А в детстве всё по-другому.
И драки кончаются лишь слезами,
И краски чище и ярче,
И любовь может быть только одной и навсегда.
2005 год. Каори даже чуть-чуть злилась. Совсем немножко, она была зла какой-то загнанной, безысходной злостью. Ещё несколько минут назад девушка действительно была уверена, что способна оставить прошлое в прошлом, что она, если не хочет, то хотя бы может жить в настоящем, без оглядки отстраивая свои новые дни, которые однажды должны были превратиться в её новую безошибочную повседневность. И обломки ещё толком не успевшей построиться опоры посыпались на Каори, придавливая её к жёсткой поверхности больничной кровати. Одна мысль была такой странной и всё же гораздо более правдивой, чем многие прежние размышления: они, Майки и Каори, всегда были «но» друг друга. Тем самым исключением, которое трудно позволить другим. Противоречием, от которого невозможно сбежать. От этого не получается, но порой так хочется отмахнуться. Потому что страшно. Страшно представить, что какой-то человек сможет стать для тебя настолько важным, что его уже никем и никогда не заменишь, что он исчезнет, а внутри так и останется пустота, которую нечем заполнить. Такой шрам, ожог в самой памяти. Каори вдруг подумала, что её, а может, и не только её, бег, вечная гонка с безликим противником никогда не закончится. Ведь она, спотыкаясь, сбивая в кровь ноги, не признаваясь самой себе, так желает вернуться в дом, которого нет. А Майки…что же Майки? Если бы кто-нибудь провёл опрос, лидера «Свастонов» описали бы, как сильного, бесстрашного, конечно же непобедимого, всегда уверенного в своих действиях человека. И Каори бы, безусловно, подписалась под каждым словом, но сама в первую очередь ответила бы «хороший». Такое простое, детское, однако гораздо более важное слово. И теперь уже в этом Такэда видела настоящую силу. Как Майки мог оставаться хорошим человеком во всём, что происходило вокруг него? Да на месте Сано она бы сама себя уже давно, если бы не убила в порыве гнева, то точно бы не стала спасать, даже разговаривать и уж тем более предлагать помощь! О, как бы ей хотелось согласиться! Это было то, о чём она мечтала в тайне даже от самой себя! Но, как Каори прочно усвоила, Майки был хорошим человеком, и она уже достаточно этим попользовалась. Да и к тому же, как отреагируют «Свастоны», знающие о том, что она сделала? Вряд ли устроят вечеринку по поводу возвращения своей дорогой Леди. А создавать Майки новые проблемы — самое последнее, чего она хотела. И Каори отказала, истратив на это последние силы, которые сдерживали эти ненавистные слёзы. Девушка честно не хотела давить на жалость и пыталась успокоиться — не истеричка же она в самом деле. Ей так хотелось пробудить в себе остатки той сильной девчонки, которая смогла стать чем-то значимым для компании мальчишек, положившей начало ещё более важному и серьёзному — «Тосве». Годы назад Каори и представить не могла, что будет причастна к чему-то подобному. — Объясни, что тогда произошло. Слова Майки стали для неё пощёчиной. Потому что они были неожиданно спокойными. Это был не справедливо злой крик, а лишь простая просьба с тенью усталости. Это было почти год назад. Всё, никак это не отменить, не отмотать назад. Каори хочет быть сильной? Для начала ей нужно принять прошлое, принять, что всё, что она совершила, уже прошло. Это действительно сделала она, и ничего уже не исправить. И все её страхи, чувство вины, бессильная злость из-за собственноручно разрушенного прошлого, которое могло стать счастливым настоящим — всё это воплотилось для неё в Майки. Теперь она была готова посмотреть в его тёмные глаза и знала, что его пронзительный взгляд может и пошатнёт её, но вновь повалить, сломать себя она не позволит. Даже тому, кто имел на это право. И ещё Каори наконец поняла, почему не смогла тогда, у больницы, заставить себя произнести заготовленные до смешного банальные и слёзные слова. Да потому что у неё хватило совести не пытаться преподнести события тех дней как-то иначе, мол «ну знаешь, вот такой я хреновый человек, но понять-то меня можно». Но предательство — есть предательство, попытаешься посмотреть на него под другим углом — шею себе свернёшь. — Я не смогу оправдаться, — прямо сказала Каори. Смотря на Майки, который словно бы окружил себя прочными стенами (теми самыми, которые он когда-то беззаботно опускал рядом с ней), девушка никак не могла понять, о чём же он думает, только надеялась, что Сано всё ещё не теплил надежду на то, что произошедшее — всего лишь неудачное стечение обстоятельств и недопонимание. — Не сможешь, — ответил Майки, коротко кивнув. — Но я хочу понять. «Не поверишь, я — тоже», — без веселья подумала Каори и повернула голову в сторону окна. Вид улицы, деревьев и такого чистого неба помогал привести мысли в порядок. Оглядываясь назад, Каори сама не могла разобраться, когда же началось то, что привело её к таким решениям. Может быть, она просто психопатка (Ран говорил, что у них это семейное), и ключевым толчком стала оценка на балл ниже, чем она готовилась? Или драка, в которой она наконец осознала, что её изворотливости уже недостаточно, и все настоящие противники всегда будут сильнее неё, а значит она больше не сможет быть наравне со своими друзьями? Или же первая мысль о том, что детские игры кончились, и теперь парни не воспринимают её всерьёз, и возможно, тайно насмехаются? Зависть однокласснице, встречающейся с парнем из уважаемой семьи, которому пророчили большое будущее? Хотя Каори пришла к самому простому умозаключению — она плохой человек. Вот и всё. Девушка заговорила, сама удивившись тому, насколько чёткими и почти что сухими были её слова. Каори рассказывала кратко и лишь о том, что случилось в две тысячи четвёртом году. Впрочем, она не собиралась ни сглаживать углы, ни умалчивать о чём-то, а лишь выложить всю голую правду. Говорить было легко. О себе в гораздо более давние дни Каори, понятное дело, не упомянула ни слова. В конце-то концов она долгое время не вспоминала о многих моментах — странных сценах в комедии её жизни. Они остались снами в памяти и почему-то горечью во рту при попытках выговориться своему немому отражению в зеркале. 