Monster obsession

Переполненная признательностью за его спокойную реакцию на мою невнимательность, и переполненная непонятным для меня ужасом от такой неожиданной встречи с самым известным в Токио представителем семьи Учиха, внезапно на долю секунды воскресившим в моей памяти образ Хидана, я не знала что еще сказать и как себя вести. А нужно ли было что-либо говорить, кроме слов извинения и прощания? Моей главной задачей сейчас является побег за какой-нибудь угол, где я прикинусь ветошью и попытаюсь уничтожить внутри себя ощущение, словно я являюсь маленьким, растерянным ребенком, потерявшимся в тумане в лесу. Итачи продолжал пристально смотреть в мои глаза и по его лицу было сложно прочесть эмоции, однако в глазах все же просматривалась заинтересованность, давно перебившая яркое удивление. Я пристыженно опустила взгляд в пол более не имея сил и возможности отвечать на немой взгляд взглядом, однако стоит заметить, что сейчас во мне не вспыхнула буря скверных чувств как раньше, чуть меньше года назад, когда мне пришлось столкнуться с Итачи один на один. Сейчас я чувствовала себя виноватой, мне было стыдно, но почему-то я была уверена в том, что произойди такая ситуация хотя бы полгода назад — внутри меня уже давно бы горел пожар стыда, примерно такой же сокрушительный и сильный как летние пожары, выжирающие гектары лесов. В моей голове моментально проскочило предположение касательно такого странного, на мой взгляд нетипичного для меня поведения, и разгадка, как мне думалось, кроется в том, что я повзрослела в моральном плане из-за предшествовавших событий с Хиданом и отцом. Хидан заставил меня многое переосмыслить, сломаться, а после собирать себя по кусочкам; он заставил меня стать сильнее, чтобы я могла вытащить саму себя из той ненависти, периода бесцветных снов, грусти. Болезнь отца и трудности в компании заставили мою мать крепко ухватиться за меня, она также заставляет меня становиться сильнее, серьезнее, ответственнее. Но может быть причина кроется и в самом Итачи? Не знаю в чем именно, но он, кажется, заметно изменился за то время, что мы не виделись. Нужно было заговорить первой, поклониться и попрощаться, но я не могла выдавить и слова, обнаружив в черных глазах мужчины, что он, возможно, даже рад этой случайной встрече. Может быть он банально рад тому, что сразу после возвращения в Токио встретил знакомое ему лицо не относящееся к бизнесу и не являющееся его деловым партнером? Или рад, что именно я оказалась на его пути, потому что возникновение возможного в такой ситуации конфликта всегда проще урегулировать со знакомым тебе человеком? Я бросила быстрый незаметный для него взгляд на чемодан, стоявший чуть поодаль от хозяина. — Ты выглядишь так, словно всерьез и с большим интересом пересчитываешь блики на глянцевом покрытии пола, — внезапно произнес Итачи, вкладывая в интонацию нотки, по которым я расценила его предложение как добрую шутку, которые являются обыденностью в общении старых друзей или знакомых, — Я рад видеть тебя и мне больно думать, — его тон стал еще более теплым и приветливым, — что этот пол является для тебя более интересным объектом, из-за чего я так и не смог хорошо изучить твои необыкновенные серые глаза. Значит, он действительно не огорчен ситуацией. Получается, что он, возможно, включил меня, к моему искреннему удивлению, в свой персональный круг людей, которые достойны его внимания и доверия, судя по его учтивой, разряжающей обстановку последней фразе. В противном случае он мог просто вернуть мне телефон и пройти мимо, краем уха выслушав и приняв извинения, показывая всем своим видом, что спешит и ему некогда задерживаться, но Итачи вел себя по отношению ко мне очень сдержанно, учтиво и даже мило — было неожиданно слышать от него юмор в подобной манере. Было вообще неожиданно даже то, что он может так шутить, особенно эта фраза про глаза — ни за что бы не поверила, что это говорит Итачи в мою сторону, если бы не стояла сейчас прямо перед ним. — Мне стыдно от того, что я стала вашей неприятностью к концу дня, — я вновь поклонилась, — простите, мне не стоило отвлекаться на телефон. Вернувшись в исходное положение, я все же не решилась поднять взгляд, все еще держа в голове его подбадривающую фразу о моих глазах, но это не помешало мне с точностью определить теплую доброту в его голосе, когда тот ответил: — Это мелочь, ты не виновата в случившемся, мне самому следовало смотреть вперед, чтобы не сбить тебя с ног, и сейчас именно я должен приносить извинения. Краем глаза я увидела, как Итачи поклонился, наплевав на то, что он старше меня и, если случайные прохожие или персонал увидят самого Итачи Учиха, простирающегося в поклоне перед какой-то девчонкой, его могут не так понять, особенно беря во внимание тот факт, что виновата была именно я. Когда я намеревалась вновь произнести извинения, заверить Итачи в том, что в случившемся сыграла именно моя ошибка, а после быстро попрощаться и сбежать от него как можно дальше — желательно в другой конец отеля —, меня прервал женский голос, раздавшийся где-то за широкой спиной Учиха. Она говорила на ломаном английском и это заставило меня напрячь слух и быстро переключиться от родного диалекта для понимания ее в первые секунды влетевших в уши неразборчивых слов. — Итачи-сан, ты уже встретил знакомых, — поравнявшись с мужчиной и не стирая искреннюю улыбку с лица девушка бегло осмотрела меня с ног до головы лучистыми голубыми глазами, — в аэропорту мы уже встретили несколько твоих знакомых, а в отеле я думала, что здесь повстречается только персонал. Мне нравится какие здесь вежливые, приветливые люди, — она взглянула на мужчину и добавила, будто с намерением похвалить: — у тебя очень много хороших друзей. Она говорила весело, с улыбкой, светясь от счастья, в ее словах не было и намека на сарказм или скрытый неприятный подтекст. Интересно, эта радость вызвана тем, что она приехала в Токио из другой страны и сменила картинку? Или тем, что перелет подошел к концу и они с Итачи вот-вот смогут отдохнуть? Или она приехала не для дел, а чтобы провести здесь увлекательный отпуск? Может, она приехала для того, чтобы показать родителям Итачи свое обручальное кольцо, подаренное ей их сыном, сверкающее на тоненьком пальце так, будто это не камень, а целая световая установка? Смущенная своими догадками и осознанием, что сейчас я здесь лишняя, я поклонилась, задаваясь вопросом: сколько раз за последние несколько минут я напрягала поясницу для поклонов и когда в последний раз мне приходилось делать это настолько часто? — Извините, но я опаздываю на очень важную встречу. Еще раз прошу прощения за доставленные неудобства, Итачи-сан, — все-таки бросив последний быстрый взгляд на пару перед своим побегом, я смогла различить в глазах Итачи замешательство, а во взгляде девушки все также читалась радость. Такой внезапный, скоропостижный уход был очень некрасив с моей стороны, но другого выбора не было. Кто знает, к каким разговорам меня могли подвести, задержись я рядом с ними еще на несколько минут? Конечно, Итачи мог быть удовлетворен моей ложью о встрече и не спросить более ни о чем, но та девушка-европейка, явно не знакомая с менталитетом японцев, вполне могла бы задать уточняющие вопросы малознакомому для нее человеку о характере встречи и даже уточнить с кем она произойдет, ведомая хорошим настроением и добротой к окружающим — лично мне она не показалась злой, притворной, скрывающей за маской доброты и приветливости негативные чувства. К тому же со стороны невесты Итачи она имела право проявлять заметный интерес к персонам женского пола общающихся с ним, имела право быть заинтересованной в слегка более тесном, любезном общении с его знакомыми, нежели с обычными людьми. В общем, мне ни к чему подобные, да и в принципе любые разговоры с посторонними людьми, тем более сейчас, когда я в таком неблагоприятном для самой себя состоянии, являющимся нормальным последствием не только из-за болезни отца, но теперь и из-за встречи с Итачи, всколыхнувшей внутри неприятные чувства и лицо Хидана. Как долго до этого дня я сдерживалась и не вспоминала его лицо, улыбку и безумно красивые глаза? Не воспроизводила в голове его голос, не вспоминала сказанные им фразы о любви в свою сторону, сдерживала обиду, старалась забыть о перенесенном разочаровании. Всеми силами пыталась убежать от страданий, но.. невозможно убежать от того, что внутри тебя. Он будто перемолол меня, как пшеницу перемалывают в муку, своим внезапным появлением — так бы я охарактеризовала чувства, появившиеся сразу, как только я поняла кто стоит передо мной. Все это было слишком неожиданно, к тому же Учиха Итачи не тот человек, который может остаться незамеченным в толпе и который не вызовет в ком бы то ни было определенных чувств своей персоной. Один его взгляд был способен остановить поезд — и это говорит о многом. Причем осознала я это только сегодня, ко всему прочему припомнив — теперь я искренне не понимаю, откуда в то время во мне было столько выдержки, чтобы смотреть в его глаза, — те кратковременные встречи, произошедшие между нами в прошлом при определенных обстоятельствах. Если его лицо не могло говорить о чем-то конкретном, с его помощью нельзя было до конца понять истинные эмоции Учиха, то с глазами Итачи все было совершенно по-другому — взгляд был сильный, способный пристолбить человека по типу меня к месту, особенно когда ты не ожидаешь встретиться с ним. Выразительные ресницы и аристократичные черты лица только добавляли глазам особенный «характер», если можно так выразиться. Саске в этом плане был немного похож на своего брата, но лишь на небольшой процент: в них были разительные отличия, каждый мог действовать взглядом по-особенному, как может только он и никто другой. Со стороны братья почти одинаковы, даже можно сказать это о их глазах, но когда ты присмотришься — найдешь отличия, найдешь в каждом его персональную особенность. Не знаю почему, но, не смотря на спорное на меня воздействие взгляда Итачи, его глаза были мне более привлекательны, так же и его лицо, красиво обрамленное черными волосами. Если сравнивать его глаза с глазами Саске — старший Учиха окажется на месте победителя в этом своеобразном «конкурсе взглядов». Было в нем что-то доброе, достойное, в отличие от Саске: в его черных глазах в последнее время почти не было проблесков теплоты — только холод. Свернув за угол, я уверенно направилась в сторону ресторана, скрывавшегося за матовыми стеклянными дверьми, идущие от высокого потолка до пола. Меня любезно поприветствовала девушка из персонала при входе, но я обратила на это внимание слишком поздно — только когда прошла к столу с приборами и кофемашиной, бездумно смотря перед собой. После ухода от пары я совсем разнервничалась: сегодня Итачи был одурачен моей фразой о несуществующей встрече, однако как скоро он вычислит, что в номере его брата происходит ежедневная уборка, что иногда в него привозят еду и так далее? Не знаю, озвучил ли