Право голоса

      Время близится к вечеру, последняя пара позади, и Бэкхён заходит в метро окончательно расстроенный. Минсок не смог выпытать из него ни слова, оставшись тяжело вздыхать под боком все лекции, а Бэкхён с успехом накрутил себя до собственной ничтожности вселенских масштабов. Мозг вывернул все слова мистера Пака вверх дном, хотя омега сопротивлялся себе, тем не менее настроение испортилось, не давая ему надежды даже на маленький шанс от судьбы.       Только забрав Джемина из садика, Бэкхён улыбается и целует его в мягкую щёчку. Сын — единственное спасение в этом проклятом мире, пока вся жизнь катится по наклонной. Отвлечься на лепет ребёнка получается в разы лучше, чем на необходимую учёбу, и омега узнаёт о желании малыша побывать в музее какашек, о котором ему рассказал кто-то из друзей, кого туда сводили родители на выходных. Ещё туда ему не хватает попасть, чтоб в полной мере ощутить себя в дерьме. Об этом молодой папаша умалчивает и кивает, обещая когда-нибудь съездить туда.       — Малыш! — Тэкён с улыбкой подхватывает Джемина на руки, когда они заходят домой. — Как твои дела?       — Хашо, — смеётся мальчик и обнимает отца.       Бэкхён напрягается, но ничего не предпринимает. Поддаться их общему спокойствию не получается, и он молча раздевается в прихожей, пока альфа помогает с этим же справиться сыну.       — Я заказал нам курочку и пиво, — шепчет Тэкён мужу, чтобы не сильно заинтересовать мальчика. — А потом глянем фильм какой-нибудь — как идея?       — У-гу, — озадаченно соглашается он и с осторожностью следует за супругом и сыном в ванную, чтоб помыть руки.       Аромат горячей еды достигает его рецепторов только у кухни, и, пока Тэкён занят Джемином, Бэкхён осматривается на предмет ещё каких-нибудь неожиданностей, но кроме обещанного ничего не замечает.       Он крайне редко пьёт алкоголь, с тех пор как у них появился сын, и только под присмотром Минсока и Чондэ, но подростковый возраст проходил бурно. Бэкхён с неловкостью вспоминает, как они с ребятами напивались, будучи несовершеннолетними, не умея контролировать себя; какие поступки они совершали под действием алкоголя, и вздрагивает — гордиться нечем. Тогда ему казалось, что спиртное помогает заглушить внутренние переживания и боль, оно помогало почувствовать себя лучше, расслабиться, убежать от жестокой реальности, распустить себя, и это выливалось в зависимость, от которой он избавлялся тяжело. Сейчас о тех событиях не напоминает ничего, кроме мимолётных мыслей о том, что порой хочется поддаться демонам прошлого, но он себе не позволяет. Не позволяет опустить руки и выпустить из них крохотную ладошку Джемина.       И Тэкён знает о его слабости, знает о том тяжёлом времени.       Тогда зачем пиво?       Это похуизм?       — Кто настоящий самолёт? — слышит Бэкхён краем уха и оборачивается, когда Тэкён, подхватив мальчика под животом, поднимает его к потолку, имитируя полёт.       Джемин звонко смеётся, вытягиваясь руками и ногами по струнке, чтобы быть длиннее, как настоящее воздушное судно, которыми он грезит, а потом поджимает колени к груди, когда отец сажает его в маленький стульчик.       — Так, смотри, у тебя сегодня мясо из папочкиного супа, — комментирует Тэкён, ставя перед ним тарелочку.       — Ну-у, — тянет Джемин, поднимая на него жалостливые глаза. — Хотю то, — и показывает на ещё прикрытую фольгой курицу.       — То остро, — пожимает плечами отец и усмехается. — Тебе нельзя.       — Хотю! — настаивает мальчик, а Бэкхён качает головой, потому что уже слишком хорошо знает, что нельзя их сыну говорить на хотелки «нельзя» — это только усугубит ситуацию.       — Маленький, — зовет он Джемина и гладит по волосам. — Давай ты поешь свою порцию, а если захочешь, мы угостим тебя курицей?       — Но… — удивляется Тэкён и, получая строгий взгляд в ответ, замолкает.       — Хашо-о, — не очень довольно поджимает губки Джемин и трогает указательным пальцем своё варёное мясо.       — Ладно, — сам себе под нос резюмирует Тэкён и открывает им с Бэкхёном по бутылке пива.       «Так романтично», — омега с грустью осматривает их стол, за который садится, и благодарит мужа.       — Мне очень не хватало таких ужинов, — самозабвенно произносит альфа, смакуя первый глоток. — Пока вы лежали в больнице, мне было до ужаса одиноко без вас.       