Их цветущая юность

      Прозрачная, повисшая в воздухе прохлада. Гулкое эхо одиноких шагов, перекатывающееся от одной блёкло-голубой стены к другой. Желтый предзакатный свет, густыми волнами текущий в безлюдный коридор через запылённое стекло. Заметив в окне знакомый силуэт машины, Артурия ускорила шаг: ещё пять минут, и она сможет расслабиться после тяжёлого дня, ведь с тех пор, как Лицей превратился во вражескую территорию, девушка ни на минуту не могла забыть об осторожности. Ещё один повод вздохнуть с облегчением – фехтования по средам нет, а значит, о Гильгамеше с Энкиду можно на сегодня благополучно забыть. В остальном это был обыкновенный унылый день, серость которого она намеревалась разбавить приготовленными к её возвращению кофе с пирожными.       Воспоминание о доме заставило Артурию нахмуриться. Хоть укоризненные взгляды Бедивера то и дело сверлили ей спину, она так ничего и не рассказала домочадцам, так как то, что известно им, в скором времени не будет тайной и для отца, а его помощи она категорически не хотела. Не потому, что они не ладили, а потому, что вернуть доверие и расположение окружающих человек может только собственными силами.       Девушка свернула в ещё один коридор, парадный, а потому увешанный кадками с матово-зелёными традесканциями и мелколистной аукубой; до столь желанной свободы оставалась всего пара лестничных пролётов. Однако, похоже, не одна Артурия покидала так поздно храм знаний, так как вдалеке раздалось постукивание каблуков, а через некоторое время стал различим и раздражённый женский голос:       - Нет, я говорю тебе ещё раз, что не приняла она у меня доклад. Да, в том-то и дело. Представляешь, я несколько дней над ним убивалась, а Карловна не приняла его, типа примеров слишком мало. Вот стерва! Что? Нет, я сделала всё так, как она и сказала. Да точно, точно, - девушка приближалась. – Ладно, пока. Давай. Буду через час.       И говорившая, и Артурия одновременно подошли к повороту за угол, только с разных сторон. Столкновение вышло настолько сильным и неожиданным, что первая выронила сумку, рассыпав всё содержимое, досадливо охнула, кинулась собирать. Артурия тоже нагнулась, подбирая разлетевшиеся по полу листы и складывая обратно их в синюю папку, из которой они и выпали: воспитание не позволяло пройти мимо аварии, особенно если она же и была её участницей. Незнакомка, на деле оказавшаяся одноклассницей Артурии, Эльвирой, раздражённо выхватила из рук помощницы вещь, поспешно запихала всё обратно в желтую, расшитую крестиками сумку (Артурии почему-то очень запомнились разлапистые оранжевые крестики) и, не говоря ни слова, зашагала дальше. Артурия тяжело вздохнула. Почему столькие от неё отвернулись? Если бы люди действительно дорожили ею, то заступились бы за неё. “Они сами отказались от тебя” - странная фраза, брошенная Гильгамешем четыре недели назад, услужливо напомнила о себе. Но разве она делала что-то не так? Разве её поступки причиняли кому-то боль? Если она и правда допустила ошибку, то не понимает, когда и в чём. Фигура Эльвиры удалялась. “Тогда почему бы тебе не поговорить с остальными?” – проснувшийся в памяти мелодичный, но настойчивый голос Айрисфиль требовал действовать. Но с чего начать, чтобы одноклассница хоть на несколько секунд захотела её послушать? За время бойкота, казавшегося длиной в целых шесть месяцев вместо настоящего одного, одноклассники настолько отдалились от Артурии, что не осталось ни одной связующей их ниточки, и девушка, и так по природе своей являвшаяся довольно интровертной натурой, совершенно не представляла, с каких слов начать разговор. Рыжие локоны Эльвиры маячили уже в самом конце коридора – ещё чуть-чуть, и идеальный шанс наладить отношения будет упущен. Всё ещё не зная, что скажет, Артурия бросилась вдогонку.       - Постой, Эльвира, - она неловко, но твёрдо схватила девушку за руку. - Почему ты со мной не разговариваешь? Разве я когда-нибудь делала что-нибудь плохое тебе?       - Отвали, - огрызнулась, не оборачиваясь, та.       - Я понимаю, Гильгамеш и Энкиду - настоящие тираны. Тебе, должно быть, плохо с ними? Ты боишься их? - пока одноклассница окончательно не оттолкнула её, Артурия сразу перешла к делу, решив для начала показать, что она сочувствует сложившейся ситуации.       - А ты, получается, у нас святая, да? – девушка резко, с неприязнью вырывала руку. – Самодовольства тебе не занимать, как погляжу.       - Что? – странная реакция, противоположная ожидаемой, смутила Артурию.       - А то, что я со снобами не разговариваю, вот что, - Эльвира-таки соизволила развернуться к ней в пол-оборота и теперь стояла, подбоченившись и отвечая с неприкрытым раздражением в голосе. - То ходила, нос задирала, а теперь, как задвинули на задний план, подговаривать пришла, да?       - Подожди, причём тут снобизм? Когда я задирала нос? - Артурия была окончательно сбита с толку. – Ты что-то путаешь – вспомни, как в первом классе* тебя и твоих подруг доставала группа выпускников, а я защищала вас от них. Того же я хочу и сейчас – помочь.       - Помочь? С чем? Я разве просила тебя хоть раз о помощи? – Удивлённо вскинула накрашенную бровь Эльвира. - Не знаю, чего ты там добиваешься, но, поверь, я не нуждаюсь в заботе такой гордячки, как ты. Да и откуда тебе знать, хорошо мне или плохо? Ах, да, конечно, ты же у нас такая умная!       - Эльвира, я не понимаю тебя. Что я сделала не так? - Артурия была в смятении: ответы одноклассницы шли вразрез с её собственным представлением о себе. И чем дальше, тем призрачнее становились шансы достигнуть взаимопонимания.       - Да как сказать? – скептически хмыкнула Эльвира. – Ты, конечно, вся такая правильная, ну просто идеальная. Но, думаешь, никто не замечал твоей высокомерности? Мы прекрасно видели, с каким пренебрежением ты относилась к нам. Тебе, наверное, было очень весело ходить и тыкать нас носом в своё совершенство: смотрите, дескать, какая я.       - Всё… - “Всё не так” – хотела возразить Артурия. Но рыжеволосая красотка, разгорячённая спором, уже не могла остановиться, буквально выплёвывая жалящие слова в лицо блондинке.       - Да, каждый раз ты смотрела на нас, как на идиотов – медленно, намеренно растягивая каждое слово, протянула Эльвира, с наслаждением наблюдая за спазмой боли, стянувшей лицо девушки. Это была как пощёчина, только словесная, и от того ещё более ощутимая, - думаю, стоит сказать спасибо, что ты хотя бы здоровалась с нами, остальные-то разговоры, несомненно, были выше твоего королевского достоинства. Что, всё ещё будешь утверждать, что ты не сноб? Прежде чем говорить что-то про Гильгамеша, посмотри сама на себя, – выпалив на одном дыхании эту мини-тираду, Эльвира круто развернулась на каблуках и зашагала прочь. Уже вдалеке, видно, желая добавить ещё что-нибудь обидное, она сложила руки рупором и крикнула. - Ты никогда не понимала тех, кто находится рядом с тобой!       Артурия не стала догонять её, у неё не осталось на это сил. Мыслей не было - в голове словно образовался вакуум. Услышанное никак не вязалось с образом угнетённых Гильгамешем людей, которым не хватает смелости выступить против диктатора. “Ну, вот, Айрисфиль, я и поговорила по душам” – горько усмехнулась про себя девушка. Пожалуй, она не будет рассказывать подруге о неудачной попытке найти союзника: подруга порой вела себя импульсивно, так что кто ведает, что взбредёт в её белоснежную головку, узнай она о неприятном разговоре. Артурия закроет жестокие слова в сердце и сохранит всё в себе. Незачем беспокоить понапрасну Айрисфиль.       Стукнувшийся с глухим звуком о стекло со стороны улицы шмель заставил девушку вздрогнуть, возвращая к реальности. Некоторое время она наблюдала, как чёрный с золотом шарик тычется в невидимую преграду, сердито гудя. Только теперь Артурия заметила, что вся дрожит и что её блузка, влажная от пота, прилипла к спине. Пелена оцепенения, сковавшая разум, рассеивалась, и на девушку хлынул поток воспоминаний, вновь и вновь прокручивая перед её глазами не укладывающийся в голове разговор. Она не понимает людей? Невозможно: люди были теми, о ком она всегда думала. И, тем не менее, по словам Эльвиры выходило, что это она не нужна обществу. Так вот что имели в виду Энкиду и Гильгамеш? Что люди уже давным-давно устали от неё? Что никто никого не запугивал, а лицеисты сами с охотно перешли под главенство парней, радуясь свержению ненавистного Короля-рыцаря? Тогда вся эта изнуряющая борьба, поединки, переносимые изо дня в день, были бессмысленны? Артурия в бессилии прислонилась к шершавой стене: она окончательно запуталась.       Но в бочке дёгтя обязательно найдётся ложка мёда. Первое, что бросилось в глаза Артурии на пороге дома – чёрные лакированные ботинки и увесистый длинный зонт – наполнили её сердце радостью. Кому ещё они могли принадлежать, как не хозяину дома? Сдерживаясь, чтобы не заскакать от радости – она ведь уже взрослая, и ей не пристало вести себя, как маленькая – Артурия степенно прошла в гостиную. В широком объёмном кресле сидел, закинув ногу на ногу и пролистывая что-то в ноутбуке, полноватый, но крепко сбитый мужчина, с тёмными волосами, отпущенными чуть больше стандартной длины, и едва заметной бородой. При виде Артурии он поднялся, отставив предварительно в сторону чашку с дымящимся кофе, который только что прихлёбывал, и рассмеялся густым басом:       - Сколько лет, сколько зим, Артурия, - приветствие ознаменовалось хлопком крепкого рукопожатия.       - С возвращением, отец, - улыбнулась девушка. - Надеюсь, дорога прошла хорошо?       - Вполне себе нормально. Рейс задержали всего только на полчаса, - махнул рукой Утер.       - Тебя не было целых два месяца. Ты ведь побудешь некоторое время тут, верно? У меня как раз скоро летние каникулы.       - Да я на три недельки, в понедельник самолёт. Теперь в Австралию – там проведут ту самую конференцию, о которой я тебе говорил. Ну, идём, присядем, ты, наверное, устала после рабочего дня.       