В этой жизни нет второго шанса,
Но последний шанс есть
2005 год. Манджиро Сано, лучший — бывший — друг с детства Баджи, убил его. Собственную смерть, перемещение во времени, даже гибель Торы было легче принять, чем это. Причём, что коробило Кейске чуть ли не больше всего, первый удар был нанесён в спину. В своих размышлениях Кейске далеко не продвинулся, лишь перебирал те факты, которые он знал и откапывал всё больше и больше вопросов. Может ли он вернуться в две тысячи семнадцатый? Почему «ожил» именно в две тысячи пятом году? С него всё началось? И, собственно, что это «всё»? Менять что–то нужно, а вот что — непонятно. Вновь и вновь прокручивая моменты встречи с Сано, Баджи пришёл к выводу, что тот был психически нездоров. От психологии Кейске был очень далёк, потому совершенно не понимал, возможно ли это предотвратить, и с чем оно связано. Они все шли за Манджиро, полагались на него в создании новой эпохи, но, получается, это всё изначально было обречено на провал? Будущее такое, какое есть из–за Сано? Баджи думал, что не может заставить себя вновь назвать Манджиро «другом». Ну а как можно было по–прежнему воспринимать человека, который убил тебя? Как можно простить такое…как это вообще назвать? Предательство? Да хуй с ним, формулировки вообще не важны! Ещё одна радость — за эти несколько часов Кейске начало казаться, что в его теле в принципе мирненько так уживаются две версии его — он, из будущего, двадцативосьмилетний и он, пятнадцатилетний. Не то что бы у него случилось раздвоение личности — для полного пиздеца только этого и не хватало — нет, но мысли иногда немного путались. Например, Кейске хотел вернуться в будущее (желательно не в свой труп, а в то время, когда он был ещё жив), убедиться, что с Аканэ, Чифую и Мицуей всё в порядке. И, если по последним двум у того, что осталось от его подростового сознания, вопросов не возникало, то вот по поводу того, что у него имеется жена, начинался бунт и ярое сопротивление этому факту. «Да, красотка, характер…ну пойдёт, но жениться–то на кой?!». Баджи встряхнул головой. Всё. Тема закрыта. Аканэ он любит, встретит её, как и в той жизни (хотя было бы неплохо немного по–другому, всё–таки в этом мире есть более приятные места знакомства, чем на операционном столе по причине того, что из тебя попытались сделать решето) и женится на ней. Кейске отправил в дальнее плавание мысли о том, что вообще–то примерно в этом возрасте он любил — во всех смыслах — множество девушек. Он скорчил блаженное лицо, сложив ладони друг к дружке, и представил у себя нимб над головой — целомудренный человек, теперь будет хранить девственность до свадьбы. В конце концов, учитывая всё, что с ним случилось, последнее, что занимало голову Баджи — это девушки с большими…глазами. «Так, две тысячи пятый год, что тут у нас происходило? Две тысячи пятый…», — Кейске не успел придаться воспоминаниям, ведь дверь снова открылась. — Хоть сейчас выписывайте, — сказал Баджи, не дав задать медсестре очередной вопрос о его самочувствии. — Это вряд ли, — фыркнула та. — К тебе пришли. В палату вошла мама. «Мама». Дальше этого понимания мысли идти отказывались. Рёко подошла к сыну, её глаза были на грани слёз, которые она пыталась сдержать, выдавливая из себя улыбку. — Как ты, милый? — ласково спросила женщина. Кейске окрестил себя последней скотиной. Какого хуя он даже не подумал о ней?! — Да, мама, — невпопад ответил Баджи, потянулся к матери и прижал её к себе. «Мама жива. Здесь, сейчас мама всё ещё жива». — Кейске? Ты чего? — растерянно спросила