Бэкхён давит в себе язвительное замечание по поводу чужого присутствия в его квартире:       — Джемину тоже было тяжело.       — А тебе? — Тэкён облизывает губы, склоняя голову к плечу.       В его лице читается желание продолжить, но он так же, как и супруг, сдерживается от колкостей.       — Думаю, мы оба перенервничали из-за всего, — чувствуя накаляющуюся атмосферу и внутреннюю пустоту от прошедшего дня, Бэкхён продолжает мягче. — Нам нужно время всё исправить.       — Я так рад слышать это, — улыбается мужчина и поднимает бутылку. — Давай выпьем за нас? За то, чтобы у нас всё наладилось.       С сомнением омега смотрит на сына, который внимательно слушает их — не лучшая идея пить при нём, пусть даже тот не особо что-то понимает — и тоже поднимает своё пиво.       С каждым новым глотком блок на алкоголь всё больше даёт трещину, а страх сорваться отходит на второй план: он ведь уже взрослый, умеет контролировать себя, он не позволит себе лишнего. Только вот всё становится как-то проще, как-то всё равно, как-то не так уж и плохо, как казалось.       — Как дела с универом? Тебе не сильно влетит за прогулы?       — Не знаю. Минсок прикрывал меня, как мог. А ты решил свои проблемы?       — Да. Прости за тот идиотизм. Я был напуган и не понимал, что несу — насколько это бред.       Язык медленно развязывается и у него, и у Тэкёна, разговор по душам располагает, в котором оба делятся чем-то связанным с работой: коллеги, партнёры, одногруппники, преподаватели. Между ними проскальзывает искренний смех, а Джемин начинает клевать носом от скуки.       — Джемин-а, ты хочешь спать? — интересуется Бэкхён, хотя у самого веки немного тяжелеют.       Мальчик в ответ сладко зевает и откидывается на спинку стульчика, лениво обводя взглядом родителей.       — Ты хотел курицу, — вспоминает омега и довольно улыбается, когда тот качает головой.       — Наеся.       Чего и следовало ожидать. Бэкхён знал, что так будет, потому и предложил выгодную альтернативу вместо «нельзя». Он встаёт из-за стола и поднимает сына на руки, удаляясь в сторону ванной. Пора укладывать ребёнка спать, как бы приятно не было сидеть за столом с мужем.       «Приятно» — странный эпитет, давно несочетающийся с именем Тэкён. Бэкхёна забавляет это, потому что ещё утром у него не повернулся бы язык такое сказать. Краем сознания он задумывается, что скорее всего это отчасти из-за спиртного — да и ладно.       Он укладывает Джемина в кроватку, стараясь не дышать на него, когда тот тянется обниматься перед сном, и ещё несколько минут стоит, поглаживая его по макушке, пока малыш засыпает. Тишина и умиротворение проникают в каждую клеточку его тела, успокаивают, голову слегка ведёт от усталости, а конечности начинает тянуть вниз тяжестью. Бэкхён тихо выходит из детской, прикрывая за собой дверь и сталкивается с Тэкёном, что в темноте коридора наблюдал за ними всё это время.       От неожиданности пробирают мурашки, но сердце быстро приходит в норму, и омега выдыхает, глядя в глаза супруга. Тэкён медленно наклоняется к нему и кончиком носа касается его, и у Бэкхёна перехватывает дух. Он замирает и совсем немного боится, но чувствует его обветренные сухие губы на своих. Первостепенное отвращение сменяется тонким, выжигающим чувством тоски в груди, желанием ощутить собственную значимость и важность. Нетрезвость играет свою роль, и Бэкхён поддаётся вперёд, отвечая на поцелуй, приподнимается на носочки и делает шаг ближе. Тэкён кладёт руки ему на пояс и оглаживает чуть выше и к спине, забирается руками под старенький свитер, случайно царапая кожу огрубевшими пальцами. Омега старается не думать о том, что руки мужа давно перестали иметь привлекательный вид, чем бы тот ни занимался на работе.       Альфа делает шаг назад, к их спальне, утягивает за собой Бэкхёна и углубляет поцелуй, возбуждаясь сильнее. Он вздрагивает, когда сдерживается, чтобы не схватить омегу жёстче, а Бэкхёну нравится его нежность. Ему всегда нравилась аккуратность в постели, долгие прелюдии и взаимоуважение. Он плавится от того, как редко ему позволяют это испытать, а потому старается продлить удовольствие, словить тот момент, когда между ними настоящее, искреннее, не вымученное или вынужденное.       