***
Она резко оттягивает шторы, нечаянно срывая несколько петелек. Ругается про себя, смотря в окно, на тёмный проулок. Гермиона должна найти Энтони Трейтора, однокурсника Тома, который, по словам Альбуса, на последнем курсе сблизился с ним. Директор полагал, что он стал одним из первых последователей Волан-де-Морта. Война научила её бежать и не останавливаться, потому что время было на вес золота. Но бывали дни, когда она замедлялась. Такие дни, как сегодня. День рождения её матери, которую она не видела больше пяти лет. Грейнджер прислоняет лоб к прохладному окну и, приоткрыв рот, выдыхает прямо на стекло. Пальцем выводит первую букву имени мамы: «Д». — С днём рождения, мам. Где бы ты ни была… Она пытается по памяти представить улыбки родителей. Пытается вспомнить их голоса — получается скверно… Время всё ещё бежит, стирая воспоминания, которые так дороги для неё. Гермионе всегда казалось, что так даже лучше. Наверное, так менее больно. И безопасно. Всегда была вероятность того, что её поймают и узнают местоположение Грейнджеров, чтобы в итоге её шантажировать. Улыбка чуть трогает губы, когда Гермиона представляет, что у родителей всё хорошо. Что папа исполнил свою мечту и научился сёрфингу. А у мамы — большой сад на заднем дворе их нового дома… Она делает глубокий вдох, глядя на то, как буква на стекле медленно исчезает. Отталкивается от подоконника и сразу аппарирует. План был до безумия прост. Расспросить родителей Энтони о том, где сейчас находится их сын. Оба они работали в министерстве магии в одном отделе бумажной канцелярии. На первом этаже министерства шумно. Грейнджер застёгивает на себе мантию, чтобы спрятать набедренные ножны, дабы не выделяться из толпы прилично одетых волшебников. Кто-то толкает её в плечо, и привычка одерживает верх — палочка крепко лежит в кулаке. — Прошу прощения, мисс, — пожилой мужчина с огромной стопкой бумаг в руках действительно её не заметил. Он смущенно кивает. — Ничего, всё в порядке, — Гермиона натягивает улыбку, замечая, как у старика дёргается губа, когда он всматривается в её лицо. Быстро развернувшись, он продолжает свой путь в два раза быстрее и оглядываясь на неё. Одежду и боевое оружие можно было спрятать, но лицо, на котором остался след ужаса — невозможно. У неё никогда не появлялось желания попытаться магией или волшебной косметикой замаскировать шрам. Он был её памятью. Смыслом. То, ради чего они все боролись. И Грейнджер пообещала себе, что сделает всё, чтобы убить Волан-де-Морта. Любой ценой. Любыми способами. За каплю крови друзей — прольёт литр. В ней больше не осталось той, которая следовала правилам. Бежала за знаниями, искала везде положительные стороны. В ней пустота. Чёрная. Бездонная. Одинокая. Безглазая и безрукая. Нельзя ни за что ухватиться и увидеть. В ней просто***
Она не была здесь больше года… Точнее, в будущем. Сейчас же… всё выглядит по-другому. Эта заброшенная церковь на юге Каталонии даже в прошлом не изменилась; не хватает лишь граффити на стенах. Ряды пыльных скамей. Витражные окна с цветной мозаикой, изображающей святых. Они смотрят на неё сверху вниз так, словно знают все секреты. И ни с чем не сравнимый запах апельсинов, деревья которых окружали эту святыню. Но они с Орденом не только поэтому выбрали это место. Гермионе хотелось увидеть эту католическую церковь ещё раз. Целую и невредимую, в подвале которой у Ордена был штаб; до того, как сюда ворвались пожиратели и разрушили всё до основания, оставив на небе змею-метку. Позорную и уродливую. Но она хранила только хорошие воспоминания. Здесь Гарри сделал Джинни предложение. Вот прямо тут… Гермиона идёт между рядов медленно. Вытаскивает из сумочки кассетный плеер, надевает наушники и включает такую подходящую для этого песню. Закрыв