Рёко. Конечно, она не могла знать — и никогда не узнает — что последние десять лет всё, что Баджи мог для неё сделать (скорее для памяти о ней) — это ходить на её всегда убранную могилу, принося всё новые и новые, пышные букеты цветов, как будто это могло заглушить чувство вины, которое, как думал Кейске, будет с ним до его собственной смерти. Так и вышло. — Я скучал, мам, — честно признался Баджи. Рёко не понимала, отчего в его голосе было столько тоски, но нежно провела рукой по длинным волосам сына, обеспокоенно смотря на него. «Ну всё, хватит драмы на сегодня», — решил Кейске и отстранился от матери, улыбнувшись во все тридцать два. Рёко ещё какое–то время — за которое Баджи успел отметить её болезненую худобу и припухшее от частых слёз лицо — смотрела на него. А после Кейске понял, что нежности тоже на сегодня закончились и предусмотрительно подальше отодвинулся от матери. — А теперь, милый мой, объясни мне, что ты делал в Киото?! — строго спросила она. «Приехали. Мам, а что я делал в Киото?», — подумал Кейске. Мужчина, то есть парень, никак не мог вспомнить, что бы он вообще ездил в этот город. Действительно, что он там забыл? — Мам, ты ведь знаешь, что я у тебя дурачок, — как можно беззаботнее произнёс Баджи, Рёко фыркнула и закатила глаза перед тем, как ответить: — Ты так объясняешь всё, что с тобой происходит. — Сама научила говорить правду, — заметил Кейске, но под взглядом матери, в котором безмерная любовь граничила с жаждой убийства, решил пока прекратить шуточки. — Понимаешь, я что–то забыл, как я вообще попал сюда, — Баджи поспешно соврал, чтобы не создавать лишнего повода для тревоги Рёко: — Врач сказал, что провалы в памяти — это нормально. Ну так не напомнишь, как я до этого докатился? Женщина выдохнула и села на стул, пригнувшись, опёрлась локтями о кровать и опустила голову на руки. — Я надеялась, что ты мне это объяснишь. Чуть больше недели назад ты снова пропал. Через пару дней мне позвонили и сообщили, что ты в больнице, в Киото. Кто–то вызвал скорую, тебя нашли в бессознательном состоянии. Из которого ты вышел только сегодня. — То есть я был в коме? — уточнил Баджи. Последствия от прыжка в прошлое? — В том–то и дело, врачи в один голос твердили, что по всем признакам это — не кома. Но никто не мог назвать причину, почему ты никак не очнёшься. «Редкий или даже ещё не известный случай», — процитировала, как сплюнула, Рёко. — Не думаю, что они и сейчас понимают, что с тобой. «А что так? Мало что ли пациентов с диагнозом «смерть с синдромом перемещения во времени»?», — подумал Кейске, матери же он сказал со всей уверенностью, на которую был способен и которую хотел внушить и Рёко: — Не переживай, я в абсолютном порядке. И пиши там всякие отказы, пусть меня выписывают. — Кейске Баджи, ты пройдёшь полное медицинское обследование и проторчишь здесь хоть год, если это понадобится! — непреклонно (это пока) ответила мама. «Ну окно, так окно», — Баджи бросил красноречивый взгляд в сторону возможного варианта побега. Рёко не успела стать детоубийцей, ведь их отвлекли исходящие из коридора страшные, нечеловеческие крики. «Свои», — с расползающейся усмешкой подумал Кейске с полной решимостью не раскиснуть при появлении парней также, как тогда, когда он увидел маму. Дверь с грохотом распахнулась, и в палату ввалилась, шумя множеством голосов, запутавшаяся в самой себе куча, в которой Кейске узнавал друзей: во главе всего балагана, как обычно, был Майки с яркой улыбкой, громче всех кричащий о том, что в больнице нужно вести себя тихо; Дракен, в прямом смысле