Долгожданный приезд отца заставил девушку забыть на время о мрачных мыслях. Дом пропитался духом путешествий и дорожной пылью, из чемодана были извлечены сувениры, купленные Утером на обратном пути, в числе которых оказались и иностранные сладости, от которых Артурия пришла в восторг. Любые занятия, запланированные на оставшийся день, без исключения переносились на завтра, а вечер, безусловно, объявлялся посвящённым рассказам отца за чашкой чая, тоже, кстати, привезённого из-за границы: Артурия настояла заварить именного его, несмотря на и так уже открытые в кухонном шкафу три сорта. Еда была тайной слабостью девушки, а уж о том, чтобы взять и не попробовать новое блюдо или напиток, и речи быть не могло. Одним словом, наступивший вечер удался на славу. Однако…       - И вот стал он мне рассказывать, с какими мучениями ей на день рождения подарок выбирал, а я вдруг вспомнил, что забыл приятелю вина купить. Вот вылетело из головы – и всё, опять через полгорода ехать надо. - Артурия слушала, собирая десертной вилочкой с тарелки вишенки. - И так досадно мне стало, что аж по лбу себя хлопнул – вот, дурак, называется. А в их-то понимании этот жест значит: “Да ты с ума сошел!”. Ну и выражение лица у него было, я тебе скажу.       Остаток фразы потонул в обоюдном смехе отца и дочери. Стол, накрытый с особой тщательностью в честь радостного события, изобилующий всевозможными видами кондитерских изделий и с возвышающимся над ними в качестве главного блюда большого фруктового торта; просторная гостиная, обставленная в светло-коричневой гамме и залитая мягким жёлтым светом, из раскрытого окна в которую тёк распарившийся летний воздух; полулежащий на обитом флоком диване довольный отец и неумело прячущий улыбку Бедивер, стоящий у двери – всё это создавало в сердце Артурии неповторимую симфонию уюта, пропитывавшую собой каждую клеточку её тела и заглаживающую недавние душевные раны.       - А как же профессор? Ведь он, наверное, очень на тебя обиделся, - когда очередной приступ смеха прошёл, потребовала продолжения истории Артурия, положив себе очередной кусок торта, стараясь выбрать тот, что побольше.       - Ну, конечно, пришлось извиниться и объяснить ситуацию. Но, в общем, расстались мы мирно, хотя мой совет тебе, никогда не забывать, где и с кем ты находишься. Кстати, об обидах, Артурия. Я слышал, у тебя какие-то неприятности? – вилочка с нанизанным на неё бисквитом, которую девушка подносила ко рту, так и застыла в воздухе. – Бедивер сказал, что в последнее время ты ходишь как в воду опущенная и совсем перестала рассказывать о Лицее, - стоящий у двери дворецкий, нахмурившись, отвёл глаза в сторону. - Ты можешь объяснить, в чём дело?       Иллюзия беспечного веселья растаяла, оставив после себя горькое послевкусие, и торжественное чаепитие выглядело теперь вычурным и ненужным. Выпрямившись и положив столовый прибор, Артурия спокойно посмотрела в глаза отцу. Она предчувствовала подобное развитие разговора, в конце концов, отцу естественно волноваться за неё, точно так же как и виновато понурившему голову дворецкому. И всё же, сейчас она не готова дать им желаемого ответа.       - Действительно, у меня сейчас идёт не всё гладко, и, тем не менее, это то, с чем я должна справиться сама, - бессмысленно отрицать очевидное.       - Что, даже никакой помощи не примешь? – пристально посмотрел на неё Утер.       - Да. Отец, пожалуйста, не вмешивайся, - по-прежнему непреклонно повторила Артурия.       - Честного говоря, другого ответа я от тебя и не ожидал – вздохнул отец**, - умалчивать о своих проблемах всегда было в твоём характере. Я бы хотел тебе помочь, но раз ты для себя уже всё решила, позволь дать тебе совет, - мужчина выдержал паузу. – Артурия, ты знаешь, что я старался растить тебя не как женщину. Твоя мать, хоть и выросла в благовидной семье, на деле оказалась такой же пустоголовой барышней, как и все прочие представительницы прекрасного пола. – Утер на несколько секунд прервался, видно, что-то вспоминая, и у уголков его губ пролегли горькие складки, затем он продолжил. - Всё, на что большинство женщин годны – это быть изысканным украшением мужа на вечеринке. Да и те из них, что развивают в должной мере свой ум, всё равно уже с детства испорчены женской культурой, насаждаемой в них мамами, тётями и бабушками. Но ты росла совсем иначе. С самого начала я учил тебя жить как мужчину, насколько это было возможно. Всё это кокетство, сентиментальности, походы по бутикам за ворохами одежды и пачками косметики, сюсюканья ни о чём и прочие финтифлюшки – я рад, что ты избежала их. Ты выросла достойным человеком, Артурия, и я могу с гордостью назвать тебя своим наследником – именно наследником. И раз ты живёшь, как мужчина, то и поступай, как подобает мужчине: до тех пор, пока ты считаешь себя правой – не давай злым языкам смущать тебя, будь выше их. Я уверен, что бы там ни произошло, ты поступаешь, как велит сердце, а оно у тебя справедливое, Артурия. Вот и дальше делай то, что считаешь правильным, и ни на кого не оглядывайся.       - Спасибо, отец, - с благодарностью кивнула девушка.       Речь, произнесённая Утером по наитию, попала точно в цель, и сомнений больше не осталось. Всё стало ясно, как день, и ответ, который Артурия искала, оказался проще простого. Да, она не совершенна. И у Эльвиры, наверное, есть весомый повод для неприязни, точно так же, как и у остальных, относящихся к ней с презрением. Но даже если она и допустила в чём-то ошибку, у неё по-прежнему есть идеалы, в которые она верит и которым будет следовать независимо от того, что говорят или делают другие. Даже если от неё отвернётся весь мир, даже если её откажутся понимать, она продолжит идти по выбранному пути. Всё оказалось так просто и легко, что хотелось рассмеяться.

