***
Хидето никогда не собирался обзаводиться королевой. Разумеется, это не означало, что он был совсем уж одинок и несчастен. Молодой альфа с красно-розовыми длинными волосами, бледной кожей и холодными глазами цвета ореховой скорлупы, вечно одетый в чёрное, высокий и тонкий, он неминуемо притягивал к себе внимание, и омег вокруг него всегда крутилось предостаточно. Разные попадались — и красивые, и богатые, и знаменитые, и умные, многие из них бы с радостью приняли его предложение о замужестве, а кто-то даже, обнаглев, сам ему это предлагал. Но Хидето на это обычно никак не реагировал, пропускал откровенные намёки мимо ушей. Самый молодой из всех королей этого чёрного города, проложивший себе дорогу на верхушку множеством трупов и хладнокровием, циничный и жестокий, он просто не верил, что встретит когда-нибудь такого омегу, которому захочет надеть заветное кольцо на пальчик. Любовь и даже симпатия были Хидето чужды. В отличие от желаний тела. Но для удовлетворения потребностей организма в интиме у него имелись любовники, пойманные шибито и привезённые из трущоб. Такие, которые боялись даже слово лишнее ему вякнуть и которых никто бы не стал искать. Он выбирал одного из них, какого посимпатичней, и некоторое время держал при себе в качестве постельной игрушки. Этот «фаворит» оказывался практически в плену, пусть и комфортном — за ним присматривали, ухаживали, кормили-поили, но дальше своей квартиры Хидето его не отпускал. А потом, когда партнёр ему надоедал, Хидето преспокойно убирал его и требовал привезти другого. И его шибито кидались в неблагополучные районы за очередной игрушкой. Но, как говорится, если что-то предначертано тебе судьбой, оно тебя и в аду найдёт. Йошики тоже был всего лишь одним из этих многочисленных его любовников. И его, как и остальных, ждала судьба быть убитым. Причём очень быстро. Когда шибито только привезли его и, относительно приведя в порядок и переодев в простую белую рубашку, привели к королю на развлечение, Хидето едва удержал разочарованный вздох. Впервые подчинённые так сильно просчитались. Йошики выглядел, мягко говоря, не особо симпатичным, вернее даже сказать — неухоженным: слишком костлявый, бледный, откровенно болезненного вида омега лет семнадцати, со странно вытянутым хищным лицом, злыми косыми глазами и взлохмаченными, свисающими почти до пояса спутанными рыжими волосами. Он не будил ни малейшего возбуждения, не вызывал никакого желания сию секунду схватить его, завалить на диван и жёстко отыметь. Нет, его захотелось пристрелить. Сразу, чтобы не мучился больше. Хидето тогда здорово разозлился на своих шибито. Он чуть было не рявкнул: «Ну до чего страшненький, неужели кого посимпатичней найти не смогли, из какой психбольницы вы вытащили это чудо лохматое?!» Но он кое-как сдержался. Делать было нечего, замену на такой случай не припасли, а проводить остаток ночи одному ему тоже отчаянно не хотелось. Жестом отпустив подчинённых, которые, похоже, и сами поняли, что он недоволен, потому как синхронно опустили глаза и молча ушмыгнули, Хидето поднял на стоящего неподвижно омегу холодный взгляд. И слегка вскинул брови, когда Йошики ответил ему не менее ледяным и пронзительным взором. Обычно эти ребята пугались его, зажимались, опускали глаза в пол, теребили руками одежду. Этот же стоял с таким видом, будто сдаваться на милость победителю не собирался. — Ох ты, какая отчаянно храбрая мышь, — усмехнулся Хидето, откидываясь на спинку своего кожаного кресла. — И гордая, судя по убийственному взгляду. — Да уж не как твои шлюхи. Йошики бросил это сквозь зубы и скрестил на груди руки. Голос, неожиданно громкий, сильный и высокий, так и врезался в уши. Он лишь тихо вскрикнул, когда Хидето, поднявшись, подошёл к нему и за шею дёрнул к себе. Придерживая его за горло, Хидето ледяным взглядом смотрел ему в лицо, словно пытаясь пробурить насквозь своими жуткими глазами. — Мои шлюхи, говоришь? А ты теперь такая же шлюха. Только вот надолго ли… Сомневаюсь, — пальцы ухватились за воротничок рубашки и с силой дёрнули, вырвав с мясом пуговицы. — Лучше не зли меня. А то не доживёшь даже до утра. Йошики сощурился было зло, явно собираясь ему с достоинством ответить, но потом покосился на пистолет в кобуре у него на поясе, который Хидето даже во время сна держал при себе, сглотнул слюну и уставился на него. А Хидето тем временем разглядывал открывшуюся взору за разорванной рубашкой картину. И она совершенно неожиданно оказалась весьма привлекательной. Красивая вытянутая шея, бледная грудь, плоский живот, весь в мягких изгибах и ямочках… Удивительно, но у него на теле не было ни единого синяка. И вообще это не было тело очередного грязного оборванца из трущоб. Это было тело принцессы, нежное и очаровательное. Худое только слишком. Да и лицо не выдавало в нём жителя улицы: нормальные глаза, не красные и не гноящиеся, чистая бледная