Саске такую важную информацию брату заранее. Возможно, даже если Итачи уже в курсе, ему сообщат о моем пребывании в номере Саске сами работники отеля как бы «между прочим» — это лишь вопрос времени, и почему-то я не сомневалась, что это произойдет. Значит, если он не знает ничего сейчас — узнает чуть позже в любом случае. Что если Итачи захочет задать вопрос о моем проживании в номере отеля его семьи моим родителям при встрече на каком-нибудь мероприятии, которое рано или поздно произойдет уже в этом месяце? Хотя вполне возможно, что я преувеличиваю масштаб проблемы: неверно думаю насчет Итачи, мол тот является болтуном. Все из-за моего повышенного внутреннего беспокойства, да и вообще в последнее время я стала слишком подозрительна даже тогда, когда этого не требует ситуация… Я даже не могу утверждать наверняка, что мужчина в принципе изъявит желание спрашивать обо мне у моих родителей, так к чему сейчас я стою и накручиваю себя, высасываю проблему из того места, из которого еще не ясно: имеет ли смысл сосать, будет ли толк? К чему Итачи заводить такие разговоры и проявлять интерес в мою сторону? У него много других забот, зачем растрачивать свое время попусту, желая получить информацию, которая забудется уже через неделю? Но все же я не могла не учитывать скверное развитие событий при котором родители наконец случайно узнают именно от старшего Учиха всю правду о их никчемной дочери, которая только и умеет, что наживать для себя проблемы, а после этой удачно выполненной миссии вынуждена принимать стороннюю помощь из-за неумения решать все свои проблемы самостоятельно и честно — ставя в известность родителей. Мама и папа должны быть для меня приоритетом в скверных жизненных ситуациях, как это заведено в других нормальных семьях, но… У нас что-то пошло не так, по-другому. Проблема кроется во мне, ведь так? Было ясно одно: если я хочу избежать всех тех надуманных мной неприятных ситуаций, то в таком случае мне самой следует известить обо всем Итачи заранее, до того, как это сделают другие люди или он сам, а также попросить его не распространяться моим ближайшим родственникам о том, что я ненадолго поселилась в отеле Учиха по такой-то причине, о которой сейчас не лучшее время рассказывать отцу или матери. Разговор об этом между Итачи и моими родственниками был маловероятен и мозгом я отдавала себе отчет в том, что не являюсь для Учиха Итачи тем объектом, о котором он будет заводить разговоры с кем бы то ни было, и что моя жизнь и проблемы не представляют для него интереса, однако не смотря на это твердо решила не мутить воду, так сказать внести ясность на берегу, и завтра же сказать ему все как оно есть, чтобы уничтожить любые поводы для беспокойства. Для меня было бы более комфортно передать информацию для Итачи через Саске, потому как я не горела несокрушимым огнем желания разговаривать с Итачи по собственной инициативе, но у братьев не наблюдалось доверительных отношений, поэтому данный вариант не был актуален, к тому же: сколько можно перекладывать свои заботы на других людей? Лишний раз обращаться к Саске с просьбой — не особо комфортная для меня перспектива, да я и не собиралась рассказывать ему о случайном столкновении с его братом. Даже если допустить вариант, что я сделаю все через Саске, то все равно встанет логичный вопрос, на который я не знала ответ: как Итачи отнесется к такой передаче информации? Какая-то девчонка сообщает о своей просьбе через третье лицо. Он может расценить это как проявление неуважения, неумение общаться с человеком напрямую по довольно важным вопросам, инициатором которых являюсь именно я, а не кто-то другой. Он решит, что в своем возрасте я так и не научилась адекватно решать для себя, когда вопросы можно решить через другого человека, а когда следует обратиться с просьбой лично. После всех принятых решений и уже начинавших вступать в свои права попыток успокоить себя неизбежным разговором с Итачи, мне оставалось решить только один вопрос: как до него добраться? Когда это делать я точно знала, но пока не поняла как именно мне с ним связаться. Не думаю, что личный номер Итачи открыт в общем доступе и я найду его через поисковую систему. Связь через секретаря выдавала мою личность посторонним людям, что было для меня ненужным затруднением. — Ну и что? Связываться с ним через персонал по заранее придуманной причине? — прошептала я себе под нос, бездумно крутя в руке пустую кружку для чая, несколько минут назад стоявшей на общем столе среди прочих чистых приборов для чаепития.

***

Когда утром во время первой пары во мне возникло глупое желание обратиться к Саске с просьбой дать личный номер его старшего брата — я задушила эту мысль на стадии ее зарождения, мысленно выругавшись на саму себя за генерирование идиотских идей, а также за очередное проявление слабости и желании найти самый легкий путь среди других. Да, это был самый простой путь, но он был в равной степени настолько же глуп и неосуществим, если конечно мне не хотелось выслушивать от Упыря десяток пытливых вопросов о причине такого странного и резко неожиданного интереса к персоне Итачи, что я даже стала лезть к Саске с просьбой дать мне номер его старшего брата, подобно тем девчонкам, состоящих в клубе почитательниц Учиха Итачи, но в моем случае такая просьба была бы без сопровождения звездочек в глазах и непонятных писков, больше напоминающих протирание отполированных тарелок до звонкого скрежета чистоты. О тех странных фанатках, к слову, никто ничего не слышал уже довольно продолжительное время, и о них не вспоминали до обеда сегодняшнего дня: после обеда начались точечные обсуждения то тут то там о компании девиц, пищащих о том, что в Токио наконец вернулся их идол, их великолепный мужчина, занимающий большую часть мыслей молодых особ, склонных тешить себя романтическими иллюзиями. Мне до сих пор не было понятно каким образом люди могут докатиться до подобного идиотизма… Они даже не знакомы с Итачи, они не общались с ним, не знают каков он в общении, не знают его темперамент, привычки и прочее. Боготворить мужчину лишь за его высокий статус в обществе, деньги, связи и чертовски обворожительную внешность? Да, к великому сожалению, именно к этому и склонно подавляющее большинство школьниц и студенток, мечтающих о безбедной жизни, в которой периодически мелькают: свет от вспышек фотоаппаратов, походы в высшее общество и разговоры с высокопоставленными людьми, закрытые вечеринки, репортеры, известность среди среднестатистических японцев. Хорошо, что в моем близком окружении не было подобных личностей, кроме Карин, в свое время идеализировавшей Саске, и Сакуры, до сих пор держащуюся за Учиха мертвой хваткой. Интересно, а будь я такой же, как девушки из той компании, то тоже исполняла подобное ненормально поведение без оглядки на общественное мнение и здравый смысл? Тоже искала о Итачи мало-мальскую информацию в газетных и интернет-статьях, фотографии в сети, ездила бы к главному международному отелю, выпытывала его номер или фотографии у Саске? Даже страшно допускать мысль, что когда-либо я буду способна или что есть даже небольшой процент вероятности увлечься каким-нибудь мужчиной подобным образом — тогда уж лучше сразу в клинику. Интересно, а как могла бы отреагировать Айла и ее подруги на информацию о том, что я имела возможность знать и периодически видеть Итачи с самого детства? Что некогда наши семьи имели достаточно тесное общение в некоторые промежутки времени из-за младшего брата Итачи, и что тот пару раз заступался за меня где-то вдалеке за пределами школы, высказывая Саске свое негодование и огорчение его поведением. Или что он общался со мной тет-а-тет на том мероприятии, или что он прислал на мой день рождения большой букет цветов. Мне кажется, эти девушки и мечтать не могут о подобном: Итачи является для них недосягаемым, запретным. А по правилам жизни — людей еще больше притягивает то, что далеко, чем они не могут обладать. Наверное, подобное увлечение Итачи, да и не только им, а в целом такое поведение школьниц и студенток можно прировнять к мазохизму. И ведь они терпят. Лично я не смогла бы испытывать к недосягаемому человеку романтические чувства на продолжительной основе или быть увлечена им до затуманенного сознания, понимая, что этот самый человек так и останется для меня чем-то далеким, я не смогу к нему прикоснуться, получить в свою сторону внимание, не говоря уже о мимолетном взгляде. Для чего подвергать себя необъятному чувству тоски, появляющемуся в моменты осознания болезненности такого увлечения недосягаемым? Зачем терзать себя этим противным чувством, вызывающим внутри истерику и желание опустить руки от бессилия, когда понимаешь, что «он» — просто картинка, как и все другие, подобные ему, которая так и останется картинкой? Может быть когда-то вы случайно встретитесь на каком-нибудь мероприятии, концерте, выставке, или же просто в холле одного из многочисленных отелей, но что потом? Окрыленность встречей перемешанная с чувством тоски — это единственное, на что можно рассчитывать. Если раздумывать об этом, то внутри появляется странное чувство… будто я в какой-то степени особенная, отличительная от той компании из-за своей возможности общаться с Итачи, да и в принципе из-за того, что у меня было несколько эпизодов общения с их запретным плодом. Так странно это осознавать, проводить между нами подобную черту, чувствовать разницу… Учиха Итачи не является и не являлся для меня кем-то особенным в плане романтических чувств, он почти такой же обычный человек как и все прочие, правда, с более внушительным набором привилегий. В нем нет ничего особенного из-за чего следовало бы с замиранием сердца ловить на себе его взгляд, внимательно слушать каждое слово, одновременно с этим стараясь не отключиться от реальности из-за моментами завораживающих ноток в голосе. Узнай Айла и ее компания о моем отношении к своему идолу и тому, насколько… пренебрежительно я отношусь к всему тому, что имею — они бы сожгли меня заживо, а пепел закопали в кишащим злыми духами месте. — Цветы… записка.. его номер! — ошеломленно протараторила я в шарф, почти достающий до самых губ, проходя мимо парка. Влетев в номер, я сразу же ринулась к коробкам с книгами, одновременно с этим судорожно вспоминая в какую именно умудрилась засунуть открытку Итачи в свой день рождения. Перебирая книги, я радовалась открывшейся для меня перспективе найти его личный номер самостоятельно, не прибегая к помощи персонала отеля. Настроение резко улучшилось, мир стал казаться не таким уж мрачным и неприветливым, коим он был несколько прошедших недель подряд. До того момента, пока я не прочла текст в быстро найденной мной записке. Итачи не оставил номер. — С чего я вообще вдруг решила, — я расстроенно швырнула клочок бумаги в коробку с книгами и нервно закрыла глаза, — что он оставил номер? Теперь все заново… Я только потеряла драгоценное время… Теперь мне предстояло вновь настраивать себя на выполнение задуманного