1993 год. Каори тихо, чтобы не мешать бабушке, пыталась читать. Правда написанное в книжке с яркими иллюстрациями никак не хотело поддаваться пониманию девочки. Она, положив подбородок на ладони, уперев локти в стол, тоскливо водила взглядом по странице. Каори не хотела сердить бабушку, а потому честно пыталась разобраться в сложном задании сама, но её мысли, как назло, возвращались к тёте Рико и её дочери, Сакуре, которая была старше на год. Они два дня гостили у бабушки и только два часа назад как уехали. Вообще-то тётя была девочке вовсе не тётей, а «чёрт пойми кем», как выразилась бабушка, но женщина эта Каори понравилась. Каори всё вспоминала и вспоминала, как между собой общались тётя Рико и Сакура. Девочка удивилась, когда тётя спросила у дочери, чего же она хочет поесть вместо невкусного для той супа, и хочет ли пойти на прогулку или остаться дома. И уже почти перед самым их отъездом Каори наконец не выдержала и спросила Сакуру о том, что показалось ей ещё более странным: — Почему тётя Рико помогает тебе одеваться? Самой Каори бабушка помогала надевать только праздничную одежду, чтобы девочка её не испортила. Бабушка очень часто повторяла: «делай всё самостоятельно, ты ведь не беспомощная и слабая, как большинство детей в твоём возрасте, верно?». — Она же моя мама, — недоумённо ответила ей Сакура. Мама. Ма-ма. Каори сидела и мысленно произносила это слово, словно бы так ей мог открыться его тайный смысл. Ма-ма. У неё не было никаких собственных и верных ассоциаций с этим словом. Раньше девочка думала, что мамами называют своих бабушек другие дети. Но оказалось, что бабушки у них тоже есть. Когда Каори выслушала одного мальчика и поражённо спросила: «У тебя что, две бабушки? И двое дедушек?», над ней посмеялись и долго ещё припоминали девочке этот случай, обзывая «сиротинушкой». Поэтому об устройстве семьи Каори больше никогда не спрашивала. Она поняла лишь одно — мама и папа. Воспитательница говорила, что родители закладывают основу жизни своих детей. На празднике, смотря на фотографирующиеся семьи, Каори впервые ощутила себя потерянной. На фото она стояла одна. Ещё некоторые дети рассказывали, что мамы часто говорят им о том, как сильно их любят. Каори по началу очень сильно расстраивалась и даже злилась на бабушку за то, что та никогда не говорила подобного внучке. Но потом Каори поняла, мама — это не то же самое, что бабушка. Поэтому бабушка и не должна любить её. Это не входит в её обязанности, а об обязанностях бабушка говорила нередко. Каори было четыре года, когда она вдруг с тревогой подумала: что же случилось с человеком, который любит её? Где он, почему его нет рядом? Она сделала что-то не так, поэтому для неё не нашлось мамы? Может быть, родители забыли о ней? Ничего страшного, Каори простит их! Пусть только вернутся. Девочка болтала ногами и бросала взгляды на бабушку, которая занималась готовкой обеда. Конечно, не нужно было отвлекать её, но и ждать больше Каори не могла. Она отложила книгу на стол, аккуратно положив закладку между страницами. — Бабушка, — осторожно позвала девочка, подойдя ближе. — Всё прочитала? — строго спросила бабушка, не отрываясь от заготовки мяса. — Почти, — уклончиво ответила Каори и выпалила: — А где моя мама? Она ведь скоро приедет, да? У неё просто…машина сломалась? И ей её долго починить не могут! — обрадованная своей всё объясняющей догадкой заулыбалась девочка. Бабушка молча, не меняясь в лице, взяла тарелку и начала мыть её с таким усердием, будто бы пыталась стереть узор. — Далеко мама твоя. Очень далеко, и приехать она не может. Оттуда…даже самолёты не летают, понимаешь? — прежним тоном ответила бабушка и тяжело вздохнула: — Да чего тебе, ребёнку неразумному, понимать… Каори размазала по лицу слёзы, чувствуя незнакомое жжение груди. Она не знала, как успокоиться, хотя сделать это было нужно — бабушка ненавидела, когда люди плачут, даже в фильмах. — П-почему она уехала? — невнятно спросила Каори, но бабушка её поняла и почему-то не стала сразу ругать за мямлящую речь. — Почему? — бабушка усмехнулась как-то так, что Каори сделалось очень неуютно. — Да ты родилась! — Но она должна была любить меня! — громче возразила девочка. — Повыступай мне ещё тут! — пригрозила бабушка и назидательно сказала: — Запомни, Мейано-Каори, запомни на всю жизнь: никто и никогда не будет любить тебя просто так. Много кто говорит о сладкой, нежной любви. Только одни лгут, а вторые на одной своей любви далеко не уедут. Воспитательница говорила, что любовь безусловна. Любовь — это то, о чём трещали девочки, придумывая свои игры с мальчиками. Но бабушка всегда была права, она всё-таки гораздо старше. Тогда выходит, что любовь — это что-то лживое и не такое уж важное?.. Нет, в это Каори верить не хотела, она робко спросила: — А за что любят? — За что любят? — хмыкнула бабушка и небрежно бросила: — Слушайся, учись, тогда и поймёшь. Девочка, ещё более поникшая, вернулась к книжке. Что же это получается, если она не научится читать, её так никто никогда и не полюбит? Каори закусила губу, упрямо помотав головой. Хватит, как говорит бабушка, сопли на кулак наматывать! Всё у неё получится! Она будет лучшей! Тогда её смогут полюбить. Каори станет любимой для кого-то и сама, конечно же, полюбит человека, в котором будет что-то такое тайное, что было ценным для бабушки и в будущем должно стать таковым и для неё самой. Любовь — это что-то, имеющее множество разных значений. То, чего Каори не понимала, но ей уже тогда казалось, что без любви жизнь человека никогда не будет настоящей. 