кожа, которая так и манила прикоснуться к ней, гладкие, совсем не обветренные и не обкусанные губы, за которыми прятались слегка неровные белые зубы. Хидето даже сомнения царапнули: а из трущоб ли вообще вывезли этого омегу? Не похож он на тамошних дикарей, больно хорошие у него волосы, кожа и зубы. Поджав губы, Хидето зарылся пальцами в его волосы и с силой дёрнул рыжие прядки; Йошики не удержал равновесия и с визгом бухнулся на коленки перед ним. Не выпуская его, Хидето потянулся к ремню брюк. «Пленник» не успел даже дёрнуться, как ему в губы ткнулась набухшая головка члена с выступающим узлом. — Вперёд, — Йошики яростно замотал головой, пытаясь отодвинуться, Хидето, приученный к такой реакции, жёстче вцепился в его волосы, и он взвыл от боли. — Соси, сказал. А то все патлы выдеру и в пасть запихну. Йошики скривился и всё же подчинился ему, вцепившись ладонями в бёдра, приоткрыл рот. Хидето увидел влажный розовый язык, который медленно-медленно прошёлся по всему стволу вверх-вниз и поддел узел; прикрыв глаза, Йошики притронулся губами к кончику головки и замер, явно не в состоянии заставить себя сделать что-то большее. Хидето хмыкнул, надавил ладонью ему на затылок и резко подался бёдрами вперёд, насильно пропихивая член в самое его горло. Йошики распахнул глаза, тут же зажмурился, замычал, дёргая головой, его бледные щёки начали краснеть. — Дыши через нос, придурок, — усмехнулся Хидето. — И привыкай, тебе так пасть широко открывать по десять раз на дню придётся. Из зажмуренных глаз потекли слёзы, и Йошики, тихо хлюпая носом, начал медленно двигать головой вперёд и назад. Он оказался совсем неумелым, зубами больно задевал головку, едва не захлёбывался слюной и хрипел. Вскоре Хидето это надоело, он опять потянул свою новую игрушку за волосы, отстраняя её от себя. Йошики закашлялся и опустил голову, шумно вдыхая через рот. — Вот ведь. Даже такой ерунде надо учить, — раздражённо констатировал Хидето, за плечо поднимая его на ноги и сдирая останки рубашки. — Ты что, никогда в рот чужой член не брал? Йошики смерил его таким взглядом, что если бы глазами можно было убивать, на месте Хидето наверняка бы осталась лишь кучка дымящегося пепла. — Не брал, представь себе, — выплюнул он злобно. — Как же тогда такая очаровательная куколка выживала? — издевательски протянул Хидето. — Хорош врать. Будто я не знаю, что в трущобах у омег только два способа заработать — либо ртом, либо задницей. — Не все продаются, — прошипел Йошики, наливаясь синевой. — О, нет, дорогуша. Все. Просто сумма всем нужна разная, — фыркнул Хидето, дразняще поддев пальцами его подбородок. — Один за сто баксов позволит себя трахать десяти альфам сразу, другой и за миллион не согласится, но будь уверен, предложи ему десять-двадцать — живо изменит всем своим принципам. Йошики только скривился и опустил взлохмаченную голову, не желая встречаться с ним взглядом. Хидето выпустил его. — На стол, — холодно приказал он, отстраняясь, и потянулся к воротнику своей чёрной рубашки. — Сейчас же. Йошики фыркнул, оттолкнул его от себя и, повернувшись, лёг грудью на столешницу, вытянув руки и уцепившись пальцами за противоположный её край. И, прижавшись щекой к обитой кожей поверхности, скосил на него глаза. Растрёпанная чёлка упала ему на лицо. И он молча наблюдал, как альфа тянется за пачкой презервативов. Дышал только тихонько и кусал губы, явно нервничая, но стараясь этого не показать. — Хах. Подумать только, попка-то что надо. Сейчас мы её растянем, — Хидето хмыкнул и, сплюнув в ладонь, с нажимом провёл ей между его ягодиц, омега испуганно дёрнулся и вжался в столешницу. — Что, неужели реально девственник? — Хидето с силой ударил его по заднице, вырвав испуганный возглас, навалился на тощую спину и нехорошо улыбнулся. — Интересно, мне ещё ни разу не довелось лишать кого-то невинности, твои сородичи обычно растраханные до ужаса. Тебе сейчас будет очень больно, принцесса. Пока он медленно проталкивался в сжатое тело, Йошики кричал и царапал ногтями столешницу. Плакал, захлёбывался слезами, всё громче с каждым движением, но не сдавался, даже остановиться не просил, только стискивал зубы и вскидывал голову, пытаясь кое-как сдерживаться. А Хидето вбивался в него грубо, он вёл себя даже более жестоко, чем обычно: слишком уж его раззадорил взгляд Йошики. Его хотелось сломать. Хотелось разбить вдребезги эту гордость. Хотелось унизить его, показать ему его место, чтобы не воображал о себе слишком много. И хотелось заставить его рыдать и умолять о пощаде. Разъярённый тем, что Йошики не выдаёт желаемой реакции, Хидето держал его за волосы, дёргал, кусал за ухо, ударял по и так уже красной заднице, ускорялся, жёстко врываясь в него на всю длину разом. Потом, больше года спустя, когда на пальце уже сияло обручальное кольцо, Хидето не раз вспоминал этот их первый секс и вздрагивал: как он мог делать Йошики больно, как