плана за рекордные семь минут, за которые я освежила внешний вид, более-менее нейтрализовав растрепанность, попыталась изобразить на лице подобие улыбки, нейтрализовав откровенную нервозность и даже некое безумие в глазах, и спустилась на первый этаж. За стойкой ресепшен милой улыбкой меня встретила девушка японка, светящаяся желанием помочь мне в любом вопросе. Как только мои пальцы слегка коснулись стойки, а взгляд вновь встретился с глазами девушки, ожидающей от меня слов, я переменилась за секунду: чуть приподняла голову, выражение лица, как я чувствовала, стало более серьезным. Такие эпизоды внезапной смелости, когда до этого момента я была поглощена неуверенностью и достаточно долго убалтывала саму себя на свершение великих подвигов и дел, бывали в моей жизни уже не раз, и в данную секунду я была рада тому, что это произошло вновь. Решимость появилась не без причины — в голове возникло очередное напоминание самой себе о том, что никто не решит этот вопрос вместо меня. Чем скорее я со всем разберусь — тем быстрее переживу момент нашего с Итачи общения. Мне было очень неудобно отвлекать его из-за пустяков, но по-другому, как я вчера поняла, не получится: иначе внутренние опасения загрызут меня меньше чем за неделю. Зачем добавлять самой себе лишние неприятности к уже имеющимся? Вокруг меня, во всем отеле, в каждом его уголке и даже пылинке на мониторе компьютера царила атмосфера «Избранных», и сейчас я отлично ей соответствовала: первым делом обозначила девушке номер, в котором проживала, и после озвучила вопрос «как мне связаться с Учиха Итачи по важному вопросу?». Сотрудница не смогла скрыть удивления буквально на миллиметры расширившимися глазами, услышав цифры номера, а когда я спросила о Итачи — ее глаза нервно забегали по всему представленному ее взгляду пространству. Такое поведение было не удивительно: не каждый день сотрудников ресепшен озадачивают подобными вопросами, касающихся владельца отеля — обычно этим занимаются менеджеры. На месте девушки я бы вообще не захотела с этим связываться. Она не стала задавать никаких вопросов — тут же юркнула в компьютер, держа наготове стационарный телефон в левой руке. На ее месте я бы задалась вопросом: почему она, живя в номере Учиха Саске, не может уточнить комфортный способ связи с Итачи через него, и почему она подошла именно ко мне? Думаю, ей было немного обидно от того, что она не могла озвучить это прямо мне в лицо, а если бы могла — я бы не сразу нашлась с правдивым ответом. Девушка посмотрела на меня с сожалением, убрав трубку от уха, и сообщила, что Учиха Итачи вышел и пока никто не знает где он и что у того с дальнейшим расписанием на оставшийся день. По крайней мере, благодаря просчету сотрудницы теперь я точно знала — Итачи именно в этом отеле. Дать его личный номер без его на то согласия никто не решился: ни секретарь, ни сама девушка из-за запрета вышестоящих. Она вежливо заверила меня, что повторит попытку поиска решения моей проблемы чуть позже и в случае положительных результатов немедленно свяжется со мной с помощью телефонной связи отеля. Все же мне пришлось наплевать на свое твердое нежелание не связываться с Учиха через секретаря: — Может, вы просто передадите мои контакты через его помощника, указав мое имя и фамилию? — вежливо поинтересовалась я, внутри взвыв от нежелания чтобы этот вопрос затягивался на неопределенное количество времени. На данный момент, раз уж я уже предприняла попытку выйти на контакт с Итачи, во мне бурлило желание поскорее разделаться с поставленной задачей. — Уверена, он сам вскоре свяжется со мной, когда ему передадут номер, и мне не придется искать других способов связаться с ним. Подумав несколько секунд, девушка чуть наклонилась, чтобы что-то записать. — Я передам контактные данные, — промямлила та, делая записи, — и свяжусь с вами. Я понимаю, как вы расстроены, но сейчас возможен только такой способ решения вашего вопроса… Я понимающе кивнула, на мгновение закатив глаза — не смогла сдержать этого жеста, окончательно расстроенная исходом дела, к тому же все равно никто не видел. Когда девушка за стойкой выпрямилась, ее взгляд затронул территорию слева от меня, после чего лица коснулась улыбка. — Посмотрите, это же господин Учиха… — к концу восторженной реплики, которую она сказала довольно тихо, сотрудница вдруг чего-то испугалась, как я могла понять по резкой смене ее выражения лица — теперь та выглядела перепуганной овечкой, однако которая даже не смотря на оплошность старается удержать эмоции под контролем, что с самого начала вышло откровенно плохо. Я сразу поняла что именно ее беспокоит. Быстро глянув через плечо в сторону, где должен был быть Итачи, я вернула взгляд к девушке, стараясь совладать с трясущимися коленями. В эту секунду шлюзы реальности прорвало: я осознала насколько мне страшно и некомфортно, я не хотела продолжения начатого мной действия у ресепшен. Кто я такая, чтобы просто подойти и… Сейчас это кажется невозможным. Никогда бы не подумала, что мне придется, хоть и довольно размыто, ставить в известность постороннего человека о своей проблеме, а уж просить его о чем-то… К тому же он из семьи Учиха. Почему жизнь сталкивает меня именно с ними? Я не вижу вокруг кинокамер, да и не припомню того момента, когда подписывала контракт с судьбой о желании принять участие в съемках сериала своей жизни, в котором обязательно должна будет фигурировать семья Учиха. Пусть наконец моя жизнь превратится из сериала в обычную, насколько это возможно ровно идущую историю. «Как вообще я решилась на это? Лучше я буду переживать о сохранности своей тайны, чем подойду к нему…» Я вдруг выдала то ли чтобы успокоить сотрудницу, то ли чтобы отвлечься на разговор: — Не беспокойтесь, я не ищу его для того, чтобы создавать проблемы. Услышав это, девушка улыбнулась и заверила меня, что все в порядке, после чего извинилась, скорее всего, за свое непрофессиональное поведение. Неужели она приняла меня за очередную поклонницу или когда-то отвергнутую Учиха Итачи девушку, не смотря на то, что я проживаю в номере его родного брата?Может, за прошедшие сутки я была не первой, кто интересовался его персоной? Далее ее взгляд снова переменился — стал каким-то напряженно-удивленным и через секунду я поняла причину, развернувшись назад вполоборота в ответ на неоднозначный взгляд работницы за стойкой, явно говорящий о том, что та смотрит на кого-то за моей спиной. Я подумала, что мешаю кому-то подойти и, развернувшись, намеревалась уступить свое место, но этого не потребовалось. Лицо Итачи выражало озадаченность первые несколько секунд, после которых переменилось: уголки губ еле заметно приподнялись. Наверное, он был не уверен, что это я, смотря в спину, а когда я повернулась лицом — убедился, что подошел к нужному человеку. Мужчина жестом пригласил меня отойти в сторону, чтобы освободить дорогу к стойке будущим постояльцам, даже не дав мне времени на то, чтобы осмыслить быстро развивающиеся события, к которым я не была готова — я даже не продумывала такого исхода в своей голове, когда спускалась на первый этаж. Ни в своих фантазиях, ни тем более сейчас я не являлась владельцем ситуации. Кровь мгновенно прилила к лицу, я почувствовала себя включенной лампочкой. Сейчас я находилась на пороге критической черты, когда надо либо действовать, либо погибать. «Видимо, так должно было произойти… Не знаю, считать ли это подарком судьбы или же очередной насмешкой... Наверное, это и правда считается подарком: мне не пришлось томиться в мучительном ожидании и ждать ответа от секретаря. Значит, сейчас моя задача очень проста: быстро решить вопрос, чтобы больше никогда к нему не возвращаться. Если не сделаю этого сейчас — могу пожалеть в будущем. А потом, съедаемая никуда не девшимся беспокойством, мне придется вновь настраивать себя на разговор с Итачи. И кто знает, как ко мне может повернуться удача в следующий раз?» — Юмико, рад снова видеть тебя, — вежливо произнес Итачи, добавив: — второй день подряд. Еще одна деловая встреча в этом отеле? «Он действительно думает, что встреча является деловой, или из вежливости добавил именно это слово, чтобы не подразумевать иной вид встречи? Я же не похожа на дуру, которая станет назначать тайные свидания в международном отеле Токио?» Я резко дала самой себе команду начать и закончить то, что и планировалось, задушив в себе неуверенную Юмико как можно быстрее. Сейчас я должна соответствовать своему положению в обществе и своей фамилии. Мне необходимо перебороть себя, и если придется проигрывать в голове подобно мантре всем известную истину: «Итачи самый обычный человек», то я буду делать это ежесекундно, пока окончательно не уверю себя в этом. Поклонившись, я улыбнулась как можно менее натянуто и подтвердила губами, трясущимися как при землетрясении: — Да, у меня встреча, и… Если говорить прямо, Итачи-сан, я пришла к вам. Было ожидаемо увидеть перемену в его лице и та действительно произошла: мужчина оказался в замешательстве уже второй раз за прошедшую минуту. Быстро посмотрев на наручные часы, он вновь взглянул на меня, собираясь что-то сказать, но я поспешила уточнить: — Только что я пыталась найти способ связи с вами, но безуспешно. — Извини, мне ничего не сообщали… — Нет-нет, все в порядке, это не так срочно, и я не хотела бы отвлекать вас от важных дел. Скажите, когда у меня будет возможность поговорить с вами и больше я не стану вас задерживать, — я вновь поклонилась. На мое удивление, Итачи улыбнулся и посмотрел на меня так, будто перед ним милое неразумное создание. Интересно, я интерпретирую его взгляд именно так как нужно или все это надумано и мужчина просто улыбнулся, не решив в своей голове, что я неразумное дитя? Может быть подобная «расшифровка» диктуется моим детством: он взрослый, а я чуть младше, и в то время, да и сейчас, наша разница в возрасте довольно ощутима. Но уже прошла пора детства, так неужели он до сих пор видит во мне подобие подростка, а не сформировавшуюся девушку, студентку Токийского университета, наследницу внушительного состояния? «Я трясусь перед ним, как листик, терзаемый ветром. Какое еще впечатление я могу произвести?» — после этой логичной мысли мне захотелось закатить глаза, но я вовремя опомнилась. — Хорошо, что я подошел к тебе. Ты можешь составить мне компанию в ресторане отеля, если хочешь. Ты голодна? Его вопрос поставил меня в тупик и я даже не попыталась этого скрыть. Как мне составлять компанию человеку, вхожего в довольно близкое окружение Хидана, который с легкостью воскрешает в моей голове воспоминания о бывшем? — Я.. наверное, я не голодна. Вам не обязательно прерываться на меня от прочих дел именно сейчас, Итачи-сан. Учиха изобразил на лице подобие безмятежности и расслабленности. — Я спустился сюда, чтобы закончить одно дело, а после хотел, — он немного замялся, вновь взглянув на часы, — пойти на поздний обед. И еще, — он вперил глаза в мои, — давай договоримся обращаться друг к другу на ты. Помнишь, не