глаза, воспроизводит в голове ту сцену… Свечи были везде. В воздухе, на полу… чёрт возьми, пахло этими же апельсинами. Она вела за руку подругу, у которой были завязаны глаза. А потом они все вместе плакали. Свадьба была здесь же. Через день. Родители Джинни, Джордж, Гарри и Гермиона с Луной. По-семейному… Грейнджер сквозь боль улыбается. В памяти — смех родных. Весёлые улыбки. Счастье на кончиках пальцев. Мимолетное и такое тёплое. Хочется выть. Хочется кричать. Хочется, боже, хочется… Но слёз нет. Сухо и пусто. Грейнджер садится на первую скамью, глядя вперёд, на колонны. Мажет взглядом по потолку, куда тянутся остроконечные окна. Солнце бьёт в стеклянную мозаику, которая поглощает свет и ярко блестит в ответ. Ещё никогда в жизни она не ощущала себя такой одинокой. Стоит только прикрыть глаза и представить, что её не существует. И этого места нет. Нет ничего вокруг. Сплошная пустота и эта песня… Колено чешется. Грейнджер напрягает бедро, дабы усилить трение плотных брюк о кожу, чтобы не шевелить рукой. Зуд не прекращается. Она цокает, раскрывает глаза и замирает. Ком в горле растёт. Сложно протолкнуть его в сухое горло. Она стягивает наушники. Прямо на колене сидит маленький сверчок. Чешет лапки друг о друга. Ей даже голову не нужно поворачивать, чтобы узнать, что он здесь. Бесшумно, словно тень, пришедший сюда. В её дом… — Уходи, — на выдохе. С злостью. — Или, клянусь, я убью тебя. Ответа нет. Лишь звук, похожий на клацанье зажигалкой. Последняя капля её нервов. Если бы у эмоций существовал цвет, то всё в церкви окрасилось бы в угольно-чёрный. Настолько потемнело в глазах, когда Гермиона развернулась. Малфой вальяжно сидел на скамье, закинув обе ноги на спинку впереди. В его руках блестела зажигалка, а в губах зажата сигарета. Тоже чёрная, дьявол… — Не смей здесь курить! — она направляет палочку и проговаривает заклинание, которое не срабатывает… Они с Орденом не только поэтому выбрали это место… Совершенно забыла. Магловская святыня стояла на старом магическом месте, которое блокировало все заклинания против другого человека, внутри маленькой церкви. Этот парадокс так и остался тайной. Её ломает от его улыбки, отрекошеченной реакцией на неудачу. Грейнджер понадобилось две секунды, чтобы тремя ровными шагами достичь цели. Ещё секунда, чтобы схватить за мантию и с силой спихнуть его на пол. Ещё секунда, чтобы прижать острие ножа к глотке. И ещё одна, чтобы увидеть, как кадык ныряет вниз, задевая металл. — У меня подавленное чувство страха, Грейнджер, — цедит он сквозь ухмылку, ведя колено вверх, между её разведённых бёдер. — Ещё движение, и я отрежу то, чем ты думаешь, — нож, упираясь в него кончиком лезвия, медленно скользит к паху. — И это, уверяю, вызовет твой страх. — Краму ты говорила так же? — жжёт, как льдом, в её лицо, взглядом проходит внутрь. Она замахивается, чтобы полоснуть его, намереваясь разрезать грязный рот, но Драко перехватывает руку, прижимает к себе — к груди. Грейнджер на инстинктах чувствует выверенные движения. Замах головой, и вниз, прямо ему в нос. Он шипит, но хватки не ослабляет. Это позволяет ей замахнуться свободным кулаком, но, Мерлин, Малфой обхватывает её кисть, заваливает набок и меняет положения тел. Теперь он сверху. — Держать словесный удар ты разучилась, — со сбившимся дыханием, со скалящейся улыбкой. Из носа уже течёт кровь. — В школе у тебя с этим получше было, — она в какой-то момент перестаёт дёргаться, понимая, насколько это пустая трата сил и нервов. — Отлично… Он отталкивается от неё, отползая назад, прислоняясь к бортику скамьи, и всё-таки закуривает, прикрывая глаза. Рукавом вытирает нос. У неё скрипят зубы от злости, но Гермиона делает то же самое — садится. — Какого чёрта ты здесь? Он не спешит с