1994 год. Резкий, теперь уже стихающий звук, разбудил Каори. Девочка снова попробовала уснуть, но тот же противный полусвист-полускрежет окончательно выбросил её из царства Морфея, о котором недавно рассказывала воспитательница. «Мотоциклы», — с отвращением подумала Каори. Если честно, на самом деле она плохо представляла себе эти самые мотоциклы и байкеров, которых так сильно ругала бабушка. Но вообще-то бабушка много что и кого ругала. Например, тётю Рико, тем не менее, эта добродушная женщина нередко приезжала к ним в гости, а бабушка радостно её встречала. Каори не знала почему, но ей эта радость совершенно не нравилась, и девочке было стыдно перед тётей. Уж лучше бы бабушка своим привычным тоном начала отчитывать тётю прямо той в лицо, а не ругать её после, выговаривая все свои претензии Каори, которая только и могла что соглашаться. Сакура больше не приезжала. В последнюю встречу она сказала Каори, что та ведёт себя, как дурочка, да и вообще с ней слишком скучно. Каори было до слёз обидно, и она рассказала об этом бабушке. Девочке нужно было, чтобы бабушка объяснила, что с ней не так. Хотела Каори того, чтобы бабушка уверила её, что всё с ней в порядке, а эта Сакура просто дурочка! Ну не плохая, и не прям что бы дурочка, так, слегка глуповатая. Но бабушка ответила: — Делай выводы о том, как ты общаешься с людьми. И вообще тщательно выбирай, с кем общаться. Каори после долго думала об этом, но так и не смогла сделать никаких выводов. Тогда же она недоумённо произнесла: — Но Сакура ведь моя двоюрод…троюродн…ну, она моя сестра. Моя семья. Поэтому…поэтому… — не могла сформулировать мысль девочка. Она пыталась объяснить бабушке, что их учили тому, что семье нужно доверять, это как раз таки те люди, от которых не нужно ждать подвоха. Родные всегда желают лишь добра. Поэтому Каори так задели слова Сакуры. — Близкие потому и бьют чаще, потому что стоят близко, — вновь ответила бабушка какими-то не очень ясными словами. Она привычно вздохнула и взяла ладошки внучки в свои большие, сухие и шершавые: — Эх, Мейано-Каори, это сейчас ты ещё ребёнок, а все эти ваши обиды — мелочи, ты уже через неделю и не вспомнишь об этом. Но ты вырастешь и…я всего лишь хочу, чтобы ты уже сейчас научилась не позволять другим делать тебе больно. Сакура — маленькая избалованная девочка, но взрослые люди…они действительно опасные. И злые. Ты должна разбираться в них, понимать, что и кому от тебя нужно. Взгляд бабушки был таким тяжёлым, замутнённым, что казалось ещё немного, и она заплачет. Глядя куда-то мимо внучки, старушка тихо и медленно произнесла: — Доверяй только себе и никогда не будешь преданной. Словно бы невидимая пелена в одну секунду слетела с лица бабушки, и та отпустила руки Каори, хлопнув себя ладонями по щекам. — И вот ещё что, — строго начала она. — Я может порой и не добренькая, и не глажу тебя по головке, но я тот единственный человек, которому при любых обстоятельствах не плевать на тебя. Проклинай меня, но я сделаю всё, чтобы ты выросла достойным человеком. — Не бойся бабушка, я не буду проклинать тебя, — уверенно возразила Каори и решилась обнять бабушку. «И я не подведу тебя», — подумала тогда девочка. Пусть бабушка и не любила внучку, но она делала для неё больше, чем кто бы то ни был. Каори несколько раз моргнула, поняв, что она снова задумалась, уйдя в воспоминания. С ней часто происходило такое в последнее время. Девочка посмотрела на тихо тикающие часы — было уже одиннадцать часов вечера. Каори почувствовала жажду и осмотрелась по сторонам в поисках случайно забытой кружки или бутылки с водой, но так ничего и не нашла. Девочка вылезла из-под лёгкого одеяла и, решив не обувать тапочки, направилась на кухню, наслаждаясь босыми ступнями прохладой от пола. Каори остановилась, увидев полоску света со стороны гостиной. Видимо, бабушка и приехавшая тётя Рико всё ещё не легли спать. Каори бы и пошла дальше на кухню, чтобы не мешать взрослым, но вдруг услышала печальный голос тёти: — Помню, помню, я Миру. Она была такой…живой что ли. Но вечно будто специально искала неприятности… Как она, подговорила меня убежать! Тогда нам по семнадцать было… — женщина то ли посмеялась, то ли заплакала. Мира. Так звали маму Каори. Имя и старая фотография, с которого совсем молодая Мира радостно и нежно улыбалась кому-то — вот и всё, что осталось у Каори от мамы. И девочка невероятно сильно ценила это, словно величайший дар, ведь раньше у неё не было ничего. Каори не знала, какой была мама, потому что бабушка почти всегда пресекала любые разговоры о ней, но была уверена, что Мира — просто лучший человек, который когда-либо существовал. Может быть, поэтому маме пришлось уехать. Однажды бабушка упомянула, что маму заставили сделать это плохие люди. Но в другой раз бабушка рассерженно сказала внучке: «И мать твоя сама выбрала уйти!». Только Каори порой казалось, что мама, Мира, навсегда осталась с ней той прекраснейшей девушкой в белом платье. На самом деле девочка уже начинала понимать, но не хотела. В любом случае любое упоминание о маме было важно для Каори, поэтому она прислушалась, сделав ещё два беззвучных шага. — Мира, когда беременна была, всё такая грустная ходила, будто бы чувствовала… — наконец снова заговорила тётя. — Она знала, — почти что зло ответила бабушка. — Отца бы тогда своего послушала, живая бы сейчас была. — Ну что ты! — воскликнула тётя. — Мира дочку очень любила. Каори почувствовала, как по коже побежали мурашки и обняла себя руками. Бабушка молчала несколько минут, но потом всё же отрывисто ответила: — Мира её даже не увидела. И никогда не увидит, какой она вырастет. Стоило оно того?.. Новая тишина ещё долгое время оставалась непоколебимой. Каори уже испугалась, что бабушка и тётя сейчас решат разойтись и поймут, что она их подслушивала, но тут Рико спросила: — А Керо-то? Только не говори, что ты