Оказавшись возле кровати, Тэкён отстраняется и на мгновение опускает взгляд ниже, а потом смотрит в глаза напротив. Омега понимает намёк, и это немного претит ему — не этого Бэкхёну хочется, совсем не этого. Он медлит, и мужчина кладёт руки ему на плечи, чтобы надавить на них. Безапелляционный жест, которому приходится повиноваться. Бэкхён нервно сглатывает, неспешно расстёгивает его джинсы и всё ещё сомневается: они даже в душе не были. Он открывает рот, чтобы предложить исправить это, и ощущает широкую ладонь у себя на голове, которая ещё настойчивее давит вниз. Бэкхён сжимает губы тонкой линией и медленно опускается на колени.       Он не хочет, совсем. Вообще. Никак. Ему противно. Он подавляет в себе тошнотворный импульс и стягивает его джинсы, что подают до щиколоток — как точка перед началом чего-то неизбежного. Бэкхён поднимает глаза вверх и встречается с довольной ухмылкой супруга, чьи пальцы зарываются ему в копну волос и подталкивают поближе. Омега выдыхает и снимает его бельё, открывая для себя вид на возбуждённый пенис. Он сводит брови, его носа достигает неприятный запах запревшего за день тела, а руки боязливо охватывают член у основания.       — Тэ…       — Сделай мне приятно, — перебивает мужчина, томно выдыхая, и оглаживает его щёку, а большим пальцем проводит по тонким искусанным губам. — Открой ротик.       Нехотя Бэкхён размыкает губы и зажмуривается, пробуя языком головку. Его передёргивает, и он опускает голову, прочищая горло.       — Ну же, малыш, — Тэкён указательным пальцем поддевает его за подбородок, поднимая лицо, и Бэкхён, не открывая глаз, снова облизывает головку. — Да…       Надо сделать это быстро, как выпить горькое лекарство — Бэкхён вбирает совсем немного в рот и помогает себе рукой, стимулируя активнее.       — Давай же, раньше ты так хорошо отсасывал, — на вздохе шепчет Тэкён, ненавязчиво давит на макушку, побуждая взять глубже. — Во-от.       Бэкхён не думает о происходящем, он далеко отсюда, он представляет, как от ритмичных движений головы внутри неё мозг катается в сером веществе, как по чердаку, ударяется о стенки черепной коробки— вот такой он маленький у него в такой большой пустой черепушке. На глаза выступают слёзы, которые остаются под веками, плотно сжатыми, чтобы не видеть, как кучерявые волоски паха то приближаются, то отдаляются от него. Будь он трезв, вряд ли бы выдержал, наверняка бы завязался скандал, а за ним и побои. Что же лучше? За всеми этими мыслями Бэкхён слышит тихие стоны, чужая рука в его волосах властнее давит навстречу члену, который уже достаточно далеко вбирается, и омега только успевает смыкать горло.       — Возьми глубже! — он опускает одну руку к его шее, обхватывая её пальцами. — Хочу сюда.       И Бэкхён упирается руками ему в бёдра, тыкаясь носом в лобок, задыхается, потому что слишком сильное давление не даёт ему передышки, потому что рвотный рефлекс вот-вот сработает.       — Да-да, Чунхо… — шипит Тэкён, поддаваясь бёдрами ему навстречу, а у Бэкхёна холодеет в груди, горло немеет, не смыкается, а член залетает в глотку.       Челюсти сжимаются, прикусывая ствол у основания, и альфа вскрикивает, отталкивая мужа от себя.       — Блять!       Бэкхён падает на пол и откашливается, едва сдерживая содержимое желудка внутри. И он не понимает: от боли он укусил его или от злобы, которая перемешалась с испугом от звучания незнакомого имени. Он смотрит на озверевшего Тэкёна, встающего с кровати, на которую тот присел от боли, и видит в его лице агрессию.       — Какого хуя?!       — Вали к своему Чунхо, — срывается сипло быстрее, чем он успевает подумать.       — Ах ты, бешеная сука! — Тэкён подлетает к нему и пинает, попадая по рёбрам, насколько позволяют спущенные джинсы. — Ты, правда, думаешь, что тебя можно полюбить?!       Бэкхён хватается за ушибленное место и через силу встаёт на ноги, не веря своим ушам.       — Ты себя вообще видел?! — рычит мужчина, и омега пятиться назад, а потом убегает в ванную, хлопая дверью, за которой тут же слышит. — Жирная свинья. Выбью тебе зубы, будешь есть через трубочку!       В дверь прилетает удар кулака, Бэкхён сжимается и обнимает себя руками, опускается на пол, прижимаясь спиной к ванной, и смаргивает, позволяя первым слезинкам наконец скатиться по разгорячённым щекам.       