так давно мы договорились об этом. Улыбнувшись, я прикрыла глаза и кивнула, почувствовав, как внутри меня сужается тревожный пузырь и как с плеч спадают оковы официозности. Я прекрасно помню ту просьбу Итачи, а также свои попытки перестроиться на «ты» в разговоре, что получалось довольно неплохо и сам Учиха подметил это вслух. Но спустя большое количество времени прошедшего с той встречи эта просьба перестала распространяться на наше будущее общение до повторного разрешения — чтобы сейчас я была уверена в том, что могу позволить себе общаться с ним как тогда. — Могу рассчитывать на твою компанию? — Итачи улыбнулся, но только не уголками губ — глазами. Если это мой шанс разрешить свой вопрос уже сегодня, прямо сейчас — было бы глупо им не воспользоваться, но я не хочу проводить с ним больше того времени, которое должно быть потрачено на мою просьбу. Я не чувствую себя комфортно, я не знаю как вести себя рядом с этим человеком. Я даже не могла представить как составляю Итачи компанию за ужином для меня, а для него за поздним обедом, да и вряд ли я смогу запихать в себя что-то кроме воды или небольшой чашечки кофе, поэтому из меня получается довольно скверная компания. Мне что, придется смотреть на то как он ест? — Да, если тема разговора не испортит.. — я вновь замялась, отчего слегка свела брови к переносице, мимолетно зажмурив глаза, и после продолжила: — твой поздний обед. Язык сопротивлялся «тыкать», внутри меня стоял высотный барьер, мешающий уяснить, что теперь мне придется обращаться к Итачи на «ты». Странно, почему в тот вечер не возникло такой сложной проблемы с перестройкой обращения? Итачи одним взглядом дал понять, что все хорошо, и повернулся чуть в бок, смотря на меня, как бы приглашая идти следом. До ресторана нам необходимо преодолеть не более трех метров. Темп наших шагов был довольно медленным, я заметно нервничала. Чтобы разрядить обстановку, я сказала первое, что пришло в голову: — У вас очень красивый отель. — У вас? — Я имела ввиду у вашей семьи. Итачи вдруг остановился и серьезно спросил: — Тебе нравятся блестящие вещи? — Я... Да, наверное, нравятся, смотря о каких вещах идет речь. «А к чему этот вопрос? Учиха все такие странные?..» — Пойдем, — переведя взгляд в сторону, мужчина сменил направление и пошел к противоположной от нас стене, вдоль которой распологались сверкающие стеклянные витрины, как я потом поняла, подойдя чуть ближе, с сувенирами. Глаза разбегались от разнообразия фигурок, бюстов, статуэток с достопримечательностями Японии. Разглядев среди представленных сувениров небольшой веер утива, похоже, сделанный из камня, инкрустированный драгоценными камнями, мне захотелось подойти чуть ближе для детального рассмотрения, но Итачи так и не остановился у витрин с сувенирами Японии. Мы подошли к третьей по счету витрине. — На второй полке, — начал мужчина, смотря на нее, — есть русские сувениры. Два яйца Фаберже были отправлены нам около года назад, а это… Я тихо подсказала, смотря на фигурку, не без труда вспомнив название: — Матрешка. — Матрешка, — с акцентом выговорил Итачи, — была подарена отелю одним из постоянных гостей. Я хотела поинтересоваться, почему же подарок стоит на полке, а потом заметила маленькую бумажечку с текстом на английском языке, сообщающей гостям, что это не продажный товар, а сувенир, который был презентован гостем из России. Внутри витрины были также представлены сувениры из Дании, Германии, Индии и других стран. Интернациональный эталаж. С интересом рассматривая сверкающее яйцо Фаберже, мне было непонятно для чего Итачи повел меня сюда, каков его мотив. Выпрямившись и до конца сформулировав то, что я хотела сказать, я повернула голову в сторону мужчины, смотрящего на меня. Он внимательно наблюдал как я изучаю фигурки? — Почему мы пришли сюда? Обдумав что-то несколько секунд, Учиха признался: — Я вспомнил, что ты хафу и предположил, что тебе будет интересно увидеть что-то русское в этом отеле… Хотел произвести впечатление и удивить тебя, но у меня не получилось. Прости, я подумал, тебе будет это интересно. Мне было не до конца понятно по лицу Учиха расстроен ли он своей неудачей, однако вновь воспроизведя в голове его интонацию для меня больше не оставалось никаких сомнений — ему неприятно, что попытка удивить меня с треском провалилась. Но это было не совсем так. — Я приятно удивлена, — мой растерянный взгляд вернулся к сувенирам, — просто изначально все это казалось странным… Сбоку от нас неожиданно раздался женский голос, поприветствовавший Итачи, оттенок которого на долю секунды показался мне до боли знакомым. Я резко повернулась на источник звука, когда Итачи уже смотрел на бесцеремонно ворвавшуюся в наш разговор Джун. Она с улыбкой смотрела на Итачи и пока не удостоила меня своим вниманием. Она стала катализатором: внутри меня в секунду разразился шторм. Сначала я почувствовала слабость во всем теле, резко сменяющуюся на вспыхнувший пожар. Кажется, сейчас пылало не только мое лицо — даже кончики пальцев. Тело стало неуправляемым: неожиданно я почувствовала, что правая рука готова вот-вот вознестись вверх и схватить мерзавку за волосы, и это ощущалось так, будто я нахожусь в стороне от своего тела, отдельно от руки, от ног. Я стала дамбой, вынужденная удерживать натиск огромных объемов воды — чувств, которые Джун вызвала во мне своим появлением, и недопустимых насильственных действий, к которым стремились мои руки. В ушах стоял шум. Накатило чувство полного опустошения из-за ее милой улыбки, предназначавшейся Итачи. Сейчас она была счастлива — и это полосовало мои органы ножом. — Я так рада, что ты наконец вернулся в Японию! Та милая девушка, — Джун кивнула на ту самую работницу, с которой я общалась несколько минут назад, — сказала, что ты в холле, и я сразу же нашла тебя. — Мы прилетели еще вчера вечером. Хочу познакомить тебя с моей хорошей знакомой, — ладонь Итачи замаячила где-то около меня, он сразу дал понять незванной гостье, что до ее появления стоял не один. Я совершенно не восприняла сказанные ими друг другу слова, шум в ушах испарился только в тот момент, когда Джун перевела взгляд в указываемую рукой Итачи сторону. Скрыть удивление и непонимание у нее получилось довольно плохо, а скользнувший ужас в глазах — еще хуже. Не знаю, получилось ли у меня скрыть от ее глаз свою растерянность. Итачи представил нас. Мы с Джун смотрели друг на друга и каждая из нас пыталась понять как лучше отреагировать на знакомство. Хорошо, что мужчина стоял чуть впереди от меня, ближе к мерзавке, тем самым являясь моим барьером, который, однако, не мог бы защитить Джун от моей первой нападки — только от второй, когда у Учиха уже будет возможность среагировать и остановить меня. Я сдерживала себя всеми остатками имеющихся сил. Воздух вокруг стал тяжелым, мне было душно. — Очень приятно познакомиться, — не без труда выдавленная улыбка стерла настоящие эмоции девушки, она вежливо поклонилась. Сглотнув, я выдавила: — Да, взаимно, — я заставила себя сделать такой же учтивый поклон. «Значит, будем вести себя так, будто мы не знакомы. Так лучше. Но сколько еще я выдержу, как долго придется смотреть на ее счастливую улыбку?» Девушка не собиралась и дальше всматриваться в мое лицо, посему немедля вернула взгляд к Итачи, стараясь выглядеть как можно более невозмутимой, и задала вопрос не без скользнувшей нотки настороженности, которую Итачи вряд ли мог взять во внимание из-за сопроводившей вопрос улыбки: — Ты вернулся в Японию не один? Тело напряглось, пальцы сжались в кулаки в предвкушении, заставляя ногти больно впиться в кожу. Внутри я ликовала. Сейчас с ее лица исчезнет улыбка, сейчас Джун испытает то же, что некогда испытала я — боль. На дне рождения Какузу я поняла все правильно, с точностью расшифровала все жесты, интонацию, обратила внимание на нескрываемый интерес Джун к персоне Учиха и сделала верные выводы. Близился момент моего торжества. Он стремительно надвигался на меня огромной волной и я готова была подставить всю себя под долгожданный удар. — Да, вчера я прилетел в Токио вместе с невестой.. «Да, да, да, уничтожь ее! Я вижу, вижу ее боль!» — Моего доброго друга Сон Джи Вона. «Нет, не может быть!..» — все внутри меня погасло, будто выключилась лампочка, и счастье одномоментно покинуло тело. Я готова была упасть на колени и разрыдаться, видя как лицо Джун тут же расслабилось, ее некогда напряженные плечи смогли опуститься, тень страха покинула взгляд. Я сама виновата в таком нелицеприятном для себя исходе — в тот день мне не стоило делать никаких выводов, и особенно я понимаю сейчас: вчера между Итачи и той девушкой не было абсолютно ничего такого, что можно было бы расценить как любовные отношения, посчитать их парой. — Сон Джи Вон? — Главнй редактор известного японского журнала о психологии. Его невеста — Ирма Кальб. Ты должна быть знакома с ее работами. Джун восторженно воскликнула: — Ты шутишь надо мной! Ирма Кальб? Известная голландская художник-живописец и прекрасный график! Теперь я совсем сникла. Не только из-за неоправдавшихся ожиданий и того, что не увидела сломления Джун, но и ее увлеченного разговора с Итачи, вытесняющего меня из общего круга. Я почти ничего не смыслила в современных художниках, картинах, не интересовалась этим — потому не была достаточно компетентна в подобных разговорах об искусстве. Итачи продолжил с прежней повествовательной интонацией: — Она переезжает в Японию вслед за Джи Воном. В конце недели состоится приветственная вечеринка-выставка ее свежих работ. Джун улыбнулась и заигрывающе сощурила глаза, спросив: — И ты будешь там почетным гостем? — Не стоит выделять меня из всего числа гостей. Я буду одним из многих — ничего более. — Ты всегда скромничаешь, Итачи, — проворковала Джун, до сих пор так и не бросив случайный взгляд в мою сторону, будто всеми силами пыталась создать видимость, что меня нет рядом с ними, видимо, уповая на то, что если продолжит это делать — так оно и случится, — и эта скромность — твоя особенная положительная черта. Итачи ничего не ответил на откровенное подхалимничество, а я стояла, смотря на ноги Джун, скрытые под черной юбкой с разрезом, плотно обтянувшей стройные ноги, так изящно вытянутым благодаря сапогам на каблуке. Нежного бирюзового цвета пальто молодило хозяйку и сглаживало ее обычно строгий образ, являющийся заслугой прически. Сравнивающие нас мысли лезли в голову по собственной прихоти и я не имела над ними власти. Кем я выглядела рядом с ней? Совсем юная, неопытная девочка, неэлегантная, такая как все студентки моего возраста: сапожки на невысоком каблуке, черные скинни с высокой талией, персиковая блузка. По сравнению со мной, в образе Джун было что-то особенное, и от этого понимания внутри себя я выла что есть мочи. Она была лучше меня во всем и от этого становилось невыносимо тошно. Тишина воцарилась на жалкие секунды после которых, не услышав ответ от Итачи на свою реплику, Джун вновь взяла слово, немного приблизившись к Учиха. Ближе, чем стояла