мог хотеть сломать его? В это верилось с трудом. Хотя вообще-то Хидето тогда даже и представить себе не мог, что под ним плачет и извивается его будущая королева. Он думал, что это будет один-единственный раз, и наутро он сам застрелит эту строптивую принцессу. Но Йошики так и не поддался его жестокости. Едва Хидето выпустил его, он упал в бессилии на столешницу, хныкал тихонько, однако молчал. Таким непривычным поведением он ещё сильнее раззадорил короля, и Хидето в итоге решил оставить его при себе на время. Размазать морально, а потом уже только прибить. И с тех пор Йошики оставался пленником в его квартире, и Хидето регулярно укладывал его в свою кровать. Поначалу это был обычный секс, грубый и жёсткий, как и с любым «фаворитом», которые бывали у Хидето. В кабинете и спальне они излазили буквально все уголки, и Йошики покорно терпел всё, что король от него требовал. Терпел удары плетью, порой до крови, терпел различные игрушки, которые Хидето на нём испытывал, терпел вечный ремень на руках, терпел грубые проникновения. Кривился только и стонал, цеплялся за подушки, похныкивал, но ни разу не попросил остановиться и не сказал, что ему больно. Он вообще практически не разговаривал, предпочитал помалкивать, за это время Хидето слышал его голос всего несколько раз, даже не мог его толком запомнить. И это при том, что временами после очередных их постельных игр Йошики не мог даже доползти до ванной, чтобы вымыться от спермы и крови; шатаясь, он брёл по комнате, нога у него от слабости подворачивалась, и он плашмя падал на ковёр. Пытался кое-как встать, но тут же вновь спотыкался, ударялся, разбивал локти и колени. И в конце концов наблюдавший за этими мучениями Хидето, матерясь, сам поднимал его, тащил в ванную и швырял под горячий душ. И на всё, что бы Хидето ни делал, ответом ему был лишь ледяной взгляд раскосых глаз и молчание. От этой его безответности Хидето злился и заводился всё сильнее, он начинал всерьёз задумываться о том, чтобы оттащить эту рыжую стерву в свою штаб-квартиру, спуститься с ней в тюремный подвал и бросить её на растерзание озверевшим и изголодавшимся по омегам пленникам, наблюдая потом, как они почти что разрывают его на части и трахают, пока он не умрёт. Такого унижения не вынес бы никто, даже Йошики. Но в системе Хидето это был способ казни, один из наиболее зверских. А он пока не был готов расстаться со своей игрушкой. И в те же моменты Хидето стал ловить себя на том, что на самом деле ему не хочется, чтобы Йошики касался кто-то другой. Нет, он принадлежал только Хидето. — Почему? — как-то спросил Хидето, когда Йошики, завёрнутый после расслабляющей ванны в тёплый халат, трясясь, расчёсывал мокрые волосы. Омега поднял на него холодный взгляд в зеркале, и Хидето сдвинул брови: — Почему ты всё это терпишь и ничего мне не говоришь? Я ведь могу прекратить твои мучения. — Мне не нужна твоя жалость. У меня есть гордость. И я не собираюсь пресмыкаться перед тварью вроде тебя, — Йошики зло выплюнул это и вернулся к своему занятию. — Говорить что-то, просить о пощаде… Отвратительно. А ещё, — продолжил он, придерживая другой рукой упавший с плеча слишком большой ему халат, — я вижу, что тебе дохера сильно хочется меня сломать и в куклу превратить. Я жив, пока я тебе подчиняюсь и терплю. А как только сдамся, ты тут же меня убьёшь, — слегка повернувшись, Йошики сверкнул глазами: — Я жить хочу, ясно? Так что не дождёшься. Я буду держаться за свою жизнь до последнего, так и знай. Голос его был ещё более ледяным, чем взгляд. И Хидето с недоумением смотрел на него, скрестив на груди руки, затянутые в кожаные перчатки. На махровой ткани халата на спине проступали кровавые полосы, руки дрожали и едва удерживали расчёску. Но даже в такой момент Йошики сидел прямо и казался таким горделивым, таким красивым… А его позиция даже вызвала у Хидето что-то, отдалённо похожее на уважение — надо же так цепляться за свою жизнь, терпеть такую боль и неприятного тебе альфу только ради того, чтобы протянуть на этом свете подольше. Но главное, что поразило Хидето — как Йошики вообще додумался до такого, что его не тронут, пока он играет в неприступную крепость? Неужели он каким-то образом разгадал, как можно воздействовать на короля? Это казалось почти невероятным, Хидето ведь у своих противников и соперников, а порой и у партнёров вызывал полнейший ужас тем, что он был абсолютно непредсказуем, и никто не мог догадаться, как он себя поведёт в той или иной ситуации. А Йошики каким-то образом понял, за какие ниточки надо его подёргать, чтобы он задвигался, как марионетка. Так прошло несколько месяцев. И за это время в их отношениях ничего ровным счётом не изменилось. Йошики по-прежнему жёстко держал оборону, а у Хидето желание его унизить и окунуть в грязь как-то потихоньку сошло почти на нет, зато на смену им пришло любопытство и интерес. До этого ни один фаворит