***
— Назад! Взрывная волна опаляет лицо горячим воздухом, пеплом и чьим-то криком. Драко машинально отворачивается, пытаясь в этом дыме хоть что-то рассмотреть. Видны лишь чёрные силуэты пожирателей, слышен их смех во время боя. И бесконечные тусклые лучи Авады в плотном, как смог, тумане. — Я же сказал назад! — Люциус толкает его к вырванному с корнями дереву. Они пригибаются, пытаясь отдышаться. Драко смотрит на отца. На его слишком спокойное лицо. Ни одной эмоции. Хладнокровие. Когда самого трясёт, и зубы стучат друг об друга… — Ты ранен? — теперь он смотрит на сына, оглядывая его с ног до головы. Хлопает по плечам, по животу, пытаясь понять, есть ли повреждения. — Драко! — Кажется, я убил какого-то мальчишку… И когда это слетает с языка, произносится вслух, то приобретает совершенно иной смысл… Выдох режет сухую глотку. Сердце кричит. Так же кричал тот мальчик. Он всё вспоминает эти секунды. Ещё раз и ещё. Взгляд пацана, что наставил на него древко. Его страх, который передавался Драко. Его дрожащие губы, которые всё не могли произнести заклинание. Парень, который был немногим младше самого Малфоя. Сколько? Шестнадцать? Или же война прибавила ему лет? Что ребёнок вообще здесь делал? Мерзость тянула на дно. Драко поник, упал на колени, сгорбившись. Блядство. Какое же это блядство… Это грёбаная ловушка. Теперь это реальность. Ловушка в отсутствии выбора. Если не ты, то тебя… Люциус молчит. Драко лишь на периферии взгляда замечает, как на уровне его головы крепко сжимаются кулаки отца в перчатках. Со скрипом матовой кожи. А затем, через секунду, эта же рука, но мягко, касается плеча сына. — Сиди здесь. Мне нужно зачистить территорию, — он делает шаг по сухим, хрустящим листьям, как Драко мгновенно поднимается на ноги. Страх потерять отца, оставить его — был сильнее. Либо ты… либо тебя… — Я продолжу, — уверенно для себя, но не для Люциуса, произносит он. Малфой стоит спиной к нему. Заметно, как напрягаются его плечи, и после, обернувшись, вновь бесцветным голосом: — Иди к поляне, там всё чисто. Проверь тела. Может быть есть какие-то записки, письма с указаниями. Люциус не даёт ему времени подумать над ответом, он быстрым шагом удаляется вперёд, скрываясь в тумане. Драко отсчитывает несколько секунд. Просто чтобы собраться. Пройти мимо того мальчика. Думает. Думает. А стоит ли взять левее и миновать тело? Но желание становится таким липким и отчётливым, что он, не чувствуя ног, бредёт на то самое место. Желание убедиться в собственном бесчеловечии. Убедиться в том, что на его месте мог быть Драко. Убедиться, что это был не какой-то знакомый из школы на пару лет младше его. Убедиться в том, что смерть стала реальностью… Малфой плутает. Густой туман сбивает с намеченной тропы. Путает. До того момента, пока до слуха не доносятся хриплые вдохи… Сделать шаг так просто, правда ведь? Но Драко будто пришили к месту, когда он фокусируется на ногах на земле. Ещё шаг, чтобы почувствовать, как собственное сердце стреляет в рёбра больным, гулким спазмом. Потому что мальчик, сжав драконий жилет на груди, пытается дышать, глядя на то, как к нему приближается его убийца. — Всё хорошо! — Драко поднимает руки вверх, намекая, что не собирается ничего делать. Это решение отчётливо въедается в мозг. Он ничего не сделает этому мальчишке. Это всего лишь напуганный ребёнок, которому здесь, блять, не место! — Тихо! — Драко быстро подходит к нему, подпирая коленями землю. Прикладывает к его губам палец, потому что мальчик ещё громче захрипел, задёргался в испуге. — Да тише ты! Лежи и не издавай ни звука! Понял? Малфой осматривается в поисках каких-нибудь веток, которыми можно было бы накрыть его. «Может, листьями закидать…» Он отворачивается, начинает сгребать землю к ногам парня, совершенно забыв про палочку. Адреналин вперемешку со страхом и сожалением берут над ним верх. Простое желание помочь… — Да не дёргайся ты! Воздух застревает в лёгких от острой боли в плече. Всё замирает. И Драко, глядя вперёд, на отца, из палочки которого несётся Петрификус. И мальчик, крепко сжимающий рукоятку перочинного ножика, засаженного в лопатку Драко. И мир вокруг тоже замирает. Отец резко дёргается вперёд, хватая сына за плечи, прижимая к себе, выдирая лезвие из тела. — Никогда! — теперь уже надломленным тоном почти выкрикивает он. — Никогда не поворачивайся спиной к врагу. Даже если ты ему доверяешь! Ты понял? Никогда! Драко! — Драко! Пальцы сжимают тёплое горло. Откуда в нём столько силы? Копошение. Скинуть с себя руки, перехватить. Толкнуть и зажать… Чуть ощутимый ожог у самого кадыка. Только после этого Драко открывает глаза, чтобы понять, насколько Грейнджер ошарашена. Пот с его лба катится к подбородку, чтобы каплей сорваться и разбиться о её щеку. Малфой чувствует, как под его пальцами перекатывается внутренний кадык Гермионы, когда она сглатывает. Лезвие у его шеи ни на миллиметр не сдвинулось. Их дыхание становится синхронным. — Почему все меня хотят убить ножом или кинжалом? — он