я. — Мне неудобно просить тебя, мы только встретились… Итачи, у тебя ведь есть возможность получить для меня приглашение на ее выставку, раз ты в списке гостей? Ты ошарашил меня этой новостью, я до сих пор под впечатлением… Не могу представить, что пропущу ее выставку, что не увижу ее хотя бы издалека. Услышав ее просьбу и поняв, что все дело совсем не в выставке, я резко подняла глаза на Итачи. Он стоял вполоборота так, что я не могла видеть его лицо, а он меня — только если повернется. «Нет, пожалуйста, не приглашайте ее, нет…» — Конечно, — тепло ответил Итачи, — я помогу тебе, у меня есть одно лишнее приглашение. Его вышлют сегодня же на адрес твоего офиса. Лучезарно улыбнувшись, брюнетка слегка повернула голову в сторону так, чтобы я видела ее лицо, и, сделав вид, что просто отводит взгляд в сторону, она пристально посмотрела на меня. Три секунды ее глаза кричали о победе. Конечно, я знала, что все затевалось только чтобы лишний раз провести время с Учиха. Наверное, она также предположила, увидев нас с мужчиной вместе, что он мог пригласить меня с собой, и уже отдал второе приглашение, но теперь Джун точно знала — меня там не будет, я не приглашена. «А как же Хидан? Для чего было разрушать наши с ним отношения… Нет, остановись. Она бы не смогла ничего разрушить, не желай Хидан ее ласк… Значит, сейчас она с ним, и при этом открыто, прямо передо мной симпатизирует Итачи… Как она может?.. Ну конечно, черт бы тебя побрал, Джун. Увидев нас вместе, ты стала идти напролом, появился стимул. Неужели она думает?..» — после этих мыслей я поняла, что мне необходимо делать. — Может, поужинаем или быстро выпьем кофе около отеля, если ты не занят… Мы давно не виделись… Мое тело слегка дернулось, словно я наступила на провод с высоким напряжением тока. Я затаила дыхание, боясь услышать ответ мужчины. Кто сейчас приоритетнее: однокурсница младшего брата с каким-то важным для нее делом или девушка его возраста, с которой у него есть много тем для разговора и оттого вечер может пройти намного приятнее, чем если бы Учиха ушел в отказ и придерживался старого плана на вечер и остался решать мой вопрос? Итачи вполне может согласиться на ее предложение и перенести наш с ним разговор на другой день. Из нас двоих я была не в списке победителей, составляла Джун примерно такую же конкуренцию, как лужа для океана. Теперь мне было плевать на свою просьбу и прочее — сейчас было главное, чтобы он не отдал свое предпочтение этой ведьме. «Пожалуйста, не делайте этого, Итачи-сан.. пожалуйста». Моя рука хотела потянуться к его строгому костюму, чтобы пальцы ухватились за ткань, как обычно поступают многие дети, ища защиты родителей или других взрослых людей. Джун улыбалась, явно ожидая от мужчины положительного ответа, и не могла дождаться момента, когда я буду уничтожена. Теперь окончательно. Итачи ответил вежливо, но в его голосе присутствовали стальные нотки, отчего было ощущение, что он отчитывает Джун за недальновидность: — Прости, но я вынужден отказать тебе сегодня. Я был с Юмико и мы направлялись в ресторан, я никак не могу изменить свои планы ради тебя, Джун. Мне захотелось потрясти головой и попросить Итачи повторить все то, что он сказал. Я хлопала глазами в недоумении, когда тот подошел ко мне чуть ближе и взглянул в мое лицо. Кажется, он смотрел на меня.. подбадривающе? Он знал или догадывался о чем я думала, что я сомневалась в его отказе Джун и ожидала однозначный выбор ее компании? Или он хотел сказать одним взглядом примерно так: «Не переживай, наш разговор в силе и я не стану пренебрегать твоей компанией ради ужина с подругой.» — Ох, что это со мной, — девушка выдавила смущенную улыбку, стараясь скрыть истинные эмоции, — извините, я не подумала об этом. Увидев тебя впервые за все прошедшие месяцы, я забыла о приличиях и не учла, что ты не один и у тебя есть другие планы… — Извини, что сегодня я не могу уделить тебе достаточно времени. Сейчас разговор точно близился к логическому завершению, им больше не о чем говорить после прямого отказа Итачи на предложение Джун составить ей компанию в приятном и тихом месте. Итачи уже стоял около меня, он отказал Джун и извинился. Она должна проглотить ситуацию и уйти, оставить нас в покое. Бросив на меня быстрый, расстроенный взгляд, Джун могла прочитать в моем красноречивое: «Проваливай!» с примесью осторожного злорадства. Я боялась полностью отдаваться чувству радости от произошедшего, опасаясь спугнуть удачу раньше времени, боясь, что позже все повернется против меня. Теперь я опасаюсь радости, потому что за радостью неизменно следует печаль и неудача. «Ты пожалеешь о том, что к своему возрасту так и не научилась скрывать свои чувства от посторонних людей, а особенно от врагов. Я твой враг, Джун, и ты это знаешь, хотя и думаешь, будто я не могу таить для тебя опасности. Но ты не представляешь, к чему подтолкнула меня, что я хочу осуществить. Все мужчины банальны в своих желаниях. Да, против меня играет возраст, хотя кто знает: может, в этом будет мое преимущество?» Поняв, что после прямого отказа будет бессмысленно и некрасиво попытаться завести новую тему разговора, с учетом того, что Итачи был не один, девушка подошла к Учиха, улыбнувшись шире, и обняла за плечи. Ошеломленная подобным жестом, я не смогла различить ее тихие слова среди гула голосов других людей, которые она сказала Итачи, медленно отпрянув назад. Мне пришлось расслабить лицо при нашем вынужденно учтивом прощании, а Джун была вынуждена улыбаться, потому что Учиха смотрел прямо на нее. — Извини за неожиданную задержку, — отвернувшись от уходящей фигуры Джун, мужчина перевел на меня слегка виноватый взгляд, будто он был главным виновником случившегося, — теперь мы можем отправиться в ресторан. Он сразу же повел меня к самому дальнему столику, отделенного от основного зала перегородкой. В этой части ресторана было намного меньше гостей — в основном сейчас все они толпились около шведского стола прямо при входе, и занимали ближайшие к ним столики. Слева от нашего стола через панорамное окно виднелась терраса, которая не функционировала в это время года из-за достаточно прохладной погоды. Итачи предложил для начала выбрать блюда, а после приступить к общению. Перелистнув пятнадцатую страницу меню, меня переполнило желание поднять взгляд — я чувствовала пока что непонятно откуда взявшийся дискомфорт. Учиха Итачи задумчиво смотрел как будто сквозь меня, его взгляд был отстраненным, лицо спокойно, ни один мускул не был напряжен. Однако такой близкий контакт глаз заставил меня поерзать на одном месте и смущенно перевести взгляд обратно к меню, при этом подняв его чуть выше, чтобы прикрыть хотя бы подбородок. Совсем скоро мне предстоит быть с ним предельно откровенной. Из-за этого осознания мой желудок, получивший небольшую порцию еды не менее пяти часов тому назад, противился получать топливо в данное время. Аппетит уже давно покинул меня — сразу как я вышла из лифта и направилась к стойке. После нескольких тяжелых минут откровенного разговора о своей проблеме мне предстоит попытаться сделать кое-что еще, и это, несомненно, будет самым трудным. «Значит, нужно ему понравиться. Ты можешь, Юмико! Постарайся! Ты должна сделать это!» — Кажется, мне стоит извиниться за то, что вы отказали в общении своей подруге, — тихо пробормотала я. Эта фраза давно вертелась на языке, но не потому, что я действительно сожалела о том, что мужчине пришлось отказаться от общения с Джун, а потому, что мне было любопытно — расстроило ли его это. Итачи опомнился и поспешил развеять мои сомнения: — Не стоит извиняться за то, что я бы сделал при любых других обстоятельствах. Сегодня у меня нет желания общаться со старыми знакомыми, хочу отдохнуть от разговоров о работе и жизни заграницей. Не выдержав его взгляда, я вернула глаза к меню, кивнув головой, мол, я приняла к сведению намек о разговорах про заграничную жизнь. Интересно, было ли в ней что-то, что ему не хотелось вспоминать после возвращения в Японию? Итачи добавил более мягко: — Но ты можешь спросить меня обо всем, что тебе интересно. Интерес, которому дали знак одобрения, вырвался на первый план, заставив меня открыть рот и поинтересоваться: — Случилось что-то неприятное за то время, что вы отсутствовали в Японии? Мужчина тихо усмехнулся, тем самым заставив меня с подозрением взглянуть на его лицо, чтобы убедиться в том, что мне не послышалось. — Нет, ничего особенного. Просто я устал от этих рассказов. Где бы я ни находился — в Японии, в Китае, Нью-Йорке, Германии, — везде была только работа. Не думаю, что кому-то будет интересно наблюдать, как я стараюсь вспомнить хоть что-то, что не касается бизнеса и деловых встреч. — Невозможно работать без остановки, если вы не робот. В любой поездке было что-то интересное, помимо работы всегда есть обычная жизнь. Может, вашим друзьям было бы интерено услышать даже о том, какого цвета стены были в вашей квартире, что из блюд было особенно необычно, какие впечатления остались от людей и города. — Да, ты права, — его лица коснулась легкая улыбка, мужчина кивнул в знак согласия, — только эта информация у меня и есть. Нужно было продолжить разговор именно о нем, показать свой «неподдельный интерес», чтобы расположить мужчину к себе, пусть вопросы и стали попахивать каким-то любительским мини-интервью. — Вы очень много работаете, Итачи-сан? — Моя жизнь состоит из деловых поездок, документов, общении с инвесторами, акционерами, персоналом. Список очень велик. Только в Японии у меня есть возможность позволить себе отключиться от работы, но это происходит достаточно редко. Я вспомнила те несколько эпизодов из жизни, когда видела Итачи в клубе Хидана в первый день его открытия, а также в доме Учиха вместе с другими мужчинами из их «тусовки». — Вы не выглядете уставшим. Значит, могу я предположить, что вам нравится такая жизнь? На мое удивление, мужчина продолжил отвечать на мои вопросы очень откровенно и информативно, будто ему было интересно с охотой подыгрывать «репортеру», сидящему напротив: — Я не тот человек, который может выбирать для себя комфортную жизнь или не зависеть от чего-то, что диктует мне правила моей жизни. Я привык к однообразию и уяснению, что значит "долг", с этого началось мое воспитание, — мужчина мягко улыбнулся, и в этой улыбке словно сосредоточилась вся его невысказанная безысходность, — поэтому я не могу ответить на этот вопрос однозначно. «Значит, он просто-напросто привык к такой жизни. В свое время у него не было возможности выбирать, сколько он хочет и может отдавать себя работе.» Под конец наш разговор приобрел черные оттенки грусти. Лицо Учиха было невозмутимо, моментами он мог даже улыбнуться, чтобы разбавить невеселое повествование, которое он сообщал интонацией, будто мы обсуждаем погоду, но это никак не добавляло позитива. Мне стало необычайно жаль молодого мужчину, вынужденного работать на благо семьи, своего будущего. Если уже сейчас все настолько запущено — как он будет выкраивать