у Хидето не задерживался дольше двух недель, они ему надоедали, и он от них избавлялся. Все они были одинаковы — плакали, просили прекратить или, наоборот, смотрели на него с фальшивым восторгом в глазах, надеялись, глупые, что им это поможет задержаться здесь, в качестве его любимца. Зря старались, Хидето это неискреннее восхищение лишь раздражало, как и любая ложь, которую он чуял за километр. Йошики же ничего такого ему не демонстрировал, он оставался холодным, как льдина, и всё таким же молчаливым, безропотно выполнял всё, что от него требовали, откатывался на свою часть постели и до рассвета лежал неподвижно. Его равнодушие заводило и распаляло: Хидето с каждой ночью хотел его всё сильнее, не мог им насытиться. Странным образом Хидето даже начинало казаться, что он ведёт почти что семейный образ жизни, хотя и извращённый: возле него есть постоянный омега, который живёт с ним, спит с ним в одной постели, развлекает его и подчиняется ему. Эти мысли довели до того, что однажды Хидето решил рискнуть и прихватить Йошики с собой на званый вечер, который устраивал один из королей. Хидето терпеть не мог мотаться по этим вечеринкам, считая, что тратит абсолютно зазря кучу ценного времени, но иной раз не явиться на подобный вечер или прийти одному означало нанести хозяину смертельное оскорбление, а ссориться со своими «коллегами» без повода не стоило, все короли были на редкость злопамятны и легко могли раздавить неугодного им. Хидето себя раздавить бы не дал, однако рисковать лишний раз тоже не хотел. По его приказу слуги, бесконечно приседая, принесли одежду и несколько косметичек. И Йошики с недоумением смотрел на брошенные рядом с ним на постель вещи: длинную рубашку, но не грубую и простую, какие он носил обычно, а шёлковую, белую, вышитую чёрными и серебряными цветами, кожаные брюки с разрезами по всей длине по бокам, кружевные колготки, ажурные чёрные перчатки и ботинки на высоких острых каблуках. Всё красивое и дорогое, сшитое на заказ. Он медленно протянул руку, коснулся скользкой ткани и тут же отдёрнул ладонь, как от ядовитой змеи. — Это что за очередной кинк? — безнадёжно поинтересовался Йошики, прикусив губу и накручивая на палец рыжую прядь волос. Хидето изогнул брови: — Ты уже настолько забыл, как нормальная одежда выглядит, что считаешь её за кинк? Очень смешно, — Йошики в ответ фыркнул и опустил глаза, а Хидето скрестил на груди руки и категорично добавил: — Сегодня ты идёшь со мной. На мероприятие. Йошики непонимающе хлопнул ресницами, оглядывая одетого в элегантный чёрный костюм альфу. Хидето кивнул слугам, и те, подойдя к постели, потянули его за руки, поднимая. — Эй! Минуточку, я на это не подписывался! — вдруг рявкнул Йошики и с силой вырвался из их рук. — Сказал же, я тебе не кукла, чтобы меня так наряжать, и я не собираюсь шляться с тобой по вечеринкам! — Ты сказал, что жить хочешь, а значит, будешь делать всё, что я скажу, — отрезал Хидето. — Сегодня ты исполняешь роль моего спутника, изволь соответствовать статусу, чтобы мне краснеть за тебя не пришлось, — и, глянув угрожающе на слуг, он процедил: — Приведите его в порядок. Будет противиться — разрешаю скрутить. Но не бейте. Бить его могу только я. Прозвучало весьма угрожающе, слуги разом вздрогнули. Но на самом деле Хидето любовника не бил. Мог только пару раз хлопнуть его по заднице или ударить по спине во время оргазма. Если, конечно, не принимать в расчёт игры с плёткой. Вооружённые таким напутствием, слуги под руки поволокли отчаянно упирающегося Йошики в ванную, не забыв прихватить принесённые для него вещи. Спустя час Йошики было не узнать. Он выполз из ванной, покачиваясь на явно непривычных ему каблуках и поправляя воротник. Аккуратно расчёсанные и уложенные волосы красивыми волнами лежали по плечам и искрились под светом, чёрная подводка и умело подобранные тени усиливали невесть откуда взявшуюся яркость потускневших уже, казалось, глаз, губы, накрашенные бордовой помадой, казались крупнее обычного. Шёлковая рубашка и узкие брюки подчёркивали хрупкость фигуры и давали полюбоваться красивыми стройными ногами, которые соблазнительно обтягивало проступавшее в разрезах кружево. Перемена была столь разительной, что Хидето даже изумлённо кашлянул и распахнул глаза. — Что? — почти злобно осведомился Йошики, придирчиво оглядывая себя со всех сторон. — Только попробуй сказать, что не нравится. — Ты очарователен, — совершенно искренне произнёс Хидето. Подойдя поближе, он осторожно протянул руку и дотронулся до щеки своего пленника пальцами в перчатках. Йошики от неожиданности вздрогнул — Хидето никогда до этого не проявлял к нему таких нежных жестов — но промолчал. — Надо же, вот уж не думал, что будет такой эффект, если тебя просто слегка приодеть… — Намекаешь, что я такой урод, что меня никакие шмотки и макияж не спасут? — криво улыбнулся Йошики. Хидето промолчал, вспомнив, как, когда