* * *

      Человек, которым овладели эмоции, всегда говорит правду: у него нет времени выдумывать ложь. И было бы не справедливо обвинять Эльвиру в намеренном оскорблении Артурии, ведь она действительно верила в то, что говорила. Не каждый, как Айрисфиль, мог разглядеть за внешней строгостью, а порой даже суровостью настоящий характер наследницы семьи Пендрагон. Рыжеволосой красавице, ровно как и немалой части других лицеистов, Артурия нередко казалась более чем странной. Иными словами, они её не понимали. И дело было не столько в неженственных манерах невысокой блондинки, что в рамках двадцать первого века не выглядело таким уж революционных явлением, сколько в том, как она вела себя с окружающими. Для шумной и разговорчивой Эльвиры, в их выпускном классе нередко выступающей источником смеха, веселья и мелких проказ на уроках, серьёзность и невозмутимость Артурии казались предметом скуки и занудства. Она недоумевала, как можно не ходить на дискотеки, не гулять после уроков с толпой приятельниц, не участвовать в шутливой болтовне одноклассников, относя закрытость девушки к высокомерию. Тем более, что гордиться было чем: первая в рейтинге успеваемости, на хорошем счету у преподавателей – одним словом, образцовая ученица. А то, что Артурия всегда была готова помочь с домашним заданием или объяснить непонятный материал, Эльвира рассматривала как ещё один способ выделиться и показать собственное превосходство над окружающими. Артурия утверждала, что каждый может достичь таких же высот, как она, и Эльвира пыталась. Но ничего не получалось. И после бесплодных попыток подняться в рейтинге успеваемости хотя бы на пять ступенек вперёд, речи блондинки начинали казаться лишь способом посмеяться над неудачливой одноклассницей.       Кстати, история с хулиганами, упомянутыми Артурией при разговоре, действительно имела место быть, и именно благодаря ей блондинка прославилась на весь Лицей. Когда они только пришли в первый класс старшей школы, среди выпускников-третьеклассников была группа весьма заносчивых ребят, не отличающихся, несмотря на своё положение в обществе, хорошими манерами. Девушки жаловались на их вульгарные приставания, и далеко не каждый парень горел желанием выяснять отношения со смотрящими исподлобья качками. Тогда Артурия буквально усмирила их, шандарахнув перед хулиганами тяжеленной боксёрской грушей и прибавив, что она меткостью никогда не отличалась – в следующий раз удар может прийтись точно на их головы. Это подействовало, и Лицей на оставшиеся месяцы погрузился в благодатное спокойствие. Тогда фамилия Пендрагон была у всех на слуху, серьёзный и суровый вид девушки вкупе с блестящей учёбой создавали ей образ грозной и величественной королевы, как её частенько и называли за глаза. Но время шло, страхи прошлого тускнели, события в памяти людей теряли яркость, на горизонте вставали новые проблемы и заботы. Слава Артурии перестала быть предметом постоянных обсуждений, и на первый план вышли как раз вышеупомянутые “странности” девушки. То, что прежде восхвалялось, стало предметом осуждения и раздражения. Недовольство росло.       Появившиеся Гильгамеш с Энкиду внесли свежую струю в жизнь Лицейского общества, резко контрастируя с суровой королевой. В глазах Эльвиры они были такими яркими, разносторонними, предприимчивыми, живыми. Они притягивали к себе – как обликом, так и поведением. Даже надменность у Гильгамеша была иного рода, чем у Артурии – бесстрашная, открытая, прямо заявляющая сама о себе, в то время как высокомерие Артурии, казалось, всегда пыталось скрыться за внешней сдержанностью. Тем более что, несмотря на свою заносчивость, блондин, в неизменной компании Энкиду, время от времени присоединялся к гулянкам одноклассников, и появления двух друзей ждали с нетерпением. Они умели веселиться – буйно, залихватски, превращая любую сходку в настоящий праздник, а в июле Гильгамеш пригласил всех к себе в особняк на день рождения, и Эльвира наконец-то поняла, почему он называл тусовки лицеистов забавами клоунов: воспоминания о торжестве, длящемся до рассвета, ещё долго будут жить в её памяти. Конечно, без минусов не обошлось: если как лидеру Гильгамешу не было равных, то как человек он был ужасен, и от его непредсказуемых выходок окружающих спасало только присутствие рядом Энкиду, которому Гильгамеш автоматически уделял большую часть своего внимания.       И всё-таки, колоритная парочка выигрывала в глазах Эльвиры гораздо больше, чем немногословная, порой до безэмоциональности серьёзная Артурия. Пожалуй, она не стала бы выговаривать блондинке накопившиеся претензии в столь агрессивной форме, как это произошло, но назревающий в последние недели конфликт с Зинаидой Карловной и не принятый этой же преподавательницей доклад сделали своё дело: в тот день она была сильно не в духе, а подвернувшаяся Артурия оказалась идеальным козлом отпущения, на котором можно было сорвать злость. По правде сказать, Эльвира и в понедельник отворила дверь Лицея в по-прежнему не больно приподнятом настроении, когда подошедший к ней завуч объявил, что…