запрещаешь видеться ему с ней. Отец как-никак. Отец. Папа. Каори не знала, как унять стук в груди и вдруг участившееся дыхание. Существование мамы бабушка хотя бы признавала, а что касается папы…его имя Каори узнала только сейчас. Керо. — В том-то и дело «никак»! — чуть ли не сплюнула бабушка. — Надеюсь, Мире хватило ума не рассказывать ему о ребёнке. В любом случае он сам не особо спешит к дочке. — Так он действительно, может, не знает, — задумчиво произнесла тётя. — Ты бы нашла его. Мужское воспитание девочке тоже не помешает. — Да какое там воспитание! — отмахнулась бабушка. — Ты бы видела, где они живут, моя неженка там бы долго не протянула, — она несколько секунд раздумывала, говорить или нет: — Ты хоть знала, что у этого Хайтани, будь он проклят, жена да ещё двое отпрысков имеется? Тётя издала какой-то удивлённый звук. Каори озадаченно нахмурилась. Разве мама не должна была быть женой папы? «Отпрыски» — это дети, как сама догадалась Каори. Но ведь тогда получается, что они — тоже бабушкины внуки. Почему тогда не живут вместе с ними? Послышались тяжёлые шаги, и Каори быстро юркнула сначала подальше в коридор, а после и к себе в комнату, напрочь забыв о воде. В ту ночь она так и не заснула, представляя красавицу маму и воображая своего папу рядом с ней. Должно быть, он такой же чудесный человек, как и сама Мира. Наверное, бабушка злится на папу, потому что боится, что он заберёт у неё Каори, но сама девочка была уверена в том, что сможет их помирить, и они все заживут вместе, как самая настоящая большая семья! И, что радовало Каори ничуть не меньше остального, у неё появятся две сестры! Ну или два брата. А может, сестра и брат. В любом случае, она будет очень рада! Даже мама может вернуться! Или, узнав о том, что её родные снова вместе, она хотя бы улыбнётся там, где она сейчас. Ну конечно! Каори никогда не смеялась так искренне и счастливо. Ей нужно всего лишь найти папу! Но с этим должна помочь тётя Рико. Каори знала, что её легко получится уговорить. Девочка уже научилась подбирать слова для некоторых людей и иногда понимала, что от неё хотят услышать, и что ей нужно сказать, чтобы получить желаемое. Бабушка наверняка похвалила бы внучку, если бы узнала.***
Каори медленно перебирала ногами, потому не спешила и тётя Рико, держащая девочку за руку. Женщина думала, что в силу возраста Каори не может идти быстрее и терпеливо выдерживала её темп, однако на самом деле девочка старательно запоминала мимо каких магазинов, через какие улицы, и на какой остановке они выходили, чтобы позже самой суметь найти дом Керо Хайтани. Как и предполагала Каори, долго уговаривать тётю не пришлось. Достаточно было лишь поплакаться о том, что ей так сильно не хватает родительской любви, и её заветная мечта — познакомиться с папой. Она даже не соврала. Тётя немного поколебалась, но всё же решилась отвести Каори к её папе в тайне от бабушки. Хорошо, что тётя Рико хорошо общалась с мамой и знала, какого человека она полюбила. Правда, тётя прибавила «только не знала ничего об этом человеке», но Каори решила не заострять на этом внимание, ей уже начинало надоедать, что любят эти взрослые то что-то недоговаривать, то говорить всё, но непонятно. Каори попыталась разузнать у тёти, почему же бабушка ничего не рассказывает о маме, за что она её не любит. Тётя возразила: «Бабушка маму твою любила больше всех, поэтому же она тебя…», — женщина осеклась, не закончив. Когда под ногами кончился асфальт, Каори начала оглядываться по сторонам. Дороги в этих местах, похоже, совсем не чистили: всюду был разбросан мусор, а давно опавшие, сухие листья смешались с грязью, образуя комочки, на которые девочка старалась не наступать своими чистыми туфельками. Дома, казалось, были настроены друг на друга, и все они были похожи — серо-белые с малюсенькими балконами и верёвками для сушки белья, протянутыми от окна к окну, кое-где стояли ржавые, покосившиеся ящики для почты, которыми уже давно никто не пользовался. Редкие выцветшие украшения только добавляли уныния. Раньше Каори такого не видела. Наверное, именно такие улицы бабушка называет «местами не для неё». — Это неблагополучный район, — тихо сказала тётя Рико. — То есть для бедняков? — уточнила девочка. — Да, — хмуро ответила женщина и как бы предупреждающе добавила: — Для многих мы здесь покажемся пришельцами из другого мира. — Но папа будет рад нас увидеть, — улыбнулась Каори. — Я очень на это надеюсь, — пробормотала тётя. Наконец женщина остановилась у дома…то есть квартиры на первом этаже. Стёкла окна были тёмными и мутными от разводов, на двери были написаны плохие слова, а к ручке не хотелось даже прикасаться — казалось, она развалится от этого. — Ну кажется здесь, — тётя постучала в дверь. Каори надеялась, что папа не переехал, но Рико успокоила её: «такие не переезжают». Ещё она пыталась объяснить Каори, что материальное положение человека не является определяющим качеством. С этим девочке трудно было согласиться, ведь бабушка учила ровно противоположному. Но даже если папа и бедняк — ничего страшного, бабушка относилась к людям с «высоким достатком». Дверь со скрипом приоткрылась, когда тётя постучала в третий раз. В образовавшуюся щель осторожно выглянула изнурённая женщина. Её волосы, как и старая, явно постоянно зашиваемая одежда, были грязными, но Каори достаточно быстро смогла справиться с приступом брезгливости. Её больше интересовало другое — кто эта женщина? — У нас больше ничего нет! Мы же только недавно отдали… — хриплым голосом начала говорить незнакомка, но осеклась, заметив, девочку. Она приняла их за кого-то другого. — Что вам нужно? — Здравствуйте, я Ка… — доброжелательно поздоровалась Каори и хотела была объяснить, что она ищет своего папу, но была прервана тётей: — Простите, мы ошиблись, — она крепко сжала руку девочки и тут же потащила её в сторону, но Каори