ответом. Смакует первую затяжку, прислоняя ладонь с зажатой между длинных узловатых пальцев сигаретой. Тянет её и выдыхает через нос, чуть запрокидывая голову. Больной… — Отправил Энтони письмо. Ей кажется, что послышалось. — Как ты это сделал? — она хмурится, раздражаясь от его медлительности и наслаждением от курения. — Малфой! — Попросил его мать, чтобы она в письме указала, как сильно ты восхищена его другом и как хочешь с ним встретиться. — Как. Ты. Это. Сделал?! Голос ровный, как натянутая струна. Драко чуть поджимает губы, чтобы выдохнуть дым ровно вниз, смотрит на то, как он рассеивается прямо на его одежде. — Старый добрый Империус. Грейнджер трёт переносицу, с силой вдавливая пальцы в основание носа. Выдыхает, мотая головой. — Внушил ей, чтобы она не говорила о тебе? Он тушит окурок прямо о землю, подгибая к себе колено. — Я был под оборотным. Я был тобой. — Боже… — больше ничего не находится сказать. — Как к месту… Со стороны всё это кажется абсурдом. Два врага сидят в магловской церкви и обсуждают общий план, который стал для них вынужденным. Ей всё равно на непростительное, но не всё равно на Малфоя, который не должен быть здесь. В этом времени. Но «на войне все средства хороши», так сказал бы Гарри. — Почему сама не воспользовалась Империусом? И Гермиона абсолютно честно отвечает: — Хочу верить, что во мне ещё осталось что-то человеческое. Грейнджер помнит себя и Малфоя много лет назад. Помнит другими: беззаботными. Живыми. А сейчас… Сейчас, когда от будущего мира ничего не осталось, когда никого не осталось и всё умерло, как в самых страшных кошмарах, Грейнджер лишь остаётся топить в себе щенка-обречённость и наблюдать, как под мутной водой он продолжает дышать, глядя на неё маслеными глазами — «надеждой». И ей хочется увидеть в своём взгляде отражение этих глаз. Малфой поднимается, отряхивает полы мантии, и Гермиона понимает, что он сейчас уйдёт. Так и происходит, он движется к выходу. — Постой… Драко останавливается и даже не оборачивается. Грейнджер дырявит взглядом его спину. — Джордж… — она проглатывает комок в горле. Этот вопрос возник сразу же, как только она узнала, что Малфой был последним, кого видел Уизли. — Он что-то говорил? Что-то просил… передать? В этой тишине его молчание становится невыносимым. Грейнджер подскакивает на ноги и в пару шагов настигает его. Даже руку протягивает, чтобы коснуться плеча, привлечь внимание, но не делает это. Драко разворачивается сам. — «Шалость удалась»… Гермиона отступает назад и быстро отворачивается, прислоняя ладонь ко рту. Просто чтобы не дать сухому стону выбраться наружу. Господи… Она прекрасно помнит, что в дни, когда Орден позволял себе отдых, когда они позволяли себе устроиться у костра или камина за кружкой крепкого, Джордж всегда говорил о Фреде. Говорил, что когда умрёт, обязательно закончит фразу за братом. Ту самую, которую близнец так и не сумел проговорить до конца… Бывали дни, такие, как сейчас, когда Гермиона свою память ненавидела. Ту самую, в которой хранилось всё плохое. Помнить — опасно. Порой прошлое бывает неприятным и неровным, как выбоины на дорогах. Память коварна. Часто Грейнджер вспоминала учёбу, то, как любила нумерологию. Или Рождество в Норе. Она вспоминала веселье, смех друзей, голоса родителей, тёплый и мягкий живот Живоглота. Вспоминала Хогвартс… А потом воспоминания вели её туда, куда не хотелось идти. Туда, где холодно и пахло кровью. Туда, где бродили жуткие тени, о которых ты хочешь забыть; но память, сука такая, всё стреляла и стреляла новыми яркими ужасами. Память мерзкая и отвратительная. И вот сейчас… Прямо здесь… Её щенок-обречённость всё тонет и тонет. И его глаза-маслины больше не горят так, как раньше. Эту ночь она провела в церкви, устроившись прямо под разрушенным органом, среди сотни свечей, которые она зажгла в честь каждого усопшего в будущем мире. И очень старалась крепко прижимать ладони к глазам, чтобы затолкнуть подступающие слёзы обратно.***