пытающийся достучаться до Сано и рычащий на остальные источники шума; Мицуя, который сначала пытался помочь Рюкуджи, но после бросил это дело и взглядом уставшей от детей няньки смотрел на компанию; Хаккай сперва поддерживал Такаши, но теперь стоял немного в стороне; смотря на Чифую, Кейске испугался, что тот прямо тут и помрёт от счастья; Па басил что–то наперебой с Пэяном; Казутора, зараза такая, не пришёл. Крики врачей прибавились к ору «Свастонов», но в итоге их действенно начала успокаивать Рёко. Баджи с весельем наблюдал за всем этим «представлением». На несколько мгновений забыл о две тысячи семнадцатом, как о бредовом кошмаре. И Кейске был рад, что он являлся причиной сбора друзей, а не центром их внимания в данный момент, и никто не заметил, как резко он изменился в лице. Глупо обманывать самого себя, при воспоминаниях о своей смерти в Баджи просыпалась злость, которую он хотел бы обрушить на Манджиро, злость за отнятую только–только начавшуюся счастливую жизнь. Появилось какое–то инстинктивное желание предупреждающе крикнуть своим друзьям о том, чтобы они подальше держались от Сано, отгородить их от него. Что, если в этом же году… — Баджи? Ты в порядке? — серьёзно спросил вдруг обративший на него внимание и отвлёкшийся от общей суматохи Манджиро. Кейске обвёл взглядом лицо бывшего друга. «Минуту назад ты был таким беззаботным и развлекался вместе со всеми, но в будущем превратишься в урода, который привёл «Тосву» к…». «Мо–ло–дец! Нашёл виноватого? Ну погладь себя по головке!», — едким внутренним голосом похвалил сам себя Баджи: «А ты не охуел ли?! «Тосву», как ты сам не раз говорил, создавали все вместе, без промахов никто не обошёлся, но всю ответственность ты решил переложить на Майки?». При этих мыслях Сано в представлении Баджи не превратился в святого или жертву–мученика, но…но не меняются люди до такой степени без причин! Каким же был командир «Свастонов»? Примерно таким: помочь, вступиться за других? Это пожалуйста, это он готов сделать, иногда даже не спросив. Рассказать о своих проблемах и — упаси Боже — поделиться тем, что чувствуешь — да ни за что! Вы что тут все, с ума посходили? «Так, закрыли ещё одну тему», — принял одно из самых важных решений Баджи. Кейске смотрел на своего, чёрт возьми, лучшего друга, Майки, которому он должен был помочь. Даже не помочь, а спасти. Неизвестно как, но он обязательно сделает это. Может, тогда и будущее изменится. — Просто смотрю на вас, идиотов, — ответил Кейске, вызвав этим ещё одну волну из громких, возмутившихся голосов. Баджи вступил в словесную перепалку, всем своим видом стараясь не показать эмоций, бушующих внутри него, но, ужас, как же ему этого не хватало! — Так, — Рёко с грозным видом сложила руки груди. — Простите, Баджи–сан! — хором ответили парни, что было не менее шумно. — Случай…неоднозначный, пациенту нужен покой! — строго сказал врач. — Упокоюсь я в другом месте, — возразил Баджи. Рёко не сдержала подзатыльника, а добрая часть верных друзей словесно поддержала её. — И кто вас вообще пропустил? Посещение разрешено только близким, — продолжил врач. — Мы и пришли, — невозмутимо ответил Майки. Что–что, а вот пиздеть и мозги заёбывать Сано всё–таки умел, потому через несколько минут врач махнул рукой и ушёл, вероятно, в сторону психологической помощи. Рёко же решила дать друзьям сына свободно пообщаться с ним. — Я пойду, — сказала она, после чего поцеловала Кейске в щёку и обняла. Баджи, который не мог сделать это десять лет, без стеснения обнял женщину в ответ, только за её спиной показал