До него только сейчас эхом долетают все сказанные мужем слова, он пялится в одну точку и кусает губу, так сильно кусает, чтобы не анализировать услышанное, что кровь попадает на языке. Нос заложило, и он хрипло вдыхает ртом. Запах, или скорее вкус пота и грязного члена достигают последней нервной клетки, и Бэкхён резко подаётся к унитазу, в который его всё-таки тошнит. Он содрогается и вцепляется пальцами в ободок, что готов в любой момент приземлиться ему на голову. Омега вытирает рот и прислушивается ко звукам извне.       Тихо.       Джемин не проснулся, хотя Бэкхёну показалось, что Тэкён громко орал. И что делать дальше? Омега поднимается с пола и подходит к раковине, над которой есть зеркало. Он видит в нём то, о чём ему твердил супруг — «жирная свинья», его никто не полюбит, на что он надеялся? Что за иллюзии он себе настроил? Он жалок, ничтожен и абсолютно никому не нужен. Бэкхён, посмотри правде в глаза!       Он открывает кран и умывается, полощет рот, подавляет новый рвотный позыв и вытирается полотенцем. Голова гудит, глаза красные, а во всём теле слабость и дрожь.       «Значит, Чунхо», — ему становится даже смешно. Он улыбается. У образа бессовестного любовника появилось имя. Надо было не стесняться и откусить Тэкёну член.       Он тихо подходит к двери и открывает её, выглядывая в коридор — пусто. Бэкхён проскальзывает мимо детской и спальни, хватает пальто и кроссовки и выбегает из квартиры, на ходу оттряхивая носки от подъездной грязи и обуваясь. Телефон удачно оказывается в кармане пальто, откуда омега его не вытащил по приходу домой, но заряд аккумулятора машет ему своими пятнадцатью процентами. Холодный ветер обдаёт лицо, и Бэкхён поднимает воротник, скрывая шею. Ночь предстоит длинная, а спать хочется неимоверно. С собой ни денег, ни ключей от дома — остались в рюкзаке.       Не поддаваясь панике, он идёт в соседний район, где обычно в маленьком круглосуточном магазинчике проводит предрассветные часы вот в такие вот «бездомные» дни, и надеется, что пожилой омега, работающий там, угостит его растворимым кофе в долг, чтобы мало-мальски согреться. Бэкхён кутается в пальто, идя вдоль тёмных проулков и останавливается поправить развязавшийся шнурок. Пальцы замёрзли и плохо слушаются, а когда омега выпрямляется, он замечает метрах в десяти, на другой стороне улицы силуэт. Вокруг более ни души, и становится не по себе, потому как высокий незнакомец стоит и смотрит в его сторону. Бэкхён разворачивается и идёт в обход, — тише едешь, дальше будешь — прислушивается, а затем мельком оборачивается. Сердце ёкает, когда он замечает, что мужчина следует за ним. Омега ускоряет шаг, впереди проезжая часть, по которой нет-нет да и проедет кто-нибудь, надо лишь побыстрее до неё добраться. Время не самое позднее, автобусы ещё ходят, а в них можно будет запрыгнуть и уехать подальше, и там уже определиться, куда, да и расплатиться с водителем не составит труда, даже при отсутствии с собой наличных. Главное — подальше отсюда, главное…       Он выныривает из своих мыслей, когда из-за угла впереди появляется ещё один силуэт и уверенно двигается ему навстречу. Омега затормаживает и нервно оглядывается — между ним и его преследователем всё то же расстояние, которое начинает сокращаться. Бэкхён возвращается ко второму незнакомцу и внушает себе спокойно пройти мимо, он слишком много накручивает себя, да мало ли кому ещё необходимо пройти этой улицей. Что за паранойя?       Второй мужчина уверенно идёт к нему, а Бэкхёна всё больше потряхивает от напряжения. Ему кажется, что он идёт навстречу смерти, а когда незнакомец равняется с ним, принимает облик вполне себе крупного альфы, лицо которого скрыто чёрной тканевой маской. Омега пересекается с ним взглядом, сердце ухает в пятки, а мужчина равнодушно скользит по его лицу и проходит мимо, не заостряя внимания. Бэкхён опускает плечи, ощущая сухость в рту и несказанное облегчение, как позади слышится глухой хрип, а после тихое падение чего-то тяжёлого. Вздрогнув от вновь подкатившего страха, Бэкхён оглядывается и зажимает рот рукой, сдерживая вскрик ужаса. Незнакомец, что следовал за ним, лежит на асфальте в паре метров от него, в свете уличного фонаря из-под его тела растекается что-то густое и тёмное, а второго силуэта и след простыл.       Бэкхён отшагивает назад, сталкиваясь со стеной кирпичного дома, и оседает на землю, не смея оторвать глаз от увиденного.       Он действительно шёл навстречу смерти?