Через пару дней, когда от Энтони так и не поступило новостей, Дамблдор пригласил Малфоя и Гермиону рано утром в Хогвартс. Это лучшее место, где бы они могли обсуждать стратегию и не бояться, что их кто-то может увидеть вместе. Драко опаздывал. Грейнджер злилась. — Мы можем начать без него? — она старалась выровнять голос, чтобы директор не выявил её гнев. Альбус сидел напротив, закинув ногу на ногу, в новом тёмно-коричневом костюме. Он стянул с себя пиджак, оставшись в жилетке поверх белой рубахи, и закатал рукава. Гермионе до сих пор было непривычно наблюдать за таким Дамблдором. Седина чуть тронула виски, контрастируя на рыжих волосах, но даже зная его возраст сейчас, Гермиона никогда бы не дала ему столько по внешнему виду. Перед ней сидел мужчина в возрасте, но далеко не старик. В открытое окно залетела сова со свежей газетой. Альбус поднялся на ноги, взмахнул палочкой. В камине появился Драко, который тут же уселся на место директора, игнорируя взгляд Гермионы. Наконец-то. Профессор, погрузившись в чтение газеты, словно намеренно давал им время поговорить, чего ей делать совсем не хотелось. Но у Малфоя, видимо, было другое мнение. — Ты сломаешься через минуту, когда Волан-де-Морт решит тебя проверить, — Драко ловко перекатывает палочку по пальцам. — Надеюсь, Поттер тебя обучил окклюменции? — Хочешь проверить? — она тянет уголок губы вверх, замечая дикость в глазах напротив. — Копаться в твоих воспоминаниях и мыслях? — Малфой чуть хмурит брови в отвращении. — Нет, спасибо, я только поел. Боюсь, меня вывернет. Гермиона прикрывает глаза, запрокидывая голову назад, и позволяет этому абсурду жить. «Мерлин…» — Этот Трейтор давал о себе знать? — Драко смотрит в спину Альбуса, но директор будто не слышит его. Подносит газету ближе к лицу, всматриваясь в неё, а затем разворачивается и подходит к круглому столику между двух кресел. — Думаю, я знаю, где он, — он кладёт газету прямо между ними, указывая пальцем на большую колдографию на первой странице. Грейнджер с Малфоем синхронно нагибаются к столику, всматриваясь. Первое, что она делает, это читает заголовок. «Пропавший три десятка лет назад золотоискатель вернулся из ниоткуда» На колдографии толпа народа, окружившая седого мужчину, который выглядит измождённым. Его губы обветрились, щёки впали, а одежда была вся изорвана. Альбус чуть нагнулся и указал на человека в первом ряду, который смотрел прямо в камеру. — Это Энтони Трейтор. Гермиона хватает газету, разглядывая Энтони. Пытается запомнить каждую его черту. Длинные до плеч русые волосы, широкие брови, вздымающиеся кончиками вверх, словно он всегда хмурился, и глаза… Чёрные-чёрные. Сейчас ему столько же лет, как ей, но он выглядит намного старше. Грейнджер быстро пробегает взглядом текст. — Цека? — спрашивает она вслух. — Я слышала об этом портовом городе в Ирландии, но что он там делает? Вы думаете, Волан-де-Морт с ним? Альбус обходит кресло и, развернувшись к ним лицом, опирается бёдрами о свой стол, скрестив руки на груди. — В статье сказано, что пираты собирают команду, чтобы отправиться туда, откуда вернулся этот мужчина. Он рассказал, что видел там невероятное количество золота и силы, которую можно получить. Уверен, Том не упустит шанса узнать, о какой тёмной магии идёт речь. Драко левитацией забирает газету из рук Гермионы и притягивает к себе. — Почему вы уверены, что там, откуда вернулся этот золотоискатель, есть тёмная магия? Альбус совершенно серьёзным голосом отвечает: — Потому что он вернулся из Бермудского треугольника…***