средний палец некоторым ухмыляющимся. Уже у двери Рёко обернулась: — И не волнуйся, я зайду позже и занесу твоего мягкого зайчика. Я ведь знаю, что ты не можешь заснуть без него. Отдыхай, малыш. — Спасибо, мама, люблю тебя, — отчеканил Баджи. Женщина послала воздушный поцелуй и ушла. Да, мама у него всегда была приколисткой. Кейске посмотрел на еле сдерживающих ржач парней: — Идите на хуй. — Да ладно, мы всё понимаем, — ответил Дракен, оставив на лице лишь лёгкую усмешку. — Ты нам лучше скажи, зелёный или голубой? Какого цвета зайчик? Нет, всё–таки он издевался! Баджи запустил подушку в Рюкуджи, тот увернулся, и «снаряд» прилетел в Чифую, хоть немного стерев это слишком счастливое выражение с его лица. — Что, всё–таки розовое? — хмыкнул Дракен. — С бантиком? Ты, если что, обращайся, я тебе ещё и платье для него сошью, — подключился Мицуя. — И ты туда же, — разочарованно произнёс Баджи и оглянулся в поиске того, что можно было запустить в Такаши. Под рукой оказалась только ваза — кто, мать вашу, носил ему цветы? —, Кейске взвесил её в руке, угрожающе смотря на шутника, но поставил на место не пустившееся в ход оружие, подумав: «Ладно, ладно, швея ещё пригодится. Должен же нам кто–то форму зашивать». Баджи перевёл тему: — А Тора, пиздюк, где? Скотина, променял лучшего друга на очередную красотку? «Это я удачно перевёл тему», — сразу же понял Баджи, когда кто–то будто бы выключил все звуки, и в палате повисла давящая тишина. Ни на одном из парней не осталось и намёка на улыбку. «Только не говорите, что этот придурок здесь уже окочурился», — Кейске нахмурился, внутренне надеясь, что это часть какой–то дурацкой, спланированной всеми шутки. — Баджи, это не смешно, — спокойно произнёс Майки, но мрачность, читаемая в его глазах, и напряжённой позе давали понять, что Сано был на грани того самого страшного, холодного гнева. Так и не сумев найти воспоминание, которое объяснило бы поведение друзей, Кейске попробовал выкрутиться: — Я говорил, что у меня провалы в памяти? Не сказать, что этот вопрос всех успокоил, но, кажется, что–то объяснил для них. «Когда уже мне хоть что–то начнут объяснять?», — подумал Баджи. — Так что с Казуторой? — повторил он. — Он в тюрьме, — жёстко и коротко ответил Майки. Можно было бы предположить, что всё не так серьёзно, и Ханемия просто спиздил что–то или там, наехал на не того человека. Но у парней были такие лица, словно Тора, как минимум, грохнул кого–то. О…чёрт. Да вы смеётесь?.. — Придётся пересказать ему, — хмуро заметил Дракен. Майки окинул взглядом всех присутствующих. Хаккай, Пэян и Чифую бросили Баджи деланно–бодрые пожелания о скорейшем выздоровлении, оставили пакеты с тем, что принесли ему, фрукты и что–то ещё, а потом ушли, словно бы посчитали — несмотря на то, что несомненно знали, о чём речь —, что в предстоящем разговоре будет рассказано что–то личное, касающееся только основателей «Тосвы», как подметил Кейске, однако Па и Мицуя ещё помедлили, после чего первый всё же вышел, а Такаши решил остаться, оперевшись об одну из стен. Итак, в палате их осталось четверо, и никто не решался начать разговор. Не трудно догадаться, что они размышляли о том, что случилось с Казуторой. Дракен и Мицуя переглянулись, посмотрели на Майки, а после снова друг на друга, словно бы решали, кому правильнее будет поведать Кейске эту историю. — Странно, да, что из вашего молчания я так ничего и не понял? — первым заговорил Баджи. Вновь появившуюся тишину прервал чересчур ровный, сухой голос Майки: — Два года назад ты и Казутора захотели украсть