Их цветущая юность

- Именно за это я тебя и люблю, - было сложно сказать, чего в тоне Гильгамеша было больше – насмешки или восхищения. - А я тебя нет, - спокойно ответила Артурия. Весь мёд и притягательность слов парня разбились о стену холодного равнодушия, которой упорно окружала себя девушка. - Ничего, я подожду, пока ты переменишь своё решение, - пожал плечами Гильгамеш. Что ему ни говори, а его ничто не обескураживает – даже самые жёсткие отказы. - Как я могу переменить своё решение, если не понимаю, как ты ко мне относишься? - вздохнула девушка. И это была действительно правда. Внутренний мир парня представлялся Артурии сплошной головоломкой без начала и конца. - О, это очень просто, - взмахнул рукой Властитель Лицея. - Я отношусь к тебе, как к своей девушке, естественно. - И что это значит? - Что ты моя. Сбитая с толку, Артурия запнулась. Фразы Гильгамеша были простыми и краткими, но, когда девушка пыталась собрать их в единую картину, смысл ускользал от неё, как песок сквозь пальцы. Артурии, наверное, никогда не понять, что же для себя увидел в ней Властитель Лицея. А ливень всё лил и лил, покрывая внешний мир за стеклом разноцветными разводами, и не было никаких намёков на то, чтобы непогода начала сдавать позиции. Разве что гром стал тише да реже, сменившись глухим бурлением воды в водостоках. Но сидеть вместе в одном классе предстояло ещё как минимум полчаса – и этим надо было пользоваться. Сейчас у Артурии была прекрасная возможность поговорить с Гильгамешем о чём угодно, не боясь лишних ушей. А ведь ей хотелось узнать о нём очень многое. - Почему ты так надменен с окружающими? – после небольшой паузы вопрос девушки вышел резковатым. - А чем эти шавки заслужили мою благосклонность? – последовал закономерный ответ. И снова тупик. Только дождь всё так же мерно и упорно стучит в окно. Артурия мысленно покачала головой. Нет, так просто в человеческой душе не разобраться. Высокомерие – не имидж Гильгамеша, он на самом деле считает себя выше других, и спрашивать, почему он именно так, а не иначе, воспринимает мир, бесполезно. Равно как и в отношении любви, он даст ей только вот такие, очевидные для него самого, ответы, в то время как Артурия ищет нечто иное. И понять образ мыслей Гильгамеша девушка сможет только сама – больше узнавая о парне и размышляя над тем, что видит и слышит. Может, спросить о семье? Это более приземлённая тема для разговора, да и робкий старичок, оказавшийся отцом Гильгамеша, порядком в тот раз удивил Артурию. - Кстати, когда я была у тебя в гостях, твой отец выглядел очень пожилым. Наверное, сложно управлять такой большой компанией, как PineaPPle? – осторожно сделала заход девушка. - Нет, он вообще не занимается бизнесом, - сухо бросил Гильгамеш, и в его голосе, как и тогда в особняке, зазвучала никогда прежде не замечаемая девушкой отчуждённость. – Чисто официально, конечно, компания принадлежит ему, но отец давным-давно нанял менеджеров, которые в действительности и заправляют всеми делами. Я, правда, собираюсь взять всё под свой контроль, но пока мне не хватает ни времени, ни знаний, поэтому я занимаюсь бизнесом постольку, поскольку, стараясь держать под присмотром хотя бы общую картину действий. Эн мне в этом очень помогает. А отец… - Ладони Артурии, давно согретые собеседником, ощутили, как едва заметно дрогнули пальцы парня; будь они свободны, они бы, вероятно, сжались в кулаки. Затем, будто что-то переборов в себе, Гильгамеш вновь расслабился. – Отец мой совершенно безвольный человек, и, честно говоря, я его совершенно не уважаю. Да что там говорить, ты и сама отметила наши натянутые отношения во время своего визита, - хмыкнул парень. – Я же заметил