время для семьи? Найти подходящию партию, все время находясь среди людей своего класса, ему не составит труда, особенно если к этому вопросу подключится его мама; выкроить время на пару свиданий — не проблема, если есть желание и необходимость. Но как же свадьба, воспитание детей? Жена не будет видеть мужа, дети будут расти без отца большую часть своего детства. А Итачи так и будет пропадать в рутине бизнеса. — Но в Германии, — вдруг начал Итачи, — у меня была возможность посетить несколько интересных мест. Тот день может считаться как выходной. Мне удалось увидеть много любопытных достопримечательностей. — А в Японии? Вы много путешествовали за пределами Токио? — Из этого состоит вся моя жизнь в Японии, — мужчина улыбнулся чуть шире, чем обычно, видимо, вспомнив о своем опыте. — Я знаю почти все комфортные маршруты до того или иного места, хотя зачастую добираюсь до них на самолете. Но бывало много случаев, когда приходилось осваивать дороги на велосипеде, если подводил транспорт. И не всегда эти дороги были ровными. Я не сдержалась от тихого смеха, представив Итачи в строгом костюме, сидящим на велосипеде и крутящего педали что есть сил, для того чтобы скорее добраться до нужного пункта назначения. Увидев мою улыбку, мужчина довольно кивнул, улыбнувшись в ответ. Мне нравилось какое направление приобрело продолжение разговора. Кажется, мы оба почти избавились от той темной ауры, висевшей над нами, словно грозовая туча. От продолжения общения в следующую секунду нас прервала тихая вибрация смартфона мужчины, лежавшего на столе. Учиха извинился перед тем как ответить на важный звонок. Я быстро «зарылась» в меню, чтобы не смущать мужчину и не отвлекать от разговора, бездумно рассматривая европейские блюда, но меня отвлекли — к столу подошла улыбчивая официантка. Не отрываясь от телефона, Итачи дал понять жестом, что мы еще не готовы сделать заказ, и та испарилась. За то время, что мы провели в ресторане за разговорами, ни он ни я не выбрали блюда, у нас не было возможности полноценно погрузиться в меню для выбора того, для чего мы пришли в это место. Думая об этом, мне становится приятно неловко оттого, что наш диалог сложился довольно легко, сам собой, так, будто до этого дня мы всегда вели непринужденные беседы, обдумывали вслух между собой довольно сложные вопросы и ситуации, и сейчас из-за этого сидим за пустым столом, так и не сделав заказ. «Прекрати его отвлекать и тогда он сможет поесть.. это же в твоих интересах, идиотка. Чем быстрее отужинаете — быстрее разойдетесь.» — Извини, нас прервут еще не один раз, я всегда на телефоне вне зависимости от времени и местоположения, — отложив телефон, Учиха еле заметно кивнул на меню в моих руках, — ты уже выбрала, что хотела бы попробовать? «Как сказать ему, что от этого вопроса мой желудок сжался до состояния атома и что я шла сюда без всякого намека на признаки аппетита?». — Думаю, сегодня я слишком плотно пообедала — глаза не заинтересовались ни одним из блюд. — Вот как, — Итачи опустил взгляд в свое меню, и задумчиво добавил: — Может, я смогу найти то, чем ты заинтересуешься вне зависимости от степени сытости. — Нет-нет, не нужно тратить на это время, иначе вы не успеете поесть. Тяжело выдохнув, Итачи медленно поднял свой взгляд выше. Наши глаза встретились, из-за чего мне стало еще более неловко и страшно от того, что он ими «говорил». — Я долго задавался вопросом, когда же ты вспомнишь о нашей договоренности об обращении и не хотел поднимать этот вопрос, но… — Извините, — я поклонилась. — Я подожду, когда ты привыкнешь. С горем пополам мы сделали заказ: Итачи выбрал довольно много блюд из-за дошедшего до своего апогея чувства голода, а я ограничилась бельгийским шоколадом и чашкой кофе. Пока мы ожидали блюда и сидели за все также пустым столом, Итачи поинтересовался моей жизнью: учеба, друзья, родители. Я не вдавалась в подробности, да и при любой другой ситуации не стала бы обсуждать с ним свою жизнь более подробно, чем сейчас. Про друзей он услышал несколько скупых слов, мол все отлично, мы всегда вместе, Саске перестал быть идиотом очень прилежный студент; про учебу соврала, якобы продолжаю быть одной из лучших учениц, тогда как мой рейтинг значительно понизился за предыдущие месяцы «вакуума» — то есть отношений с Хиданом и за период расставания; про родителей я сказала то, что сказала бы любому другому спросившему меня о них: все хорошо, все в добром здравии. Все эти учтивые разговоры — знак вежливости, который так или иначе сближал меня с этим человеком, поэтому я терпела и изо всех сил старалась не показывать как мне претит разговор о моей персоне. Мне не нравилось говорить о себе, точнее врать, и, не смотря на то, что Учиха Итачи открылся для меня как отличный собеседник и внимательный слушатель, мне было страшно осознавать сколько еще мы просидим за этим столом и сколько времени мне придется провести в его обществе. Может, это резкое отторжение к Итачи являлось закономерной реакцией на сместившийся фокус разговора, ушедший в сторону моей персоны? Отвечая на личные вопросы, которые не требовали от меня подробностей и откровенности, я так или иначе прокручивала в голове реальные события своей жизни. И это портило мое настроениие. Лучше бы мы продолжали говорить о Итачи, как в самом начале нашего общения за этим столом. Конечно, я предвидела такую ситуацию, но предвидеть и оказаться в ней — совершенно разные вещи. Итачи стал уговаривать меня попробовать несколько видов свежей рыбы, поданой на большом блюде. Но я отказывалась до последнего. Учиха не наседал и сдался после третьей попытки накормить меня. Мужчина позволил себе немного большей откровенности: сказал совсем тихо, словно это была тайна, о том, что я стала более худой по сравнению с тем временем, когда мы виделись в последний раз перед его отъездом. Это не было для меня внезапным откровением или чем-то обидным — он просто констатировал всем известный факт. — Значит, в детстве ты написала небольшой рассказ о лебеде? — уточнил Итачи, прожевав кусок рыбы. — Да, это небольшая детская сказка, — я смущенно кивнула, пытаясь понять, в какой момент мне показалось уместным быть настолько откровенной с незнакомым мне человеком, и стала надеяться, что тема разговора быстро переключится на что-то другое. — Когда-то в детстве я писал короткие истории, вдохновляясь прочитанными книгами, — задумчиво сказал Итачи, смотря куда-то в сторону, после чего вернул ясный взгляд ко мне, — но все они не были длиннее пяти страниц. У меня никогда не хватало времени и выдержки, чтобы закончить до конца хотя бы одну. Я рад, что ты располагаешь желанием и временем для продолжения своего творчества. — Они сохранились? Те рассказы. — Думаю, я не выбросил их. Но не могу точно сказать, где они могут быть. Скажи мне, что ты читаешь? Если я правильно понял, ты любишь не только писать, но и читать книги в свободное от университета время. — Да, я стараюсь уделять время прочтению книг, но… — в голове возник образ Хидана и он будто ударил меня в плечо со всей силы, — в последнее время отошла от этого. — Нет времени? — он поднял взгляд от палочек ко мне и, опомнившись, добавил: — Конечно, у тебя последний год, как и у Саске. — Да, на чтение совсем нет времени… Надеюсь, большое количество работы не отнимает твоего времени настолько, что читать становится совсем невозможным, — это была очередная попытка перевести фокус на Итачи. — Чтение — это роскошь, и я рад, что не лишен ее. Сейчас я интересуюсь творчеством Такэо Арисимы, а именно «Влияние иностранной цивилизации в японской истории». Я встрепенулась, услышав знакомое имя. Мне не нужно было напрягать память, чтобы вспомнить то прекрасное время, когда я зачитывалась его самым известным произведением «женщина». Не смотря на настроение истории, описанной талантливым писателем, я всегда вспоминаю то время с некой теплотой в душе. — В.. — я вновь запнулась на обращении, на что Итачи не смог сдержать легкой улыбки и многозначительного взгляда в мою сторону, — ты знаком с историей его жизни и книгой «женщина»? — Я думаю, стоит ли мне начинать читать эту книгу. С историей жизни я знаком поверхностно. Ты знаешь о нем что-то интересное? — Я ознакомилась с историей его жизни, когда дочитала «женщину», но особенно меня заинтересовала смерть Такэо Арисимы. Помню, в то время мне было около шестнадцати лет и я проглотила всю историю за несколько дней. Кажется, после прочтения тридцатой страницы я не могла сидеть дома — мне ужасно хотелось свежего воздуха и солнца, — и уехала в парк. В то время цвела Сакура. Я сидела на скамейке и читала, читала, пока не поняла, что на улице стало более прохладно, а страницы видно с трудом, потому что солнце давно ушло за горизонт. Ближе к концу книги мне стало казаться, что я что-то перепутала, до этого момента представляя писателя мужчину, а не женщину, потому как книга, казалось, написана женской рукой — настолько точно была показана природа женских мыслей и чувств. В свое время данный роман был высоко оценен японской критикой, и его причислили к лучшим произведениям критического реализма, — закончив увлеченный рассказ о том времени, опомнившись и насильно вернувшись в реальность из тех почти беззаботных лет, я с опаской всмотрелась в лицо Учиха. Мужчина смотрел на меня так, что я была уверена — он впитал в себя каждое сказанное мной слово, не упустив ни одной буквы, ни одного звука. Ему не было неинтересно слушать этот долгий, увлеченный рассказ. — Чем же тебя заинтересовала смерть Такэо? Забыв о черных глазах собеседника, я попыталась быстро вспомнить все детали той истории. — Труп писателя нашли в затерянном домике в горах Каруидзава, но он был там не один — с подругой Акико Хатано, редактором женского журнала. Говорили, что она встречалась с Арисимой тайком, и муж женщины, узнав об этом, потребовал у Такэо компенсацию за оскорбление семейной чести… И он выплатил ее. Хатано и Арисима были зрелыми, разумными и прогрессивными людьми. Их история с двойным повешеньем до сих пор выглядит очень странной. Итачи задумчиво кивнул и тихо сказал: — Традиция синдзю — двойное самоубийство влюбленных, чья любовь считается неприемлемой. — Официальная версия гласила что-то вроде: «Они ушли из жизни вместе, потому что не могли жить друг без друга.» Два зрелых, успешных литератора. — Да, довольно странное решение для двух образованных людей, которые, могу предположить, в своем возрасте едва ли отличались юношеской сентиментальностью. — И еще более странно — выбрать повешенье, не эстетичное и позорное. — Выбор есть всегда. Самоубийство — отказ от всего сразу. Но есть трогательная патетичность в попытке доказать обществу, что любовь важнее смерти. — Двойное самоубийство влюбленных — реультат неверно выстроенных отношений. Учиха улыбнулся и опустил взгляд. — Ты настроена враждебно к подобному виду доказательства любви. — Это не доказательство любви, на мой взгляд, а глупый способ бросить вызов обществу, что-то доказать, уйти от проблем. — Драмы