обернулась, смотря на странную женщину. Та провожала незваных гостей уставшим взглядом, пока к ней не подошёл мальчик, которого Каори еле успела рассмотреть. Девочка услышала всего лишь одну фразу, сказанную не по-детски грубым голосом: — Опять они приходили? — Нет. Почему ты здесь? Я же сказала… — рассерженно отвечала женщина, закрывая дверь. Последующие слова уже не долетели до Каори. Но…но где же папа? И её братья или сёстры?.. — Прости меня, малышка, я очень сильно ошиблась, — быстро проговорила тётя. — Знаешь, не думаю, что папа будет рад нас видеть. Мне кажется, он…очень занят. Каори хотелось упрямо остановиться и потребовать, чтобы они вернулись, но что-то подсказывало девочке, что этот спор она не выиграет. Но вернуться и найти папу ей было нужно. И она быстро сообразила. — Тогда можно мне хотя бы во двор к подруге? — попросила Каори, шмыгнув носом. Вообще-то она не притворялась — реветь действительно хотелось, и, в отличие от бабушки, тётю это могло разжалобить. — Да, да, конечно, — облегчённо выдохнула женщина. — Далеко живёт твоя подруга? — Нет, тут, за пару улиц, — соврала Каори. Ещё по дороге сюда она заприметила дворик, в который собиралась отвести тётю. Это была, наверное, глупая и даже опасная идея, но уже на месте Каори заканючила: — Тётя Рико, ну можно мы поиграем без надзора взрослых? Ну пожалуйста! Бабушка часто так делает. А ты пока сходишь по магазинам, ты же хотела, я слышала. А тебе завтра уже уезжать… Спустя полчаса подобных уговоров тётя наконец сдалась, взяв с Каори обещание, что та ни ногой с этого двора, а через четыре часа женщина за ней вернётся. Выждав не больше пяти минут, Каори снова бросилась к «муравейнику» унылых домов. Страх заблудиться перекрывали все её фантазии по поводу папы, которого, на самом деле тётя и бабушка просто не понимают! А Каори, его дочь, она докажет, что они ошибаются! Вновь оказавшись на этой немного пугающей улице, девочка начала продумывать дальнейший план действий. Так, с квартирой они всё-таки, похоже, ошиблись. А та женщина…почему после её слов тётя вдруг решила уйти? Странно, но с этим Каори разберётся позже. Девочка побрела вдоль улицы, пока наконец не заметила свалку песка, каких-то обломков и покосившуюся горку. Что-то навроде детской площадки. Подойдя ещё ближе, Каори увидела того самого мальчика, которого ругала женщина, встретившая её и тётю. Этот мальчик рылся в каких-то железках, иногда откладывая то, что, по-видимому, считал полезным. Рядом с ним, в песке, копался похожий мальчик, только немного помладше. Рассудив, что папа, скорее всего, один из соседей этих мальчиков, и они должны его знать, Каори решительно направилась к ним. Правда решимость эта несколько истончилась, потому что мальчики выглядели как-то не очень дружелюбно. Но пока не замечали её. — Мама на наркоте, да? — спросил копающийся в песке у старшего. Тот ответил: — Ага. Ей не ляпни такого. Взбесится. Она всё-таки денег вчера принесла. Знаешь откуда? — Этот вчера сказал, что она дешёвая шлюха. Я ему сказал ему заткнуться, но мама наорала на меня за это, — зло сказал младший и отчего-то потёр плечо. — Обещаю, Риндо, когда-нибудь я заткну его, — серьёзно произнёс второй мальчик и сжал несколько заострённых железок между пальцами. Каори не поняла их разговора и, если честно, испугалась. Она уже хотела убежать, как старший вдруг обернулся, чтобы взять что-то, и увидел ей. — О, это та девка, которая приходила, — пояснил он Риндо, который тоже повернулся. Уже грозным он голосом спросил: — Чё ты здесь шляешься? Нарваться хочешь? — Сорвать с тебя одёжку, да продать… — задумчиво, но вполне серьёзно сказал Риндо. Каори выставила руки вперёд и замахала ими. — Подождите, я всего лишь ищу папу! — Здесь? — старший обвёл двор рукой. — Куколка, твоя мать явно дала не тому. — Что дала? — переспросила Каори. — Ты недоразвитая что ли? — спросил Риндо. — Ну не груби, Риндо, куколка заблудилась, — как-то странно улыбнулся старший, но девочка мягко и по-доброму улыбнулась ему в ответ, ведь он вступился за неё. Это сбило с толку обоих братьев (о том, что они братья, Каори догадалась сама). — Ты реально тупая? — снова спросил Риндо. — Зачем ты так? Я же не грубила тебе, — нахмурилась Каори и окинула мальчика взглядом. Его одежда, затасканная и в нескольких местах рваная, явно была мала ему, да и принадлежала ещё, наверное, его отцу. Такие вещи бабушка даже на тряпки не оставляет. Каори вспомнила фразу Риндо про её одежду. Может, он просто позавидовал? Девочке вдруг стало жаль этого Риндо. Ну отдать плащик, блузку или юбку с туфельками она ему точно не могла, да и зачем мальчишке это? Тогда девочка достала из кармана платочек с узорчатым краем и вычурным рисунком. Она протянула его Риндо. — Возьми, если хочешь, он красивый, — подумав, она добавила: — Из него ещё кораблик можно сделать, но он не поплывёт. — Ага, щас, — хмыкнул старший и приблизился к Каори. — Мы его возьмём, а ты потом скажешь, что мы его у тебя украли. — Почему? — удивилась Каори, свернула платочек и положила на кучу чего-то. Захотят — возьмут. — Да нахуй он нам не сдался, — сказал старший, но уже не так враждебно: — Папаша-то у тебя кто? — Керо Хайтани. Вы его знаете? — обрадовалась девочка. Оба мальчика уставились на Каори то ли удивлённо, то ли вновь рассерженно. И капельку печально. Впрочем, взгляд Риндо вскоре стал заинтересованным. Старший же ткнул в себя пальцем: — Ран Хайтани, — он указал на младшего. — Риндо Хайтани. Каори потребовалось пару секунд на то, чтобы осознать, что она стояла перед своими братьями. — Значит, я ваша сестра? — растерянно произнесла девочка. Какими-то не такими она их представляла. Но всё равно, они были её братьями. Каори вдруг почувствовала прилив нежности к этим несносным мальчишкам. Ран и Риндо. Чудесные имена. Цветочные. — И часто ты с «папой» видишься? — спросил Ран, подбрасывая и снова