Хтонь в моей ванной

      Реборну было скучно — он абсолютно не представлял, чем себя занять.       Колонелло тусовался сейчас на дне рождении своего старого друга, Верде потерялся в своей лаборатории, Фонг пил чай и на провокации не велся, Вайпер лишь требовала от него деньги, а Лар он уже вытрепал все нервы так, что лишь при одном его присутствии начинала тянуться к ножу. Нет, разумеется, он мог бы наведаться к Тсуне и немного пом… Поучить его, ведь обучение не заканчивалось только лишь с переездом в Италию и становлением официальным наследником. Вот только Тсуна последние недели выглядел настолько усталым и замученным, в связи с предстоящей коронацией и становлением новым боссом Вонголы, что у Реборна проснулась, как он думал, отсутствующая совесть, и подростка он лишний раз старался не трогать. Разумеется, что б тот не умер случайно у него на руках от перенапряжения, и его бы не объявили врагом Вонголы за убийство ее единственного наследника, а не потому что волновался. Нет, конечно, он не опасался Вонголы, они ничего бы не смогли ему сделать, даже если бы попытались, потому что он Величайший в мире убийца, загадочный и опасный, так что, наверное, Тсуну он бы дергать мог, но … Неважно.       Важным было то, что ему было скучно. А скучал он потому, что его любовник уже неделю был на какой-то миссии… Или что он там делал для Каркассы, Реборн так толком и не понял — и он не был уверен в том, что Скалл сам понимал, что именно он там делал. Скорее всего, он просто развлекался. И без него!       Реборн перевернулся на живот — до того он лежал на спине и, прикрыв глаза шляпой, драматично страдал, пребывая в одиночестве, всеми забытый, но и это делать ему надоело, — и, взяв телефон, открыл переписки.        «Ты скоро вернешься?» — грустно набрал он сообщение, — «Я скучаю», — и нахмурился, пытаясь понять, стоит ли прикреплять к сообщению сердечко. Не покажется ли он слишком слащавым. Или слишком жалким, готовым ползти на коленях, чтоб привлечь внимание — но с другой стороны, это всего лишь сердечко, и он таким образом пытался показать свою любовь, так ведь все делают? Реборн задумчиво почесал нос, со вздохом выбрал самое темное и мрачное сердце, черное, как его душа, нажал на кнопку отправить.       Ответ пришел практически моментально, — Реборну показалось, что его телефон завибрировал чуть ли не раньше, чем он послал сообщение, — и теперь на экране красовался неровный, мигающий, рябящий текст.        «С 𝕖 МП 𝕒 ℕ, ℂ𝕜 𝕒Л л-𝕔𝕒М𝕒 п𝕡 И еде 𝕋 ч𝔼𝕡 𝕖 З п𝕒𝕡𝕪 д ℍ𝕖 й!» — сообщал он со всей своей нечеловечностью, какой только мог. Реборн нахмурился. Именно поэтому он не так уж часто переписывался со Скаллом — у него очень быстро начинали болеть глаза от попыток разобрать, что же там Облако такое написало. Скалл извинялся, но говорил, что ему очень сложно контролировать свои силы в таких мелочах. Реборн как наяву слышал его грустный голос: «Я пытаюсь, семпай, но для Скалла это естественнее и легче, чем дышать. Дышать вообще сложно», — так что он лишний раз старался не трогать его. И разве это не было очередным доказательством, как сильно он сейчас скучал?       Реборн раздраженно приподнялся, опершись локтями о кровать, начал недовольно натыкивать сообщение. «Ты не помогаешь!» — написал он, возмущенно поджав губы, — «Ты меня больше не любишь, да?        «Л҉̣̗͇̲̣̪̌̽͑̍Ю̶͎̲͙̯͌̽̓̓Б̷̖̮͕̖̰̊͊̆̈́͋̄̾̀̄Л̵̗̗̘̤̙̲̦̲̘̳͂̎̐͂͑̃̉̑̉̆͗̊Ю̸̙͉͈̲̗͙̎͋̆͂̋͐͌́͂̆!»       