* * *

      С самого начала обстановка в Лицее показалась Артурии более оживлённой, чем обычно. Бегали туда-сюда подростки, передавая друг другу какие-то новости, коридоры были заполнены что-то энергично обсуждающей публикой, однако главным источником шума оказался класс Артурии. Зайдя в него, она обнаружила стоящих у учительского стола преподавателей, завуча, одноклассников, и все столпились вокруг крашеной девушки с рыжими волосами, которая то и дело всхлипывала. Это была Эльвира.       - Если ты думаешь, что попыткой разжалобить нас что-то изменишь, то глубоко ошибаешься. Я задаю вопрос ещё раз: где папка с документами? – непререкаемым тоном спросила сухая высокая женщина, находящаяся уже в почтенном возрасте.       - Не брала я Ваших документов, - замотала головой Эльвира.       - Хорошо, давайте изложим всё имеющиеся у нас факты, – подключился завуч, мужчина лет сорока. – Итак, Зинаида Карловна ушла домой ровно в пять часов, и последним человеком, с которым она разговаривала здесь, была Эльвира. Эльвира же приходила в кабинет Зинаиды Карловной около половины пятого, чтобы принести доклад. Окончив разговор, преподаватель отошёл в смежное помещение. Так я рассказываю, Зинаида Карловна?       - Да, именно так всё и было. Эльвира приходила ко мне с докладом, но я отказалась принять его, так как оформление было выполнено неверно. Затем я отошла, чтобы сложить вещи, а пакет с тетрадями для проверки домашнего задания остался в кабинете. Там же лежала и моя синяя папка с документами. И обратите внимание: когда я уходила, Эльвира стояла ещё в классе, а когда я собралась, уже никого не было. А вечером я обнаруживаю пропажу документов! Естественно, воровка воспользовалась моментом, пока я ничего не видела и стащила их, чтобы досадить мне, - преподавательница торжествующе подняла указательный палец, демонстрируя неоспоримость своих рассуждений.       - Я не крала. Вы просто ненавидите меня, вот и всё! – выкрикнула девушка.       - Вы посмотрите на неё, ещё и дерзит, - обратилась к завучу женщина. - А что ты скажешь на то, что у тебя вчера в сумке видели ту самую синюю папку?       - Это была моя личная, - послышалось всхлипывание.       - Ну, конечно, рассказывай мне тут сказки, - как и на всякого преподавателя, слёзы на Зинаиду Карловну мало действовали.       - Господа, не отвлекаемся, - завуч похлопал в ладоши, призывая к тишине. – Как видим из уже сказанного, кроме тебя, Эльвира, никто больше и не встречался Зинаиде Карловне. А сегодня ты приходишь и говоришь, что вчера на пути из Лицея на тебя напали местные хулиганы, и ты потеряла свою сумку. А ведь папку с документами ты могла незаметно пронести только в ней. Что же нам думать?       - Вот именно, - поддержала его сухощавая преподавательница. – Если сумка пропала, то и папка, получается, тоже, и у тебя на руках больше ничего нет, и проверить ничего невозможно. Тебе не кажется, что твоё враньё с целью выйти сухой из воды слишком очевидно?       - Но я её правда потеряла. Я стояла на мосту, а сумку поставила на перила, и пробегавшие мимо парни сильно толкнули меня, и сумку толкнули, так что она полетела в воду, а я не успела подхватить её. Правда, - Эльвира с мольбой взглянула на мужчину.       - Что за наглая ложь, - скривилась Зинаида Карловна. – Вот, скажи мне, зачем было ставить сумку на перила?       - Так земля же грязная, чтоб не испачкалась, - удивилась девушка.       - Действительно остроумное оправдание, - преподавательница определённо не придавала значения попыткам девушки оправдаться.       Недоверие читалось на лицах и остальных взрослых. Ни одна из сторон не собиралась сдавать позиции, будучи уверенной в собственной правоте, разговор зашёл в тупик. Эльвира неподвижно стояла, потупившись и сжав руки; завуч, облокотившись кулаком на преподавательский стол, задумчиво потирал лоб, обдумывая дальнейший курс действий; Зинаида Карловна нависала над обвиняемой, сверля рыжую головку негодующим взглядом, её губы растянулись в тонкую напряжённую ниточку.       - Если вы закончили весь этот фарс, то теперь я задам вопрос: наличие документов не проверялось до самого дома? – внезапный вопрос был задан прислонившимся поодаль к стене Гильгамешем.       - Д-да, именно так, - Застигнутая врасплох преподавательница не сразу собралась с мыслями.       - И совсем-совсем никого не встречали больше? – с широко распахнутыми от удивления глазами подхватил сидящий на подоконнике Энкиду.       - Ну, как это сказать, - женщина недовольно поморщилась. - Ну, не то, что совсем никого, то есть…       - Так всё-таки кто-то ещё был? – не давал времени сориентироваться зеленоволосый юноша.       - Ну, с Анри из первого класса я ещё столкнулась при выходе из кабинета, но он всего лишь проходил мимо, - с раздражением бросила Зинаида Карловна. – Всё?       - Да, большое спасибо, что так охотно ответили на вопросы, - с вежливой улыбкой кивнул Энкиду. Повисла неловкая пауза.       - А откуда стало известно, что у Эльвиры была такая же, как и у Вас, папка? – опять включился в разговор Гильгамеш, огорошив всех ещё одним странным вопросом.       - Так нам Анри сегодня утром сообщил, как только я заявила о пропаже. Он с Эльвирой вчера по пути к моему кабинету столкнулся, она как раз прятала документы в сумку. – Алые глаза юноши сузились, их внимательный взгляд словно пронзал собеседника. Женщину охватило нехорошее предчувствие. - Постойте, Вы на что намекаете? Анри не способен на подлость: у него замечательные отметки, не то, что у этой, и у нас с ним всегда были ровные отношения. У мальчика не может быть никаких мотивов к преступлению. Подозревать его – просто стыдно! – возмущённо заключила преподавательница, на что Гильгамеш, высокомерно отвернув голову, лишь промолчал, считая, по-видимому, ниже своего достоинства объяснять присутствующим ход своих мыслей.       - В любом случае, думаю, стоит собрать побольше доказательств для обвинения Эльвиры, - предложил Энкиду.       - Но я не могу надолго задерживать процесс, ведь если узнают, что у нас учатся воры, репутация Лицея сильно пострадает, – развёл руками завуч, - тем более, что очевидцы у нас есть. Максимум, который я могу позволить – до завтрашнего вечера. И если ничего нового обнаружено не будет, придётся исключить Эльвиру.       - Постойте, - спокойный голос, без труда перекрыл царивший в классе шум и гам. Все обернулись: в дверях стояла Артурия.       С самого начала девушка не могла поверить в виновность одноклассницы. Конечно, многое говорило против Эльвиры: и небезызвестная неприязнь девушки к Зинаиде Карловне, и её горячий характер, и не принятый накануне кражи доклад. И, тем не менее, уверенность Артурии в правдивость ответов девушки была непоколебима: не такой Эльвира человек, чтобы красть чужие вещи под каким-либо предлогом. И поэтому, несмотря на все те резкости, что девушка недавно ей наговорила, Артурия решила помочь. Это не было ни способом унизить человека, который не так давно осыпал её упрёками, ни попыткой извиниться за всё, что было в предыдущие два года. Артурия просто протягивала руку помощи девушке, которую, как она считала, ложно обвинили в преступлении. И пусть все недоумённо смотрят на неё, удивляясь, зачем она это делает, пусть: даже если никто не поймёт её, она продолжит следовать по выбранному пути. И теперь была её очередь говорить.       - Постойте. Почему вы не хотите поверить в её невиновность? Вы обвиняете в преступлении первого попавшегося человека.       - Не первого попавшегося, - поджала губы преподавательница, - Её вина почти что доказана.       - Никто не видел, как Эльвира доставала папку из Вашей сумки. Зачем тогда сразу называть её воровкой?       - Да потому что кроме неё больше и некому! – всплеснула руками Зинаида Карловна.       - Но вы даже толком ни в чём не разобрались, - продолжала настаивать девушка. - Вчера на выходе из Лицея мы столкнулись, всё содержимое сумки Эльвиры высыпалось на пол, и я не заметила никаких документов, а в папке находился тот самый непринятый вами доклад: я сама собирала его листы.       - Ого, интересное заявление, - повернулся к ней завуч. - А кто-нибудь ещё там с вами был?       - Нет, было поздно, и здание пустовало, - несколько стушевалась Артурия.       - Тогда я не могу принять во внимание ваши слова: откуда я знаю, что это правда? Может, вы с Эльвирой сговорились или пытаетесь прикрыть её из-за личной симпатии, ведь вы учитесь в одном классе. К тому же, Эльвира сказала, что потеряла сумку, не слишком ли всё подозрительно?       - Вы мне не верите? - глаза девушки воинственно сверкнули. – А слова Анри, который и в её вещи-то толком не заглядывал, можно принимать на веру?       - Я уважаю вашу позицию, мисс, но обстоятельства не позволяют… - замялся завуч.       - Хорошо, - поставила точку Артурия. Ей всё было понятно: руководству просто надо замять инцидент, пока грязные слухи о Лицее не набрали оборот. - Тогда я просто найду сумку, ведь тогда вы признаете, что Эльвира говорит правду, верно?       Недалеко от элитного образовательного учреждения раскинулся обширный парк: тенистые деревья, надёжно защищающие от жары, аккуратно подстриженные газоны, где так приятно устроить пикник, бесчисленные, переплетающиеся друг с другом дорожки со множеством опрятных скамеек – чудесный лабиринт для детей и влюблённых парочек. Но главным его достоянием была небольшая, неспешно изгибающаяся речка. К ней-то и отправилась Артурия сразу после уроков с твёрдым намерением отыскать утонувшую сумку. Она заранее переоделась в физкультурную форму, ведь испачкать школьную одежду в городской реке было бы жалко.       