Йошики к нему только-только притащили, думал, до чего же он страшненький. Да что уж там говорить, Йошики изменился за время своего пребывания здесь. Может, сам Хидето был с ним жесток и относился к нему не лучшим образом, но Йошики нормально кормили, лечили, давали ему ухаживать за собой — возиться с больным Хидето не собирался, поэтому слугам было велено присматривать за Йошики в его отсутствие и пресекать на корню любые его попытки навредить себе. И теперь оказалось, что после некоторого времени на нормальном питании и уходе, да ещё и в красивой одежде и при макияже Йошики очень даже хорошенький, необычный, абсолютно не похожий на гламурных королев, которых Хидето привык видеть в компании своих знакомых. Удивительные открытия на этом не закончились. Когда они прибыли на место, выяснилось, что Йошики умеет себя держать в обществе и не говорит глупостей. Первые полчаса Хидето нервничал и не отпускал его от себя, держал всё время под локоть, за что удостоился парочки язвительных комментариев от знакомых вроде «что, влюбился и боишься, что уведут?» Но потом, понаблюдав за поведением любовника, он успокоился и понял, что опасаться тут нечего и можно дать ему немного свободы. Йошики не делал никаких попыток сбежать, сам старался не отходить от него далеко, обаятельно улыбался окружающим и производил такое впечатление, словно попал в родную и привычную обстановку. В разгар вечера к Хидето подошёл один из извечных партнёров по делам и с улыбкой тронул за плечо. Хидето глянул на него мельком, улыбнулся краем рта и опять отвернул голову. Взгляд его был прикован к отошедшему слегка в сторону Йошики — весело смеясь, он разговаривал с каким-то омегой в чёрном блестящем костюме. — Завидую тебе, — с усмешкой сказал приятель, ловя его взгляд. — Он очарователен. Когда свадьба? Хидето нервно дёрнулся. И, возможно, именно тогда ему в голову впервые пришла смутная мысль о том, что Йошики для него уже стал чем-то большим, чем просто пленником, и что это уже видно даже посторонним людям. — Скоро, — он криво улыбнулся, — если не поссоримся. Чуть позже, когда народ, разбившись по небольшим группам, принялся перемывать кости знакомым, Хидето под локоть вывел Йошики на балкон. С высоты двадцатого этажа город казался скоплением небольших беловатых огоньков на непроглядно чёрном фоне. — Похоже, тебе тут нравится, — с усмешкой протянул он, сжимая бокал с шампанским. Йошики медленно кивнул. — А упирался ведь как, не хотел идти. — Да… Просто я вдруг понял, как мне осточертело сидеть у тебя в квартире взаперти. Йошики слегка поджал губы и отвёл в сторону глаза, словно смутившись непонятно чего. — Хочешь, я буду брать тебя с собой на такие выходы? — равнодушно предложил Хидето. — Может, не каждый раз, не на все мероприятия следует являться с парой, но всё-таки, хоть какое-то развлечение. А то тебе небось и впрямь тоскливо в четырёх стенах сидеть. Хочешь? Йошики осторожно облокотился на парапет и прикусил губу. Ветер колыхнул его старательно уложенные волосы. — Хочу, — тихонько прошептал он и повернул к нему голову. — Если бы ты только знал, как хочу… — Йошики слегка запнулся и неуверенно добавил: — Хидето. Впервые назвал по имени. Хидето слегка удивлённо дёрнул бровью и, отставив бокал на мраморное ограждение, потянулся в карман кожаного пиджака за сигаретами. — Ну, значит, буду выводить тебя время от времени. Ты сейчас выглядишь расслабленней обычного. Я даже думал спросить у тебя кое-что… — задумчиво протянул он, пощёлкав зажигалкой и закурив, и отбросил с лица выбившуюся из залаченной причёски красно-розовую прядь. — Кто ты на самом деле, Йошики? Тебя ведь не из трущоб вывезли. Ты абсолютно не похож на тамошних выродков диких, у них всё на лицах написано, три слова: «жрать», «спать» и «трахаться». Где мои люди нашли тебя? Глаза Йошики потемнели — сплошной зрачок. — Меня там уже нет. И не будет, думаю, — холодно бросил он. — Так что это уже неважно. — Ты не хочешь возвращаться домой? Тебя там обижали? — Йошики молча отвернулся, поджимая губы. А Хидето за плечо притянул его к себе и уткнулся лицом в волосы. — Или ты привык ко мне? Йошики дёрнулся было, явно собравшись раздражённо вырваться из его объятий, но потом передумал, вздохнул и обвил руками его шею. — Привык… Знаешь, так привыкают к болячке хронической. Вроде астмы, например. Да, тебе плохо, кашляешь, задыхаешься, — тихо сказал он, — но знаешь, что никуда тебе от этого не деться. Ты для меня — как эта самая астма. Бесишь, но я знаю, что ты меня не отпустишь. Либо так и оставишь при себе, либо убьёшь. Хидето медленно пропустил его локоны сквозь пальцы. А потом сделал то, что ещё вчера ему даже в голову бы не пришло — наспех затушив сигарету, потянул Йошики за подбородок и поцеловал его. Это могло звучать странно, но Хидето ни разу за все эти месяцы не прикоснулся к его губам. Он касался лишь кожи, и то скорее зло