В этот раз сообщение пришло явно раньше того, как он отправил свое — и вибрация телефона была настолько неожиданно резкой, что Реборн чуть не уронил его на пол, не ожидав такой… бурной реакции. Он ведь просто пошутил, — хотя, наверное, это была не очень хорошая шутка, и ее не стоило отправлять, — но он ее даже не отправил!       Пока Реборн раздумывал, должен ли он извиниться или, наоборот, обидеться за захват его телефона всякими потусторонними штуками, Скалл прислал еще одно письмо.        «🄲🄺 🄰 Л л п🄿 и д🅈 М🄰 Л!» — сообщал он радостно, — «Ｃ ｅМП ａＮ， пＯ дＯй ДИ Ｋ ３ｅＰ ｋ ａлｙ и пＯｃ ＭｏＴＰи！»       Реборн приподнял бровь, пытаясь понять, что же такого задумал его парень и должен ли выполнять его просьбы, — он так удобно лежал на этой мягкой нагретой постели, — но любопытство перевесило и он послушно встал с кровати.       — Ну, я стою, — сообщил он вслух, даже уже не пытаясь набирать, — чего я должен ожидать?       Телефон в его руке завибрировал — действительно, даже набирать сообщения было совершенно необязательно. Реборн поднес экран к лицу, желая прочитать сообщение, — и изумленно приподнял брови.        «Семпай, ты ведь не будешь отводить взгляд, верно?» — письмо выглядело абсолютно нормально, — «Ради меня.»       Реборн расширившимися глазами смотрел на сообщение, и тут на краю его зрения что-то зашевелилось. Он резко поднял голову, напрягаясь — и вздрогнул, когда в отражении увидел Скалла, стоящего возле двери. Облако стояло, опершись о стену, — оно радостно ему помахало, потом зашевелилось, начало подходить ближе, — и выглядело абсолютно нормально, словно и правда стояло за его спиной.       Вот только Реборн точно знал, что за его спиной нет никого.       Реборн хотел бы оглянуться, все его нервы скручивались в клубок от ощущения неправильности, — но Скалл попросил его смотреть, и Реборн должен смотреть, — он желал узнать, что тот задумал, он не желал бы его подводить. Скалл стоял уже совсем рядом, — Реборн прекрасно видел, как тот улыбается, как радостно сверкают его глаза. Облако потянулось к нему, обняло — и Реборн мог краем глаза видеть чужие, тонкие руки, чувствовать чужое тепло. Он дернулся, желая опустить голову вниз, посмотреть — но почувствовал, как пальцы обхватили его за подбородок, не давая двинуться. Скалл в отражении улыбнулся, покачал головой, словно говоря Реборну, что тот не должен шевелиться, приблизился еще ближе — и Реборн мог почувствовать прикосновение обжигающе горячих губ к своей шее.       Он сглотнул внезапно появившуюся во рту слюну. Скалл, видимо, почувствовал это — потому как его улыбка стала вдруг ужасно самодовольной, и выражение лица его заставило что-то внутри живота Реборна начать крутиться. Его подбородок, наконец, отпустили, но рук Скалл не убрал — он лишь опустил их чуть ниже, начиная неторопливо развязывать галстук на Реборновской шее, потянул его вниз, — сквозь тонкую белую ткань Реборн прекрасно чувствовал, как шелк тянется и елозит, выскальзывая из-под воротника.       Он мог видеть, как Скалл откинул ненужный ему галстук в сторону и вновь потянулся к его шее, — но, на этот раз, чтоб расстегнуть пуговицы рубашки. Скалл медленными, тягучими движениями расстегивал их, Реборн мог видеть, какое удовольствие было написано на его лице, — Скалл выглядел так, словно распаковывал давно желанный подарок, наслаждаясь каждой секундой от его обладания, — а вот сам он изнывал от нетерпения.       