тогда твой озадаченный взгляд, потому тебе всё и рассказываю. Одно время я даже презирал отца, но нашим отношениям во многом опять же помог Энкиду, –заметил задумчиво Гильгамеш. Чувствовалось, что он собирается с мыслями, оценивая, как лучше объяснить то, чему он был свидетелем всю свою жизнь. – Как я уже сказал, мой отец совершенно безвольный человек и никогда особо не интересовался бизнесом. По молодости – да, он ещё пытался что-то делать, но у него плохо получалось. Изначально он даже не должен был стать главой семьи, но его старший брат (а мой дядя) рано погиб от воспаления лёгких, и всё наследство перешло к моему отцу. Дедушка, первое время помогавший ему руководить компанией, тоже вскоре ушёл из жизни: сказалось пристрастие к курению и алкоголю. Насколько я знаю, ещё по молодости отец был человеком без какого-либо «внутреннего стержня»: он легко поддавался искушениям, не имел каких-либо твёрдых целей и вообще вёл разгульную жизнь повесы. Дедушка ещё держал его в узде, вернее, позволял гулять, махнув на него рукой и возложив все надежды на старшего сына, и лишь смотрел, чтобы младший не влип в какую-нибудь уж чересчур скандальную историю. Но когда дедушки и дяди не стало, взяться за бизнес пришлось моему отцу. Провозившись компанией около года и поняв, что от его вмешательства всё становится только хуже, так как у него не было ни чутья бизнесмена, ни банальной целеустремлённости, которая отчасти может компенсировать отсутствие первого, отец поручил заботы о компании топ-менеджеру, а сам пустился во все тяжкие по казино и картам. Но окончательно он опустился после встречи с Нинсун Римат*. Ты знаешь, кто это? - Эмм, - наморщила Артурия лоб. – Что-то знакомое. То ли телеведущая, то ли актриса… - Лет двадцать назад Нинсун была сверхпопулярной певицей, - пояснил Гильгамеш. – Сейчас для неё работа в большом бизнесе, конечно, уже закрыта, но её часто можно увидеть по телевизору на всяких шоу, творческих представлениях, передачах. Может, помнишь такую высокую женщину с золотистыми волосами, часто одетую во всё белое? - Припоминаю… Это у которой ещё всегда и на всё есть своё мнение? – в голове Артурии мелькали смутные образы смеющейся женщины с кроваво-алыми глазами. - Постой, - воскликнула девушка, осенённая пронзительной догадкой, - неужели ты хочешь сказать, что твоя мать… - Да, той, кто родила меня, была Нинсун Римат, - подтвердил Гильгамеш. – В то время многие мужчины сходили по ней с ума, и мой отец не был исключением. Встретив Нинсун на одном званом вечере, он влюбился в неё до беспамятства. Тут надо отдать должное, что серьёзных романов у моего отца до Нинсун практически не было: отец был просто безвольным, инертным человеком, любящим спустить тысяч десять в казино, а потом весь оставшийся день переключать каналы телевизора со стаканом виски в руке. Но флиртующим направо и налево Казановой он никогда не был. А тут в нём вдруг проснулся романтик. Я до сих пор считаю, что Нинсун обладала какими-то своего рода чарами над людьми – ты поймёшь, о чём я говорю, если когда-нибудь встретишься с ней. Так или иначе, моему отцу несказанно повезло, так как пресыщенная вниманием к своей персоне звезда вдруг ответила ему взаимностью. Год-два они жили в его особняке, а затем, едва оправившись от родов со мной, Нинсун оставила отца. Глупцы были все те, кто позволял этой женщине завладеть своим сердцем: Нинсун не знала никакого постоянства, и, подобно яркой бабочке, едва насладившись одним цветком, тут же перелетала к другому. Самое любопытное, что здесь не было фальши: пока Нинсун была со своим избранником, она действительно любила его. Однако едва чувство истощалось, как рано или поздно истончается аромат