отталкивается, чтобы вновь упасть на подушки. Смотрит вверх, на потолок, узнавая церковь. Гермиона поднимается медленно. Садится, отворачиваясь от него. — Уверена, ты умрёшь не от моего клинка, — и, повернув лицо к забинтованной руке, уточняет: — Ты умрёшь от своего безрассудства! Ты сжёг метку! Ты в своём уме? — Ах, это… — скучающе произносит Драко и приподнимает левую руку, отодвигая бинт на предплечье. Сейчас рана выглядит намного лучше, чем он помнил. — Ах, это? — переспрашивает она, поднимаясь на ноги. — Ах, это, Малфой? Ты в своём уме? У тебя было заражение крови! Мы с Дамблдором еле спасли тебя! Он привстаёт на локтях, сразу замечая изменения. В дальнем углу располагается большой стол с котлом и кучей склянок. Грейнджер явно была неряхой, раз так неаккуратно использовала рабочее пространство. Объяснять ей свои мотивы совсем нет сил. Ещё чувствуется слабость и хочется вновь уснуть. — Сколько я спал? — хрипло. Он тянется к палочке на полу, чтобы коснуться пустой кружки, налив в неё воды. — Чуть больше суток, — спокойнее отвечает она. Отходит дальше, садясь на скамью. Жарко. Здесь невыносимо жарко. Разгар лета в Испании, в заброшенной чёрт знает где церкви, ощущался как адское пламя. Она в свободных клетчатых штанах, больше похожих на пижамные, и плюсом ко всему — туго обтягивающая майка с мокрым пятном между грудей. Малфой зачем-то сохраняет это воспоминание. Наверное, и вправду сошёл с ума. Рехнулся. Он знал: чтобы свести метку, есть только один способ — использовать порошок для сжигания тел. Без всякого бадьяна после, потому что зелье восстановило бы ткани и чернила тату. Времени на восстанавливающие зелья не было, потому что сверчок нашёл Грейнджер, а дальше… Драко как-то не задумывался. Просто аппарировал. — Почему ты ещё здесь? — спрашивает он, допивая из кружки. — И есть ли в этой церкви что покрепче? — Мои нервы. Салазар. Он ухмыляется, оценивает её шутку. — Реддл тебя не потерял? — вновь повторяет. Хочется услышать ответ. Это в приоритете. Грейнджер запрокидывает голову назад, ещё больше расслабляясь на скамье. Трёт пальцами глаза. Малфой подумал бы, что она устала, но развивать эту мысль совершенно не хочется. Ему плевать на её усталость. — Нет. Я получила сову, они скрываются. Реддл сказал делать то же самое. Вернусь в поместье через пару дней. Наступает пауза. Тягучая, как смола. Малфою страшно хочется курить. Критически. Но пачки вокруг не наблюдается. Зато наблюдается его желание начать опрос. Было бы проще проникнуть к ней в мозги и всё собственными глазами увидеть. Многое ли она рассказала Дамблдору? И о многом ли умолчала. — Сама расскажешь или я сам всё сделаю? — интересуется он, взяв палочку в руки и нацеливая прямо ей в голову. Драко ожидает её мгновенный гнев. Защиту. Что угодно. — Валяй. Грейнджер даже не шелохнулась. Сидит, всё также закинув голову назад. Расслаблено. Малфой подумает о причинах после. Не будет медлить. Сморщившись, он поднимается с низкого матраса. Ноги ещё ватные. Требуется несколько шагов, чтобы остановиться напротив неё и взглянуть сверху вниз. Губы Гермионы чуть приоткрыты, обнажая кромку ровных зубов. Ресницы едва подёргиваются. А грудь медленно поднимается и опускается. «Валяй». Сколько же он ещё не знает о ней… Древко прямо в лоб. — Легилименс… Драко до крови прикусывает щеку, когда слышит искренний смех Вары. Слышит отрывки разговоров. Отвратительно милых. Грейнджер хороша… Либо глупа, если делала это взаправду. Прониклась к этому белобрысому чудовищу. Он перескакивает из воспоминаний в воспоминания. Общение с Реддлом слушает внимательно. Подмечая, что его уловка сработала. «Школьное баловство? Так ты меня называла?» На «бешеном поклоннике» он даже не сдерживает улыбки. Том многим отличается от будущего своего воплощения. Расчётлив. Сдержан не во многом, но он ещё не позволяет себе резкости в действиях. Смерть за смерть… И его облик… Он явно его маскировал. Красные глаза порой то проявлялись, то становились вновь серыми. Но в минуты гнева он показывал истинное воплощение расщепления своей души. Кожа бледнела, вены чернели. — Всё, — слышится голос извне. — Хватит! Малфой открывает глаза, уставившись на её протянутую руку, в которой зажата пачка. Это праздник какой-то… Драко коротко хмыкает, забирая сигареты, усаживаясь рядом с ней. Футболка липнет сильнее к спине. Жарко. Невыносимо. Грейнджер даже не шарахается, когда он случайно коленом задевает её. Насколько они устали, что даже физический контакт игнорируется полностью? Лёгкие блаженно затапливает дым. Никотин разливается по гортани. Горько и сладко одновременно. — Почему вишнёвые? Отвечать не хочется. Это превратилось бы в скандал, который закончился либо дракой, либо смертью одного из них. Потому что именно на эти сигареты подсадил его Блейз. Просто однажды выкинул пачку Драко в камин и протянул другую. Чёрную. Волшебную. — Они называются «Mirum», — он смотрит на обёртку. Золотистые буквы шевелятся, плавая на ней. — «Секрет»? — переводит она. Драко