Наконец Скалл закончил с пуговицами, — расстегнутая рубашка висела на Реборне, обнажая его голую грудь, к которой Облако тотчас же и потянулось. Медленно, еле касаясь пальцами, он провел линию от ключиц Реборна до низа его живота, нежно погладил по бокам, запустив руки под ткань, прикоснулся к груди, легко царапая пальцами соски, заставляя его хрипло выдохнуть. Реборн не знал, была ли его чувствительность к ласкам благословением или проклятием, важным было другое, — то, что Скалл знал о ней, судя по тому, как его руки опустились ниже. Чужие пальцы прикоснулись к его паху, заставляя Реборна резко, хрипло выдохнуть вдруг ставший обжигающим воздух, а его член заинтересованно дернуться.       Глаза Скалла блеснули, — и блеск этот вновь заставил Реборна сглотнуть, — а затем он потянулся к ремню на его брюках, расстёгивая и вытягивая его из петель. Реборн услышал звук брошенного ремня, но он не отводил взгляд, — а потому прекрасно видел, каким заинтересованным стало лицо Скалла, когда тот расстегнул ему пуговицу на брюках. А еще он мог прекрасно видеть свои собственные прикушенные губы, когда чужая рука оттянула резинку его трусов, прикоснувшись к наполовину стоящему члену.       Реборн чувствовал, как Скалл обхватил его член ладонью, прикоснулся к головке, пальцами размазывая выступивший предъэякулят, — и то, какими теплыми были его пальцы, как он нежно царапал кончиками ногтей уздечку, — и от таких простых ласк у него подкашивались колени.       Он оперся руками на стол, не желая упасть, — и просто сосредоточенно смотрел в зеркало, стараясь отрешиться от происходящего, не отводить взгляд, — Скалл попросил его смотреть, он должен смотреть.       Движения его любовника стали более резкими, грубыми — он быстро двигал рукой, и Реборн чувствовал, как его член твердеет, начинает пульсировать с каждым его прикосновением. Он чувствовал, как Скалл прижимается к его спине, он видел, как зрачки облака расширились от желания, — и этим же желанием было наполнено его собственное лицо, когда в паху стало тянуть и покалывать, как его мышцы начали дрожать, желая разрядки. И Скалл знал это, знал, что он чувствовал, — Реборн видел, как тот нагло ухмыльнулся, наслаждаясь тем, каким покорным был киллер в его руках. Но Реборн не успел возмутиться — Скалл резко, сильно провел по его члену, сдавил мошонку, — и смесь слабой боли и удовольствия заставила его хрипло застонать и кончить прямо на чужую руку.       В глазах его расплылось, Реборн заморгал, стараясь прийти в себя — и мог видеть, как Скалл в отражении весело поднял руку, заляпанную его спермой, словно хвастаясь — а после задумчиво поднес к лицу и лизнул пальцы, словно желая попробовать Реборна на вкус. Реборн приподнял бровь, молчаливо спрашивая у облака, что тот пытался сделать, но Скалл еще не закончил. Он весело подмигнул Реборну, заставив того нахмуриться, открыл верхний ящик стола, — Реборн слышал скрип, но он не мог видеть, что именно там искал, а потому продемонстрированная ему смазка стала полной неожиданностью.       — Ты, блять, шутишь, — выдохнул Реборн недоверчиво, но, судя по тому, как Скалл ухмыльнулся, стягивая с него трусы, он не шутил.       