает языком и вздыхает, подбирая нужное слово, а потом мягко улыбается:       — Выглядите грустным. Возьмите кексы с собой? И Джемина порадуете.       — Ну что вы… — Бэкхён чувствует волнение в груди, а Чанёль уже скрывается в гостиной. — …Мистер Пак!       — Вот, — спустя минуту возвращается мужчина с небольшим контейнером выпечки. — Там и для мистера Ока есть.       Бэкхён тихо смеётся от неловкости и принимает угощение, невзначай касаясь его рук. Оба замирают на долю секунды, и омега спешно укладывает контейнер в рюкзак. Тэкён здорово удивится, получив от мистера Пака презент, хотя, может, перестанет воспринимать работу мужа в штыки?       — Спасибо, — он кланяется альфе, всё ещё посмеиваясь. — Я думал, папа Джисона для вас это приготовил.       — Ох, вы в курсе, — Чанёль качает головой и улыбается. — Для детей. Но, честно говоря, — он понижает тон голоса, наклоняется поближе и заговорщицки прикрывается ладонью, чтобы услышал только Бэкхён. — Я его еле из гостей вытурил.       — Почему? — удивляется он даже не самому факту «гостеприимства» альфы, а откровению.       — Он свалился на меня, как снег на голову, — пожимает плечами мужчина и решает не углубляться в подробности. — Кстати, как я понял, вы учитесь в университете рядом с моей работой. Быть может… пообедаем завтра вместе?       Бэкхён не успевает отойти от одной новости, как его огорошивают следующей, и он приоткрывает рот, а потом закрывает, не найдя, что ответить.       — Вы не подумайте! — спешит оправдаться Чанёль. — Ничего такого, просто обед в хорошей компании.       — А, — Бэкхён смущённо кусает губы. И хочется, и нужно ли? — Вряд ли я смогу бросить Минсока одного.       — Приходите с ним? — альфа кивает. — Пообщаемся.       — Ну… — Бэкхён взвешивает все «за» и «против» — к чему приведёт его ответ? — …если совпадём по времени.       — Напишите мне, во сколько у вас перерыв, а я смогу подстроиться и скину адрес.       — Х-хорошо. Спасибо, — кланяется омега и не сдерживает улыбку. — Мне уже пора за Джеминни.       — Будьте аккуратнее, пожалуйста, — Чанёль касается его плеча. — Напишите из дома.       — До завтра, — Бэкхён машет ему рукой, а когда дверь в квартиру закрывается, смотрит на свою ладонь и краснеет. Когда они успели дойти до таких панибратских жестов?       Каждая их встреча по вечерам такая сумбурная, их диалог всегда абстрактный, будто они пытаются успеть вложить в эти пару минут всё, чем хотели бы поделиться с близким человеком. Наверное, из-за таких скачков эмоций Бэкхён и чувствует внезапное сближение с мужчиной, хотя ещё пару дней назад думал, что поставил между ними точку. Это сложно — сложно ограничивать себя, когда душа тянется ещё минутку побыть рядом с ним, когда даже если ответить в разговоре нечего, хочется смотреть ему в глаза. Омега несмело улыбается, рассматривая пол лифта под ногами — они как дети, и им трудно скрыть этот азарт и влечение друг к другу.       Интересно, Чанёль с папой Джисона такой же откровенный?       Бэкхён измученно выдыхает, потому что устал сам себя обламывать. Почему он просто не может отключить голову на пороге подстрекательств?       — Мистер Бён, — воспитатель До серьёзно смотрит ему в глаза, пока Джемин побежал забирать из спальной комнаты плюшевого Сэмми. — Поговорите с сыном, чтобы ни в коем случае не уходил с незнакомцами или малознакомыми людьми.       — Что вы имеете в виду? — хмурится омега, нервозно заламывая пальцы.       — Помните, вы позвонили мне недавно и попросили отпустить Джемина с вашим другом? — он качает головой. — Такого не должно повториться, сами понимаете. Форс-мажорные ситуации случаются, но мальчик не должен допускать, что может уйти с кем угодно.       — Да, — кивает Бэкхён и виновато сводит брови. — Конечно. Спасибо за беспокойство. Я поговорю с ним.       — Мало ли что может случиться, — воспитатель вздыхает и улыбается, когда Джемин прибегает к ним. — До завтра, Джемин.       — До завта! — машет мальчик и обнимает папу. — Па-а, Хасо тое вы… — он мычит, вспоминая слово и заканчивает. — пилечили.       — Что сделали? — тихо смеётся Бэкхён, помогая одеться.       — Ну! Выпилечилили, — бурчит он, замечая, что только больше смешит родителя.       — Вылечили? — подсказывает омега. — Или выписали?       — Та! — воодушевляется малыш и указательным пальцем указывает на него. — Выпилечили.       — И что вы теперь? Дружите или дерётесь?       — Не дужим, — уверенно качает головой он и дует губы. — Он казал, сё из-за мня. Но то он врежася в меня.       — Ох, маленький, — Бэкхён берёт его за руку и во вторую вручает плюшевого Сэмми. — Не судьба вам дружить, видимо.       — Не сутьпа-а, — тянет Джемин, повторяя за папой, но не вникая в смысл. Выражение нравится и всё.       — Ты же знаешь, что ни с кем чужим нельзя из садика уходить? — переводит тему Бэкхён.       — Незя?       — Ни в коем случае! — он старается сдержанно, но строго убедить мальчика. — Только с папой или с отцом. Понял?       — Потьму? — Джемин не особо слушает, увлечённый другими душевными переживаниями из-за Хансоля.       — Потому что в мире много плохих людей, которые могут сделать плохие вещи с тобой, — Бэкхён останавливается, когда они подходят к подъезду и садится на корточки напротив сына. — Вокруг много страшных людей.       — Потьму они сташные?       — Они причиняют другим боль.       — Как отеть? — наклоняет голову к плечу он, и у Бэкхёна ноги немеют от вопроса, ответить нечего. Потому что да — как отец.       — Малыш, твой отец никогда тебя не обидит, — и омега не врёт, всегда есть исключения. Тэкён обидит кого угодно, только не Джемина. Слава богу. — И когда рядом нет воспитателя До или меня, ты должен сам заботиться о себе. Не разговаривай с незнакомыми дядями, не ходи с ними, даже если они предлагают что-то очень интересное. Хорошо?       — Угу, — мальчик опускает взгляд.       — А если такое случится, сразу беги к воспитателю До, рассказывай о случившемся. Взрослые должны знать, чтобы защитить тебя и других деток.       — По-онял.       — Умница, — Бэкхён чмокает его в лобик и поднимается обратно. — А теперь домой. Дядя Чанёль и Джено передали для тебя угощение.       — Угосене? — вскрикивает Джемин и спешит быстрее Бэкхёна к двери подъезда.       — Да, — смеётся он. — Для тебя, для отца тоже.       — А те? — вопросительно изгибает бровь мальчик.       — И мне.       Они поднимаются в квартиру, в которой их никто не встречает. Только тишина, и Бэкхён радуется, что не нужно насильно улыбаться, вот только успевают они сесть ужинать, как входная дверь хлопает, и омега, оставляя сына за столом, выходит в коридор.       — О, — выдаёт из темноты Тэкён и, пошатываясь, подходит ближе. — Бэкхённи.       — Ты… — Бэкхён морщится, когда его обдаёт неприятным амбре перегара. — Пьян?       — Почему сразу пьян? — по-идиотски хихикает альфа и наклоняется ближе к мужу, втягивая носом воздух. — Как ты пахнешь!       — Понятно, — он отстраняется, задыхаясь от неприятного запаха, но его хватают за руку, разворачивая обратно, и заключают в объятья.       — Стой ты, — как-то слишком расслабленно кидает Тэкён и зарывается пятернёй ему в волосы на затылке. — Что тебе понятно?       — Тэ, давай поговорим завтра? — Бэкхёну неприятно от прикосновений даже не потому, что он чувствует отвращение к мужу, а скорее потому, что тот не в себе.       — Почему это? — мужчина смотрит на него сверху вниз и улыбается уголком губ. — Хочу сейчас.       — Тебе проспаться надо, — он отпихивает его от себя, отворачиваясь, чтобы вдохнуть свежего воздуха.       — Ничего мне не надо! — повышает голос Тэкён и грубо сжимает в руках мужа. — Угомонись!       — Тэ, — успевает сдавленно прошипеть Бэкхён, и альфа с силой прижимает его к стене, задирая свитер. — Джемин на кухне, прошу тебя!       И только это немного приводит мужчину в чувства, он замирает и смотрит омеге в глаза, а потом отпускает и отходит на шаг. Бэкхён одёргивает одежду и по стеночке пятится подальше, чтобы потом скрыться за углом. Дыхание сбито, щёки покраснели от доли страха, что успела завладеть сознанием. Бэкхён, останавливаясь у раковины, набирает в руки холодную воду и плещет себе в лицо. Пальцы подрагивают от нервов, в груди дыра размером со Вселенную, и он возвращается за стол, опуская ладонь на макушку мальчику, который взволнованно смотрит на папу.       — Па?       — Всё хорошо, — шепчет он и закрывает глаза.       Где-то в соседней комнате слышится грохот, от которого сердце замирает, но проверить, что упало, Бэкхён не решается. Скорее всего сам Тэкён не удержался на ногах, а идти помогать ему — меньшее, что ему бы хотелось. Спать он уже планирует на полу в комнате Джемина, лишь бы только не видеть это животное, что припёрлось домой в таком состоянии.