ловя железки. — Я его никогда не видела, — покачала головой Каори, Риндо подошёл к ней почти вплотную, рассматривая, как диковинную зверюшку. — Повезло тебе, — прокомментировал её ответ младший Хайтани. — И чего ты хочешь? — настороженно спросил Ран и попытался оттолкнуть брата назад, словно бы Каори могла представлять опасность. — Ну я… — девочка смущённо замялась. — Я хотела познакомиться с вами и папой. Я могу помирить его с бабушкой, чтобы мы все жили вместе! Братья Хайтани засмеялись и, кажется, не от радости. — Тебя тоже часто бьют? — спросил Риндо и положил руку на голову Каори. Девочка не успела ничего ответить, как он обратился к брату: — А если она реально его дочь, это ж получается она наша сестра. Младшая. — Теперь ты не самый мелкий, какая радость, —мрачно хмыкнул Ран. — Нам сейчас только этого и не хватает. Ты хоть понимаешь, что значит, что она младше нас? — То, что вы мои старшие братья? — улыбнулась Каори. — То, что наш отец трахал твою мать, когда уже был женат на нашей! — огрызнулся Ран. — Он козёл, мы это и так знали, — возразил Риндо. — Такой скандал закончится тем, что он!.. Он и так чуть не убил маму во время прошлого… — вспылил Ран. — Хочешь в приют или на улицу? — Почему? Я ведь могу… — начала Каори, но Ран резко прервал её: — Да ничего ты не можешь! Бабке твоей плевать на нас, а папаша наш…ты реально нихуя не понимаешь?! — Она милашка, — Риндо прошёлся рукой по щеке сестры. — Откуда она такая должна понимать что-то? — Вы мои братья, — со всей твёрдостью, на которую была способна, произнесла Каори. — Я хочу понять. И они долго ещё говорили. Разговор этот Ран постоянно пытался прервать, но в конце концов сдался. По началу Каори бы будто просто забавляла обоих братьев, но после…что-то как будто изменилось. Может быть, они поняли, что Каори была искренне рада встречи с ними, и правда хотела сделать что-то хорошее для них. Она не была очередным врагом. Каори было сложно разобраться во всех словах братьев, но и многое она осознала. Будто бы наконец заглянула на сторону жизни, ранее скрытую от неё в тени. Они действительно были из разных миров, но…какими бы грубыми Ран и Риндо не были, Каори не смогла бы назвать их «плохими». А вот бабушка бы так поступила. Она бы не стала слушать и не попыталась бы понять. Что, если некоторые плохие люди на самом деле всего лишь непонятые? Девочке очень много раз хотелось закрыть уши и стереть из памяти слова Риндо и Рана. Их жизни казались ей сущим кошмаром, а они рассказывали и рассказывали так, будто раньше их никто не слушал. Но Каори не могла объяснить, почему, но она знала, что должна была услышать. Правда, когда до Рана и Риндо дошло, что она взаправду боится, они явно начали опускать некоторые подробности. Каори была уверена в том, что братья отныне и навсегда заняли какое-то особое место у неё внутри. Где-то там, где был пробел из-за «ухода» мамы. Пустота, которую она наконец поняла, как заполнить. Но Каори поняла ещё кое-что: всё то, что окружает Рана и Риндо — это то, от чего она будет бежать всю жизнь. Она сделает всё что угодно, чтобы эта страшная реальность никогда не стала её. И Каори внезапно ощутила, что она повзрослела на несколько лет. Розовые очки на той милой, добродушной девчушке разбились вдребезги, да стёклами внутрь. 1996 год. С того года жестокость всегда была рядом с Каори. Она скалилась перед девочкой, посмеивалась, но никогда не нападала на неё, вгрызаясь лишь в её близких. Словно бы Каори когда-то заключила сделку, о которой уже не помнила. «Нет более жестокого человека, чем сломленного милосердного». Бегать по заброшкам по началу было жутковато, но Каори перестала бояться сразу же, как только поняла, что с её братьями это просто глупо. Даже призрак увидит Рана и Риндо, да махнёт своей прозрачной рукой, решив, что связываться с ними себе дороже. — Тише, он там, — прошептал Риндо, кивнув головой в сторону соседней комнаты, взял сестрёнку за руку, и они практически бесшумно спрятались за завалом давно обгоревшей мебели. Ну уж нет, в этот раз Ран не найдёт их! — Где же мои малыши? — послышался издевательски-ласковый голос старшего-старшего брата. Каори и Риндо возмущённо выдохнули, но своего укрытия не выдали. Тем временем Ран прищурился и сказал: — Привет, крыса, ты тут не видела двоих назойливых детей? Нет? Ну тогда я тебя раздавлю. — Стой, не надо! — не выдержав, воскликнула Каори, которую не успел сдержать Риндо. Естественно, никакой крысы там не было. — Вот и всё, — довольно ухмыльнулся Ран. — Вы наконец наигрались? — С хрена ли всё? — крикнул Риндо. — Ты сначала поймай нас! Младший Хайтани снова схватил Каори за руку и они, смеясь, бросились прочь от Рана. — Вы стену собираетесь снести? — насмешливо крикнул им вдогонку Ран, поняв, что младшие сами же загонят себя в тупик. Каори и Риндо чуть не врезались в стену и начали мотать головами, пытаясь отыскать пути отступления. Прямоугольная дыра в стене, некогда бывшая окном, заманчиво позвала младшего Хайтани. Они находились всего лишь на втором этаже, а внизу лежали высокие сугробы снега. — Может не стоит… — попыталась возразить Каори, боязливо замерев у края. — Без риска проиграем! — ответил Риндо. — Не бойся! И, обхватив сестру за плечи, он прыгнул вниз, утягивая за собой и её. Взвизг Каори смешался с какой-то новой интонацией крика Рана: «Стой!». Только позже девочка поняла, что это страх так отчётливо прозвучал в голосе старшего-старшего брата. Это было так странно и больше никогда не повторялось. Приземление было неприятным, но почти что не жёстким, учитывая, что Каори по большей части упала на самого Риндо. — Давай ещё раз! — весело воскликнула Каори, убедившись, что она не раздавила брата. — В этот раз прыгай на Рана, — проворчал тот. Сам старший Хайтани появился через секунду — он бежал по лестнице к выходу из дома. — Вы совсем ебанулись?! — тут же заорал на младших