байк из магазина Шиничиро. Когда мой брат вас заметил, Казутора убил его. — Мы убили Шина? — неверяще повторил Кейске. Мицуя помотал головой и тише, чем обычно поправил: — Казутора, не ты. — Мы были там вдвоём, почему я на свободе? — Он взял всю вину за убийство себя, — ответил Дракен. «В духе этого идиота! Тора, что же ты, мы, натворили? Такого не было!», — Кейске повернулся к Майки и твёрдо сказал: — Ты же понимаешь, что это было не специально? — намеренно Ханемия просто не мог такого совершить. Никогда! Ни сейчас, ни в будущем. — Что это меняет? — спросил Сано, сжимая руку в кулак. — Баджи, — Дракен не дал ему ответить. Кейске хотел возразить, но потом промолчал. Доказывать Майки, что «вообще–то неплохой человек» убил Шиничиро, который практически воспитал его, изначально было провальной идеей. — Я не злюсь на тебя, — искренне произнёс Майки после недолгой паузы. «Я на «этого» тебя — тоже», — подумал Баджи. Но почему прошлое не такое, какое оно было?***
Кейске с раздражённым стоном поднял голову, но принял шестой за это утро звонок от матери. Прошла неделя с его «возвращения–воскрешения», и вот наконец Баджи уговорил и Рёко, и врачей выписать его и отпустить домой. Нервы матери не доставляли Кейске совершенно никакого удовольствия, но он также прекрасно понимал, что врачи ничего у него не найдут, так что не было никакого смысла отлёживаться в больнице и терять время, которого с одной стороны у Баджи было в избытке, а с другой — может уже было поздно. Взять того же Казутору. Поговорив с мамой и вновь сказав «я хорошо себя чувствую», фразу, от которой у него скоро мозоль на языке появится, Кейске вновь вернулся к обдумыванию своего плана, которого в общем–то пока и не было. После безрезультатного мозгового штурма Баджи решил составить список вопросов и задач, а после попробовать решить каждый пункт по отдельности (ну и ещё это было необходимо, чтобы ничего не забыть). Проблема появилась сразу же — не на чем записывать, да и писать тоже нечем. Тогда Баджи перерыл свои шкафы в поиске более–менее приличного листочка, не торопясь приносить в жертву школьные тетради. — Бля, — протянул Кейске. — Это ж снова школа… Заглянув в очередной шкафчик в столе, Баджи подумал о том, что это место он, похоже, использовал, как склад (свалку) — тут была навалена куча всего разного, так что добраться до дна — это ещё постараться нужно. Было даже что–то липкое, к чему сам Кейске не хотел прикасаться. Вообще этот шкафчик казался меньше остальных, к тому же Баджи никогда не был чистоплюем, но и до такой свалки дело не доходило. Впрочем, это была наименее важный момент, потому, наконец найдя ручку и бумагу, Кейске принялся составлять список. 1. Прыжок во времени. «Записывай, записывай, а то ты такую мелочь уже завтра забудешь», — хмыкнул сам себе Баджи и дописал: 1. Прыжок во времени. Перемещение после смерти? Можно вернуться в будущее? Над вторым пунктом Кейске задумался, как бы это грамотно сформулировать, но в конце концов решил, чем проще, тем лучше: 2. Майки — псих? 3. Аканэ. Что делать с ней? Найти её здесь и снова познакомиться? Или подождать до того момента, когда это случилось в прошлой жизни? Нет, вдруг что–то ещё изменится, так что лучше разыскать жену уже сейчас. «Педофил ты недоделанный, жене твоей пятнадцать лет», — Баджи поморщился от такой мысли. Так–то оно так, но и у Кейске подростковое сознание начало брать вверх над ним, двадцативосьмилетним. Другое дело, что он понятия не имеет, где искать Аканэ. Если Баджи почти сразу, как у них начались отношения, «выложил» ей