Зубы клацают друг об друга, когда колесо кареты подпрыгивает на кочке. Грейнджер проводит языком по нёбу, чтобы собрать слюну и проглотить её. Пить хочется страшно. Просить воды у Малфоя, сидящего напротив, точно не входит в планы. И говорить не хочется. Они делают вид, что не знают друг друга, пока едут в запряженной фестралами карете среди восьми человек — такими же путешественниками, как они. В первый раз в портовый город Цеку можно попасть только на повозке или карете, которые волшебством привязаны к туннелю, ведущему в город. Сама Цека стоит в заливе между гор, спрятанная от чужих глаз магией. Маглы, проплывающие мимо города, будут видеть лишь обрыв, горы и миражом торчащие скалы из воды. Никто в здравом уме не решит подплыть ближе. А вот волшебникам открывается совершенно другой вид. — Ты! — хриплый мужской голос разносится по карете, привлекая внимание всех пассажиров, кроме Гермионы, которая смотрит в окно. — Эй, ты! Со шрамом! Он сидит левее Драко, широко расставив ноги. Жалкое зрелище — желание показать своё влияние, которое никого не восхищает. Чешет чёрную бороду, посередине которой ползёт полоска седины. — Кис-кис, — хохочет над собственной шуткой, а после нагибается и внаглую кладёт грязную руку прямо Грейнджер на колено. В карете становится ещё тише. Она была единственной женщиной здесь. Все взгляды устремляются то на неё, то на мужчину с бородой. Они хотят её реакции. Это чувствовалось в спёртом воздухе, сквозь мускусный пот и ожидание. Она знала, что с этим делать. Знала… Грейнджер улыбается своей самой искренней улыбкой, распрямляется и ставит два пальца на своё бедро. И словно это две маленькие ноги, она идёт прямо к мужской руке, приговаривая считалочку: — Ини, мини, мани, мо… Шажок, другой. Останавливается прямо у указательного пальца, под ногтем которого виднелась грязь. — Поймай палец ты его… — она хватается за указательный палец бородатого и чуть приподнимает их руки. Мужчины в карете смеются, воодушевившись этим зрелищем. Она мельком смотрит на Малфоя, который, сомкнув губы, явно прячет ухмылку. Вряд ли она посвящалась ей. Хотя… какая разница. — Если крикнет, отпусти его… — договаривает она и глядит на мужчину. — Ну что? Будешь кричать? Но он ещё больше тянется к ней, невнятно постанывая и мотая головой. — О, нет! Я предпочту, чтобы ты подо мной кричала! — отвечает он. Гермиона пожимает плечами, ещё крепче обхватывая палец. — Что ж… — и нагнувшись почти вплотную к его лицу, она продолжает: — Ини… мини… мани… И последнее слово они с Драко произносят вместе: — Мо. Хруст такой сильный, что кажется нереальным. Словно сломали сухую ветку. Но ещё громче был его крик. Притянув к себе правую руку, он пытается достать палочку, но и тут ожидает промах. Грейнджер опережает его, вытянув красное древко вперёд. Прямо меж его глаз. — Будь хорошим мальчиком, — с отвращением говорит она, — и держи своё слово. Не кричи. Иначе, клянусь, пальцем ты не отделаешься. Она откидывается назад, вновь глядя в окно. Они въезжают в тоннель. В карете становится темно, но только лишь на мгновение — почти сразу зажигается тусклая лампа над головами. Изменилось одно. Малфой натянул капюшон на голову и надел маску на лицо. Остались видны лишь его холодные глаза, которыми он впивается в её лицо. Было не ясно, какая эмоция у него сейчас на лице. И вообще — почему Дамблдор сказал ему тоже ехать в Цеку? «Он будет подстраховывать тебя». Кто же знал, что за время войны Драко приобретёт навыки скрытого боя. Сидя в кабинете Дамблдора, он немного рассказал об этом. Обозначил лишь то, что в армии Лорда он работал один или с отцом. Если было нужно, он становился тенью. Если было нужно, он изменял облик. «Безликая тень» — так однажды прозвал его мистер Уизли. Как она и предположила, Малфой стал