кивает, выдыхая дым. Сигарета в его руках тлеет, как и его прошлая жизнь. — Они с разными вкусами, и производитель каждую сотую пачку делает особенной. Дым от сигарет становится разноцветным в зависимости от вкуса. — Значит, однажды тебе попадутся кровавые… Он никогда об этом не задумывался. Вишня… Будто в его жизни и так мало крови. Её сравнение заставляет представить этот дым. Бордовые кольца. Как в игре квиддич. Он бы провёл ассоциацию с ними. Но война выжгла всё хорошее, не оставив и шанса позволить себе другие представления. Или же Грейнджер просто такая сама по себе? — Дамблдор сказал, что на меня и Тома ведётся охота. Фокс-младший оказался совсем не тем, кем я его видела и представляла. Сигарета меняет другую. И всё это время Гермиона говорит о том, что Мари-Себоль вёл в тайне от брата незаконную деятельность. Как оказалось, практически весь чёрный рынок во Франции и северной Европе принадлежал ему. Он не брезговал общением с беглыми преступниками, ворами, мошенниками, которые за деньги делились с ним информацией и за это же золото могли выполнить любое поручение. Так он и выкупил копию диадемы у мужчин, которые первые вернулись живыми из Бермудского треугольника. Смерть брата была ему на руку. Теперь бизнес можно было не скрывать. — Но тебя и Реддла всё же ищут, — заключает Драко. Грейнджер выдыхает. — В официальных сводках газет ничего нет, в министерствах об этом ни сном ни духом. Смерть брата была зафиксирована как попытка ограбления. Мари-Себоль рассказал, что вернулся на виллу и застал его уже мёртвым. Она тянет руку к карману штанов и достаёт небольшой свернутый лист, протягивает Малфою. На нём неизвестными иероглифами или же знаками — Драко не разобрал — было что-то написано в несколько предложений. — Дамблдор сказал, что это сводка на меня и на Тома. Так на чёрном рынке продают людей. Точнее, ищут убийц, которые должны принести головы. Он хочет отомстить за брата, но своими способами. Драко хмурится и через секунду задыхается от дыма, кашляя. И одновременно, не сдерживаясь, начинает смеяться. — Салазар, Грейнджер! — горло першит. Но остановиться просто не получается. — Я думал, ты только в будущем будешь самой разыскиваемой преступницей. Она не разделяет его смех и шутку. — Это не смешно, Малфой! — поднимается с места, отдаляясь к импровизированному столу с котлом. — Я убила человека! — Не в первый раз, — парирует он. Она замирает, опираясь ладонями о столешницу. — К этому никогда не привыкнуть! — громко вскрикивает Гермиона, и эхо разносит её голос по стенам церкви. — Ты привык к этому? Она оборачивается через плечо. Видно, хочет увидеть его лицо при ответе. Ему нечего скрывать. Он смотрит в ответ. — Либо ты. Либо тебя, — взглядом хочет уколоть её прямо под рёбра. Прямо в сердце. — Ты глупа, если до сих пор считаешь, что можно выжить в этом мире не марая рук. В нашей ситуации! Он ошибся, посчитав, что если промолчит о Блейзе, то избежит этого разговора. Он забыл об обратной стороне баррикад. — А Луна? — её губы чуть дрогнули. — Она спасла Блейза, ходила к нему в клетку, кормила, лечила. А ты её убил! Либо ты, либо тебя, Малфой? Как это работает, если она даже не собиралась причинять вреда ни тебе, ни кому-либо другому в тот день! Видит Мерлин, он этого не хотел, но Грейнджер первая начала. — Встречный вопрос. Ты стреляла в спину безоружного Забини! — Как и ты в Полумну! Драко поднялся со скамьи, сжав палочку. Забыв, что в церкви магия против другого человека бессильна. Это скорее просто на автомате. Выверенные движения. Кончик уже летит вперёд. Точно так же, как в тот день… — Ты должна была просто передать мне Блейза! Взамен на Лавгуд! Я сдержал обещание! Блядское обещание, которое ты же и нарушила! Он помнит, как оттолкнул от себя Полумну. Помнит, как дико и бешено билось сердце, когда он смотрел на друга, который шёл с их стороны. Помнит, как Забини дёрнул на себя Лавгуд, обнял её, а дальше… А дальше был мрак. Крики и начавшийся бой. Двое сопровождающих его пожирателей пали в первые секунды. Он в любом случае убил бы их, дабы не оставлять свидетелей того, что пошёл на передачу пленников. Драко помнит, как летел луч в спину Блейза от кого-то из Ордена. Помнит, как сумел его парировать. — Почему ты молчишь? — Грейнджер захлебывается от злости. — Ты выстрелил первым в Полумну! Шок. Тянущий к полу шок. Догадка, сорвавшаяся только сейчас. Когда несколько слов Гермионы перевернули всё с ног на голову… — Ты стреляла в отместку… — это даже не вопрос. Это жирное заключение. Ошибка Грейнджер была в том, что она приняла защиту от Авады в Блейза за нападение на Лавгуд. Ну конечно… это было в сантиметрах от этих двоих. — Грейнджер… — он делает шаг вперёд, осознавая непоправимое, — я защитил его. Я не стрелял в них первым. Это сделала ты… Выдох. Всё, что он слышит. Её судорожный выдох. Она пытается запихнуть его обратно в рот. Прикладывая ладонь ко рту, осознавая всё. — Нет… — опирается о край стола, — нет. Я видела, как ты стрелял! Боже… Последнее, что