кусал её и засасывал, оставляя пятна, пытаясь причинить ему боль. А целовать и не хотел. Ему казалось, что поцелуи — это нечто, годящееся лишь для того, кого ты любишь. Хидето вообще в своей жизни целовался лишь однажды, и то это было давным-давно, ещё когда он в школе учился. И сейчас он целовал притихшего Йошики, прихватывал его губы и с удивлением чувствовал, что тот отвечает ему, зализывает языком и касается им зубов. Шум вечеринки из зала мгновенно стал приглушённым и не мог отвлекать. На воображаемой стене, которой он себе рисовал Йошики, появилась заметная трещина. На обратном пути в машине Йошики дремал, привалившись к его плечу. А Хидето поглаживал его волосы, мягкие, как у ребёнка. И думал про себя, что сегодня не станет его мучить, даст ему отдохнуть. Но не тут-то было. Оказавшись в пустой тёмной квартире, Йошики прямо в холле скинул с себя шёлковую рубашку и потянул короля за собой в ванную, а потом, когда они оказались в кровати, впервые сам заполз ему на грудь. — Хочу тебя, — жарко шептал Йошики, прижимаясь к нему разгорячённым телом и сверкая глазами, — хочу, хочу, хочу… Хидето на момент даже оторопел от такого активного Йошики. Йошики никогда не льнул к нему вот так, не просил взять его каждым своим пошлым движением. Наоборот, когда наставало время ночных игр, завидев, как король выходит из ванной, Йошики хмуро отворачивался. А Хидето, который от его равнодушия бесился всё сильнее, смачно бил его по заднице, со злостью дёргал за волосы, поворачивая к себе и приподнимая, и шипел: «Иди сюда, шлюшка, куда морду-то отвернул?» А чаще всего эта фраза ещё и сопровождалась грубо впихнутым в горло членом; Йошики задыхался, захлёбывался, жмурил глаза, но Хидето не выпускал его волосы ни на секунду, оставляя ему минимальное место для манёвра, только для того, чтобы он мог сосать. А потом, когда Хидето с силой ударялся в его тело, Йошики лишь кривился и отводил в сторону глаза, показывая всем своим видом, что ему больно и противно, ничего больше. И вдруг сегодня такой сюрприз. Было чему изумиться. — Что, кому-то грубый трах в кои-то веки понравился? — Хидето ухмыльнулся и привычно зарылся пальцами в его волосы. Йошики прикусил губу, явно приготовившись к тому, что его дёрнут, но Хидето лишь погладил мягкие прядки, пропуская их сквозь пальцы. — Вот уж не думал, что твоё «привык» так далеко распространилось. Что, уже больше не боишься, что я тебя убью, как только ты станешь совсем послушным? — Не боюсь, — вскинулся Йошики. И вдруг впервые за всё это время его лицо озарила коварная улыбка: — Ты меня не убьёшь. Знаешь, почему? — наклонившись, он лизнул щёку, и Хидето передёрнулся. — Потому, что ты и сам без меня не сможешь. Хидето слегка прикусил губу, оглядывая его лицо. — Только у меня есть просьба, — мгновенно стряхнув с лица улыбку, Йошики округлил глаза. — Раз уж сегодня всё так хорошо складывается, я могу покапризничать? И тут Хидето расхохотался. — Никто из моих любовников до такого не додумался, — еле выговорил он и уставился на надувшегося Йошики. — Уже за это я готов сделать всё, что ты захочешь, – потянувшись к нему, Хидето легонько куснул его шею. — Капризничай, мой сладкий. Что ты хочешь? — Каприз у меня всего один, — понизив голос, прошептал Йошики, наклонился к нему и прикоснулся к губам. — На сегодняшнюю ночь… Притворись, что любишь меня. Хидето закашлялся, а Йошики опять прижался к нему. — …Назови своим мальчиком, — продолжил он чуть слышно. — Своим любимым мальчиком. Я хочу понять, каково это, заниматься этим, когда тебя любят. — Я тебя не люблю, — фыркнул Хидето. По лицу Йошики опять пробежала тень улыбки. — Я же сказал «притворись». Неужели король не умеет врать и прикидываться? Этот манипулятор попал прямо в самое больное место Хидето, в мягкое, незащищённое брюшко. Хидето мгновенно вспылил: — Ещё чего поглупее скажи! Я всю жизнь только это и делаю, иначе королём бы и не стал, — он сузил глаза, увидел, как Йошики прикусил губу, и слегка сбавил тон: — Просто я никогда сексом по любви не занимался. Тоже не знаю, как это делается по-нормальному, Йошики… Тонкие руки обвили его шею. — Нежно и ласково, — шепнул Йошики ему чуть слышно и улыбнулся. — Попробуй хоть раз не думать, что я твой пленник. И не пытайся причинить мне вред. …В ту ночь они и вправду занялись любовью — именно любовью, а не грубостью для элементарного удовлетворения. Казалось, что поцелуй на балконе и эта просьба Йошики разрушили почти весь лёд, стоявший между ними эти месяцы и медленно-медленно подтаивавший. Йошики жался к Хидето, гладил по лицу обеими ладонями, обводил выступающие скулы кончиками пальцев, заглядывал в холодные светло-карие глаза, улыбался. Касался его губ так жадно, впивался в них, будто пытаясь выпить досуха. Обнимал за шею, обхватывал бёдра ногами, разметав по подушкам свои прекрасные волосы, и сам двигался ему навстречу, выгибаясь. И стонал почти