алхимиком, который сам для себя делал бомбы и волшебные боевые порошки. Отвратительный плюс войны — приобретение навыков боя, изготовление новых заклинаний, которые пригодятся в битве… Цека встречает карету проливным дождём. Гермионе стоило лишь взглянуть в окно, чтобы абстрагироваться, потому что город был поистине волшебным. Каменная кладка плитки на дороге шатала карету из стороны в сторону, пока они въезжали на главную улицу. Можно было подумать, что это средневековая Венеция. Настолько город был похож. Узкие улицы, а между ними — каналы, через которые переправляются маленькие лодки. Здесь много народу, и никого не смущает дождь. Торговцы-зазывалы громко привлекают внимание к своим лавкам. Помимо рыбы там продаются… камни? — Самый грязный город, продающий чистейшие волшебные сокровища, — говорит кто-то в карете. Драгоценные металлы и самородки добывались с помощью, как ни странно, рыбалки. Волшебники кормили рыб неогранёнными камнями, закрепляя пасть рыбе заклинанием, а после, через время, собирали улов — извлекали уже большие алмазы, рубины и изумруды. Эти способы были известны только местным гоблинам, которые здесь заправляли. Драко обмолвился Альбусу, что не прочь закупиться в Цеке ингредиентами для своих порошков. Она, не оглядываясь, выходит из кареты. Дамблдор сказал, что пираты собираются в кабаке «Ржавая палочка». Информатором стал старый моряк с картины в этом кабаке. Оставалось найти эту забегаловку. Раз Волан-де-Морт здесь, он обязательно попадёт на корабль к пиратам, чтобы поплыть в Бермудский треугольник. Грейнджер тоже предстояло попасть на него. Мужчины из кареты в начале пути тихо обсуждали, что капитан будет отбирать только сильных духом. А что под этим подразумевалось — неясно. Она чувствовала волнение. Там. Внутри, под арматурой рёбер, неприятно клокочет. Отзывается дрожью. Гермионе хочется разом положить всему конец. Найти Волан-де-Морта и уничтожить, но, чёрт возьми, как же до этого далеко… Она делает вздох. Глубокий и длинный. Подставляет лицо к пасмурному небу, чувствуя, как капли разбиваются о лицо. Пора… Проходящая мимо женщина подсказала ей, где искать кабак. Ноги вымокли наглухо, пока она шагает в указанном направлении. Дети на улице, хохоча, играют в мяч, кидая его прямо в лужи. Странное ощущение безмятежности в таком сером, пропахшем насквозь рыбой городе. Впереди виднеется двухэтажное здание, стоящее прямо напротив порта. Из панорамных окон огромной дощатой веранды грохочет музыка. Грейнджер оглядывается и у пристани видит большой корабль со спущенными парусами. Такие она видела только на картинках и в магловских сказочных фильмах. Кажется, капитаном там был мужчина с крюком, который гонялся за летающим мальчиком. Это тот самый корабль, на котором поплывут в Бермуды? Она сразу высушивает одежду, когда входит внутрь, и вздыхает с облегчением, ощущая тепло. Здесь очень шумно. На импровизированной сцене пляшут марионетки-пираты, которыми руководит ведьма из зала, сидящая на грузном мужчине. Пахнет дешевым пойлом и лимонами. Вместо столов повсюду стоят бочки, которые окружают посетители. У бара — не протолкнуться. Кружки стучат то тут, то там. Смех, крики, песни. Все смешивается в одно сплошное месиво, ударяя по перепонкам. Грейнджер пристраивается у самого края за каменный выступ, и перед ней тут же появляется домовой эльф. — Что желаете? Привлекать к себе внимание, заказывая воду, оказалось бы ошибкой. Гермиона просит имбирный сидр, и домовик, щёлкнув пальцами, призывает кувшин. Стакан тут же наполняется. Она оглядывается, всматриваясь в каждого здесь присутствующего. Ищет Энтони. Но, к сожалению, многие здесь скрывали лица за капюшонами и полами шляп, что затрудняло обзор. Дьявол. Ей нужно найти или его, или капитана, чтобы