он помнит из того дня — как Блейз смотрит в сторону, на Грейнджер. На то, как она стреляет Авада Кедаврой. Драко смотрел на то, как Забини, обняв Луну, подставил свою спину, защищая её. А дальше только крик Малфоя… и ответный зелёный луч в Лавгуд. Их тела сложились, как карточный домик. В обнимку… Ошибка, стоящая двух жизней. — Ты! — он чувствует, как в груди начинает кипеть. — Это была твоя ошибка! Смерть за смерть, Грейнджер? Ты недалеко ушла от Реддла! Случайно убила Поттера, перемещаясь сюда, случайно убила Блейза! Ты невероятна… Тебя и вправду поцеловала смерть! Ты мерзость! И прежде, чем что-то сделать, пойти к ней навстречу, сомкнуть свои ладони на её шее, его натянутую, как нитку, злость обрезают. — Угомонитесь! Драко даже не смотрит в сторону появившегося на пороге Дамблдора. Садится на скамью, вновь вытягивая из пачки сигарету. Его трясёт от злости. Директор, положив на плечо Гермионы руку, что-то тихо говорит. Малфою настолько наплевать, что с ним не делятся, что поднимается на ноги, зажимая в зубах фильтр, и спускается в подвал, где находятся душевые. Церковь, построенная на бункере — именно здесь долгое время прятался Орден. Малфой знает это от Альбуса. Холодная вода дико бодрит. Бинт намок, и Драко приходится его просто сорвать. На предплечье волнистый шрам, прямо там, где была метка. Это облегчение — смотреть на истерзанную руку и не видеть на ней причастности к Волан-де-Морту. Пальцы подрагивают, когда он втирает мыло, что здесь нашёл. И когда обоняние распознаёт запах, Малфой швыряет его в угол душевой, стараясь быстрее смыть с себя мыльную воду. Пахнуть ею… Удар кулака в стену был неожиданным. Словно натянутая пружина, которая наконец сорвалась. И ещё раз, и ещё под сдавленный вой. — Блять! Блять! Сука! Блять! Вода на плиточном полу окрашивается в розовый, а затем и насыщенный красный. Разбитые костяшки саднит, но ему всё равно. «Дружище, когда всё закончится, давай сбежим на край света. Я слышал, на островах в Тихом океане просто невероятные красотки живут!» — голос Блейза в голове молотом по стенкам черепной коробки. «Нет, Блейз. Всё только начинается…» — шепчет Малфой прямо в стену душа. Досада. Обида. Злость. Ярость. Желание убить её… Всё смешалось в ядовитый коктейль. Воспоминания, как клещи. Везде. Драко не плакал, когда увидел смерть друга. Не плакал и после. Это атрофировалось давно. Но сейчас, зная, по какой гадской ошибке он умер — хочется просто кричать. И это самое искреннее, что проскальзывает в его голове за последние дни. Когда Малфой поднимается обратно, натягивая попутно чистую майку, явно из магловского магазина, то замечает, что, кроме Дамблдора, в церкви звенящая тишина. Так даже лучше. — Если у тебя для меня поручение, говори и уходи, — Драко кидает грязную одежду в угол, вновь ища пачку сигарет. — Если нравоучения — уволь. Альбус, закинув ногу на ногу, листает какую-то книгу, будто не слыша его. Драко падает на матрас в надежде уснуть. — Мы все совершаем ошибки, — слышится со стороны. Малфой еле удерживает себя, чтобы не швырнуть в старика чем-нибудь. Но оставляет свои желания при себе. — Ты так считаешь? — ухмыляется в ответ. — Да. — Пересчитай. Глухой звук захлопывающейся книги. Драко даже голову не поворачивает, видя, как директор поднимается с места, подходя к столу с котлом. — Она спасла тебя, — говорит он. — Жаль, что ты не обратился ко мне за помощью, Драко. Я бы помог тебе. Но это сделала Гермиона. Он берёт склянку с жёлтой жидкостью. Взбалтывает её и принюхивается. — Я принёс всё необходимое, но Гермиона, поняв, что что-то не так, всего за пару часов сварила усовершенствованное зелье от заражения крови. Признаться, Слизнорт был в восторге, когда я передал ему рецепт, — он оборачивается, просто чтобы улыбнуться. — Конечно, я умолчал о том, что оно было придумано в будущем. — Ты всегда ищешь выгоду, — очередная затяжка. Хочется задохнуться дымом. — Это полезная выгода для лечебниц. Прорыв в колдомедицине, — пожимает плечами. — Но я говорю о том, что она выходила тебя. Вряд ли бы это сделали с тем, кого ненавидят. Малфой понимает, к чему он ведёт, и просто ждёт, когда Дамблдор сам это скажет. — Ей нужна твоя помощь. Вот оно. — Сосредоточься на этом времени. Будущее сейчас недоступно и зависит от прошлого, Драко. И ошибок больше допускать нельзя… Директор застёгивает пуговицу на пиджаке, берёт со стола шляпу и прежде, чем покинуть церковь, оставляет последние слова в этом Богом забытом месте. — Вы всего лишь дети, которые не заслужили такого быстрого взросления. В таком мире.***