Сезон дождей кончился совсем недавно, напрочь прогнав свирепствовавшую до это жару, и в парке было прохладно. “Река, пожалуй, будет весьма холодной”, - вздохнула про себя девушка, продвигаясь вглубь небольшой рощи. Пройдя между кустов сирени по узкой, выложенной светло-серыми камнями дорожке, Артурия вышла к тихой, коричневатого цвета из-за илистого дна, на первый взгляд мелкой, но зато широкой речке. Вдалеке, где русло немного сужалось, виднелся деревянный мост, к нему-то и направилась девушка: сумку следовало искать под ним или чуть дальше, далеко унести течением тяжёлую пропажу не могло. Обойдя деревянные статуи сказочных зверей, стороживших вход на переправу, она спустилась вниз, к берегу, и, закатав рукава, решительно шагнула в грязноватую воду. Бррр, как и ожидалось, температура далеко не двадцать градусов. Девушка сделала ещё несколько шагов вперёд, из-за вязкого ила ноги проваливались глубже, и вода доходила аж до колен. Впрочем, если она хочет найти сумку до вечера, жаловаться некогда. Артурия наклонилась, вглядываясь в мутную воду.       …Розоватые нити вечера расшивали голубую парчу неба узорами, просачивались меж листьями деревьев, вплетались в прозрачное полотно воздуха. Точёные края белоснежных облаков опалила огненно-рыжая дымка, на их фоне совершающие последний вечерний полёт птицы выглядели чёрными, плавно скользящими над тёмными кронами деревьев, точками. По земле распластались плотные серые тени, перемежающиеся с продолговатыми золотистыми дорожками солнца, парк наполнился возгласами детей и смехом подростков, обретших наконец-то свободу после трудового дня.       - Надо же, и правда ищет. Признаюсь, я не ожидал, что она способна на такое.       - Да, работает, словно одержимая. Такое упорство уже на ненормальность смахивает, м?       Они пришли на берег около часа назад, предварительно потратив уйму времени на поиски надёжного укрытия, откуда бы было удобно следить за Артурией, одновременно оставаясь незамеченными для окружающих: талант быть в центре внимания порой приносит одни неудобства. Всё то время, что друзья шли по парку, на них постоянно оглядывались, а более смелые индивидуумы даже пробовали завязать разговор. И вот теперь, надёжно скрываемые от любопытных глаз зарослями густой сирени, Гильгамеш и Энкиду наблюдали за тем, как девушка сосредоточенно шарит по дну руками, находя пока что один только хлам.       - Остаёмся здесь, я должен увидеть, насколько далеко она может зайти, - вынес вердикт блондин, проследив за тем, как девушка, не удержавшись ногах, упала со всего размаха в воду, а затем вновь продолжила поиски.       - Как скажешь, - согласился Энкиду, обняв руками колени и приготовившись к длительному ожиданию.       Но вместо привычного размеренного хода мыслей голову заполнил рой тревожных раздумий. С тех пор, как они с Гильгамешем встретились, многое изменилось, и они сами в том числе. Он, Энкиду, и сейчас продолжает меняться под влиянием друга, чувствуя, как медленно осыпаются возведённые за долгие годы стены, как истончаются страхи прошлого. И всё же, кардинально характер нельзя изменить. Гильгамеш всегда был чересчур самоуверенным, порой недооценивая из-за этого ситуацию, что осторожный Энкиду по мере сил и возможностей корректировал. И вот теперь на их пути встала Артурия Пендрагон, девушка с волей крепче стали. За прошедший месяц в её фигуре не обозначилось ни капли повиновения, и борьба, где ни одна из сторон не собирается уступать, зашла в тупик. Но надолго конфликт затягиваться не может, Гильгамеш не терпит конкурентов, чего бы это ни касалось. Что-то должно будет произойти, и очень скоро. Энкиду тяжело вздохнул – как бы не сыграла злую шутку с Гильгамешем его самоуверенность.       Время пролетало стремительно, дневные краски тускнели, надвигались сумерки, а злосчастная сумка так и не была найдена. От холодной воды руки и ноги Артурии занемели, а пальцы были покрыты ссадинами: в воде хорошо не разглядишь ведь, за что хватаешься. Странное дело, поиски вышли уже за пределы моста, а пропажи всё нет и нет, может, она что-то упустила? С другой стороны, каждый сантиметр дна был тщательно исследован.       - Вам помочь? – девушка подняла голову: на неё смотрел стоящий у воды курчавый юноша.       - Спасибо, я и сама справлюсь, всё в порядке, - она старалась звучать как можно естественней.       - Точно-точно? – улыбнулся парень.       - Да, не беспокойтесь, - за протяжение всего разговора выражение её лица не изменилось, сохраняя всё ту же невозмутимую серьёзность.       - Ну, если так, - незнакомец кивнул и стал подниматься вверх по пологому склону.       Почему она отказалась? Наверное, по той же причине, по которой ничего не рассказывала Бедиверу и попросила отца не вмешиваться в конфликт – она с детства имела привычку делать всё самой. Ей хотелось соответствовать ожиданиям Утера и стать сильной, как те рыцари из её любимых сказок. Поэтому каждый раз, когда ей было тяжело, губы сами собой смыкались, а внутри что-то превращалось в стальной стержень. Артурия устало повернулась к собственному отражению на водной глади, ещё не время сдаваться, до того, как стемнеет, есть пара часов. Руки вновь погрузились в неспешно текущую воду.       