духов на одежде, она тут же исчезала без следа. Я до сих пор задаюсь вопросом, зачем она родила меня. Материнский инстинкт у Нинсун отсутствует напрочь, она никогда не интересовалась детьми, точно так же, как и никогда не вспоминала обо мне, и то, что я вообще появился на свет, я приписываю только её какому-то мимолётному капризу… - Гильгамеш сделал краткую паузу, очевидно, предаваясь секундному размышлению. – Впрочем, главный вопрос в том, как относились мужчины к уходу из их жизни Нинсун. Некоторые находили в себе силы махнуть на роман рукой, кто-то уже и сам был рад расстаться с ней… Мой слабовольный отец не относился ни к одной из этих категорий. Спустя два года сожительства он по-прежнему боготворил Нинсун, она была его королевой и богиней, и день, когда она его бросила, стал началом его падения. Раздавленный уходом любимой женщины, он впал в отчаяние и не переставая пил, постепенно начал употреблять психотропные вещества, затем – лёгкие наркотики. Я у отца поздний ребёнок, но состарило его в основном именно небрежное отношение к собственному здоровью. Всё, что я тебе сейчас рассказал, я узнал от дворецкого и старых слуг, ещё немного – от самого отца. Сколько я себя помню, в его комнатах всегда стоял запах алкоголя и сигарет, даже когда открывали нараспашку окна. Подобное никчёмное существование, полное лишь прострации и скорби над прошлым, всегда вызывало во мне глубокое презрение. Жизнь червяка, копающегося в земле, и то осмысленней. Мне претило находиться под одной крышей с этим человеком. Он мало интересовался мной, полностью поручив гувернёрам, и едва настало время поступать в школу, я специально уехал в дальний филиал Лицея, чтобы жить в общежитии и больше не видеть отца. А в девятом классе я встретился с Энкиду. Он тоже приехал, чтобы жить одному, но у него была совершенно другая ситуация: его родители стремились контролировать каждый его шаг. Вся его жизнь была регламентирована. Впрочем, мы лучше, чем кто-либо, понимали друг друга. Несмотря на внешнее различие, у нас на самом деле много общего. - Ого, - выдохнула Артурия, поражённая развернувшейся перед ней историей. Вместе с осветившимся прошлым и сам образ Гильгамеша в глазах девушки стал сложнее и многограннее. Вместе с тем, трагичности в нём не появилось. Парень рассказывал о себе без надрыва, спокойно и невозмутимо констатируя факты, как будто читал книгу о чужой жизни. Он не искал сочувствия, но просто хотел познакомить девушку с историей своей семьи. Тем не менее, для Артурии, обычно находившейся с Утером в тёплых отношениях, непонимание между Гильгамешем и его отцом казалось всё-таки чем-то катастрофичным, и девушка не смогла удержаться от тяжёлого вздоха. – Должно быть, тяжело было расти без внимания родителей. - Да нет, на самом деле всё не так грустно, как оно звучит, - возразил Гильгамеш. – Тебе, у кого довольно-таки близкие отношения с отцом, это, наверное, сложно понять, но я ни о чём не сожалею. Я умел себя занять, вокруг меня всегда собирались сверстники, мне могли купить любую игрушку – я никогда не считал себя несчастным или обиженным судьбой. Я был вполне самодостаточен, а когда появился Энкиду, жить стало и вообще весело. Эх, он был первым, кто утёр мне нос, - тихо рассмеялся Гильгамеш, очевидно вспоминая что-то из далёкого прошлого. – Правда, он тогда выглядел совсем по-другому: собранные в тугой хвост волосы, улыбка предупредительного кассира в супермаркете и ещё эти дурацкие очки на пол-лица. Но он вскоре переменился. А в начале выпускного класса Эн сказал, что интересно было бы узнать, какие люди учатся в южном филиале Лицея**, а я ответил, что узнать – не проблема, и мы быстро перевелись сюда. Тут-то