такого рода не вызывают в тебе волнения? — В романах это терпимо и, конечно, волнительно, местами очень романтично, на то они и романы, но в жизни… Двойное самоубийство — высшая людская эгоистичность. Ни он, ни она в момент отказа от жизни не думают о своей семье, о друзьях, о людях, которым они дороги, которые будут вынуждены пережить сильное потрясение после известия о смерти близкого человека. Раньше такого рода истории казались до жути романтичными, если не брать во внимание чувства родственников и друзей влюбленных, но сейчас… — я почему-то вспомнила лживые уверения Хидана в его несокрушимой ко мне любви, из-за чего почувствовала очередной укол разочарования. — Это уже не кажется романтичным и приемлемым. — Значит, ты бы никогда не пошла на такой шаг? В буддизме каждая жизнь понимается лишь как звено в длинной цепи реинкарнации. Покончить с собой значило для приверженца данной религии — отправиться навстречу новому рождению. Я мысленно усмехнулась, вспомнив, насколько сильно и бесповоротно разочаровалась в любви. В вере в любимого человека. До Хидана я не испытывала сильных чувств к тем, с кем меня сводила жизнь на короткий промежуток времени, и мне не было нужды, я не имела возможности «полюбить». Мне кажется, что даже с Хиданом я не до конца, не в полной мере познала, что значит любовь, хотя и была готова бросить вместе с ним вызов своим родителям. Но теперь понимаю, что это было бы довольно глупо в нашей с ним ситуации. Мне, еще совсем незрелой, нельзя было допускать мысли о пожертвовании в угоду отношений чем-то, что для меня важно. Нельзя было допускать ослепленности нашими чувствами. Хорошо, что ничего плохого не произошло и все закончилось задолго до свершения фатальных ошибок. — Отправиться навстречу новому рождению, совсем не зная, какое будет это рождение… — с горькой улыбкой пробормотала я, после чего, подумав о Хидане и сделав вывод, что ни за что не стала бы обрывать свою жизнь ради него, да и в принципе ради любого другого человека, твердо ответила: — Нет, я бы не пошла на такой шаг, моментами надеясь на удачное перерождение и убеждая себя в том, что избавляюсь от проблем этой жизни и иду к новой, более счастливой. Потому что жизнь, которая есть сейчас — самое ценное, что у нас есть. Обрывать ее из-за веры в высшие чувства, находясь под давлением проблем, непринятия ваших отношений обществом, и видя все затуманенными глазами, обзор которым перекрывает так называемая «любовь» — самое глупое и эгоистичное, что может совершить человек. — Все люди эгоистичны. — Везде должна быть мера, особенно в людском эгоизме. Все мы связаны кровным родством с людьми, для которых наша жизнь является ценностью, и в момент самоубийства думать лишь о себе, о возлюбленном, о ваших, как в этот момент кажется, совершенно нерешаемых проблемах или безвыходности ситуации — неправильно. Можно решиться на отчаянный шаг — пойти наперекор семье или обществу, но никогда нельзя допускать мысли о самоубийстве. Все это время Учиха Итачи внимательно внимал моим словам, держа палочки в правой руке, кончиками лежащие на краю тарелки. Он не двигался, был очень внимателен, и явно детально обдумывал все сказанные мной слова. — Мне нравятся твои суждения о ценности жизни. Ты не та девушка, которая может потерять рассудок от любви. «Это не так. Никто не застрахован от подобного помутнения рассудка, как те пары, в свое время решившиеся на парное самоубийство…» Из-за нежелания, чтобы Итачи делал обо мне неверные выводы, я призналась: — Это не совсем так… Однажды я его потеряла. Но все вовремя закончилось. Не знаю, каких бы наделала глупостей ради человека, чьи чувства были не такими же сильными, как мои. Учиха опустил взгляд и ничего не ответил. Кажется, его смутила такая откровенность и неожиданно вываленные такого плана подробности моей жизни. Смутившись и поняв, что сказала много лишнего из-за вновь взыгравшей внутри обиды на Хидана, я схватила чашку с уже остывшим кофе и сделала пару жадных глотков. «Ты пытаешься ему понравиться или оттолкнуть от себя окончательно, чтобы он не был заинтересован даже в выражении приветствия при случайном столкновении в отеле? Нужно следить за словами и не высказывать свою точку зрения, это же так очевидно, Юмико!» Внезапно Итачи отложил палочки в сторону и начал свой рассказ. Клан Учиха взял свое начало в период Камакурского сёгуната, когда выделилось военно-служилое дворянство, появилось сословие самураев. Учиха — потомки айнов, древнейшей основы населения Японии. Встретить айна в современной Японии — довольно трудно, практически невозможно: они сохранились лишь на Хоккайдо и их численность не превышает двадцати тысяч. История, рассказываемая Итачи, берет начало от правления сёгуната Токугава, времена периода Эдо. После прекращения военных действий массы самураев отвлеклись от междоусобных войн и обратились к менее воинственным занятиям — стали участниками культурного процесса, и тем самым оказались вовлечены в конфликт архетипов: с одной стороны резко усилилось давление государства, проводившего политику насаждения конфуцианского духа среди самурайской массы, а с другой стороны автохтонная японская культура и образ жизни давали о себе знать. Начала бурно развиваться сфера культурного досуга: появились театры Кабуки, «веселые кварталы». Именно в последних стремительно разворачивалась драма романтических отношений, конфликт общественной морали, помешанной на конфуцианской идее служения и долга. Общество становилось все требовательнее и не собиралось идти на поводу у разнузданных чувств влюбленных. Новые реалии не могли обойти стороной и древний клан Учиха, уважаемый род самураев. Итачи был знаком с по меньшей мере семью историями о синдзю, произошедших в клане Учиха после тех разительных изменений во всех слоях японского общества. Обычай синдзю потрясал общество на протяжении полувека, правительство вело с ним активную борьбу, но полностью искоренить «феодальный обычай» не удалось, и даже в современной Японии время от времени он дает знать о себе. — Это не был бунт личности. Синдзю в то время — долг и искупительная жертва, оно глубоко религиозно и традиционно в своей основе. Синдзю никогда не расценивалось как уход в небытие и было знаком того, что двое готовы разделить друг с другом все до конца. Умирая вместе, влюбленные надеялись на то, что будут счастливы друг с другом в следующих жизнях. Переполненная удивлением в связи с неожиданно открывшимися подробностями о происхождении рода Учиха, и переполненная уважением к Итачи как к представителю древнейшего рода самураев, я смотрела на мужчину другими глазами, однако его рассуждения о синдзю вносили свой негатив. Получалось так, что в их роду некогда был период парных самоубийств и… он считает, что может так.. довольно спокойно рассказывать об этом неспокойном времени? Видимо, для клана Учиха тема синдзю была вполне нормальна и они не считали неприемлемым парное самоубийство влюбленных людей. Наверное, будь у меня в роду подобные ситуации, я бы по-другому относилась к феномену синдзю. — И все-таки я не понимаю… Как вы относитесь к тем самоубийствам представителей вашего клана? К тому, что они делали, подвластные влиянию распространенного в тот период времени синдзю. Не могу назвать это «модой», но пока не нахожу более подходящего слова. — Я уважаю выбор предков и не могу осуждать их за такой уход из жизни. Я не имею на это никакого права. Каждый человек волен отдавать предпочтение лучшему для него выбору и идти по своему выбранному пути, но я согласен с тобой: нельзя забывать о людях, для которых важна твоя жизнь. Для нашего клана тот период был... тяжелым. Я кивнула, до сих пор переваривая слова мужчины и саму тему разговора. Пока я думала, что мне стоит сказать или же как увести тему о парных самоубийствах в другую сторону, чтобы в конечном итоге отойти от нее как можно быстрее и приступить к тем темам, в которых я была заинтересована, Итачи слегка поклонился и сказал: — Извини, я расстроил тебя подробностями о темном прошлом своего клана. В отличии от меня, ты относишься к синдзю резко негативно. Встрепенувшись, я затараторила: — Нет-нет, Итачи-сан, я не расстроена, — я замотала головой и попыталась изобразить беззаботную улыбку, — просто задумалась о чувствах, испытываемых теми людьми в момент, когда они решались пойти на самоубийство. Я соврала, чтобы мои истинные чувства не стали поводом для появления хотя бы одной слабой трещины на выстроенном нами за этот вечер мостике, стоя на котором мы с Итачи могли общаться как добрые друзья и находить общий интерес во время обсуждения разнообразных тем, будь то писатели, интересные фильмы или история клана. На самом же деле я думала о различиях наших семей: в роду отца, насколько я знала, не было случаев самоубийств, да и не было никакого повода для такого прерывания своей жизни; а мама относится к другой религии, для которой самоубийство считается неприемлемым. Но Итачи все же смог уличить меня в обмане из-за моей оплошности, и указал на это с доброй интонацией, как если бы указывал ребенку на его детские ошибки: — Если бы все действительно было так, как ты говоришь, твой ответ не содержал бы ноту вынужденной любезности, и ты не запуталась в обращении. И тебя выдал резкий ответ. Все было так, как он сказал. Какой смысл пытаться переубедить его в обратном? Кажется, либо всегда, либо же только моментами, Итачи читал меня без особого труда и мог увидеть все спрятанное, то, что я скрывала от его глаз за семью печатями: улыбкой, жестами, взглядом. Стоит быть очень осторожной рядом с этим проницательным человеком и более усердно следить за характером своих ответов: контролировать тело, быстроту речи, взгляд, интонацию. — Простите, — пораженно пробормотала я. — Чтобы не продолжать неприятную для тебя тему… — Итачи не смог продолжить, отвлекшись на звонок мобильного. В очередной раз извинившись, он поднес средство связи к уху. Это был седьмой по счету звонок за все то время, что мы провели в обществе друг друга. Помимо звонков, другой частый отвлекающий фактор — смс сообщения. Уже на шестой раз Итачи просто брал телефон в руку и, не отвлекая внимания от меня, если я о чем-то говорила, быстро печатал ответ, перед этим мельком пройдясь по тексту глазами. «Нам нужно плавно подойти к теме выставки… Но как это сделать? Может, не стоит заморачиваться и искать обходные пути, а напрямую задать ему свой вопрос? Интересно, что он ответит и.. как я отнесусь к возможному отказу?» — я вернула расстроенный взгляд к Итачи, быстро завершившему разговор. — «Лучшей возможности может больше не случиться. Я знаю, что она будет там, значит, мне тоже нужно быть рядом и перетянуть на себя все его внимание.» — Извини, у нас осталось мало времени: через сорок минут состоится видео-конференция с коллегами, у них сейчас утро. — Оттенок настроения черных глаз резко изменился, мужчина слегка опустил брови, словно был расстроен, что свободное время прошло так быстро и было потрачено на разговоры с