Ступни противно тонут в луже, когда она аппарирует прямо перед особняком Реддла. Грудь вздымается. Она дышит ртом, подставляя лицо дождю. В отличие от сухой и жаркой Испании, в Уэльсе сейчас проливной дождь. Гермиона даже не удосужилась обуться, когда уходила из церкви. Просто сгребла все свои вещи, утопив их в сумочке, и быстрым шагом удалилась. Голые плечи обжигают дротики капель, а она всё стоит и стоит на месте, глядя на заброшенный особняк. Вокруг никого. Ни души. Слышны лишь звуки природы — она плачет за неё. Шаг назад. Ещё один. Ещё. Ещё. Ещё. Пока плёнка защитного купола не облизывает её тело, выпуская Грейнджер из виду. Теперь перед ней ничего нет. Лучше смотреть на раскатистое поле, которое вздымается в гору, где на самом конце искрятся молнии. Она ещё успеет зайти в дом. Просто ей нужно время. Время, чтобы линчевать себя. Наказать. Дать тревоге перерасти в нечто большее. Больное. Давящее. Дать себе задыхаться переполненными воздухом лёгкими. Гермиона падает на колени и просто открывает рот, беззвучно крича. Воспоминание заезженной пленкой: Малфой стреляет, а она стреляет в ответ. Стреляет — ошибкой. — Прости… прости меня… прости, — хриплым шёпотом. — Господи, прости… Надеется, что Луна её услышит. Где бы она ни была. Что-то в голове выстраивается ещё в целом от проплешин разуме. Что-то здоровое, чёткое. Что-то, что заставляет её сжать кулаки и зубы. Бороться. Она ещё может всё изменить… Глядя в грязную мутную лужу перед собой, она почему-то ничего лучше не находит. Как там было? — Задержать дыхание и начать считать… Раз. Два. Три… «И после восьми — дыши». И она дышит. Дождь смывает слёзы. Гермиона идёт вперёд, проникая в купол, и вновь видит особняк, одиноко забытый в этом месте. Она всё исправит. Должна…***
Первым в её списке стоит кабинет Реддла. Самый очевидный вариант. Грейнджер роется в бумагах, в книгах, в столах и на полках в поисках крестражей, уже понимая, что он бы не оставил их здесь. Но это нужно проверить наверняка. В спальне Вары также пусто. Только нюхлер, впервые за несколько дней увидевший живого человека, подбежал к ней и запищал. Он не голоден, у окна стоит миска. Гермиона даже улыбается этому. Варвара и вправду завела его как питомца. Этот маленький зверёк просто соскучился по общению. В голове моментально всплывает план, пока она почёсывает пузо Мерка. Стоит ли ей попытаться вновь наложить на него Непростительное, вот только теперь отправляя на поиски крестражей? Палочка в руке уже наготове. — Империо… Она использует всё свободное время, пока Реддла здесь нет. Перероет дом любыми способами. Нюхлер носился из комнаты в комнату больше трёх часов. Даже спускался в затопленный подвал. Поднимался на пыльный, полный хлама чердак. Побывал во всех ванных комнатах. Он был везде, куда направляла его Грейнджер, но всё оказалось без толку. Крестражей в доме нет. Было бы проще, будь здесь Гарри, он бы почувствовал их. Нюхлер скребёт когтями по полу, когда она впускает его обратно в спальню. Он, немного растерянный, уже почти очухался после Империуса. Гермиона приходит в себя только на кухне, теперь понимая, что мысли кончились. Всё будто заблокировало, вернув её в жизнь. Она греет чайник, найдя упаковку чёрного чая. Аппетита совершенно нет. Бредёт по тёмным коридорам в кабинет. Там слишком много несостыковок. Много магловской литературы. Легенды о салемских ведьмах и сказки. Есть даже рукописи исследований на пожелтевших пергаментах. Карикатуры на женщин на метлах с длинными носами и бородавками, хохочущих над котлом с каким-то варевом. Она не может найти этому объяснения. Зачем всё это понадобилось Реддлу. Так и проходит время, пока Гермиона, устроившись в глубоком кресле, читает детские сказки. Она помнит, как в детстве мама покупала ей эти книги. «Гензель и Гретель», «Рапунцель», «Спящая красавица» — только Реддловские варианты были без цветных картинок. Ветхие и более подробные в описаниях. Грейнджер вздрагивает от неожиданности, когда слышит приглушённые хлопки в зале, и после — раздражённый грубый голос Вары. Она поднимается по лестницам, явно назло громко стуча ногами об пол. Они вернулись раньше на день… Гермиона дёргается, но тут же понимает, что выбежать отсюда было бы ошибкой. Так она только вызовет ещё больше подозрений. Она остаётся в кресле, положив палочку ближе к себе, и утыкается обратно в книгу, отсчитывая приближающиеся шаги. В груди звонко разбивается сердце, когда на пороге замирает Том. Он резко останавливается в проёме дверей, заметив её. Ей мучительно сложно сдержать появившийся страх. Он выглядит растерянным, но быстро скрывает эту эмоцию. Грейнджер сглатывает и переводит взгляд обратно в книгу. Что он скажет? Что сделает? Накажет ли за то, что она вторглась на его территорию? Взяла его книги? Начнёт ли расспрашивать о том, как она убила старшего Фокса. Что, господибоже, он сделает? — Интересно, правда? — он медленно проходит вперёд, убрав руки за спину, сцепив пальцы в замок. Подходит к столу, оглядев его. — Эта литература. Как она тебе? Маглорождённой Гермионе нравились эти сказки, но не фальшивой чистокровной Грейнджер, которая не должна была видеть их прежде… — Весьма забавно, — отвечает она, замечая, как он, развернувшись, двигается к ней. — У маглов прослеживаются уроки, которые хочет донести автор. Кульминация, развязка и… Господиблятьбоже… Носок его туфли задевает ножку кресла, когда он останавливается позади неё. Грейнджер