Monster obsession

Все еще находясь под воздействием большой дозы ноотропов, в заторможенном состоянии я покинула душевую кабину, чуть не поскользнувшись и ударившись головой о прозрачные дверцы. Одеваться было нельзя — даже трусики. Саске не нравилось прикрытое тряпками тело. Учиха сидел на том же месте на круглой кровати как и до моего ухода. Его ноги были широко расставлены в стороны, а голова запрокинута набок. Он услышал мое несдержимое удивление и сразу открыл глаза, затуманенные алкоголем и несколькими таблетками экстази. Сакура, стоящая перед Саске на коленях, с завязанными руками и глазами, ритмично сосала его твердый член. Я бы сказала, она отдавалась этому действию со всей исходившей от ее тела и бурлящей внутри нее похотью, надеялась доставить удовольствие садисту. — Можешь говорить, — разрешил Учиха, после чего одной рукой резко оттолкнул голову Сакуры от обслюнявленного члена и влепил той сильную пощечину, к которой та не была готова, — она нас не слышит. Харуно упала на пол, негромко взвыв от боли, а после начала умолять: — Саске, любимый, кончи в мой рот, умоляю, Саске, я хочу кончить, Саске! Дай мне свой член! Моя голова закружилась от давившей на нее действительности, даже недавно выпитые таблетки в первые секунды не смогли справиться с вставшим в ушах шумом. Выходя из душа я надеялась на то, что тот в очередной раз изнасилует меня на кровати или качелях, после чего, в очередной раз униженная, я смогу покинуть этот проклятый отель. Но вместо этого теперь вижу Сакуру, накачанную экстази, из вагины которой вытекали соки, обмазавшие внутреннюю часть бедер, и ей было плевать на степень унижения, которой она подвергалась. Харуно попыталась встать на четвереньки и найти мучителя, но тот резво вскочил с кровати и пошел в мою сторону, улыбаясь темными глазами — все его лицо было невозмутимо, кроме глаз. Пустив Харуно в наш номер в тот момент, когда я находилась в душе, Учиха хотел унизить меня еще больше, чем когда-либо до этого дня. Проверить, что я почувствую, когда увижу отсасывающую ему Сакуру. Ему нравится изощряться в своих фантазиях. Я не чувствую ничего, кроме жалости. Я не чувствую ничего, кроме усталости от происходящего кошмара. Все, чего я хочу: покинуть пестрящую красным цветом комнату и отключиться от действительности. Умереть, чтобы больше никогда не унижаться. Учиха запустил пальцы внутрь сухого влагалища, снаружи слегка смоченного остатками воды. Он прижался к моей шее губами, резко придавил к своему телу второй рукой, заставляя мое тело вынужденно пошатнуться в его сторону, прильнуть максимально близко. Безвольная кукла. — Слышишь, о чем она просит? — прошептал он, задев пальцем клитор, — Она умоляет трахнуть ее. Это наша игрушка. Жалкая игрушка. Как и я. Я безразлично смотрела на Сакуру через спину Саске, не оставляющей попыток отыскать вожделенный член, умоляющей стегать ее плетью. Вся картина была далека от реальности, в какой-то момент я даже попыталась успокоить себя мыслью, что я наблюдаю за бредовыми картинками подсознания, лежа в ванной без чувств из-за полученного сильного удара в голову. Отравленный гуляющим по венам экстази, Саске не злился на мое молчание. Он больно вжал меня в косяк двери, отодвигая ногу в сторону, после чего ввел четыре пальца в по-прежнему сухое, не жаждущее ласк влагалище. Его горячий язык водил по моим щекам, левая рука сжимала горло. — Сакура! — заорал тот, вынув из меня пальцы, и развернулся в сторону пленницы. — Тупая идиотка! Ты еще ищешь меня?! Хочешь, чтобы я трахал тебя всю ночь? — он звонко расхохотался, в полной мере показав свое безумие, а после резко развернулся ко мне и зажал голову в своих ладонях, требуя взгляд в свою сторону. — Она хочет меня. Ты будешь хотеть