несмышленой однокурсницей младшего брата. — Я помню, что мы встретились не случайно и ты составила мне компанию за ужином не потому, что тебе нравится мое общество. Ты не стала бы искать меня без веской причины. О чем ты хотела поговорить? «Он смотрел на меня и говорил так… Будто расстроен данным фактом. Расстроен, что я здесь только из-за личных причин? И если бы не они — мы бы никогда не встретились за этим самым столом, никогда не поговорили о Такэо Арисиме, я бы никогда не узнала, что в детстве Итачи, как и я, писал небольшие рассказы и был склонен забрасывать творчество на начальных этапах. Но если бы мне действительно было неприятно его общество, неужели он думает, что я… Да, я бы все равно стала всеми силами создавать впечатление, будто заинтересована нашим общением, что мне не в тягость составлять ему компанию и я нисколько не жалею, что провожу время с ним. В любом случае я бы не стала сразу же переходить к своему вопросу, сидя за столом, иначе не было бы смысла сидеть с ним до самого конца.» Запутавшись в испытываемых в данную секунду чувствах, первое, что я решила сказать: — Мне нравится ваше общество, Итачи-сан, — такое обращение не было ошибкой, сейчас я сознательно обратилась к нему по имени с уважением, чтобы доказать свою искренность, — вы оказались для меня очень интересным собеседником. До вашего уровня мне предстоит прочесть еще очень много книг, узнать намного больше, чем я знаю сейчас, и увидеть многое, чтобы быть для других людей интересной и уметь поддержать любую беседу. Моя хвалебная речь все же произвела эффект: теперь мужчина смотрел на меня так, будто искал признаки притворной любезности, но не мог их найти, поэтому его брови непроизвольно выдавали нескрываемое удивление. Решив не дожидаться ответа и соскочить с любезностей, за которые несколько секунд спустя мне стало откровенно стыдно, я заставила себя перейти к кульминации вечера. — Мне нужно было встретиться с тобой для одного важного разговора, в котором я позволила бы себе попросить пойти мне навстречу и оказать одну услугу, но… Когда мы покинули холл отеля, у меня появилась еще одна просьба. Учиха одобрительно кивнул, смотря на меня с интересом. Он еще не знал, и я надеялась, что он никогда не узнает о том, что совсем недавно, во время их с Джун разговора, я стала расценивать его лишь как инструмент, так необходимый мне, чтобы хотя бы попытаться предпринять попытку отомстить за свою боль ненавистному мне человеку. — Во время того разговора о выставке… Хотя я ничего не смыслю в искусстве, а именно в картинах современников, — я решила предстать перед ним такой, какая я есть, не привирая, не искажая правду, — мне бы очень хотелось попасть на выставку и познакомиться с творчеством Ирмы Кальб. Судя по восторгу вашей подруги, Ирма Кальб стоит внимания и того, чтобы я решилась попросить об этой услуге. Но второе приглашение уже отдано и если… — я сделала преднамеренную паузу, подняв взгляд от черных прядей волос к лицу мужчины, — Я все пойму. — С этим не будет никаких проблем. Итачи сразу же согласился провести меня на закрытую выставку, пусть и без приглашения. Он сам будет моим приглашением — сопровождающим. Он вручил мне свою визитку, в которой был указан его личный номер телефона, и попросил меня связаться с ним за день до выставки, чтобы мы могли обсудить детали нашей встречи и прибытия на место назначения. Честно говоря, я не ожидала от мужчины такого участия в этом вопросе и не была уверена в его согласии достать для меня приглашение, но все сложилось даже лучше, чем я рассчитывала получить в ответ на свою нескромную просьбу. Из-за того, что мы не являлись друг другу даже друзьями, моя просьба могла восприняться им негативно. Джун повезло больше — она состояла в кругу друзей Итачи и могла спокойно, не переживая об отказе, позволить себе попросить мужчину об такого рода услуге, а я — нет. Все делалось на страх и риск. Сегодня мне повезло. Но было рано расслабляться. — Спасибо, — я искренне поклонилась уже в который раз, и спрятала визитку в карман одежды. — Теперь я готов выслушать то, ради чего ты пыталась меня найти, — Учиха смотрел на меня подбадривающе, видимо, чувствуя, как мне нелегко. Я не смогла скрыть своей заминки и нарастающего вокруг напряжения, исходившего от моей ауры. Даже проведенное вместе время и пройденные разговоры не могли помочь мне хоть немного расслабиться перед мужчиной, все произошедшее будто испарилось, было неправдой. Мне стало казаться, что я села за стол буквально минуту назад и сейчас мне нужно немедленно приступать к важному разговору с совсем незнакомым мне человеком. Это сложно, особенно теперь, когда мы подошли к этому так близко, совсем впритык. Мне нельзя испортить то, что выстроилось между нами за прошедшее время за ужином, нельзя показаться ему… недостойной его общества. — Я хотела, — закрыв глаза, я выдохнула и перевела дыхание, после чего слова полились сами собой, чтобы быстрее пережить и забыть о неловкости, — хотела попросить тебя держать в тайне от моих родителей информацию, что я временно проживаю в этом отеле. Пожалуйста, — я резко опустилась вниз, почти легла на стол в поклоне, — не рассказывайте об этом никому! Мы шли к лифту неспешными шагами и смотрели каждый прямо перед собой. — Я помню, ты говорила мне, что заинтересовалась внутренней работой отеля. — П-правда? Я уже не помню, что говорила.. мы говорили о многом. — Теперь, — Учиха Итачи бодро остановился около лифта и приложил карту к специальному индикатору, — у меня есть больше возможностей показать тебе как устроен отель изнутри, раз ты являешься постоянным гостем, и у тебя есть больше возможностей стать участником «небольших экскурсий». Войдя в пустой лифт, я почти что забилась в угол, а Учиха тем временем нажал на две нужные кнопки: мой и свой этаж. — Я не хочу отнимать ваше время, сегодня его было потрачено зря слишком много. Вы очень добры и внимательны, я не знаю, чем заслужила такое отношение, поэтому благодарна за все вдвойне. — Ты считаешь, я зря потратил время за ужином и разговорами с тобой? — Только за разговорами. Еще раз простите меня за просьбы и этот вечер, наверное, мне стоило сразу же рассказать всю ситуацию вкратце. — Юмико, — он позвал меня по имени с интонацией, словно был обижен на сделанную мной глупость или неверно сказанное слово, — я не считаю наши разговоры бессмысленными или неинтересными, и не говорил тебе, что жалею о проведенном в твоем обществе вечере. Лифт плавно остановился на моем этаже, я сделала несколько шагов вперед и развернулась вполоборота к Итачи. — Спасибо за понимание. Я рада, что смогла высказаться, и что была услышана, — поклонившись на прощание, я выскользнула из лифта в длинный коридор. — Я благодарен тебе за искренность и доверие, — раздалось позади перед тем, как двери соединились друг с другом, чтобы кабина продолжила свой путь вверх. Выдохнув и осознав, что все действительно закончилось даже лучше, чем я могла рассчитывать, я устало побрела к двери в номер, теперь одолеваемая непроизвольным воспроизведением в голове сказанных мне фраз Итачи. Мужчина без намека на фальш отметил насколько я образованна, что я являюсь прекрасным собеседником — равно как и он для меня — и со мной легко разговаривать. Он признался, что был рад побеседовать со мной, узнать мое мнение за разговорами о том, что мы успели обсудить. Войдя в номер, я облокотилась спиной о секунду назад закрывшуюся дверь. Только сейчас, оказавшись на безопасной, «своей» территории, я осознала, насколько трудно мне далось время, проведенное в обществе Учиха: нельзя было давать себе никаких поблажек, нужно было следить за лицом, манерами, речью и прочим. Устало не только мое тело, но и в особенности — голова. Мозг кипел, пока я пыталась прокрутить в голове весь вечер от начала и до конца, старательно выискивая моменты, в которых могла сделать или сказать что-то не так, будто была мазохисткой и мне нетерпелось поскорее испытать новую порцию чувства стыда. В одном я была уверена точно: Итачи был ко мне расположен. У меня получилось не стать для него скучной, удалось не разочаровать. Я не была уверена в искренности всех приятных слов, что он говорил в отношении меня, в искренности его похвал, но оставалось надеяться, что хотя бы часть была сказана не из-за обычной вежливости. Я тоже осталась не разочарованной в этом человеке, но предложите мне повторить такой ужин снова — я откажусь. Не потому, что Итачи совсем мне неприятен, теперь это совсем не так. Я не соглашусь потому, что не чувствую себя с ним комфортно, насколько бы тот не был учтив и мил; я не могу считать себя человеком его уровня, пусть мужчина и утверждает обратное. Он по-прежнему останется для меня тем студентом, забиравшим Саске из школы и, если была необходимость, отчитывающим младшего брата за проступки и плохое поведение. Учиха Итачи по-прежнему останется для меня наследником огромного состояния, владельцем высокого статуса в обществе. Он по-прежнему будет человеком, входящим в близкое окружение Хидана. Он по-прежнему является Учиха. И как при таких к нему чувствах я собиралась заинтересовать его как девушка? Как я могла заинтересовать того, в ком не заинтересована сама? — Я стану победителем в тот момент, когда добьюсь от Итачи заинтересованности, и когда Джун увидит ее в его глазах. Или хотя бы когда я создам эту видимость... Безумный план появился сам собой, он ухватился за меня намертво. Негативный осадок после встречи с Джун лишь усиливал мою решимость и желание добиться желаемого всеми возможными способами. Я знала, что не буду для Итачи значительнее листика, случайно упавшего во внутренний сад дома, но старалась заверить себя, что смогу добиться в его глазах того, что явится для Джун ее личной трагедией. Мне не нужны прикосновения, поцелуи или что-то еще — только его особенный взгляд и внимание, когда рядом будет она. Помешать Джун видеться с Итачи я не могла и это было самой трудной нерешаемой проблемой. Я не могу выставить ему запрет. Остается надеяться, что у мужчины не будет на нее времени, однако... Он нашел время для меня. Если нашел для меня — найдет и для Джун, в этом нет никаких сомнений. Сейчас для меня главное — дожить до выставки, а до нее попытаться мелькать перед глазами Итачи, что было невыполнимо: я не знаю его расписания и на нем не стоит отслеживающего жучка, поэтому... только дожить до выставки. Что будет после выставки, что делать дальше — будет после. Сейчас я предвкушаю начало конца этой недели. Не знаю, что выйдет по итогу, и как поведет себя Итачи после того, как приведет вместе с собой на приветственную вечеринку. Может, он оставит меня бродить около картин и будет общаться с близкими знакомыми, может, будет общаться с Джун. Неизвестность очень волнительна, она вынуждает нас беспокоиться и переживать, но также она дает нам повод для погружения в мир фантазий. Сегодня я усну, погруженная в несбыточные фантазии, в которых Джун будет считать меня соперницей и в ее взгляде я увижу страх.