Когда к одному чувству примешивается другое? Когда безразличие перетекает в интерес? Порой эти изменения так незаметны, что однажды мы просто понимаем, что что-то в нас переменилось. Эмоции Гильгамеша бурлили, сменяя одна другую, он чувствовал, как в душе его что-то плавится, теряя прежнюю форму и обретая новую. Желание поставить на место дерзкую девчонку перестало быть приоритетом в противостоянии уже давно, уступив место изумлённому любопытству: есть ли предел её упорству? Ещё ни разу не встречалось ему девушки столь твёрдой и непоколебимой, ничто не имело над ней силы, и при каждой их встрече его неизменно пронзал холодный взгляд зелёных глаз. И вот сегодня. Направляясь уже вечером в парк, он почти не верил, что она всё ещё будет на реке, продолжая поиски сумки. И всё же она была там. Девушка, бродящая в воде, на его глазах бросала вызов самой жизни, отрицая так свойственные человеческой природе корысть, тщеславие, злопамятность, опираясь на простой мотив “так не справедливо”. Неисполнимая мечта. Бессмысленный идеал. И как чарующе прекрасна была девушка, самозабвенно верящая в их достижимость! Это стремление разрушит её. Оно не принесёт ей счастья. Возможно, она и сама подсознательно понимает это. Но даже так, девушка лишь ещё настойчивей продолжает идти вперёд, и он чувствует, как восхищение огнём разбегается по всем его членам. Желания сломить уже больше нет, оно растворилось в каком-то новом, ещё только зарождающемся чувстве. Что это за эмоция? Она чем-то напоминает его отношение к Энкиду, и в то же время совсем другая. Да и глупости, не признает он никогда равной себе женщину.       От размышлений отвлёк вдруг резко поднявший голову и начавший вглядываться в противоположный берег друг.       - Смотри, вон там, - палец указал на бегущую к реке девушку с длинными белыми волосами.       - Это ещё кто? Ты её знаешь? – силуэт выглядел смутно знакомым.       - Айрисфиль фон Айнцберн из параллельного класса, - откликнулся без промедлений Энкиду.       - А, которая ещё с длинной родословной? – протянул Гильгамеш, вглядываясь вдаль. - Припоминаю.       Девушка тем временем спустилась к воде, явно намереваясь что-то сказать Артурии. Расстояние было небольшое, и разговор был хорошо слышен.       - Это бесполезно, пойдём домой, ты совсем замёрзнешь! – в голосе Айрисфиль звенела тревога, - или передохни хоть немного, я принесла поесть.       - Нет, надо искать: скоро стемнеет, - не прекращая искать, ответила подруга.       - Может, её уже кто-нибудь выловил, - осторожно выдвинула версию стоящая на берегу девушка.       - Кому она нужна? А без сумки я никуда не пойду, - Артурия была неумолима. – Да и потом, Айрисфиль, не лучше ли тебе вернуться домой? Здесь нас вместе кто-нибудь может заметить.       - Нет, не пойду. Мне надоело, что ты всё время борешься одна, страдаешь одна. Я хочу поддерживать тебя и буду здесь, пока ты не пойдёшь домой. Я больше не буду прятаться за твоей спиной.       Артурия распрямилась, чтобы посмотреть в глаза собеседнице, вечернее солнце ударило ей в глаза, заставив отвернуться, и тут. Она увидела небольшую заводь, которую раньше не замечала, а ведь течение вполне могло отнести туда сумку. Артурия, устало преодолевая сопротивление воды, двинулась в обратном направлении. Шаг и ещё шаг. Руки нашарили старую покрышку, чуть подальше – покорёженную жестяную банку. Ещё шаг вперёд, здесь только грязь, и больше ничего. И вот… ладонь ощутила под собой что-то мягкое. Руки зарылись ещё глубже в ил, нащупывая широкий ремень, сквозь поднявшийся со дна песок блеснули знакомые оранжевые разлапистые крестики. Нашла! Артурия вытянула из-под слоя наноса Эльвирину сумку. Рядом раздались удивлённые восклицания Айрисфиль. Завтра она докажет всем, что Эльвира не виновата. А пока надо отдохнуть: теперь, когда цель была достигнута, на неё накатила ужасная усталость, и вдруг сильно захотелось есть. Артурия улыбнулась и направилась к берегу, где её ждали заботливая подруга и бутерброды с термосом.       Гильгамеш, нахмурившись, долго смотрел вслед удаляющимся девушкам: оказывается, у бунтарки ещё остались в Лицее друзья. А он-то всё это время думал, что она сопротивлялась совершенно одна. И, тем не менее, гнев не появлялся, ровно как и не возникало желание покарать нарушительниц. Напротив, он жадно ловил каждое движение уже ставшей едва различимой вдалеке Артурии, словно ища в них ответ на ему самому неизвестный вопрос. Чего он ждал? Какого-то кивка? Жеста? Взгляда? То, чего ему хотелось, он бы и сам сейчас не смог бы определить. И поэтому, пока он не разобрался в собственных чувствах…       - Энкиду, я решил, что с завтрашнего дня не буду трогать Артурию, - вынес вердикт Гильгамеш.       - Мне кажется, это хорошее решение, - на покрытом мелкими веснушками лице медленно проступила облегчённая улыбка.       Через пять минут по парковой дорожке прочь от реки шли двое юношей: один степенно и засунув руки в карманы жилета, другой – сцепив за спиной ладони и подняв голову к совсем уже потемневшему куполу небосвода.