меня также, как она, будешь умолять меня пронзить твою задницу членом, как она. Никогда. Я не стану умолять. Хоть он и обращался ко мне, но не требовал ответов на свои гнусные реплики. Сейчас он переполнен азартом, осознанием своего надо мной величия. — Сакура! — Учиха резко отпустил мое лицо и пошел к Сакуре, валяющейся на полу, стонущей от желания. — Ты знала, что мы не одни?! А?! Похотливая сука! — Он схватил ее за волосы и протащил по полу до конца комнаты, не обращая внимания на крики. — Ты знала, кого я буду трахать?! — Учиха повернул ко мне голову, повелев: — Ложись на кровать и раздвинь ноги! Смотри на меня! Пребывая в меланхоличном настроении, минуту назад смирившаяся с действительностью, я без колебаний подошла к кровати, легла на мягкую поверхность, мокрой на самом краю от выделений члена Саске и слюней Харуно, и расставила ноги в стороны, продолжая смотреть на Сакуру и Саске, в этот момент всадившего член в свою игрушку. Мне уже давно не стыдно за подобные действия, я могу демонстрировать всю себя без должного стеснения. Со стороны это было похоже на случку кобеля и суки: девушка стояла раком, оперевшись плечом и головой о холодную черную клетку, а Саске трахал ее стоя, слегка согнув ноги в коленях, опираясь руками о толстый металл. Эта картина никак меня не трогала, не вызывала желания, даже отвращения — настолько моему мозгу, накануне атрофированного воздействием сильных лекарств, было плевать на происходящее. Стоны Сакуры и ее нескончаемые мольбы брать ее сильнее влетали в уши, но я не придавала им никакого значения, как если бы на фоне в комнате еле слышно звучали новости или играла ненавязчивая музыка. Я просто смотрю порно фильм со стороны, не имею к их действиям никакого отношения. Я зашлась несдержимым, безумным хохотом, когда Учиха резко вышел из девушки и та смачно упала на пол, продолжая восклицать как она жаждет получить горячий, твердый член в свою задницу; как она предоставляет пользоваться собой с желанием, готовая полностью отдаваться Саске и его безумным фантазиям и дальше. — Идиотка! — сквозь смех выпалила я, откинувшись на спину. Не смотря на жалость к Сакуре, испытываемую в самом начале, когда я увидела ее голову между ног парня, в конечном итоге мне оказалось смешно наблюдать за отчаявшейся девушкой, одурманенной наркотиком, готовой и дальше терпеть к себе мерзкое отношение со стороны человека, от которого та так отчаянно, до сих пор ищет хотя бы толику любви в свою сторону, хотя бы намек на нее в его темных, полных бесов глазах. У Сакуры всегда был и сейчас есть выбор, в отличии от меня, однако та старательно выбирает унижение своего достоинства, позволяя Учиха измазывать ее душу его дерьмом и дальше. — Слышала, Сакура?! — весело поинтересовался Саске, по всей видимости вытащив из ее ушей затычки. — Слышала смех? Знаешь, кто с нами? Сакура, ты хочешь это увидеть? Ю! — заорал тот, обнаружив, что я больше не смотрю в его сторону. — Я сказал, чтобы ты смотрела на меня! Я подняла голову. — Что? — пролепетала девушка, пытаясь обработать мысли. — Милый, кто здесь? — Сакура мотала головой в стороны, запрокидывала ее, чтобы попытаться увидеть хоть что-то, но повязка сидела слишком плотно, не давая той найти ответ. Учиха встал около девушки на одно колено, с трепетом прижал к груди ее голову и погладил по щеке ладонью. — Тише, тише, сейчас ты все увидишь… Затолкав в клетку шатающуюся в разные стороны Харуно, не имеющую сил стоять на ногах прямо, он снял мешающую глазам повязку, после чего закрыл дверь на большой, увесистый замок. Я не видела ее лица за приближающейся ко мне фигурой Саске. Опершись на обе руки, он склонился надо мной. Я вижу все твое безумие. Мне должно быть страшно… Таблетки, мне нужны таблетки, чтобы