пальцем касается древка, просто чтобы среагировать. Но вместо этого она резко чувствует вторгшийся в её пространство парфюм. Реддл пах перечной мятой. Терпкой. Он нагибается, облокачивается о спинку. Его голова замирает совсем близко к ней. Поведи взгляд в сторону и увидишь его лицо в сантиметрах… Вдох. — Ты права… — он протягивает руку, задевая её пальцы, прижимавшие листы книги. Отводит их в сторону, чтобы пролистнуть в конец сказки, где ведьму сжигают в печи. — Антагонист всегда наказан, дети и принцессы спасены, а ведьмы мертвы или заточены в клетки… Выдох получается шумным, когда он распрямляется. Обходит её кресло и садится напротив. Костюм из тёмного твида и жилетка даже не сминаются в гармошку, идеально сидя на Реддле. Он закидывает ногу на ногу и длинными пальцами расстёгивает пуговицы на манжетах, чтобы после закатать рукава. Даже эта небрежность в нём выглядит спланировано. Отвороты получаются аккуратными. — Именно такими уродами и выродками представляют нас маглы, — Том разводит руки в стороны. — Даже тысячи лет назад, когда мы не прятались и бок о бок существовали с ними, они боялись нас. Боялись силы и всего неизведанного. В голове пульсирует боль. Разгоняется, как шторм, сменяет штиль в море. — Меня раздражает всё, что связано с этим, — острый край губы взлетает в ухмылку. — Раздражает, что мы скрываемся, когда должны не прятать свою силу и превосходство над этими убогими. Правда несправедливо? Грейнджер напрягается, хочется выцарапать ему глаза. Но на её лице неизменная эмоция, насколько это возможно — скучающая. Она сдерживается. Старается. Слушает бред. Злится и заводится. Невозможно к этому привыкнуть. Совершенно. Привыкнуть к его амбициям, к тому, что он провозглашает себя чуть ли не Богом. Самим Мерлином. Зная, что он воплотит всё, что задумал, в будущем. Сложно быть актрисой в этой ситуации, играть роль той, что стоит на его стороне. — Обычно ненависть к маглам передаётся с молоком матери, — сквозь зубы говорит она. Но как же спокойно это выглядит со стороны. — Так было у нас в школе. Чистокровных с детства приучали к брезгливости к иному миру. Либо же ненависть была приобретённой. Маглы что-то кому-то сделали. Убили. Предали, — она позволяет себе паузу перед последними словами. — А какая у тебя история? Будь здесь Гарри, наверняка бы наложил на неё Силенцио. Наверное, очевидно, что она лезла на рожон. Цеплялась за крючки-манипуляции. Старалась добиться своего. Но Реддл… Он довольно улыбается, чуть запрокинув голову, разминая шею. — Хороший вопрос, — возвращает взгляд на неё. — И правильный… Грейнджер уверена, что любому человеку после общения с ним понадобится хороший психолог. Так сильно он давил своей аурой на квадратные метры. Всё в нём было тяжёлое. Взгляд. Слова. Мысли. Даже движения, несмотря на их плавность. Всегда было ощущение того, что он может в любую секунду сорваться и превратить всё вокруг в кровавую баню. — Что ты сделаешь, если у тебя отберут твою вещь? Украдут? — спрашивает он. — Попытаюсь вернуть её. — Вот и я возвращаю себе всё, что моё по праву… Вот оно. Грейнджер ждёт его признания в том, что он наследник Слизерина. Ждёт слов о том, что он должен править миром. Править маглами и подчинять слабых. Ждёт его долбаного нарциссизма. Но мысли в её голове глохнут. Она роняет книгу, когда Том подносит руку к свече и удерживает раскрытую ладонь над пламенем. Любой другой бы резко отвёл руку. Она чувствует запах палёной кожи. Слышит треск от того, что капает кровь, смешиваясь с воском и тут же сворачиваясь. — Я хочу вернуть себе чувства, которые у меня отняли. А после, — он медленно отводит руку, глядя на существенный красно-белый ожог, — после я… Но он не договаривает. Обрывает себя на полуслове, будто сболтнул лишнего. Взмахом палочки призывает большую бутыль, откупоривает пробку и щедро выливает на рану зелье. Бадьян исцеляет кожу, оставляя лишь слегка розовый цвет. Грейнджер прижимает язык к нёбу, просто потому что слишком сильно хочется им воспользоваться. Выкрикнуть. «Давай же. Скажи, как ты хочешь войны. Как хочешь власти». Ей всё равно на его утраченные чувства. У монстров их нет. Плевать на то, что он не чувствует боли. Гермиона хочет поднять книгу, положить рядом. Встать и уйти. Сделать всё, что угодно, чтобы завершить этот разговор. Но когда она нагибается, Реддл расстёгивает пуговицы на жилетке. Кромка взгляда улавливает блеск. И чёрт возьми… Она замирает, глядя на медальон Слизерина на его груди. Просто застывает. — Этот медальон… — гасит в себе желание сорвать его, точно так же, как когда-то с Амбридж. — Я узнаю его… Реддл смотрит вниз, на желтоватый в темноте оттенок медальона. Берёт его в руку, большим пальцем проводя по контурам. — Я заинтересован, — вдруг говорит он. — Я читала… — она быстро берёт себя в руки, распрямляясь и усаживаясь обратно в удобную чёрную кожу кресла, и обмякает. — В библиотеке была книга об истории Хогвартса. Теперь и я заинтересована. Ты ищешь диадему. Медальон, как я