сладко, а не всхлипывал и хныкал. А Хидето, в глубине души поражаясь собственным действиям и тому, что ему это нравится, мягко обцеловывал его шею и хрупкие плечи, всерьёз заглядывался на соблазнительные родинки на нежной белой коже, целовал его соски, прислушиваясь к биению сердца, и мягкий живот. И не вбивался в него яростно с рычанием, а двигался плавно, медленно, душа его стоны в поцелуях. Первый раз в жизни Хидето смотрел на своего партнёра не как на игрушку для удовлетворения, не как на пленника, нет — в эту ночь Йошики был именно его любовником. Его принцессой. Опьянённые непривычными им обоим ощущениями, они сходили с ума до самого утра; а потом, на рассвете, когда сил уже не осталось, просто лежали и целовались. Хидето даже впервые решил послать куда подальше свои дела, позвонил заместителю и велел не ждать его в штаб-квартире. Для него в ту ночь и утро существовал лишь Йошики, который словно магическим образом лишился всей своей злобы и нежился, плавился в его жарких объятиях, млел от поцелуев. А Хидето нежно ласкал его, пропускал сквозь пальцы прядки рыжих волос и шептал ему в ушко то, что Йошики так хотел слышать: «Мой мальчик, мой любимый, мой единственный мальчик». Это был поворотный момент в их отношениях. Хидето окончательно растерял желание вредить Йошики, с удивлением сделав для себя вывод, что в такой нежности вовсе нет ничего плохого, наоборот, ночи стали ещё более жаркими и безумными, потому что теперь Йошики наконец-то отдавался ему сам и отвечал на его ласки, правда, совсем не так, как Хидето привык. А уж когда Хидето, решив провести ещё один эксперимент, спустя пару недель взял Йошики с собой на казнь, и Йошики вдруг попросил у него пистолет и разрешение самому застрелить приговорённого, а потом недрогнувшей рукой всадил пулю в голову, Хидето окончательно понял: это его королева. Единственная. И другой ему не надо. Ему понадобилось ещё какое-то время, чтобы всё обдумать и взвесить. И в конце концов он привёз домой маленькую коробочку с золотым кольцом, усыпанным крупными бриллиантами, преподнёс её сидевшему на постели Йошики и сказал: — Выходи за меня замуж. И, в очередной раз удивив Хидето, Йошики отреагировал на это более чем спокойно. Он посмотрел на украшение и слегка прикусил губу. — Ты любишь меня? — Я ценю тебя больше всех остальных моих фаворитов, вместе взятых, — уклончиво ответил хладнокровный Хидето. — И я решил, что это должно быть официально. Хочу, чтобы ты стал моей королевой. Правда, я не уверен, что ты согласишься. Учитывая наше, так сказать, специфическое знакомство. Я тебя пойму, если откажешь. Йошики изящным жестом протянул ему руку в перчатке. — Знаешь, — вдруг с усмешкой сказал он, — я столько от тебя натерпелся, что не прощу себе, если теперь отдам тебя кому-то другому. Так что я согласен, — Йошики слегка облизнул губы, — мой король. Потом Хидето не раз думал, чем можно было бы объяснить такое странное решение Йошики, его согласие выйти замуж за того, кого он открыто называл тварью и перед кем не собирался преклоняться. И в итоге нашёл для себя ответ. Хидето понял, что, несмотря на всю свою внешнюю нежность и слабость, Йошики очень умён, а его хладнокровию может позавидовать большинство шибито; когда его схватили, он заранее всё просчитал, придумал, как ему использовать свой плен, чтобы выбраться из трущоб. Сообразил, каким образом можно воздействовать на Хидето: Йошики раздразнил его до предела своим упрямством, привлёк своей неопытностью и равнодушием, незаметно привязал к себе, а потом прекратил играть в неприступную крепость, когда осознал, что Хидето уже и сам без него не сможет. Вот откуда такая резкая перемена его настроения. И ценой своих мучений из обычного пленника, которому светила быстрая смерть, Йошики стал королевой. А Хидето даже не заметил, как же сильно прикипел к нему за это время. Но это осознание двуличности и коварности Йошики не отняло у Хидето желания отвести его в загс. Наоборот, он только усмехнулся и решил, что ни за что не отпустит от себя омегу, который вот так легко переиграл его. Такого опасного потенциального врага лучше было держать не дальше своей постели, холить и лелеять, чтобы он к лидеру какой-нибудь противоборствующей банды не прибился и не выдал чужие слабости. А уж чувствует ли к нему что-то Йошики, ему и вовсе было наплевать. Через некоторое время они расписались, и Хидето, который для себя решил, что больше никогда не обидит Йошики и не поднимет на него руку, даже поступился многовековой традицией и не отрезал Йошики язык в первую брачную ночь. И как это ни странно, такой непонятный союз, начавшийся с боли и унижений, оказался крепким. Хидето чувствовал свою вину перед Йошики за все причинённые ему страдания и, стремясь слегка замять это неприятное ощущение, теперь потакал всем прихотям своей новобрачной королевы — не было ничего такого, чего Йошики не мог бы