Скалл задумчиво выдавил смазку на руку, растер между пальцами — Реборн внимательно наблюдал за каждым его движением, и в животе у него вело от сложной смеси страха, напряжения и возбуждения. Скалл подошел ближе, прижался к нему — Реборн напрягся, желая быть готовым, но не смог, когда эта сволочь вдруг ухмыльнулась и укусила его в плечо, грубо, резко, до крови — Реборн чувствовал, как его солнечное пламя скапливалось вокруг раны, желая ее исцелить. Он дернулся от неожиданности и боли, — а потому совершенно не был готов к тому, что пальцы Облака проникли внутрь него. Ощущение наполненности, — странное, но не неприятное, — заставило его дернуть бедрами, но Скалл не дал ему прийти в себя, начиная двигать пальцами.       И этот ублюдок знал, куда давить — Реборн чувствовал, как он играет с ним, растягивая и давя, и его собственное пламя предало его, пульсируя и скапливаясь возле его задницы, только усиливая блядские ощущения. Он зарычал, стараясь не дать себе застонать от удовольствия. Реборн пытался смотреть — но вид его собственного лица, покрасневшего и запыхавшегося, вид его закушенной губы и растрепавшихся волос, его всего, такого возбужденного и трахнутого вызывал лишь дрожь в ослабевших ногах и желание скулить от сводящего с ума сочетания возбуждения и жгучего стыда.       Жалкое хныканье все же вырвалось из его рта, когда Скалл вдруг убрал пальцы — он дернул задницей, желая избавиться от ощущения пустоты, от нехватки, — почему вдруг тот остановился? Он с трудом сфокусировался на происходящем — и мог видеть, как Облако расстегивает собственные джинсы. Скалл поймал его взгляд, нагло улыбнулся, и медленно, словно издеваясь, начал их снимать, покачивая бедрами и извиваясь, словно устраивая стриптиз. Реборн сжал зубы — поведение Скалла совсем не помогало, наоборот, он видел, что член Облака стоит колом, Скалл даже приподнял края длинной футболки, словно хвастаясь стояком, — и он желал его внутри себя.       Он сдался, когда член облака проник внутрь его, заполняя его почти идеально, заскулил от жесткой растяжки — без угрозы повреждения благодаря смазке, но все еще болезненно, потому как член явно больше чужих пальцев. Он захрипел, задыхаясь, его тело трусило, сопротивляясь проникновению, несмотря на то, что ему нравилось ощущения присутствия члена внутри — он все еще пытался привыкнуть к тому, что ему правда нравилось. Скалл двинулся, качнулся вперед, и трение внутри обжигало его внутренности, — но это хороший огонь, тот, что он умел исцелять, что жаждало его тело. Мускулы его сокращались, стараясь вытолкнуть член Скалла, но вместо того, чтоб остановится, тот просто сильнее врезался в него, подталкивая его внутренности, заставляя Реборна стонать, ощущая грязное, горячее, несколько тошнотворное удовольствие. Он пытался держаться, он сжимал руки в кулаки до боли, стараясь отвлечься, но его сознание неотвратимо уплывало, унося с собой мир вокруг, оставляя лишь ощущения двигающегося члена в его заднице. Он просто не смог держаться, он застонал — отчетливо, громко, — и тяжелая рука прижала его к столу, заставляя его нагнуться. Он чувствовал, как рука зарылась в его волосы, — и уже бесстыдно скулил, громко, в голос, не способный ощущать ничего кроме теплого, тупого давления. Ощущение наполненности заставляло его таять, и холодное, твердое, лакированное дерево сводило с ума контрастом с горячим, мягким и упругим телом над ним. Он дергался, подаваясь навстречу, покачивая бедрами с желанием продлить удовольствие, получить его максимум — и ощущение чужой руки на члене вдобавок к тому, что уже было, к трению и движению в его заднице, заставляло его стонать. Он уже не видел ничего — он просто не мог сосредоточиться ни на чем, выгибаясь, прижатый чужим телом к столу, — и мог лишь уловить краткую вспышку фиолетового, прежде чем кончить во второй раз. Реборн чувствовал, как Скалл толкнулся еще пару раз сквозь сомкнутые кольца мышц, прорываясь внутрь, продлевая тот болезненный миг наслаждения, заставляя слезы выступить на его глазах, заставляя Реборна захлебнуться в собственных ощущениях.       