унестись далеко-далеко, чтобы не видеть бесов. Испытывая ненависть к остаткам своей личности, я тихо попросила Саске дать мне таблетку перед предстоящим насилием, в очередной раз солгав ему, что хочу испытать сильные оргазмы, чтобы те проносились по всем нервным окончаниям беспрерывными, сильными волнами, когда он ворвется в податливую плоть. Я всегда ненавижу себя за подобные слова, за то, что я вынуждена изображать желание, повиновение, готовность испытывать удовольствие от его пальцев, грубых ласк и члена. Я не хочу, чтобы он думал, будто после таблеток я могу испытывать к нему хоть каплю вожделения, однако это единственный шанс не быть накаченной наркотиками, которые без колебаний заставят меня испытывать удовольствие, а после окончания своего эффекта — очередное, более сильное отвращение к самой себе за испытываемое удовольствие в то время, когда он насиловал мое тело, перемазанное бесконтрольно выходящими из меня соками. Учиха нетерпеливо вынул таблетку ноотропа из блистера, лежавшего на невысоком столике, и, склонившись над моим телом, грубо засунул ее в мой рот. Я закрыла глаза, попыталась расслабиться, успокоить себя мыслью о находившейся во рту таблетке, разъедающей язык своим горько-кислым вкусом. Сейчас эта таблетка была спасением, она могла дать моему мозгу необходимый барьер, укрепить его, могла помочь не обращать внимание на дальнейшие издевательства, на противные моему телу ласки нелюбимых рук. Моя душа далеко от этого места. Ты можешь получить только безвольное тело. Со стороны клетки раздался женский писк, но я будто слышала его через толщу воды. Я все же смогла абстрагироваться от реальности. — Что ты собираешься сделать?! Не трогай ее! Умоляю, не ее! Учиха больно вонзил свой член до упора, смотря через плечо в сторону Сакуры, все так же возвышаясь надо мной, подавляя тяжелой аурой дикого зверя, безумца. — Ты видишь это, Сакура?! — расхохотался тот, набирая темп толчков. Я зажмурила глаза и раскинула руки в стороны, слушая крики Харуно. Постепенно они становились все дальше. — Хватит, хватит, хватит, хватит, хватит! Прекрати! Хватит, хватит! Довольно! Нет! Остановись! Это происходит не со мной. Я знаю, что сейчас не здесь. Почему она кричит? — Какая глупая, — тихо усмехнулась оболочка тела, — почему она кричит? Внизу тела происходят ритмичные толчки, кто-то вторгается в него слишком грубо, настырно. Мои глаза закрыты, мысли уже далеко от этого места. — Хватит, хватит, хватит! Саске! Нет! И почему я продолжаю слышать это? Выключите голос, перестаньте трогать мое тело. Чужой голос касается уха, заставляя омертвевшее тело почувствовать волну мурашек. — Тебе нравится, когда она смотрит? Слышишь, как она кричит? Мне нужно что-то ответить? — Я слышу, — произносит тело. Мой ли это голос? Голова оказывается сжата теплыми ладонями, лица касается что-то теплое, слегка мокрое, слух улавливает тяжелые вздохи лежащего на мне человека. — Потом ты будешь смотреть, как я трахаю ту похотливую суку, Ю. Ты слышишь? Тебе нравится, что я делаю: ты влажная, истекаешь смазкой. Такая же похотливая, как та идиотка, закрытая в клетке. Ю, хочешь в ту клетку? Он продолжает смеяться… надо мной? — Никогда не смей получать удовольствие от Итачи! По щеке прилетает сильный удар, возвращая мое сознание в эту комнату, заставляя глаза распахнуться. Они видят окно с черными шторами и мелькающие на стекле силуэты. Кажется, теперь я слышу женский плач. — Ты слышала меня?! Его имя больно сжало грудь. Я не хочу представлять его лицо сейчас, только не сейчас... Итачи, я виновата перед тобой. Прости, что предала твои теплые чувства. Я совершила большую ошибку, позволив ему обмануть себя… Прости, прости меня. Я знаю, я виновата перед собой. Юмико, прости.