иметь, ему стоило только сказать, и Хидето бы ему звезду с неба достал. Его, словно маятник, резко шатнуло в противоположную сторону: Хидето умилялся любым занятиям Йошики, не отказывал ему ни в чём, даже если Йошики решал поразвлечься стрельбой по пленникам, осыпал его бриллиантами и заматывал в шикарные одежды. Даже знакомые и некоторые особо приближённые шибито немало удивлялись метаморфозе, произошедшей с обычно хладнокровным и жестоким Хидето, а кто-то и вовсе пожимал недоуменно плечами, не понимая, что заставило Хидето, вокруг которого крутилось множество красивых омег, выбрать себе такого супруга. Со стороны всё выглядело так, словно Хидето слепо обожает своего Йошики, и это было бы, в целом, не так далеко от истины. Не давал ему Хидето по-прежнему лишь одного — свободы. Однако казалось, что Йошики эта свобода теперь не особо-то нужна, он никогда не противился тому, что за ним тенями следуют телохранители, куда бы он ни захотел пойти. И к чести Йошики, даже если он всё это затеял с корыстными целями, он ни на минуту не давал никому усомниться в своей ответной любви к супругу, в том числе самому Хидето. Днём и вечером Йошики теперь на всех основаниях сопровождал Хидето буквально везде; в красивом, статном, горделивом омеге, одетом в роскошные костюмы, обвешанном сверкающими драгоценностями, изумительно намакияженном, с уложенными волосами, уже невозможно было узнать бледного невзрачного замарашку, привезённого год назад на растерзание Хидето. Йошики с непроницаемым выражением лица держал Хидето под локоть на вечеринках, стоял у него за спиной во время казней и некоторых заседаний. Хидето же оценил его ум и стал даже порой советоваться с ним по некоторым делам, и Йошики всегда придумывал что-то, чтобы помочь ему. Ночью же Йошики, безэмоциональный на публике, вновь превращался в его любовника, по-прежнему страстного и желанного; Хидето и не заметил, как под его влиянием даже их секс стал похож скорее на какой-то необычайный любовный ритуал, со свечами, с музыкой, со скользящим по коже шёлком на постели. Хидето без конца любовался своим супругом, обнимал его нежно, покрывал поцелуями кожу, ловя каждый его взгляд и улыбку. И, глядя, как Йошики каждый раз перед тем, как сбросить с себя рубашку и залезть к нему на грудь, глотает противозачаточные таблетки, ласково шептал ему: «Всё правильно, не рожай ребёнка, моя королева. Я хочу любить только тебя». А ещё Йошики был единственным, кто мог утихомирить разъярённого Хидето, унять все его тревоги: как только Хидето, узнавший об очередной неприятности, начинал в бешенстве носиться по кабинету и с дикими воплями швыряться в подчинённых всем, что попадало под руку, Йошики мгновенно прибегал, обнимал его и уводил в спальню, а там садился на постель, укладывал нервного, трясущегося от ярости Хидето головой на свои колени и мягко массировал его виски, лаская, слегка почёсывая длинными ногтями. Один только звук его мягкого высокого голоса успокаивал короля, любой приступ гнева Хидето после пяти минут такой ласки отступал. Зачастую он попросту засыпал на руках своей королевы, и всё то время, что он спал, Йошики сидел неподвижно, шикая злобно на совавшихся в комнату слуг. А спустя час Хидето вставал в абсолютно нормальном настроении и с рвением принимался за работу. Они были более чем счастливы вместе. До этой самой кровавой ночи, перечеркнувшей всё алым росчерком.***
А теперь Йошики лишь полупрозрачной галлюцинацией следует за супругом, сидит, ухмыляясь, у него на бёдрах. А Хидето вроде бы сейчас и хочет просто уснуть и не видеть его больше, а вроде и боится, что он может совсем исчезнуть. Всё ещё жмуря глаза, он резко подаётся вверх и целует его; и вновь поцелуй реальный, мягкие влажные губы, тёплое дыхание. Обняв его за шею, Йошики укладывает его обратно на диван. Улыбаясь, кончиком языка проводит от шеи вверх, к подбородку. Щёлкает снимаемый с предохранителя пистолет. И Хидето подносит его к своему виску. Йошики вздрагивает, увидев этот жест; кусает губу и мотает головой, в глазах буквально написано: «нет, не делай этого, не позволяй мне уйти». — Сгинь, я сказал. …И громкий звук выстрела эхом раздаётся в тишине кабинета. А Хидето в очередной раз просыпается весь мокрый от ужаса и, тяжело дыша, смотрит в потолок. И, как ни старается, не может понять, в какой момент уснул. Его нервная система на пределе. Ему нужен Йошики. Живой. Просто нужен. Иначе Хидето попросту сойдёт с ума и в самом деле застрелится, как в этом чёртовом кошмаре. Но ведь мёртвые не возвращаются… Или же возвращаются? Хидето медленно открывает глаза. И именно в этот момент остатки разума в них исчезают, растворившись в светло-карих радужках, которые становятся матовыми и безжизненными. И он тянет руку к потолку. — Я верну тебя, моя королева, — хриплый, севший голос, но звучащий так уверенно. — Верну. Чего бы это ни стоило мне или кому угодно ещё…