Ран. — Чё ты орёшь? — огрызнулся Риндо, а Ран в ответ пнул сугроб так, что часть снега обвалилась вниз, и наружу показались острые штыри. Если бы Каори и Риндо упали немного левее… — Вы летом в шары долбились, не видели этого?! — снова крикнул Ран. Каори сжалась — бабушка так орала часто, но вот самый старший брат пусть и мог сказать пару «ласковых», никогда раньше не направлял на них свою ярость. Девочка почувствовала, что не может сдержать слёз и закрыла лицо руками — как маленькая, честное слово. — Ну, доволен? — указав на сестру, поинтересовался Риндо. Ран выматерился, но всё же подошёл к Каори и заговорил с ней, не особо добрым голосом: — Чё ты ревёшь? — старший Хайтани наклонился к сестрёнке. — Посмотрите, какие мы нежные. Долго ныть будешь? — Ты не помогаешь, — сказал Риндо. — А чё мне с вами сюсюкаться? Вы и так две плаксы, — ответил Ран. — Я не реву! — разозлился Риндо. — И я тоже! — пропищала Каори и, не зная, каким ещё аргументом подкрепить свои слова, показала брату язык. — И вообще я, может, ногу подвернула! — Да? — Ран окинул её взглядом, потом развернулся и присел. — Ну залезай тогда. Не веря своему счастью, Каори живо вскочила на абсолютно здоровые ноги, и не дав Рану указать на её ложь, запрыгнула тому на спину, вцепившись крепко так, будто бы собиралась «отлепляться» и вовсе не собиралась. Старший Хайтани пробормотал что-то возмущённое, но спихивать сестру не стал. Так они и направились домой под недовольным взглядом Риндо. — Иди давай, не ревнуй, — хмыкнул Ран, не став уточнять, к кому именно. Риндо раздражённо пнул камень, который залетел в кусты, и оттуда раздался жалобный писк. Раздвинув короткие ветки, младший Хайтани обнаружил там четыре тощих и продрогших котёнка. Каори, переполненная жалостью, отвернула голову, понимая, что ничем не может помочь несчастным животным — бабушка никогда не позволит им остаться у них. — Ну ты чего застыл? — спросил Ран. Риндо сбегал куда-то за угол, притащил коробку, а после аккуратно сложил туда котят. Младший Хайтани твёрдо произнёс: — Они будут жить у нас. — Ты реально долбанулся? — хмуро ответил Ран. — Этот их выкинет, да и кормить их ты чем собираешься? «Этим» Хайтани называли своего отца, с которым Каори лично так и не познакомилась, но однажды видела. И с тех пор не горела желанием оповещать «папочку» о том, что у него ещё и дочь имеется. Он был жестоким человеком, пьяницей и трусом, который срывал свой гнев на детях и жене. — Его нет дома уже две недели, он уже подох где-нибудь, — буркнул Риндо. — А кормить найду чем. — Ран, ну пожалуйста! — умоляюще попросила Каори. — Делайте, что хотите — я вас предупреждал, — жёстко ответил старший Хайтани. Каори радостно улыбнулась, извернулась и поцеловала брата в щёку. Тот завис на несколько мгновений так, будто бы его ужалили, потом произнёс: — Не присасывайся, пиявка.***
Через две недели после спасения котят, Каори вновь бежала на встречу с братьями. Все четыре котёнка выжили и даже окрепли, и сейчас девочка несла для них несколько подарков — различные бусинки, мячики и прочая мелочёвка для игр. — Привет! — Каори уже привычно радостно подлетела к братьям, по очереди обняв каждого. — А я тут… Девочка резко осеклась, увидев лица Рана и Риндо. Особенно лицо последнего. Каори показалось, что перед ней стоит не её брат, а какой-то незнакомец, неумело нацепивший маску младшего Хайтани. Со стороны так сразу и не скажешь, но Риндо с самого начала почему-то отнёсся к сестре мягче, чем старший брат. Было что-то особенное в словах «младшая сестрёнка», поэтому он и возился с ней больше, и чаще общий язык с Каори находил именно он. Риндо был более открытым, чем Ран. Но сейчас Каори почувствовала, как сжимается её сердце, ведь она поняла — с тем Риндо ей больше не увидеться. Взгляд младшего Хайтани был, если не пустым, то жёстким и холодным. Он сверлил сестру взглядом, не произнося ни слова. Ран похлопал Каори по плечу и ровным голосом произнёс: — Нет больше котят. Риндо коротко кивнул и сказал: — Он вернулся и заставил… — Перестань, история скучная и неинтересная, — прервал брата Ран, и Каори догадалась, что он не хочет, чтобы сестра услышала этот рассказ. — Нет, я…я хочу знать, — тихо сказала Каори. Просто потому что она тоже была причастна к этой истории, и все вокруг учили, что за свои действия нужно ожидать последствий. Правда бабушка говорила, что от плохих последствий можно научиться уворачиваться. Но не сейчас. — Он вернулся, увидел котят и взбесился, — сухо продолжил Риндо. — Сказал, что раз я их привёл, я и должен от них избавиться. Можно было утопить их, но это долго. Я успел придушить троих, они умерли не сразу, последнего добил Ран, они так смотрели… — Всё, хватит! — Ран неожиданно развернул сестру и прижал её к себе, ранее пытаясь закрыть девочке уши. Каори замотала головой, уронила на землю коробку с игрушками. оттолкнула брата и бросилась бежать, словно так можно было отмотать время, сделать так, чтобы ничего не произошло. Может быть, на её седьмой год жизни и выпали ещё какие-то события, но он запомнился Каори лишь кошмарами по ночам, давящим чувством в груди, от которого она никак не смогла избавиться, и тем Риндо, с которым она познакомилась. С тем, который навсегда остался в девяносто шестом году. 1997 год. Солнце уже село, но нагретая на дневной жаре качель всё ещё оставалась тёплой. Каори периодически отталкивалась ногой от земли, вяло раскачивая себя. Идти домой совершенно не хотелось — она сцепилась со школьными хулиганами и в драке порвала рукав своей блузки и немного помяла рюкзак. Ещё разбила губу, но это-то терпимо, а вот за одежду и несправедливую пометку в дневнике (за устроенную драку) бабушка её прибьёт. Причём, вполне в прямом смысле слова. Ещё три года назад, когда бабушка узнала о том, что Каори видится с Раном и Риндо, она сказала: «Теперь эту дурь из тебя только выбивать» и