полагаю, настоящий. Ты их коллекционируешь? Он снимает с себя цепочку и протягивает ей медальон. Сердце стучит так громко, что ей кажется — он это слышит. Он дал ей крестраж… Она помнит его наизусть. Тёплый, чуть вибрирующий в руке, если долго носить его. Помнит его скрежет и помнит мысли, которые возникают от передоза магии в нём. Грейнджер рассматривает его в руках как в первый раз, идеально отыгрывая интерес. Ведь он правдив. Можно сейчас же аппарировать, кинуть в него Адское пламя на глубине какого-нибудь океана и уничтожить. Но это не было планом. Нужны все частички души. — Можно сказать, что коллекционирую, — врёт он. Она знает это. — Он ценен для меня. Ещё как ценен… Он легонько дёргает за цепочку, забирая его обратно, замечая, как нехотя она с ним расстаётся. — Ты выполнила моё условие, — встаёт с кресла, заставляя её сделать то же самое. Он просто протягивает ей руку, чтобы помочь подняться. Грейнджер подчиняется. Ладонь, где минутами ранее был ожог, горячая. Она невольно проводит большим пальцем по коже, прощупывая затянувшуюся рану. Как он это истолкует — неважно. Потому что втиснуться в доверие теперь хочется сильнее, наплевав на гордость. Они стоят друг напротив друга. Том не отпускает её руки, смотрит на неё вниз, а после переводит взгляд на Грейнджер. Красные рубины глаз такого глубокого цвета, что кажется, он не существует. И всё вокруг не существует. Реддл поворачивает её ладонь вверх, повторяя то, что делала она. Обводит большим пальцем, а затем, отпустив, указательным ведёт выше, к выемке на кисти, останавливаясь на языке змеи на чёрной метке. Каждое его прикосновение — как лезвием по коже. Она сдерживает себя, чтобы не отвести руку. Смотрит на то, как он повторяет контур татуировки. — Тебе идёт чёрный, — хрипло говорит он. Эта обстановка становится настолько интимной, настолько невообразимой, что Грейнджер чувствует возбуждение. Возбуждение злости внутри себя. — Что? — переспрашивает. Отвлекает себя от желания сдаться. Игру нужно продолжать. Том отпускает её руку только тогда, когда вызывает движение татуировки. Змея щетинится. Выползает из пасти черепа. — Завтра мы идём на похороны, — заканчивает он и удаляется к столу, наливая огневиски. — Будь в чёрном. Гермиона сглатывает, позволяя себе дышать, пока он не видит. Чешет метку, желая, чтобы она прекратила двигаться. Понимание ситуации просто: — Ты хочешь убить младшего брата? — заключает она. — И прекратить охоту на тебя и меня. Нет руки, кормящей золотом — нет спроса у исполнителей. Реддл поворачивается, зачесывая волосы назад, другой же рукой салютует ей стаканом. В полутьме в неё вновь впиваются кровавые глаза. — Я буду в чёрном, — кивает она и делает последнее, за что будет ненавидеть себя весь оставшийся день. — Спокойной ночи, Том…***
Гермиона идёт прямиком в ванную. Не тревожит Вару, поняв, что та уже спит, когда она заглядывала в спальню. Хочется отмокать в горячей воде добрую половину ночи. Старые трубы магловского особняка гудят, когда она выкручивает вентиль горячей воды на полную мощность, лишь немного разбавляя холодной. Гермиона оставляет включенной единственную лампу над зеркалом, понимая, что яркий свет раздражает. Она стоит, оперевшись об огромную, вырезанную из камня раковину. Наблюдает за тем, как наполняется ванна, как уровень воды поднимается всё выше и выше. Размышляет, зажечь ли ей камин напротив. Старая неработающая люстра над головой чуть покачивается от ветра из раскрытого окна, переливается бликами на бусинах подвесок. Этот дом красив и роскошен. Красив в своей смерти и забытости. Здесь чувствуется история. Гермиона снимает с бедра ножны, оставляя на круглой тумбе у ванны. Туда же палочка. Она помнит, как они с Орденом скрывались от пожирателей в разных местах. Помнит, как отвлекалась от кошмара войны, представляя хозяев квартир и домов, в которых они прятались. Хочется думать, что здесь жила знатная семья. Счастливая. Наверняка на заднем дворе был сад из цветов. И, может быть, беседка. Она хмыкает, понимая, что это до сих пор работает. Ей удаётся немного успокоиться. Рубашка летит к ногам, брюки с бельём неохотно сползают с бёдер. Она шипит, когда ступает в воду. Разница температур обжигающая. Гермиона садится, прикрывая глаза, и через несколько секунд расслабленно погружается в воду, выдыхая всеми лёгкими. Из крана успокаивающе капает. Даже не раздражает. За окном всё ещё дождь. Грейнджер берёт палочку, раскрывая окно полностью, чтобы впустить в душную ванную больше воздуха. Пахнет сыростью и землей. И лесом. Почти идеальный вечер неидеальной жизни. Осталось закрыть глаза и пролежать здесь до тех пор, пока кожа на кончиках пальцев не сморщится… Получится ли завтра отправить сову Дамблдору, когда будет в городе? Гермиона не хочет быть пойманной после того, как Реддл начал доверять ей. «Тебе идёт чёрный». Чёрный она ненавидит. Это цвет Реддла. Цвет метки. Цвет мокрой земли, в которой она хоронила друзей. Она поднимает руку на уровень глаз. Смотрит на метку, которая