Энкиду и познакомился с моим отцом и объявил, что так наши отношения продолжаться не могут. В результате, благодаря его стараниям, я больше не презираю отца. В конце концов, тот любит меня, несмотря на всю свою слабовольную натуру. Но в тёплых отношениях я с ним тоже находиться не могу. Много воды утекло. - Но неужели твоя мать ни разу не навещала тебя? – задала Артурия снедающий её уже некоторое время вопрос. – Ни за что не поверю, что она ни разу не интересовалась судьбой своего единственного ребёнка. - Нинсун мне не мать, - мягко поправил её Гильгамеш. – Да, эта женщина родила меня на свет, и я благодарен ей за это. К тому же, именно от неё я получил свою внешность и даже характер – так говорит мой отец и все, кто знал Нинсун. Но на этом всё. Матерью она мне никогда не была. Не то чтобы я её осуждал за это: Нинсун решила посвятить себя шоу-бизнесу, а яркие и амбициозные люди у меня всегда вызывают уважение. То был её личный выбор. И нет – пока я был маленьким, она навещала меня пару раз в несколько месяцев. Но это длилось не больше года. Теперь уже только на дни рождения появляется, да и то, мне кажется, больше из официальных соображений. Но повторюсь ещё раз, чтобы у тебя не осталось никаких заблуждений: в своей жизни я ни о чём не жалею. - Значит, у тебя с ней сохранились кое-какие связи? – задумчиво протянула Артурия, пытаясь представить, каково это – иметь маму, пусть и находящуюся круглый год на гастролях. Порой живёшь бок об бок с человеком, разговариваешь с ним каждый день, пьёшь с ним один и тот же чай за обедом, и кажется тебе, что товарищ твой – самый обычный на земле человек, такой же, как и ты. А потом, однажды, он невзначай обронит какую-нибудь деталь из своего прошлого – либо про первый неудачный роман, либо про сурового отчима – и вдруг покажется тебе, что человек этот совсем другой, нежели ты раньше себе его представлял, и ты поймёшь, как несоизмеримо много кроется за этим заразительным смехом или вдумчивыми рассуждениями. За один разговор Гильгамеш повзрослел для Артурии на несколько лет. С его спокойным подходом к жизни, от которой он принимал всё, что она ему давала, парень выглядел намного старше и даже, если можно так выразиться, мудрее многих своих сверстников. Философский склад ума вызывал естественное уважение. И теперь за руки девушку держал не нахальный богатый юнец, а человек, которому, как и ей, довелось в этой жизни уже многое пережить и передумать. – Везёт. Однако я впервые слышу, чтобы ребёнок полностью походил на одного из родителей. Обычно передаётся что-то одно: либо характер, либо внешность. А ты, получается, точная копия Нинсун. - Почти. Нинсун легкомысленна в своих привязанностях, будь то вещь или человек. Я же предпочитаю сперва хорошенько присмотреться, а потом решать, достойно это моего внимания или нет. Да и старый дворецкий утверждает, что чутьё у меня в технике, как у покойного дяди. Так что некоторые различия всё же есть. А ты, Артурия? – спросил Гильгамеш, переводя разговор на девушку. – Ты в кого пошла? - Характер у меня больше дедушкин по мужской линии. А вот внешность я тоже унаследовала от матери. Но она умерла. - Сожалею. - Да нет, это тоже не так печально, как оно звучит. Я её даже не помню, и выросла я окружённая заботой и теплом, - улыбнулась Артурия, подумав о Бедивере. Наверное, сидит сейчас, волнуется, что его госпожа осталась одна пережидать грозу в Лицее. За долгую беседу Артурия окончательно согрелась, и тепло горячими волнами разливалось от спины и ладоней девушки по её телу. Это было так приятно, что Артурия едва подавила недовольный вздох, когда Гильгамеш отстранился от неё, чтобы тоже повернуться лицом к окну. - О, дождь