первый раз по-настоящему ударила внучку. Это была не хлёсткая пощёчина и не обидный шлепок, а именно болезненный удар. Впрочем, Каори, конечно, побаивалась и старалась не злить бабушку лишний раз, но не считала эти наказания суровыми. В конце-то концов «воспитательные моменты» бабушки — это не избиения Рана и Риндо их отцом. Да и в остальном бабушка действительно обеспечила для внучки лучшую жизнь, так что… Так что Каори любила бабушку, но ничего не забывала. Как-то раз бабушка отвела девчонку на экскурсию в какую-то элитную школу, а после сказала: «Ну так среди кого тебе больше понравилось? Среди умных, стремящихся к успеху ребят или среди своих братцев, с которыми и так понятно, что будет? Выбирай, какую жизнь ты хочешь для себя». Тогда Каори подумала о том, что бабушка ошибается — ну откуда она знала, кем вырастут братья Хайтани? Зачем она пророчила им такое ужасное, грязное будущее? Братьев Каори тоже любила, несмотря на противный, липкий страх, от которого никак не могла отвязаться, любила. И верила, что пройдёт ещё немного времени, и всё наладится. Да, наверняка через несколько лет, когда всё уже будет хорошо, Каори обрадуется, что не отказалась от Рана и Риндо сейчас. Каори вздохнула, если честно, её бы очень сильно хотелось сейчас прийти к кому-нибудь домой и немного отдохнуть, да просто спокойно посидеть. Жаль, что такой дом может появиться у неё только тогда, когда она вырастет и сама купит себе его. Девчонка покачала головой и обвела двор взглядом — обычно где-то в этих местах проходили Ран и Риндо. С прошлого года они стали общаться чуть меньше — отчасти из-за Риндо, который вдруг превратился в личный тренажёр Каори по защите в виде сарказма и колких усмешек. Через несколько минут братья вышли из-за угла, и Каори, взбодрившись, спрыгнула с качели и подбежала к ним. Ран и Риндо обсуждали что-то, но, заметив бегущую к ним сестру, прекратили. В этот момент Ран растянул губы в едва заметной улыбке, Риндо же вполне заметно закатил глаза. — И я рада вас видеть, — произнесла Каори, но Ран вдруг взял её за предплечье и притянул к себе, рассматривая руку ближе. Пощупал так, словно проверял не сломана ли. Ну да, синяк-то расползался знатный. — Это чё за хуйня? — сурово спросил старший Хайтани, теперь смотря сестре в лицо. Та неосознанно пожевала слегка кровоточащую от движений губу. — В школе драка была, — объяснила Каори, и вдруг ей в голову пришла идея: — А научите меня драться! А то их несколько, а я одна, да ещё и… Ран помрачнел, чего Каори не могла не заметить. Вот этого-то ей совсем не хотелось — хватало и замороженного Риндо. Не то что бы Каори получала тонны ласковых слов, поцелуев и объятий от Рана, но это ей было и не нужно — девочка просто чувствовала, что она его сестра. Это стало ощущаться особенно остро, когда Риндо по известным ему одному причинам отстранился от Каори. Хотя у обоих Хайтани нередко случались перепады настроения, их поступки по-прежнему нередко были непредсказуемыми для девочки, несмотря на долгое время общения. Правда, оказывается, непредсказуемость тоже может стать привычной стабильностью. Да и Каори порой казалось, что она всю жизнь скрывала свою «ненормальность». — Нет, пиявка, о школе не волнуйся, но учить тебя я не буду, — ответил старший Хайтани. После выходных Каори придёт в школу, и узнает, что несколько мальчишек не смогли побороть желание спуститься с лестницы головой вниз. О том, кто подал им эту замечательную идею, все пришибленные наотрез отказались говорить. До молчавший Риндо чуть прищурился и сухо сказал: — Я буду. — Не будешь, — хмуро отозвался Ран и добавил насмешливо: — Чего время зря тратить? Каори попыталась отшутиться, чтобы сбавить повисшее между братьями напряжение, но рассерженный голос Риндо заглушил её: — Не хочешь, боишься, сделать своей сестрёнке больно?! — младший Хайтани почти что взбесился, и Каори, даже не успев подумать, сделала шаг назад и в сторону к Рану. — Да ты посмотри на неё! Она мелкая и слабая, что ты будешь делать, когда её прибьют?! — Да закройся ты уже! — рявкнул Ран, и Каори встала между братьями, когда ей показалось, что ещё чуть-чуть, и они накинутся друг на друга. Хотя в таком случае её бы разорвали. Братья сверлили друг друга взглядами, будто ведя свой немой диалог, и вдруг их злость схлынула также резко, как и пришла. — Психи, — буркнула девчонка. Но после того дня Риндо действительно начал учить её драться, что в начале больше походило на избиение котёнка. Младший Хайтани бил с какой-то скрытой злобой, которую, казалось, он сам не знал, на кого направлял. Может быть бабушка и была права — близкие тоже могут ранить, но Каори сама об этом попросила. Об одном она жалела — оказывается, твоя любовь к этим самым близким не является гарантией взаимности. Каори никому не говорила и честно старалась не жаловаться ни на что даже в собственных мыслях, вновь и вновь упрямо вставая после каждого удара Риндо. Ей нужно было вставать. Сейчас позади всегда был Ран, который легко мог поднять сестру, но Каори всё чаще и чаще вздрагивала ночью, просыпаясь от мутных снов, в который она почему-то боялась старшего Хайтани. Это было столь сумбурно и неоднозначно, однако Каори изо дня в день искала встречи с Раном и Риндо. И Каори всё ещё терялась, ей казалось, что её мечты и желания делятся на две части: уютная золотая клетка идеальной жизни по общепринятым холодным и расчётливым стандартам была не так уж ей чужда, но девочка не хотела отказываться и от той сумасшедшей свободы, свободы такой манящей, ощущаемой в обжигающем солнце и суровом ветре, чувственной, безграничной в эмоциях, не одинокой, но имеющей свою жестокую цену и для детей, и для взрослых. Летом девяносто восьмого года несколько мальчишек захотят поживиться чужими яблоками, и это станет истоком истории, которая по прошествии лет окажется нескончаемой и для Каори, и для Майки.