всё же замерла. Смотрит в раскрытую пасть змеи. В ней яда меньше, чем в её хозяине. Отравятся все. Сердце вдруг прыгает вниз… Наверное, это на уровне приобретённых инстинктов. Как шестое чувство. Гермиона берёт с бортика палочку, разглядывая её. Прикрывает глаза. Пальцы ловко перекручивают древко между собой. Вдох… Показаться не могло. И долбаный выдох… — Петрификус Тоталус! Грохот. Удар тела о плитку, и после — иллюзия чар Каве инимикум лопается, как мыльный пузырь, обнажая того, кто за ними прячется. Энтони припадает спиной к стене с чуть повёрнутой к раковине головой. С блядской улыбкой на лице. — Мерлин, — качает головой Гермиона, с силой сдавливая переносицу. — Ты грёбаный извращенец! Ей нужно меньше пяти минут, чтобы закончить ванные процедуры. Ей всё равно на этого ублюдка, который даже её не видит. Больше не видит, удачно отвернув свою башку к стене, да так и застыв. Она выбирается из ванны, укутываясь в полотенце. Высушивает волосы, собирая их в тугой хвост. И босыми пятками ступает к Трейтору. Острие клинка ползёт по голени парня, останавливаясь у паха. Она давит сильнее, чтобы просто обозначить, что у неё в руках. — Как думаешь, — хмыкает она, — в истории колдомедицины были случаи, когда члены пришивали обратно? Энтони мычит, от чего она сильнее вдавливает клинок, протыкая брючину на паху. — Что-что говоришь? Не расслышала… Он сопит, из приоткрытого рта ползёт нитка слюны. — Если я сейчас залезу тебе в голову и увижу, что ты делал то же самое с Варой, клянусь Мерлином, отрежу и яйца. Пряди его волос облепливают мокрый лоб. Он всё мычит и кряхтит, пытаясь что-то сказать. Она встречала таких ублюдков и раньше. Но, к сожалению, именно этого нельзя убить. Его жизнью распоряжается Реддл. — Поспишь сегодня здесь, — поднимается на ноги и повторно кидает в него заклинание. Осторожно пройдя в спальню, переодевшись в пижаму, Гермиона забирается под одеяло, замечая, что Варвара спит спиной к ней. Нюхлер лежит на подушке, чуть приподняв голову, заметив её. Осталось просто закрыть глаза. Просто уснуть. Но сна ни в одном глазу. Прессуют мысли. — Где ты была? — шорох, и Вара переворачивается на другой бок. — Сколько бы я ни пыталась увидеть тебя во снах… Ничего. Гермиона молчит. Не знает, что сказать, ведь церковь блокирует наружную магию. И, по всей видимости, сны ясноговорящей. — Скрывалась, как мне и велел Том. — Больше так хорошо не скрывайся, — говорит она, и Грейнджер чувствует прикосновение к своему плечу. — Я переживала. Гермиона знает, что сейчас Вара слепа. Лишь утром Реддл вновь наложит заклятие и вернёт ей зрение. Но Грейнджер почему-то хочется, чтобы она увидела улыбку. Просто чтобы успокоить. Варвара единственная в этом доме, кого ещё не обжёг чёрный цвет…***
Утром в столовой был накрыт стол. Ещё во время первого визита Вара пояснила, что домовик Энтони снабжает их провизией и готовит завтраки, обеды и ужины. Признаться, было вкусно, но сегодня Гермиона смогла съесть только тост и выпить две чашки кофе. Чувствовалось напряжение. Том, сидящий во главе стола, был невозмутим, но каждую минуту смотрел на часы. Когда Трейтор входит в столовую, Грейнджер не сдерживает удивления. Его лицо было в ссадинах, один глаз немного заплыл. — Я научил Энтони манерам, — Реддл говорит это Гермионе, глядя на неё. Будто извиняясь за Трейтора. — Через полчаса выходим. Похороны были во Франции, в родном городе братьев. Это часть города, так же, как Косой переулок, отделялась от центра и от глаз маглов. Они аппарировали втроём в переулок, достав фляжки с Оборотным. Вара увидела Фокса у себя дома, как он готовился к похоронам. Ничего подозрительного не заметив. Грейнджер делает глоток из своей зачарованной на объём фляжки даже не поморщившись. Этот отвратительный вкус так приелся за время её скитаний, что теперь почти не чувствовался. Мантия слегка натягивается, когда она начинает преображаться в чуть полноватую женщину. Ремни на бедре, которые держат ножны, приходится немного ослабить и скрыть за полами мантии. Том становится взрослым мужчиной с острыми чертами лица и большими карими глазами. Светлые волосы спускаются по плечам. Когда Гермиона глядит на Энтони, то даже не удивляется. Трейтор был молодой, красивой девушкой с большим бюстом. Рубашка на груди, натягиваясь с каждым его вдохом, еле сдерживается пуговицами. — Что такое? — усмехается он. — Это моя бывшая. Имею право. Церемония прощания должна была состояться в фамильном склепе Фоксов. Но уже на подходе к кладбищу Грейнджер напрягается. По периметру забора, спинами к нему, стоят Авроры. — Это совпадение? — шепчет Энтони, опуская лицо вниз, когда они проходят мимо охраны. — Надеюсь на это, — Гермиона делает вид, что смахивает слёзы. Реддл идёт впереди, не обращая внимание ни на что. Отточенный шаг и солдатская выправка. — О, горе! — начинает выть Трейтор, когда их компания встаёт в колонну к остальным пришедшим на похороны. — О, горе… Энтони сморкается в платок, успевая подмигивать мужчинам, обернувшимся на