кончился, - заметил он. Действительно, за разговором барабанная дробь капель незаметно стихла, и из-за рассеивающихся туч пробивались первые пронзительные, как это всегда бывает после непогоды, лучи солнца. Небо поднялось и посветлело. Влажно чернел асфальт; пара собравшихся на нём прозрачных луж сверкали, отражая гладкой поверхностью яркий солнечный свет. Мир, умытый первым мартовским дождём, словно обновился, скинув с себя старые лохмотья – грязный осевший снег. И от этой свежести, чистоты и ясного неба веяло уже настоящею весною. «И правда, зима уже закончилась», - подумала Артурия, чувствуя, как что-то встрепенулось в её сердце в предчувствии нежной зелени деревьев и задорого чириканья воробьёв. В следующий момент послышался подозрительный шорох, щёку опалило непривычным теплом – и девушка, повинуясь внутреннему инстинкту, проворно соскочила с парты. Поспешно отпрыгнула в сторону и обернулась. Гильгамеш сидел, чуть подавшись вперёд, напоминая промахнувшегося в броске хищника. - Это уже второй раз, – сложила на груди руки Артурия. - Что за дурная привычка целовать без спросу? - Ты была так прекрасна, задумчиво созерцая небо за окном, что я не смог противиться соблазну, - с серьёзным видом сказал парень, но тлеющий огонёк в алых глазах говорил сам за себя. – Видишь, ты сама виновата в случившемся, моя Королева. - Но неужели ты думал, что я поддамся на старую уловку? – подняла брови девушка, попутно подготавливая веер колких фраз. Задней мыслью она отметила, что приставания Гильгамеша уже не вызывают в ней прежней злости. Воистину, человек привыкает ко всему. Трель мобильного телефона, ворвавшаяся в беседу, была сродни свистку полицейского во время праздника. Секунду Артурия непонимающе смотрела на Гильгамеша, затем, вздрогнув, принялась рыться в карманах жакета. Вспомнив, что убирала мобильник в сумку, бросилась к парте. Внезапный звонок выбил её из колеи, разрушив ту особенную атмосферу, установившуюся сейчас в этом классе. - Да? – недовольно взяла трубку девушка. - А, хорошо, уже выхожу. За мной приехали, - повернулась Артурия к Гильгамешу. - Я тебя провожу, - с готовностью слез с парты парень. До стоянки лицеисты шли в ненавязчивом молчании. За те полтора часа, что шла буря, было сказано столько, что новые слова казались излишни. Артурия не знала, когда это произошло, но она чувствовала себя намного ближе к Гильгамешу, словно стена, до этого их разделявшая, превратилась в крепко связующую нить. Она рассказала ему о своих идеалах, он ей – о своём прошлом. Не слова, но сам факт того, что они раскрыли друг перед другом свои души, связал их очень глубокими узами доверия, какие обычно существуют между хорошими друзьями или дружными родственниками. И от этого и молчание, и совместный стук шагов по коридорам приобретали для девушки свой особый, таинственный смысл. Гильгамеш проводил Артурию до самой машины. - Что ж, до встречи, - повернулась к парню девушка, в то время как водитель открывал ей дверь заднего сиденья. - До понедельника, моя Королева, - кивнул Гильгамеш. Пристёгиваясь и ожидая, пока шофёр займёт своё место, Артурия заметила, как парень достаёт из пиджака очевидно зазвеневший телефон. Двигатель машины взревел и девушка почувствовала лёгкий толчок от движения, когда Гильгамеш, быстро пробежав глазами смс-ку, забарабанил пальцами по стеклу автомобиля. - Постой, - велела Артурия водителю, опуская окно. – Что? - Твой диск пришёл. Приезжай ко мне, как захочешь его забрать, - наклонился Гильгамеш. Точно. Диск. Айрисфиль. И желание, которое Артурия за него должна будет выполнить. - Спасибо, тогда увидимся завтра, - кивнула Артурия, поднимая стекло и затем обращаясь уже к шофёру. – Поехали.