попасть на корабль. Лёгкие болят, словно разрываются на части. Тревога только нарастала. И будто предчувствуя это, начинается спектакль: — Это она! Блядство! Эта сука сломала мой палец! Мерлин… Грейнджер закатывает глаза, оборачиваясь. И сразу замечает бородатого в компании ещё трёх мужчин, ей незнакомых. Голоса становятся тише. Кто-то оборачивается, кто-то свистит, ожидая дальнейшей развязки. — Ты! Шрамолицая! — продолжает он. — Ты щас за всё ответишь! Гермиона делает глоток из кружки, воняющей старыми тряпками, и слишком спокойно отвечает: — У тебя ещё девять пальцев, а я очень люблю эту считалочку. Хочешь продолжить? В этот самый момент на периферии взгляда она замечает маленького гоблина, который выходит сбоку. У него на глазу повязка, а в руке трость. Гоблин, стукнув о пол палкой, призывает маленький стул и усаживается на него. Словно занимает первый ряд, чтобы лучше разглядеть представление. Чёрт… — Какого хрена? — разносится где-то впереди, на другом конце кабака. — Ты вылил на меня ром? Грейнджер не обращает на это внимания. В её руке давно греется древко. Она не хочет нападать первой. — Эй! — теперь где-то справа женский голос. — Ты ущипнул меня! Везде слышится какой-то шум. Но бородатый, стоя перед ней, не отвлекается. Он делает шаг вперёд, улыбаясь, обнажая гнилые зубы. — Потанцуем? — хрипит он, вытягивая палочку, как вдруг стоящий слева от него парень берёт и бьёт его в плечо. — Не понял… Мужчина поворачивает голову, а парень поднимает руки вверх. — Я… это не я… я ничего не делал, — но тут же вновь бьёт его прямо в бороду. Начинается какой-то спектакль. Кто-то дерётся. Кричит. Слышится звон битой посуды. Кажется, даже летящие синие лучи заклинания Петрификус. Гермиону толкают то слева, то справа. В кабаке — каша из людей, дерущихся то врукопашную, то заклинаниями. Она хочет скорее выйти отсюда, но её пихают. Она клонится назад, и нога поскальзывается на содержимом опрокинутой кружки. Грейнджер впечатывается в чью-то грудь. Мужчина, схватив за плечи, с хохотом тянет её к себе. На нём капюшон, и лица не видно. Он жестом приказывает ей молчать и выводит из кабака на улицу. — Вот это ты заварила… — сквозь смех цедит он. Гермиона отряхивает штаны, ругаясь под нос. Кто-то успел облить её пахучим ромом. Они оба стоят прямо под дождём напротив «Ржавой палочки», глядя в окна на весь беспорядок, творившийся внутри. — Давно здесь не было так весело, правда? — мужчина поворачивается к ней, лицо всё ещё скрыто за тенью капюшона. Он высокий, наверное, ростом с Малфоя. Вот только голос не тот и одежда. — Не знаешь, как найти капитана? — не теряя возможности, интересуется она. — Хочешь попасть на корабль, чтобы поплыть в Бермудский треугольник? — отвечает он вопросом на вопрос. Слева движется тень, ещё выше мужчины. Тоже в капюшоне. Фигура стройная, как у девушки. — Ну так что? Он смотрит на неё из-под капюшона, наверняка рассматривает лицо. Гермиона это совершенно точно знает. Привыкла к этим ощущениям — когда кто-то рассматривал шрам. За годы они стали физически ощутимыми. — Да, хочу попасть на корабль, — бесцветным голосом отвечает она. И в этот самый момент мужчина, приподняв руки и схватившись за края капюшона, стягивает его, обличая свою внешность. Господи… Ей показалось. Ей правда показалось, что на секунду его глаза сверкнули красным. — Тогда чем меньше народу, тем лучше? — парень улыбается и щёлкает пальцами. Огонь моментально вспыхивает, и Гермиона подаётся назад. Кабак окутывает дымом, языки пламени баррикадируют вход. Её охватывает ужас. Она слышит, как звуки драки прекращаются и сменяются криками. И вот тогда она вновь смотрит на него. Буквы, расставленные не в алфавитном порядке, разрезают воздух и её внутренности: — Меня зовут Том. Том Реддл.