Он медленно сполз на пол, ощущая, как бьющая внутри него энергия иссякает, как его тело, не удерживаемое больше никем, не способно устоять на дрожащих коленях, некоторое время просто сидел, стараясь отдышаться, — и, наконец, поднял голову, осматривая комнату. Разумеется, она была абсолютно пуста. Разве он мог ожидать иного?       Ему, наверное, стоило бы встать и привести себя в порядок после всего, что было — но ноги его все еще подкашивались, а мозг просто пытался справиться с наплывом ощущений, и Реборн просто сидел, ощущая, как его собственная сперма медленно остывает, присыхая к бедрам. Но это его комната, и сюда же никто не зайдет, верно?       — Хэй, кора, я вернулся! — радостно возвестил голос Колонелло, когда его обладатель открыл дверь в комнату. Реборн поднял глаза, поймал чужой взгляд — мог видеть, как тот замирает в неловком ступоре, выпучив глаза от изумления, словно тупая рыба.       — Че смотришь? — поинтересовался он мрачно, пытаясь понять, что вообще должен чувствовать. Колонелло отвел глаза, смущенно почесал затылок, но Реборн мог видеть, как взгляд его, словно примагниченный, вновь возвращается к нему.       — Ты выглядишь, — Дождь начал было говорить, потом сделал паузу, закусил губу, словно пытаясь понять, что сказать, — ты выглядишь трахнутым, кора.       Реборн закатил глаза. А то он не знал, как он выглядел, он все прекрасно видел! Картины его самого, возбужденного, расхлябанного, загнанно дышащего перед зеркалом всплыли в его мозгу, он тряхнул головой, стараясь от них избавиться.       — Это Скалл, — произнес он плоско, пытаясь избавиться от того, что происходило в его голове. Колонелло поднял бровь, глядя на него — и тут же вновь отвернулся, начиная смотреть куда-то в сторону.       — А разве он не на задании, кора? — поинтересовался он осторожно, разговаривая с Реборном тихо, словно с ребенком или душевнобольным. Реборн закатил глаза, поражаясь его тупости.       — И что? — поинтересовался он скептически, ощущая, как к нему медленно начинает возвращаться способность думать, — Ты думаешь, его это остановит?       Колонелло покосился на него, уставился куда-то в район шеи, смущенно кашлянул в кулак. Реборн приподнял бровь, коснулся места, куда был направлен чужой взгляд, посмотрел на пальцы — только затем, чтоб обнаружить на них следы фиолетовой помады. Ну разумеется, этот Облачный ублюдок не упустил возможности нагло пометить его! Он зарычал сквозь зубы, поражаясь чужой наглости, но тут Колонелло вновь начал говорить.       — Если хочешь, кора, — начал тот медленно, — я могу принести тебе вод…       — Водки. — оборвал его Реборн, — много!       Его телефон, все еще лежащий на столике, завибрировал — Реборн потянулся было к нему и тут же охнул, потому как и укус, и его нижняя часть вдруг заныли, протестуя против такого обращения, — но все же он смог его взять, открыл переписку, читая новое сообщение.        «𝐻 𝓎, 𝒸𝑒 𝑀п 𝒶𝒩!» — радостно гласило оно, — «ᴴᵃ дᴱ юᶜᵇ, ᴮ ᴱл иᴷи й ᶜᴷᵃл л⁻ᶜᴬᴹᵃ ᶜ ᴹᵒг ᵖᵃ³ ᴮᵉяᵀᵇ ᵀ ᴮᵒю ᶜᴷ ʸ ᵏʸ!»       Реборн улыбнулся — и телефон полетел в стену, ударившись рядом с уже закрывшейся дверью.       — Ты, мелкая сволочь!