всю правду о своей нынешней жизни и прошлом, чтобы женщина понимала с кем связывается, то Аканэ говорить о детстве и юности не любила, разве что о своём отце, но тот уже давно умер (а может, сейчас ещё жив). Ну и Баджи знал, что она терпеть не могла байки и гонки, но в общем не особо ворчала по поводу того, что изначально объединяло всех «Свастонов», но эта информация никак не могла помочь в поисках Аканэ. К тому же, парень понятия не имел, жила ли она в Токио в этом году. По этому поводу мысли зашли в тупик, и Баджи перешёл к следующему пункту. 4. Как и почему изменилось прошлое? (Казутора). Тут мыслей вообще никаких не было. Двигаясь дальше, Кейске подумал о том, чтобы записать даты смертей друзей в будущем, но это он и так не сможет забыть. 5. Что этот я делал в Киото? Никто из парней не сказал ему ничего нового, пересказав слова матери, только добавили, что, когда стало понятно, что состояние Баджи ни улучшается, ни ухудшается, его спокойно перевезли из Киото в Токио, ведь Рёко не могла всё время находится в другом городе. Никто не знал, что Баджи вдруг понадобилось в том городе. Хотя Кейске показалось, что у Майки, Дракена и Мицуи были свои догадки на этот счёт, в любом случае они их не высказали и отмахнулись от вопросов. У самого Баджи не возникло желания рассказать им о своём «приключении». Хотя друзья бы его, безусловно, поняли, не бросили в затруднительном положении. И на руках донесли бы в психушку. Думая, Кейске покрутил в руках оберег, который очень долгое время носил с собой со дня создания «Тосвы». Когда–то ему было достаточно посмотреть на фотографию внутри, чтобы оскалиться и уверенно продолжить двигаться дальше. Баджи раскрыл оберег. Сюрпризы не заканчивались. На фоне на фотографии была толпа людей, даже не подозревающих о том, кем станут эти ребята в чёрных куртках, и что по прошествии лет в Японии мало кто не узнает флаг, лежаший перед основателями «Тосвы». Майки как главарь сидел впереди всех, чуть сзади и по бокам от него расположились Дракен и Па–чин. За ними, слева был и сам Баджи, а Казутора, немного согнувшись, закинул руку ему на плечо, ещё правее от них стоял Мицуя, заложив руки в карманы. То, что расположилось между Такаши и Кейске, парень потёр пальцем, словно «это» было не частью фотографии, а какой–то прилипшей хернёй, которой здесь в принципе не должно было быть. «Чё за нахуй?!», — может, это были слишком грубые мысли об улыбающейся девчонке, но…что за нахуй?! Кто это такая и с чего вдруг на ней была форма «Тосвы»?! Что это за бред наркомана, девушек в «Свастонах» никогда не было! У девчонки было очень смутно знакомое лицо, Кейске мысленно пытался накинуть ей лет десять–пятнадцать, но так и не смог понять, кто это. «Хотите сказать, «здесь» один из основателей «Тосвы» — какая–то малявка?», — подумал Баджи, естественно не о Майки. Ну и, например, почему она не пришла вместе со всеми в больницу? 6. Девчонка на фотографии. М–да, от списка легче не стало. Кстати, его нужно было припрятать куда–нибудь, чтобы мама ненароком не прочитала это. Кажется, она и так уже достаточно натерпелась от сына. «…ты снова пропал», — вспомнил Баджи отрывок из разговора в больнице, тогда в голосе матери было слишком много волнений и боли, её руки подрагивали и сжимали ладонь Кейске, словно, если бы Рёко хоть на миг отпустила сына, с ним снова что–то бы случилось. «Ты снова пропал». Что мама имела в виду под «снова»? То, что Кейске целые дни мог проводить на улице, порой заявляясь домой только ночью? Или он ещё что-то не знает об «этой своей жизни»?